PDA

Просмотр полной версии : Ломоносов



skroznik
26.02.2012, 22:43
ЛОМОНОСОВ И МИРОВАЯ НАУКА



П.Л. Капица.
Речь в Президиуме АН СССР.


http://s017.radikal.ru/i444/1202/6c/41091fb3489a.jpg (http://www.radikal.ru)


Говорить о Ломоносове приятно, как приятно общение с одним из самобытных гениев в истории человеческой культуры. Говорить теперь о Ломоносове трудно, так как все мы со школьной скамьи хорошо знакомы с его образом и с его деятельностью. Тут трудно рассказать что-либо новое, так как уже в продолжение 200 лет жизнь и деятельность Ломоносова всесторонне изучались и обсуждались. Говорили и писали о Ломоносове крупнейшие наши писатели, публицисты, ученые и государственные деятели: Радищев, Пушкин, Белинский, Добролюбов, Чернышевский, Герцен, Писарев, Аксаков, Меншуткин, Вальден, Вавилов, Ферсман, Комаров и многие-многие другие. Хотя некоторые стороны деятельности Ломоносова и критиковались, но все без исключения говорили о нем с громадным пиететом и признавали его колоссальное влияние на развитие нашей отечественной культуры — языка, литературы, образования, техники и науки. Большое прогрессивное значение Ломоносова признавалось как в дореволюционное время, так признается и теперь. Уже с прошлого века неизменно торжественно отмечались юбилейные даты его рождения и смерти. В наше время эти торжества принимают все более и более крупные, всенародные масштабы!


Первый памятник Ломоносову был воздвигнут на его родине в Архангельске; он принадлежит нашему крупнейшему скульптору Мартосу. В 1825 году началась подписка, а уже через четыре года памятник был открыт.


В 1865 году (столетие со дня смерти Ломоносова) Академия наук учредила ежегодную премию его имени в 1000 рублей. Эта премия присуждалась поочередно по гуманитарным и естественным наукам. В наше время Академия наук также учредила премию и медаль имени Ломоносова.


Единственное, что не было еще выполнено за истекшие 200 лет, — это издание полного собрания сочинений М. В. Ломоносова, которое осуществлено в последние годы.


Немногие из наших ученых или общественных деятелей имеют такой богатый биографический и историографический материал, как Ломоносов; знакомясь с этим материалом, приходится сожалеть, что до нас не дошел хороший портрет Ломоносова. Портреты и гравюры, которые обычно воспроизводятся, сделаны посмертно и являются копиями с одного и того же оригинала, написанного неизвестным и малоодаренным художником. Только бюст работы Шубина, лично знавшего Ломоносова, дает нам его живой и одухотворенный образ.


При изучении материалов о Ломоносове наибольшую неудовлетворенность вызывает то, что никто из наших крупных писателей не нарисовал его облика как человека. Есть, конечно, на свете много даже крупных ученых, круг интересов которых ограничен стенами их лабораторий. Обычно человеческий образ таких ученых малоинтересен. Но когда деятельность крупного ученого и большого самобытного человека, каким был Ломоносов, захватывает развитие культуры всей страны и при этом в один из интереснейших моментов ее истории, то его живой образ представляет большой общечеловеческий интерес. Чем крупнее человек, тем больше противоречий в нем самом и тем больше противоречий в тех задачах, которые ставит перед ним жизнь. Диапазон этих противоречий и является мерой гениальности человека. Противоречия как в самой натуре Ломоносова, так и противоречия, в которых протекала его жизнь, были исключительно велики.


Трудно найти большее противоречие, чем в судьбе «архангельского мужика», живущего и работающего среди придворной верхушки чиновного и дворянского сословия. Ломоносов был прогрессивным общественным деятелем, он видел необходимость народного образования и науки, боролся с суевериями и предрассудками, но для осуществления своей деятельности ему приходилось опираться на вельмож при дворе. Несмотря на свое мужицкое происхождение, он понимал необходимость лести и восхваления державных властителей и по-своему справлялся с этой задачей. Яркостью своих личных качеств он снискал дружбу и покровительство наиболее влиятельных вельмож того времени — Шувалова, Воронцова и Орлова.


http://s006.radikal.ru/i215/1003/a9/20da3b58b89a.jpg


Когда Петр «прорубил окно» в Европу, то ветер занес к нам с Запада не только культуру и науку. С настоящими учеными, какими были Эйлер и Бернулли и которые принесли нам передовую западную науку, ветер занес к нам большое количество ученых-иностранцев, средних людей или даже авантюристов, заинтересованных только в материальных благах и в сохранении своего привилегированного положения в России, которое давало им возможность легко обогащаться. Естественно, что они тормозили в Академии наук рост русского влияния. Хорошо известно, как Ломоносову, опираясь на авторитет иностранных ученых, приходилось бороться с засильем иностранцев. Ломоносов своим острым умом прекрасно оценивал сложность условий, в которых проходила его деятельность. Она требовала с его стороны большой выдержки и такта, но это противоречило неудержимости его темперамента и страстности его натуры. Тут возникали те острые конфликты, которые хорошо известны из биографии Ломоносова. В конечном итоге, в этой сложной борьбе гению Ломоносова все же удается побеждать, но картина этой сложной борьбы до сих пор хорошо не обрисована.


Ломоносов понимал большое значение развития науки в России и необходимость поднятия высшего образования; он много работал по созданию в Москве университета, привлекал молодежь к научной работе, но сам не мог уделять научной работе столько времени, сколько ему хотелось. По-видимому, по натуре он не был учителем. Чрезмерный индивидуализм не делал из него выдержанного учителя. В результате получилось, что положив столько сил на распространение науки в России, он все же не оставил после себя учеников. Меншуткин, наибольший знаток научной деятельности Ломоносова, говорит: «что он не создал никакой школы, из его учеников после его смерти по научной части пошел только С.Я. Румовский», впоследствии профессор астрономии Академии наук.


Перечень противоречий в жизни Ломоносова можно было бы продолжить, но нарисовать живой образ Ломоносова, вмещавшего в себя все эти противоречия, — задача, которая ждет своего крупного писателя.


Мне хотелось бы сейчас остановиться на одном из противоречий в жизни Ломоносова, которое хотя и хорошо известно, но пока еще не получило должного объяснения. Я думаю, что оно актуально для нас и сейчас.


Не раз Ломоносов говорил, что его деятельность как поэта и писателя, реформатора русского языка, историка, общественного деятеля, геолога, администратора мало его удовлетворяет, и основное свое призвание он видит в научной работе, в физике и химии. Казалось бы, что научная работа по химии и физике должна была бы быть его основной деятельностью, поскольку с самого начала своего пребывания в Академии наук, с 1741 года, он занимал место адъюнкта по физике, а через четыре года был назначен профессором химии. Естественно предположить, что при этих условиях гений Ломоносова должен был оставить крупнейший след как в отечественной, так и в мировой науке. Но мы знаем, что этого не произошло, и это неоднократно вызывало недоумение многих изучавших историю науки. Академик П. И. Вальден в своей речи, произнесенной в Академии наук на юбилее Ломоносова в 1911 году, подробно останавливается на этом вопросе, он указывает на: «трагизм в участи научных трудов Ломоносова, не оставивших видимых следов в химии и физике». Вальден приводит ряд данных, подтверждающих незнание иностранными историками научной деятельности Ломоносова. В подробной истории физики Heller'a (1889 г.) и Rosenberger'a (1882—1890 годы) вовсе не встречается имя Ломоносова. Французский историк химии F. Hoefer (1860 г.) пишет о нем только несколько строк, не лишенных курьеза. Привожу их дословно: «Parmi les chimistes russes qui se sont fait connaitre comme chimistes, nous citerons Michel Lomonossov, qu'il ne faut pas confondre avec le poete de ce nom» («Среди русских химиков, которые стали известными химиками, мы упомянем Михаила Ломоносова, которого не надо смешивать с поэтом того же имени».).


Но если на Западе почти не знали научных работ Ломоносова как физика и химика, то и у нас они оставались или неизвестными или забытыми до самого недавнего времени. Во всех обширных материалах по исследованию Ломоносова до начала нашего века есть только две юбилейные статьи о Ломоносове как физике, обе напечатанные в 1865 году; одна Н. А. Любимова, которая представляет бесталанный пересказ нескольких работ Ломоносова, вторая — всего в пять страничек — Н. П. Бекетова. В обеих больших русских энциклопедиях, как Брокгауза, так и Граната, так же как и в Британской энциклопедии и во французском Ларуссе, ничего не говорится о достижениях Ломоносова как физика и химика. Даже в нашем основном и дотошно цитирующем литературу курсе физики О. Д. Хвольсона до появления работ Меншуткина не было ни одной ссылки на Ломоносова.


С другой стороны, А.С. Пушкин в своих заметках «Путешествие из Москвы в Петербург» (1834 г.), разбирая деятельность Ломоносова, говорит: «Ломоносов сам не дорожил своей поэзией и гораздо более заботился о своих химических опытах, нежели о должностных одах на высокоторжественный день тезоименитства». Пушкин говорит о Ломоносове как о великом деятеле науки; в историю вошли его замечательные слова: «Он, лучше сказать, сам был первым нашим университетом». Пушкин видел гений Ломоносова как ученого. Для нас очень важно мнение Пушкина, как одного из самых образованных и глубоко понимающих русскую действительность людей. К тому же Пушкин мог еще встречать людей, которые видели и слышали живого Ломоносова. Таким образом, даже современниками Ломоносов был признан большим ученым. Но характерно, что никто из окружающих не мог описать, что же действительно сделал в науке Ломоносов, за что его надо считать великим ученым.


Так продолжалось до начала нашего столетия, когда профессор физической химии Борис Николаевич Меншуткин как ученый стал изучать оригинальные научные труды Ломоносова по химии и физике. Меншуткин перевел с латинского и немецкого работы Ломоносова, критически изучал не только основные труды, но и переписку и личные заметки Ломоносова. Начиная с 1904 года, Меншуткин систематически публиковал этот материал. Позднее эту работу стали продолжать С. И. Вавилов, Т. П. Кравец и ряд других ученых.


Таким образом, только через 200 лет мы узнали, над чем и как работал Ломоносов. Теперь, зная, по какому пути развивалась наука после Ломоносова, мы можем безошибочно оценить его научную работу по химии и физике. Таким образом, только теперь выяснилось, что для своего времени научная работа Ломоносова была наиболее передовая и, несомненно, должна была оставить глубокий след в развитии мировой науки.


Сделанная Пушкиным более ста лет назад интуитивная оценка Ломоносова как великого ученого была правильной. Все это еще больше заставляет нас недоумевать, как могло случиться, что вся эта научная деятельность Ломоносова прошла так бесследно не только за границей, но и у нас? Об этом приходится говорить со скорбью, так как вследствие этого и наша, и мировая наука понесла значительный урон. Конечно, такая изоляция научной деятельности Ломоносова от мировой науки не могла произойти случайно, она имела свои исторические причины. Я думаю, что таких случаев, когда открытия и достижения русских ученых не оказали должного влияния на развитие мировой науки, было у нас немало. Поэтому противоречия между крупнейшими достижениями Ломоносова в науке и отсутствием должного их влияния [с.170] на развитие мировой науки имеют интерес и в наши дни. Я остановлюсь на этом вопросе более подробно.


Чтобы сделать анализ связи работ Ломоносова как ученого с современной ему наукой, нужно хотя бы в самых общих чертах нарисовать картину того, в каких условиях развивались естественные науки в первой половине XVIII века. Напомню, что в истории культуры человечества только XVI век можно считать началом интенсивного роста естественных наук. До этого времени человечество также знало великих ученых, как, например, Пифагор, Архимед, Авиценна, но они были одиноко творившими гениями. Наука тогда развивалась медленно. Только с XVI века наука стала развиваться нарастающими темпами в результате того, что научная работа стала коллективным творчеством людей, проходящим в интернациональном масштабе. Первые громадные успехи этого коллективного творчества ученых хорошо известны: это был быстрый рост астрономии и механики. В нем приняли участие поляк Коперник, датчанин Тихо Браге, немец Кеплер, итальянец Галилей, англичанин Ньютон, француз Декарт, голландец Гюйгенс и еще много-много других, менее известных ученых.


И по сей день коллективный труд ученых в международном масштабе является основным фактором, обеспечивающим быстрый рост науки. Он стал возможен не только благодаря росту материального благосостояния людей и развития средств связи между странами, но, главное, это стало возможным благодаря изобретению в XV веке книгопечатания.


Все ученые хорошо понимают, что и по сей день без книги невозможно ни распространение, ни сохранение научного опыта и научных достижений, а без этого, конечно, наука не может полноценно развиваться. В это же время происходит отрыв науки от церкви, что было необходимо, чтобы наука развивалась на здоровой материалистической базе.


С этого времени передовые государственные деятели начинают понимать значение развития естественных наук для роста человеческой культуры. Уже в начале XVII века громадное значение опытного изучения природы и индуктивный метод обобщения этих опытов, ведущий к познанию законов природы, были четко сформулированы Фрэнсисом Бэконом. Крупный государственный деятель, достигший положения лорда-канцлера, Бэкон в 1621 году был осужден за взяточничество. Конец своей жизни он провел в полуизгнании, где написал философские работы, которые обессмертили его имя. Так, бесславие при жизни превратилось в славу после смерти. В писаниях Бэкона, в одном неоконченном сочинении, названном им «Новой Атлантидой», он по-новому возрождал историю Платоновой Атлантиды. Остров этот живет и управляется учеными. В описании острова можно найти и научные институты и другие стороны организации научной жизни, напоминающие нашу государственную организацию науки.


Значение науки как могучей силы, направляющей рост культуры страны по правильному пути, Бэкон дает в следующем красивом образе, где наука противопоставляется эмпиризму: «хромой калека, идущий по верной дороге, может обогнать рысака, если тот бежит по неправильному пути. Даже более того, чем быстрее бежит рысак, раз сбившись с пути, тем дальше оставит его за собой калека». Также Бэкон провозгласил физику «матерью всех наук», которая первая указывает путь развития культуры человека. Я даю это описание так подробно, поскольку Бэкон в те времена широко читался и его «Новая Атлантида» выдержала много изданий. Его взгляды были распространены в правящей верхушке передовых стран и в это время развитие науки стало считаться государственной заботой. Тогда же научная работа так распространилась, что возникла потребность согласованной работы, поэтому уже в XVII веке во многих странах начинают создаваться академии наук или аналогичные им научные общества. Начинают печататься периодические научные журналы и мемуары.


Петр I при посещении им Европы быстро воспринял значение науки для развития страны и, конечно, не мог не понимать, что России, чтобы стать передовой, культурной страной, тоже нужна наука. Тут происходят известные беседы на эту тему Петра с Лейбницем и возникает идея создания в России Академии наук. Создается наша Академия уже после смерти Петра при Екатерине I, в 1725 году. Хорошо известно, что Академия была сформирована из иностранцев с тем, чтобы они воспитали русских ученых. Мы знаем, что Ломоносову повезло — он вовремя попал в Петербург, чтобы стать одним из первых русских ученых в Академии наук. Но, конечно, еще больше повезло Академии наук, что первым русским ученым стал Ломоносов. Он получил свое высшее научное образование в Германии, где в продолжение 5 лет учился, главным образом, у профессора Христиана Вольфа. В 1741 году Ломоносов возвратился в Петербург, где ему пришлось начинать свою научную деятельность в весьма неблагоприятных условиях.


К этому времени Академия наук уже существовала почти 20 лет, царствовала Анна, правил Бирон, и идея Петра о развитии своей, русской науки начала отходить на второй план. При создании Академии наук среди приглашенных иностранцев были только два настоящих крупных ученых, оба ставших знаменитыми. Это были Леонард Эйлер и Даниил Бернулли. Но внимательное отношение к ним все уменьшалось, и в 1741 году, когда Ломоносов вернулся из Германии в Петербург, они оба, сначала Бернулли, а потом Эйлер уже покинули Академию. Интересно, что Эйлер покинул Петербург за три дня до возвращения Ломоносова из Германии и вернулся снова в Петербург уже при Екатерине II, когда внимание к ученым стало снова повышаться. Но это было уже через год после смерти Ломоносова. Таким образом, хотя Ломоносов и много переписывался с Эйлером, лично они не встречались, если не считать возможных посещений Ломоносовым до его отъезда в Германию лекций Эйлера.


Итак, в Академии наук в области своих работ по физике и химии Ломоносов был предоставлен почти полному одиночеству. За развитием науки ему приходилось следить по литературе, которая была тогда скупой, личного контакта с крупными учеными у него не было, так как Ломоносов, ставши ученым, ни разу не выезжал за границу, а иностранные ученые для общения с ним в Петербург не приезжали, поскольку тогдашняя Академия наук не представляла интереса.


Несмотря на эту оторванность от мировой науки, Ломоносов все же сумел сосредоточить свои работы на самых актуальных проблемах химии и физики того времени. Как ученый, он совмещал в себе мыслителя и экспериментатора. Интересны его высказывания о связи теории и эксперимента, они вполне актуальны и по сей день: «Некоторые теоретики, без всяких предварительных опытов злоупотребляющие своим досугом для измышления пустой и ложной теории и загромождающие ими литературу...»


Во главу изучения природы Ломоносов ставил опыт, это его характерная черта как ученого. Поэтому он много сил положил, чтобы создать лабораторию, и усердно работал там. Но тогдашнее окружение мало ценило Ломоносова как ученого, его ценили, прежде всего, как поэта. За одну из своих хвалебных од Ломоносов получил от царицы 2000 рублей, что было больше, чем его трехлетнее жалование в Академии наук (660 рублей в год).


Ломоносова также ценили как историка, как создателя литературного русского языка, за его грамматику, за его переводы, ценили его как государственного деятеля, заботившегося о развитии образования и техники в России.


Значение его научных занятий в лаборатории не было понятно чиновникам и двору. Чтобы оправдаться в своих лабораторных занятиях, Ломоносов писал в 1753 году графу Шувалову: «полагаю, что мне позволено будет в день несколько часов времени, чтобы их вместо бильярду, употребить на физические и химические опыты...» Таким образом, Ломоносову приходилось оправдываться в своей научной работе, что он тратит на нее время досуга вместо игры в бильярд. Конечно, оправданием затрат государственных средств на лабораторию были и практические результаты, как, например, получение мозаичного стекла и решение различных технических задач.


Приходится удивляться тому, как много сделал Ломоносов в области экспериментальной базисной науки, несмотря на эти неблагоприятные условия. Во-первых, он очень широко захватил в своих работах различные области физики. Он изучал жидкое, твердое и газообразное состояние тел. Он тщательно разработал термометрию, он точно калибровал свои ртутные термометры. Пользуясь ими, он, например, определил коэффициент расширения газов при нагревании с удивительной для своего времени точностью. Сравнивая его данные с современными, мы находим, что он сделал ошибку меньше 3%, что было в десять раз точнее принятого тогда значения. Это показывает исключительно высокую технику Ломоносова как экспериментатора. Перечисление остальных достижений Ломоносова в области экспериментальной физики и химии, которые были сделаны на том же высоком уровне, заняло бы слишком много времени и не является нашей задачей. Интересующиеся этим вопросом могут прочесть прекрасную монографию Б. Н. Меншуткина о трудах Ломоносова по физике и химии, изданную в 1947 году.


Несомненно, эти работы Ломоносова должны были уже сами по себе поставить его в ряд крупнейших экспериментаторов того времени. Интересно, что опыты Ломоносова по электричеству, в которых он развивал работы Франклина, более известны не по своим научным результатам, а потому что они привели к смерти Рихмана, убитого грозовым разрядом. Эти работы привели Ломоносова к выдвижению интересной гипотезы о природе электрического заряда в облаках.


Есть у него и ряд оптических работ, они сводились к построению более совершенных оптических приборов, как, например, телескоп-рефлектор, которым Ломоносов в 1761 году наблюдал редкое явление — прохождение Венеры по диску Солнца. Эти наблюдения были тоже крупным вкладом в науку. Он заметил деформацию и расплывчатость краев диска Венеры и этим первым показал, что на Венере должна быть атмосфера. Интересно отметить, что в современных астрономических руководствах пишут, что такое же доказательство было сделано лишь в 1882 году, т. е. на 121 год позже, когда Венера опять проходила через солнечный диск.


Самым крупным по своему значению достижением Ломоносова было экспериментальное доказательство «закона сохранения материи». Открытие Ломоносовым закона сохранения материи теперь хорошо изучено, и несомненность того, что Ломоносов первым его открыл, полностью установлена. В 1756 году он сделал классический опыт, в котором показал, что в запаянном сосуде при нагревании происходит окисление свинцовых пластинок, но при этом общий вес сосуда не меняется. Опыт Ломоносова аналогичен знаменитому [с.174] опыту Лавуазье, но опыт Лавуазье был сделан на 17 лет позже. Я не буду подробно повторять всю эту историю, большинство знает ее. Несомненно, что это открытие одного из самых фундаментальных законов природы должно было в истории науки поставить имя Ломоносова в ряду крупнейших мировых ученых.


Но все эти работы Ломоносова не только не были широко известны за границей, но до упомянутого исследования Меншуткина большинство из них не было известно и у нас. Очевидно, что при этих условиях работы Ломоносова по физике и химии не могли оказать должного влияния на развитие как мировой, так и нашей науки.


Почему же это произошло?


Первой причиной того, что работы Ломоносова были мало известны за границей, могло быть, казалось бы, то, что он не придавал значения приоритету своих открытий и недостаточно публиковал свои работы. Приоритету в научной работе в те времена придавали не меньше значения, чем теперь. Достаточно вспомнить спор о приоритете изобретения дифференциального исчисления между Ньютоном и Лейбницем, который принял оборот крупного дипломатического инцидента; при этом карьера Лейбница сильно пострадала.


Дошедшие до нас материалы показывают, что и Ломоносов придавал значение приоритету, поэтому он публиковал свои работы либо по-латыни, либо по-немецки: обоими языками он прекрасно владел. Свидетельством того, что Ломоносов заботился, чтобы его научные работы были известны за рубежом, служит следующий факт. В 1753 году, когда Рихман был убит молнией, общее собрание Академии наук было отложено, но Ломоносов просил, чтобы ему была дана возможность произнести его речь об электричестве, «пока она не утратила новизны». Поэтому президент Академии наук граф Разумовский в день празднования коронования повелел устроить акт: «дабы господин Ломоносов с новыми своими произведениями между учеными в Европе людьми не опоздал и через то труд его в учиненных до сего времени электрических опытах не пропал». Речь Ломоносова была после этого разослана многим иностранным ученым. Известно также, что Ломоносов писал о своих работах Эйлеру и ряду других ученых. Следует вспомнить, что личная переписка между учеными в то время рассматривалась как один из наиболее эффективных методов научной информации и все широко ею пользовались. Таким образом, нет никаких оснований считать, что как за рубежом, так и у нас ученые не могли знать о работах Ломоносова. Они их знали, но не обращали на них должного внимания.


Некоторые биографы Ломоносова высказывали предположение, что отсутствие внимания к работам Ломоносова происходило от того, что его идеи были чересчур передовыми. Мне думается, что это предположение тоже неосновательно. Действительно, живой и смелый ум Ломоносова захватывал почти все области естествознания, находящиеся в кругу интересов тогдашней «натурфилософии». По широте охвата трудно назвать другого ученого, современника Ломоносова, с таким же разносторонними интересами и знаниями. Теоретические концепции Ломоносова в тех областях науки, где он непосредственно вел свои экспериментальные работы — учение о теплоте, о состоянии вещества, химия — поражают тем, что они до деталей совпали с тем путем, по которому развивались эти области после Ломоносова и развиваются по сей день.


Весьма поразительно для современного читателя то, что Ломоносову была совершенно ясна кинетическая природа тепла. Он картинно связал нагрев тела с возрастанием поступательного и коловратного движения (вращательное движение) атомов и молекул, которые он называл, конечно, иначе. В физике тогда господствовало ложное представление о существовании «теплорода». Хотя эти взгляды Ломоносова были передовыми, но он не был их одиноким адептом, например, их разделял также Бернулли. Развивал эти взгляды Ломоносов чрезвычайно последовательно и логично, например, он вплотную подошел к понятию абсолютного нуля. В «Размышлении о причине теплоты и холода» в § 26 он говорит «о высшей возможной степени холода, вызванной полным покоем частичек, прекращением всякого движения их».


Иллюстрацией убежденности Ломоносова в справедливости своего представления о физической сущности тепла может служить следующий любопытный факт. В 1761 году Ломоносов написал записку «О размножении и сохранении российского народа». В этой записке он рассмотрел те разнообразные причины, которые вызывали в России высокую смертность, и выдвинул ряд мероприятий борьбы с ней. Так, в § 7 он пишет, что надо крестить детей всегда в теплой воде: «попы исполняют предписание Требника, чтобы вода была натуральная без примесей и вменяют теплоту за примешанную материю, а не думают того, что летом сами же крестят теплой водой, по их мнению смешанной, и так сами себе прекословят; а особенно по своему недомыслию не знают, что и в самой холодной воде еще теплоты очень много. Однако, невеждам попам физику толковать нет нужды».


Интересно, что эта записка никогда в царское время не была опубликована, так как высказанные в ней мысли были чересчур революционны.


Идеи Ломоносова, направляющие его работы в области химии, были тоже совершенно правильные и передовые. Он всегда исходил из атомистического представления, он близко подошел к идее молекулярного строения химических соединений. В научных исследованиях по химии он считал необходимым применение количественного метода. Он разработал точные методы взвешивания. Считал важным применение по возможности чистых реактивов. Вот этот количественный подход к изучению химических реакций и привел его к необходимости экспериментального доказательства закона сохранения материи. Все это дает полное основание считать Ломоносова основоположником внедрения физических методов исследования в химию в том ее понимании, какое существовало в XVIII веке.


В области электричества Ломоносов работал меньше. Опыты его современника Франклина были ему известны, и он их повторял, но главный интерес Ломоносов проявлял к вопросам, связанным с атмосферным электричеством. Его происхождение он связывал с восходящими и нисходящими потоками воздуха, которые всегда сопровождают грозовые тучи. Этот взгляд и по сей день считается правильным, но сам механизм возникновения заряда облака оказывается настолько плохо поддающимся изучению, что до сих пор он окончательно не установлен.


В области волновой оптики Ломоносов вместе с Эйлером правильно поддерживал волновую теорию света, предложенную Гюйгенсом, на пути признания которой стоял авторитет Ньютона, упрямо настаивавшего на своей ошибочной корпускулярной теории света. Но в дальнейшем развитии теории света Ломоносов пошел по ошибочному пути. То же произошло и с Эйлером.


Большой интерес представляет самое крупное заблуждение Ломоносова в одном из фундаментальных вопросов физики.


Как известно, Галилей открыл один из самых удивительных законов природы. Он установил, что масса тела независимо от его природы пропорциональна силе тяготения, или в данной точке пространства просто его весу. Ньютон показал, что этот закон выполняется с большой точностью. Эксперимент Ньютона очень прост, точен и убедителен. У себя в комнате, в колледже, в дверном проеме он подвесил два маятника одинаковой длины, но изготовленные из разных веществ. Оказалось, что маятники всегда колебались строго изохронно независимо от подвешенного вещества. Это могло иметь место только тогда, когда масса тела точно пропорциональна его весу.


Ломоносов считал, что это неправильно. Он начал высказываться на эту тему в 1748 году и продолжал до 1757 года. Все эти высказывания относились ко времени значительно более позднему, чем опыты Ньютона с маятником. Но Ломоносов все время удивительно упорно боролся против этого закона. Так, в 1755 году Ломоносов предлагает выдвинуть в качестве задачи на премию Академии наук экспериментальную проверку «гипотезы, что материя тел пропорциональна весу». Постановка этой задачи, как противоречащей взглядам великого Ньютона, встретила возражения в Академии наук и Эйлер был приглашен в качестве судьи. Эйлер, который обычно был на стороне Ломоносова, в данном случае не поддержал его и был против постановки такой задачи. Следует отметить, что единственный ученик Ломоносова С. Я. Румовский тоже не разделял взглядов Ломоносова, как это видно из его писем к Эйлеру в 1757 году. Румовский, ставший впоследствии академиком, учился математике два года у Эйлера в Берлине и, конечно, хорошо знал механику Ньютона. Возможно, что тогда Румовскому удалось показать Ломоносову его заблуждение, так как после 1757 года я не нашел указаний на то, что Ломоносов вновь подымал этот вопрос.

Ничто так не поучительно, как заблуждение гения. Мне кажется, что в данном случае это заблуждение имеет не случайную, а более глубокую причину. Чтобы уверенно разобраться в этом вопросе, требовалось уделить ему гораздо больше времени, чем я мог.

http://s018.radikal.ru/i504/1202/0f/7fabeb6830e6.jpg (http://www.radikal.ru)

Я предполагаю, что причина заблуждения Ломоносова связана с одной философской концепцией, которой он ошибочно решил придать универсальное значение. Эта концепция Ломоносова заключалась в том, что движение в природе всегда сохраняется, никогда не возникает и не пропадает, но только передается от одного тела к другому и при этом только через непосредственное прикосновение. Мы знаем, что такое представление справедливо в случае упругого соударения шаров. Теперь мы также хорошо знаем, что, рассматривая столкновение между атомами и молекулами как столкновение между упругими сферами, можно построить полную и правильную картину кинетической природы тепла. Поэтому понятно, почему Ломоносов, приняв, с одной стороны, атомистическое строение вещества, с другой — подчинил взаимодействие между атомами законам столкновения упругих тел и смог первым правильно построить почти полную картину тепловых явлений на основе кинетической концепции. Как я уже говорил, он не только подошел к определению абсолютного нуля, но также вплотную подошел к формулировке закона сохранения энергии, конечно, не в общем виде, но только при переходе кинетической энергии в тепловую.

Ошибка Ломоносова была в том, что он придал своей концепции универсальный характер и начал считать, что в природе существует только единственный способ взаимодействия между телами, и это через соприкосновение. Возможность действия на расстоянии через тяготение или электрического взаимодействия Ломоносов отрицал. Развивая такие представления, он считал, что если тело под влиянием тяжести приобрело скорость, то необходимо, чтобы при этом окружающая тело среда потеряла скорость. Среда, обладающая таким свойством продолжать движение, конечно, была гипотетична и ее существование в природе Ломоносов постулировал. Аналогичным путем он пытался описать и электрическое взаимодействие между телами.

Нетрудно понять, что на основании таких представлений Ломоносову не только не удалось нарисовать четкую картину явлений, связанных с взаимодействием тел на расстоянии, но это привело его к отрицанию существования универсальной связи между весом и массой тел.

Трудно понять, как мог Ломоносов, развивая эти взгляды, не считаться с описанным опытом Ньютона с маятником. Возможно, что он их либо не знал, либо не понимал, я не смог нигде найти у Ломоносова упоминания об этих опытах. При знакомстве с курсом физики Вольфа, по которому учился Ломоносов и который он перевел на русский язык, бросается в глаза, что там работам Ньютона по механике не отводится должного внимания. Об описанном опыте с маятником тоже нет упоминания. Интересно, что единственный вопрос механики, которому Вольф уделяет внимание, это как раз соударение шаров. Я сравнивал писания Христиана Вольфа с писаниями других физиков того времени; он на меня производит впечатление ученого с ограниченным физическим мышлением. Известно, что своей славой он был обязан работам на отвлеченные философские темы. По-видимому, Вольф не привил Ломоносову элементов конкретного математического мышления, без которого трудно воспринимать механику Ньютона. Как я указывал, Ломоносов не имел возможности встречаться с такими учеными, как Бернулли и Эйлер, которые не только прекрасно знали механику Ньютона, но и сами прославились тем, что развили ее для сплошной среды. Можно с уверенностью сказать, что если бы такое общение существовало, то не произошло бы этого заблуждения Ломоносова.

Самое печальное в судьбе Ломоносова было то, что он мог уделить своим экспериментальным работам лишь небольшую долю своей энергии и времени. Но при своей большой эрудиции и исключительной фантазии он не имел возможности подвергать все высказываемые им гипотезы экспериментальной проверке. Поэтому так и происходило, что в тех областях, где Ломоносов работал экспериментально, его теоретические и философские представления лежали на правильном пути. Но там, где он был оторван от практики и где пытался постичь истину дедуктивным путем, он часто сбивался с правильного пути. Если бы он был поставлен в такие условия, где он мог бы более широко развернуть свою экспериментальную работу, например, имел бы много учеников, то, наверное, ошибочных гипотез было бы много меньше. Со своей исключительной фантазией Ломоносов мог бы быть руководителем большой научной школы. Но условий для создания такой школы в России того времени не было.

Таким образом, объяснение, что Ломоносов как ученый не был признан потому, что он далеко оторвался от действительности, не имеет оснований.

Здесь уместно вспомнить о том, что вообще в истории русской науки изоляция русских ученых от мировой науки часто имела место. Мне думается, что следует искать общую причину, которая более глубока, чем перечисленные. Но прежде чем перейти к ее рассмотрению, я думаю, полезно кратко напомнить о другом непризнанном русском открытии, чрезвычайно напоминающем случай с Ломоносовым.

В самом начале XIX века у нас было сделано очень крупное открытие в физике, которое тоже не имело должного влияния на мировую науку. Это произошло в 1802 году, когда Василий Владимирович Петров открыл явление электрического дугового разряда в газе, названное им «вольтовой дугой». Мы сейчас все хорошо знаем всю последующую громадную роль дугового разряда как в науке, так и в технике. Но теперь, в наше время, нам трудно по заслугам оценить все трудности открытия этого фундаментального явления, сделанного впервые Петровым. Оно было сделано через 11 лет после открытия гальванического тока и всего лишь через три года после создания Вольта гальванического столба. Конечно, за эти три года о гальваническом токе было мало что известно. Самому Петрову не только пришлось делать батареи, которые состояли из 4 тысяч 200 медных и цинковых дисков, сложенных в столб, имеющий длину более 3 метров, но и самому делать проволоку, изолируя ее сургучом.

http://s018.radikal.ru/i520/1202/90/916983b4a49b.jpg (http://www.radikal.ru)

Петров не только наблюдал дуговой разряд при нормальном давлении, но и при пониженном, пропуская ток в колоколе вакуумного насоса. Обнаружение такого типа разряда можно сейчас рассматривать как открытие им плазмы. Хотя работы Петрова и были опубликованы многими научными учреждениями того времени, все же открытие дугового разряда обычно приписывается Деви, хотя оно было им сделано только в 1810 году. Петрову принадлежит еще ряд интересных работ по люминесценции, по химии. Он по-видимому, впервые произвел разложение воды электролизом, но все эти работы тоже не оказали должного влияния на мировую науку.

Биография Петрова весьма поучительна. Сын приходского священника, он начал свою деятельность скромным учителем в Барнауле в провинциальном училище, впоследствии достиг положения профессора физики в Медико-хирургической академии в Петербурге. Петров, как и Ломоносов, был ученый-одиночка и он тоже не оставил после себя школы. Его работы и он сам остались неотмеченными в истории науки не только за границей, но и у нас. Не сохранилось портрета Петрова, и только недавно стало известно, где он похоронен. Для меня нет никакого сомнения, что по своим научным открытиям Василий Владимирович Петров должен был бы занять одно из самых первых мест не только в нашей, но и в мировой науке как крупнейший физик-экспериментатор.


Часто приходится слышать, что невнимание к достижениям русских ученых объясняется тем, что культура славян обычно на Западе рассматривалась как играющая второстепенную роль и ее не стоило учитывать в истории мировой культуры. Несомненно, в XVIII и XIX веках такое отношение к славянам вообще, и к русским в частности, довольно часто имело место, но я думаю, что оно не может служить объяснением поставленного вопроса, так как история науки показывает, что оценка научных достижений крупных ученых всегда лежала за пределами национальных границ. Признавали же Коперника, хотя он был славянин. Достаточно также вспомнить, как неоднократно высоко Эйлер отзывался о работах Ломоносова. К тому же это не объясняет, почему мы сами так недооценивали научную деятельность Ломоносова, Петрова и ряда других русских ученых.

Мне думается, что объяснение надо искать в тех условиях, в которых наука развивается в стране. Недостаточно ученому сделать научное открытие, чтобы оно оказало влияние на развитие мировой культуры, — нужно, чтобы в стране существовали определенные условия и существовала нужная связь с научной общественностью за границей. Если этих условий нет, то даже такие замечательные научные работы, какие делали Ломоносов и Петров, не смогут оказать влияние на развитие мировой культуры. Вот на этих условиях, которые были необходимы во времена Ломоносова так же, как и важны в наши дни, я и хочу остановиться.

Как я уже говорил, с XVII века благодаря сотрудничеству ученых в интернациональном масштабе естественные науки стали развиваться значительно быстрее, чем раньше. Это могло произойти только потому, что для всего человечества эти науки, когда они развиваются на опытной основе, — едины. Это свойство единства материалистической науки и сделало возможным ее развитие в широком интернациональном содружестве ученых. Схема, по которой проходит интернациональное содружество ученых, хорошо известна и остается сейчас той же, какой она была во времена Ломоносова. В различных странах имеются свои группы научных работников, которые находятся при университетах, академиях или других научных институтах. Поскольку каждая научная область или проблема может развиваться только по одному пути, то чтобы не сбиваться с этого истинного пути, приходится медленно двигаться и тратить много сил на поисковые работы. Сотрудничество в научной работе распределяется между коллективами ученых, работающих по данному вопросу. Работы ученого, проходящие вне коллектива, обычно остаются незамеченными.

Жизнь неизменно показывает, что такая коллективная работа ученых как внутри страны, так и в международном масштабе возможна только при личном контакте. Ученому, чтобы его научная работа была признана, нужно не только ее опубликовать, но он еще должен убедить людей в ее справедливости и доказать ее значение. Все это успешно можно сделать только при личном контакте. Как во времена Ломоносова, так и в наше время, чтобы ученый своими работами мог влиять на коллективную работу, необходимо личное общение, необходим живой обмен мнениями, необходима дискуссия, всего этого не может заменить ни печатная работа, ни переписка. Почему это происходит, не так легко объяснить. Я думаю, что большинство из нас по своему опыту знает, как необходим личный контакт между людьми при согласовании творческой деятельности. Только когда видишь человека, видишь его лабораторию, слышишь интонацию его голоса, видишь выражение его лица, появляется доверие к его работе и желание сотрудничества с ним. По этой же причине никакой учебник не может заменить учителя.

Сейчас необходимость личных контактов между учеными принимается как нечто само собой разумеющееся как нашими, так и зарубежными учеными. Таких контактов становится все больше, и теперь обычно они осуществляются в широких масштабах путем конгрессов и съездов.


Во времена Ломоносова личные встречи ученых уже были широко развиты. Обычно это происходило так. По данной области знания в какой-либо стране образовался ведущий центр научной работы. Естественно, что такой центр привлекал к себе других ученых, часто работающих одиноко. В XVIII веке наиболее сильной наука была в Англии. Это объясняется исключительным для того времени богатством страны, меценаты которой поддерживали науку, и она могла более широко развиваться. Туда, например, ездил Франклин, который, подобно Ломоносову, был в Америке ученым-одиночкой. Он добился признания своих замечательных работ по электричеству, когда доложил их в Лондонском Королевском обществе. Также после поездки в Лондон полного признания добился Левенгук для своих работ по микроскопу, к которым вначале относились с недоверием.

Трагедия изоляции от мировой науки работ Ломоносова, Петрова и других наших ученых-одиночек и состояла только в том, что они не могли включиться в коллективную работу ученых за границей, так как они не имели возможности путешествовать за границу. Это и есть ответ на поставленный нами вопрос — о причине отсутствия влияния их работ на мировую науку.

Теперь нам остается еще остановиться на вопросе, почему у нас в стране научная работа Ломоносова так долго не получала признания. Совершенно ясно, что для признания ученого необходимо, чтобы окружающее его общество было на таком уровне, чтобы оно могло понимать и оценивать его работу по существу. Ни административно-чиновничий аппарат, ни вельможи, окружавшие Ломоносова, конечно, не могли понять значения его научных работ, и поэтому признание его работ по физике и химии только тогда стало возможным, когда у нас в стране появилась своя научная общественность.

Следует остановиться на этом уроке истории, чтобы оценить ту громадную роль, которую играет общественность в организации науки. Сейчас нам это очень важно, так как перед нами поставлена задача создания самой передовой науки.


Хорошо известно, что для успешного развития любой творческой работы необходима связь с обществом. Писатель, актер, музыкант, художник полноценно творит и развивает свой талант, только если он связан с общественностью. Творчество ученого тоже не может успешно развиваться вне коллектива. Больше того, как уровень искусства в стране определяется вкусами и культурой общества, так и уровень науки определяется степенью развития научной общественности. Трагедия Ломоносова усугублялась еще тем, что, как я уже говорил, у нас в стране не было тогда своей научной общественности. Отсутствие здорового критического коллектива затрудняло Ломоносову возможность видеть, где он шел в своих исканиях правильным путем и где он ошибался.

Поэтому Ломоносов не мог проявить полную силу своего гения. Он болезненно переживал отсутствие понимания и признания своих работ у себя в стране, так же как и за рубежом. Он не получал того полного счастья от своего творчества, на которое он имел право по силе своего гения.

Нетрудно видеть, что для развития передовой науки необходимо, чтобы была передовая научная общественность. Если бы мы не создали своей передовой научной общественности, то сколько бы Ломоносовых у нас ни рождалось, мы не смогли бы создать в стране передовой науки. Создание здоровой передовой научной общественности — это крупная задача, на которую мы недостаточно еще обращаем внимания. Это труднее, чем обучение отобранной талантливой молодежи для научной работы или постройка больших институтов. Создание здоровой общественности включает в себя воспитание широких слоев людей, связанных с научной работой. Их надо приучить широко интересоваться наукой, уважать и любить свою науку, уметь объективно оценивать достижения нашей науки и поддерживать все действительно крупное и лучшее в науке. Ведь только научная общественность, которая умеет правильно оценивать научное достижение, может помочь ученому идти по правильному пути.


Только передовая научная общественность может оценить познавательную силу научного достижения, независимо от его непосредственного практического значения.

Все естественные науки могут развиваться в правильном направлении, только опираясь на здоровую научную общественность. Как я уже отмечал, мы открыли и признали Ломоносова в начале нашего века не случайно, но только потому, что у нас к этому времени начинает расти своя здоровая научная общественность. Общественность в физике выросла у нас, когда для научной работы улучшились материальные условия и появилась возможность нашим крупным ученым того времени — Лебедеву, Рождественскому, Лазареву, Иоффе — создать свои школы.

Сейчас, при социализме, когда в основу развития государства положена наука, влияние и значение нашей научной общественности быстро растет. Надо помнить, что для того, чтобы наша наука была самой передовой, наша научная общественность тоже должна быть самой передовой. Она должна быть ведущей и авторитетной, так чтобы ее суждения и оценки были признаны в мировом масштабе.

skroznik
26.02.2012, 22:53
К 300-летию Ломоносова




http://i018.radikal.ru/1111/99/35d26c96e5d6.jpg (http://www.radikal.ru)

В этом году исполняется 300 лет со дня рождения Михаила Васильевича Ломоносова (1711 -1765) — великого русского учёного-энциклопедиста.

Жизнь М.В. Ломоносова совпала с эпохой реализации в России реформ Петра I [1, 2], которые явились жизненной потребностью государства, стремящегося укрепить своё положение. Мир ко времени начала царствования Петра I значительно изменился. В XVII в. характер производства в большинстве наиболее развитых стран стал другим. Повышается роль естествознания в производстве [3, 4]. Это находит отражение в философии [5, 6]. Естествознанию покровительствуют государственные деятели. Наука занимает новое положение в обществе, возникают новые формы её организации. Появляются академии наук.


В 1660 г. было образовано Лондонское королевское общество. В 1666 г. была создана Парижская академия наук. В дальнейшем число академий значительно увеличилось. Во время путешествия по Европе в апреле 1698 г. Пётр I трижды посетил Монетный двор в Лондоне [7], хранителем которого в то время был И. Ньютон. В 1717 г. Пётр I был избран почётным членом Парижской академии наук. В дальнейшем именно она стала одним из прототипов при создании Петербургской академии наук.

В 1687 г. была опубликована книга И. Ньютона Математические начала натуральной философии, ознаменовавшая новый этап в развитии науки. С её появлением обычно связывают начало формирования физики. Первые три издания вышли в Англии на латинском языке, второе — в 1713 г., третье — в 1726 г. ещё при жизни И. Ньютона. Но уже в 1729 г. эта книга выходит на английском языке, а в 1756 г. — на французском. Тенденция перехода от латыни к живым языкам становится преобладающей в развитии науки. Судьба одного из экземпляров первого издания книги Ньютона тесно переплелась с судьбой Лондонского королевского общества, Петербургской академии наук, Московского университета и М.В. Ломоносова, неоднократно цитировавшего эту книгу.

Кратко история такова. В 1943 г. отмечалось трёхсотлетие со дня рождения И. Ньютона. Лондонское королевское общество преподнесло в дар Академии наук (АН) СССР экземпляр первого издания книги И. Ньютона, так как в то время этой книги в библиотеке АН СССР не было [8]. В 1984 г. В.С. Кирсанов обнаружил экземпляр первого издания Начал на выставке в Московском государственном университете им. М.В. Ломоносова [9]. Дальнейшие исследования показали, что эта книга попала в Россию ещё при жизни Ньютона. Она была куплена Р. Эрскиным (Арескиным), лейб-медиком Петра I, в 1718 г., когда приобретались книги библиотеки А. Питкарна. Библиотека А. Питкарна и другие частные собрания в дальнейшем стали ядром библиотеки Петербургской академии наук. В 1812 г. во время вторжения наполеоновских войск и пожара библиотека Московского университета серьёзно пострадала, поэтому для восполнения потерь Петербургская академия наук в 1814 г. послала в дар Московскому университету часть книг из своей библиотеки, в том числе экземпляр первого издания Начал.

Таким образом, в библиотеке Петербургской академии наук со времени её основания был экземпляр первого издания Начал И. Ньютона, содержащий многочисленные рукописные поправки в тексте и на полях. Ссылки на этот экземпляр есть в каждом из ранних каталогов библиотеки Петербургской академии наук.

В диссертации В.С. Кирсанова [10] убедительно показано, что экземпляр Начал, обнаруженный в библиотеке Московского университета, принадлежал Дэвиду Грегори, который с начала 1690-х годов становится одним из ближайших сподвижников И. Ньютона [11]. Аннотации в книге относятся к тому периоду, когда Ньютон готовил её второе издание. Кроме того, в [10] установлены неизвестные ранее связи между английскими учёными и Россией того времени. В 1713 г. в Лондонском королевском обществе была создана комиссия по России из 16 человек, в которую вошли также Исаак Ньютон и Эдмонд Галлей. Комитетом был составлен список "Вопросов" о России. Экземпляр этого списка был послан и Р. Арескину.

Вторая половина XVII в. знаменательна и тем, что в это время появились научные журналы. Прежде научная информация распространялась посредством переписки. В первой половине XVII в. французский учёный М. Мерсенн, проводивший физические исследования в области акустики, организовал обмен научной информацией между наиболее известными учёными [12]. Но данный метод распространения информации был не очень надёжным, а с ростом её объёма не мог охватить все области знания. В результате в 1665 г. начали выходить труды Лондонского королевского общества, затем труды Парижской академии наук. Постепенно научная периодика стала основной формой научной информации.

Во второй половине XVII в. в России было создано несколько государственных школ. В 1648 г. опубликована Грамматика Мелетия Смотрицкого. Эта книга, которая была распространена среди учеников школ, содержала правила разговорной речи и письма, а также правила сочинения стихов. В 1687 г. в Москве по инициативе Симеона Полоцкого было основано первое высшее учебное заведение на основе школы при Богоявленском монастыре. Вначале оно называлось Эллино-греческой академией, а с 1701 г. было переименовано в Славяно-латинскую академию. Именно в ней учился М.В. Ломоносов. В 1775 г. она вновь была переименована и получила название Славяно-греко-латинская академия. В 1814 г. академия преобразована в Московскую духовную академию.

В XVII в. в академии преподавались греческий, латинский и славянские языки, "семь свободных искусств", богословие. С начала XVIII в. курс обучения расширился, ведущее место занял латинский язык.

В 1703 г. в Москве была издана Арифметика Л.Ф. Магницкого (1669-1739), преподавателя Школы математических и навигационных наук, открытой Петром I в 1701 г. Это было руководство по математике, а также по естественным наукам вообще. До середины XVIII в. данная книга была основным учебником математики в России [13]. Арифметика Магницкого и Грамматика Смотрицкого стали "вратами учёности" Ломоносова.

Введение в 1708 г. гражданского печатного шрифта, заменившего церковнославянский, а также переход от обозначений чисел с помощью букв к арабским цифрам имели огромное значение в развитии просвещения и светской школы [14].

На рубеже XVII и XVIII вв. возникла идея организации в России Академии наук. В то время в странах Европы научные учреждения были организованы по-разному — и как частные учреждения, и как государственные [15]. Второй вопрос, который необходимо было решить, заключался в том, будет ли Академия только исследовательским учреждением или учебным заведением. В итоге Пётр I останавливается на идее создать научное учреждение — Академию наук, а при ней учебные заведения — университет и гимназию.

Лейб-медику Петра I Л.Л. Блюментросту в январе 1724 г. было поручено письменно оформить проект. 22 января Пётр I ознакомился с проектом и сделал поправки [16]. Проект обсуждался на заседании Сената. 28 января (8 февраля) 1724 г. указом Сената было объявлено об учреждении Академии наук [17].

Официально устав был принят в 1747 г., а до этого времени проект устава выполнял роль положения об Академии. В проекте, в частности, говорится: "И понеже сие учреждение такой академии, которая в Париже обретается, подобна есть (кроме сего различия и авантажа, что сия академия и то чинит, которое университету или коллегии чинить надлежит), того для я надеюсь, что сие здание удобнейше Академиею названо быть имеет". В проекте обосновывается и структура академического университета: "В университете, как упомянуто, 4 факультета имеются, а именно:
теология;
юриспруденция;
медицина
философия.
Факультет теологии здесь оставляется, и попечение о том токмо Синоду предается. И тако прочие три факультета обретаются, а именно:
Юридический факультет...
Медицинский факуль¬тет...
Факультет философии...".
Ввиду недостатка в России "прямых школ, гимназиев и семинариев" предполагалось и учреждение гимназии. Уже здесь видна генетическая связь данного проекта и проекта М.В. Ломоносова Московского университета.

В 1728 г. начали выходить Комментарии Санкт-Петербургской Академии наук (Commentarii) на латинском языке, получившие широкую известность [18, 19].


Большое значение для развития физики в России сыграл созданный в Академии физический кабинет. По каталогу 1741 г. в нём числилось 400 приборов.

Становление Академии пришлось на сложные в политическом плане годы развития России. Это наложило отпечаток на все стороны деятельности Академии, особенно на работу учебных заведений. Академическая гимназия не имела собственного здания, занятия проводились в непригодных для этого помещениях. Само обучение было поставлено плохо, ученики жили впроголодь. Вместе с тем до 1747 г. в гимназию был открыт доступ детям всех сословий.

В университете обучение претерпело существенные изменения по сравнению с проектом. Оно осуществлялось в соответствии с "классами" академии — математическим, физическим, гуманитарным. Число слушателей было небольшим. Преподавание в основном сводилось к толкованию текстов книг.

Огромное влияние на деятельность Академии наук оказал М.В. Ломоносов. Здесь он прошёл путь от студента до учёного, получившего признание уже при жизни как у себя на Родине, так и за рубежом — он был избран почётным членом Шведской академии наук и Болонской академии.

М.В. Ломоносов появился в Академии наук в начале 1736 г. Здесь он встретился с крупными учёными — профессором физики Г.В. Крафтом, профессором механики и оптики И.Г. Лейтманом, профессором астрономии Ж.-Н. Делилем. Редкие способности и блестящая память Ломоносова были замечены и оценены. Поэтому, когда возникла необходимость отправки лучших студентов за границу, он был направлен в Марбург к X. Вольфу. М.В. Ломоносов всегда уважал своего учителя и поддерживал с ним в дальнейшем добрые отношения. Теоретической химии М.В. Ломоносова обучал Ю.Г. Дюйзинг, профессор Марбургского университета.

Стиль преподавания X. Вольфа, для которого было характерно использование математического метода, оказал огромное влияние на М.В. Ломоносова. В Марбурге он посещает различные лекции, изучает книги о Г. Галилее, И. Ньютоне, Р. Бойле, Р. Декарте, Г.В. Лейбнице и о других европейских учёных. Но уже в то время М.В. Ломоносов продемонстрировал не только выдающиеся способности, но и свой оригинальный стиль решения научных задач. Это было отмечено X. Вольфом в его отзыве о М.В. Ломоносове [20].

В центре горнорудного дела Саксонии — Фрейбурге — М.В. Ломоносов познакомился с горнорудным делом, прошёл лабораторную практику. Но отношения с новым преподавателем И.Ф. Генкелем не сложились. В мае 1740 г. М.В. Ломоносов покидает Фрейбург. Впоследствии он объяснял этот поступок так: "Пробирное искусство я уже изучил, химия была закончена; инспектор Керн не хотел начинать, потому что Генкель вздумал вычесть у него слишком много из суммы, назначенной ему Академией наук" [21]. Вместе с тем И.Ф. Генкель дал положительный отзыв по итогам обучения Ломоносова [20].

8 июня 1741 г. М.В. Ломоносов возвращается в Академию наук, численный состав которой увеличился до 400 человек [18]. 8 января 1742 г. он был назначен адъюнктом по физике. К этому времени взошла на престол Елизавета Петровна (25 ноября 1741 г.), провоз¬гласившая целью своего царствования возвращение к порядкам её отца, Петра I. Это было созвучно тем представлениям об идеалах, которые сформировались у М.В. Ломоносова. Время царствования Елизаветы I было наиболее плодотворным для М.В. Ломоносова.

За пять лет учебы за границей М.В. Ломоносов основательно расширил свои познания как в науках, так и в организации преподавания и научных исследований в Европе. В Академию наук он вернулся с большими планами, но сразу же столкнулся с рядом лиц, цели которых были далеки от интересов отечественной науки и образования. Впоследствии он писал: "Я положил твёрдое и непоколебимое намерение, чтобы за благопо-лучие наук в России, ежели обстоятельства потребуют, не пожалеть всего моего временного благополучия... " [21].

В 1745 г. М.В. Ломоносов становится профессором химии, т.е. академиком [22]. Это позволило ему с новыми силами продолжить работу по созданию химической лаборатории, поскольку "химическая лаборатория при Академии наук для исследования натуральных вещей весьма нужна и профессор химии без оной надлежащей пользы приносить не может, равно как профессор астрономии без обсерватории и надлежащих к тому инструментов" [23, 24]. Семилетняя работа была успешно завершена в 1749 г. В этой лаборатории М.В. Ломоносов проработал до 1757 г., а затем передал её химику У. Сальхову.

В 1747 г. был принят Регламент императорской Академии наук и художеств в Санкт-Петербурге. Согласно этому регламенту, значительно расширялись полномочия президента, а также академической канцелярии, которая заменяла президента в его отсутствие. По этому регламенту были разделены Академия и универ¬ситет, а также установлено различие между академиками и профессорами, причисленными к университету для чтения лекций.

В течение многих лет М.В. Ломоносов боролся за упразднение бюрократической канцелярии и передачу руководства академическому собранию. В качестве примера он приводил опыт европейских академий: "Там собрание академиков само себе судья... Не очевидно ли, что канцелярия не только не нужна Академии наук, но и отягощает её, а потому должна быть изринута из подлинного дома науки" [21]. Наиболее остро стоял вопрос о подготовке отечественных кадров. М.В. Ломоносов писал, что "наше отечество может пользоваться собственными своими сынами не только в военной храбрости и других важных делах, но и в рассуждении высоких знаний".

Новый регламент вводил сословные ограничения при поступлении в академическую гимназию и университет. М.В. Ломоносов боролся за то, чтобы доступ к науке был открыт "всякого звания людям". В 1758-1759 гг. он подготовил "Записку о необходимости преобразования Академии наук", в которой писал: "...студент тот почтеннее, кто больше научился, а чей он сын, в том нет нужды" [21].


Исключительное значение оказала деятельность М.В. Ломоносова, направленная на создание Московского университета. Влияние его идей, заложенных в фундамент образовательной программы университета, прослеживается на протяжении всей истории его развития.

В 1753 г. М.В. Ломоносов отправляется в Москву и начинает подготовительную работу [15]. Летом 1754 г. в письме И.И. Шувалову М.В. Ломоносовым даётся краткий проект университета и основные принципы его организации [25 -27]. 19 июля Сенат утверждает представленное И.И. Шуваловым "Доношение об утверждении в Москве университета и двух гимназий" с приложением Проекта их организации [27, 28]. Начинается практическая деятельность по подготовке к открытию университета. В августе выходит указ императрицы Елизаветы Петровны о передаче учреждаемому в Москве университету Аптекарского дома у Воскресенских (Курятных) ворот на Красной площади: "Е. и. в. [Её императорское величество] всемилостивейшая государыня указать соизволила для учреждающегося вновь в Москве университета дом, состоявший у Курятных ворот, в коем прежде была аптека, починкою исправить и в состояние привести" [28, 29]. После перевода учреждений, занимавших Аптекарский дом, был проведён ремонт, который был в основном закончен в декабре.

12 января 1755 г. Елизавета Петровна утвердила Проект организации Московского университета и гимназий [30]. Согласно этому проекту, университет должен был состоять из трёх факультетов — юридического, медицинского, философского, объединяющих 10 кафедр. По структуре университет соответствовал проекту университета в Академии наук 1724 г. [17], а также проекту М.В. Ломоносова академического университета. 12 октября 1748 г. М.В. Ломоносов писал В.К. Тредиаковскому: "Государь мой, Василий Кириллович! Вы изволили мне объявить словесно, что в Собрании требуют от меня мнения об университетском регламенте, что я оное кратко объявляю и думаю, что в университете неотменно должно быть трём факультетам: юридическому, медицинскому и философскому (богословский оставляю синодальным училищам), в которых бы производить в магистры, лиценциаты и докторы..." [21, 23].

24 января 1755 г. был опубликован указ об учреждении университета и двух гимназий. Кураторами университета были назначены И.И. Шувалов, Л.Л. Блюментрост, директором — А.М. Аргамаков [31].

В марте 1755 г. из Академического университета в Петербурге в Московский университет были переведены ученики и последователи М.В. Ломоносова — магистры Н.Н. Поповский, А.А. Барсов, Ф.Я. Яремский. В смете университета, утверждённой Сенатом, были предусмотрены 5 тыс. рублей "для покупки книг и прочего" [26]. 16 и 20 марта по просьбе директора университета А.М. Аргамакова на заседаниях конференции Академии наук рассматривался вопрос о помощи университету в оснащении библиотеки и приобретении оборудования для физического кабинета [31]. Академия наук оказала реальную помощь Московскому университету в решении этих проблем [32].

26 апреля 1755 г. состоялась торжественная церемония открытия ("инавгурация") университета. С речами при открытии университетской гимназии выступили Н.Н. Поповский, А.А. Барсов, учителя немецкого и французского языков. Речь А.А. Барсова называлась "О пользе учреждения Московского университета". 25 мая в университет были зачислены первые шесть студентов, а уже в июне Н.Н. Поповский начал чтение лекций по философии. Это и явилось началом занятий студентов в университете [27].

Открытие Московского университета оказало большое влияние не только на развитие образования, но и на всю общественную жизнь в России. Уже в 1756 г. при университете были открыты типография и книжная лавка, начала издаваться газета Московские ведомости, открылась библиотека университета, которая являлась общедоступной. В августе 1758 г. вышел первый том сочинений М.В. Ломоносова (на титульном листе указан 1757 г.), который содержал как стихотворные, так и научные, научно-популярные и публицистические произведения. В Московских ведомостях за 9 октября 1758 г. сообщалось, что в "Московском Императорском университете недавно отпечатано и продаётся собрание сочинений коллежского советника, химии профессора и Санкт-Петербургской Императорской академии наук члена господина Ломоносова". Второй том был опубликован в 1765 г.

М.В. Ломоносов постоянно уделял большое внимание академическому университету и гимназии. Здесь были подготовлены первые отечественные преподаватели Московского университета. В академическом университете М.В. Ломоносов читал лекции студентам на русском языке. После создания Московского университета М.В. Ломоносов, по существу, начал работу по превращению академического университета в самостоятельный Петербургский университет [26]. После того как он стал руководить академическим университетом и гимназией, в них была перестроена система обучения. В результате впервые за многие годы академический университет стал получать студентов из гимназии, а не со стороны.

Следующим шагом стала подготовка устава университета и его привилегий, штата и бюджета. М.В. Ломоносов понимал, что без официального утверждения положение дел в университете будет непрочным. Ему пришлось постоянно доказывать необходимость подготовки большего числа специалистов. В наброске речи для торжественного открытия университета М.В. Ломоносов указывал причины:
Сибирь пространна...
Горные дела.
Фабрики.
Ход севером.
Сохранение народа.
Архитектура.
Правосудие.
Исправление нравов.
Купечество и сообщение с ориентом.
Единство чистое (дружбы) веры.
Земледельство, предзнание погод.
Военное дело [18].
Длительная тяжёлая борьба М.В. Ломоносова не увенчалась успехом. Но она не пропала даром.

Во-первых, в академическом университете было подготовлено несколько десятков специалистов.
Во-вторых, в длительных дискуссиях в обществе сформировались различные представления о путях развития образования и науки.
В-третьих, остался богатый фактический материал, который постоянно использовался для воссоздания реальной истории развития образования в России.
В-четвёртых, М.В. Ломоносов конкретизировал, поставил задачу развития образования в нашей стране.
Что касается Московского университета, то влияние М.В. Ломоносова не ограничилось этапом его создания.

На протяжении всей дальнейшей истории работы М.В. Ломоносова стали предметом пристального изучения и развития.

В 1810 г. в типографии Московского университета был опубликован учебник профессора Московского университета, члена-корреспондента Петербургской академии наук П.И. Страхова Краткое начертание физики, написанный им на основе многолетнего опыта преподавания данного предмета в Московском университете. В стиле написания этой книги видна её связь с Вольфианской экспериментальной физикой, переведённой М.В. Ломоносовым. Это и неудивительно, так как именно им впервые была создана научная терминология в области физики на русском языке, что отмечал рецензент учебника П.И. Страхова в статье, опубликованной в Русском вестнике в 1810 г. [22].
В 1820 г. профессор Московского университета И.А. Двигубский начал издавать новый научный журнал Новый магазин естественной истории, физики, химии и сведений экономических. В этом журнале был помещён ряд работ М.В. Ломоносова в переводе на русский язык. Так, в 1828 г. в этом журнале была опубликована статья М.В. Ломоносова "О причине тепла и холода" в переводе с латинского языка на русский Н.Е. Зернова. Эта статья во втором томе Полного собрания сочинений носит название "Размышления о причине теплоты и холода" и даётся в переводе Б.Н. Меншуткина.

Несколько ранее, в 1824 г., И.А. Двигубский в третьем издании своего учебника "Физика" указывает М.В. Ломоносова среди наиболее выдающихся физиков [33].

Целый ряд полемических статей был опубликован М.Г. Павловым по поводу работ М.В. Ломоносова в 20-е -30-е годы XIX в. В одной из работ Павлов писал: "Почему в учебных книгах своих без исследования повторяем слова иностранных учёных, не зная рассуждения Ломоносова, утверждающих, что Румфорд первый предложил происхождение тепла от внутреннего движения тел?" [32].

Д.М. Перевощиков неоднократно обращался к исследованиям М.В. Ломоносова в области атмосферного электричества, оптики, кинетической теории теплоты. Они были изложены в его Руководстве к опытной физике [34].

Впоследствии, в 40-х и 50-х годах XIX в., к исследованиям М.В. Ломоносова неоднократно обращался М.Ф. Спасский [35]. В своих лекциях по физике он излагал молекулярно-кинетическую теорию тепла М.В. Ломоносова, использовал его теорию возникновения атмосферного электричества.

С 1859 по 1882 г. кафедрой физики в Московском университете заведовал Н.А. Любимов, известный как замечательный лектор, получивший высокую оценку современников, в том числе Н.А. Умова [36]. Ещё в 1855 г. Н.А. Любимов опубликовал работу "Ломоносов как физик" [37], в которой, по-видимому впервые в отечественной литературе, была предпринята попытка дать критический анализ нескольких работ М.В. Ломоносова в области физики. Среди рассмотренных работ — "Мемуар о причинах тепла и холода" (1747 г.). Анализ этой работы проведён формально-логически, так как из контекста видно, что автор в то время не был знаком с создаваемой именно тогда молекулярно-кинетической теорией газов [38]. Отрицательно оценил эту работу Н.А. Любимова П.Л. Капица [39].

В 1872 г. Н.А. Любимов опубликовал первую часть книги Жизнь и труды Ломоносова [40], являвшуюся, по замыслу автора, пособием по изучению истории эпохи, в которую жил и работал М.В. Ломоносов. Пособие было предназначено для воспитанников старших классов лицея цесаревича Николая. Здесь мы имеем достаточно подробное изложение биографии М.В. Ломоносова и его организационной деятельности в Академии наук. Что касается анализа его научной деятельности, то он проведён на примере небольшого числа работ. В конце книги даётся психологический портрет М.В. Ломоносова. Здесь же приведена заключительная оценка деятельности М.В. Ломоносова: "Ничто так не противоречит всему характеру деятельности Ломоносова, всему духу Петровского преобразования, как такое стремление проти-вопоставить русское европейскому... По отношению к Ломоносову это стремление столь же фальшиво, как стремление изобразить Ломоносова непонятым, неоценённым и изнемогающим в борьбе... Истинное значение Ломоносова как учёного в том, что он был первым русским учёным в европейском смысле, живым оправданием замысла Петра ввести Россию как равного члена в семью европейских народов... Заслуги Ломоносова достаточно велики, он не нуждается ни в преувеличении, ни в фальшивом освящении". И далее: "Истинное великое значение трудов Ломоносова не в истории науки вообще, а в истории русского образования: это блестящие в ней страницы".

Н.А. Любимов был известным специалистом в области образования. Он смог провести анализ деятельности М.В. Ломоносова в этой области и дать оценки, которые не потеряли значения до настоящего времени. Что касается анализа научной деятельности М.В. Ломоносова, то он фрагментарен и формален. Здесь не учтён главный фактор: наука постоянно развивается, и оценки деятельности различных учёных постоянно меняются. И не всегда господствующая точка зрения оказывается верной.

Только в XIX в. была создана законченная физиче¬ская теория — кинетическая теория материи и статисти¬ческая физика, в которой фундаментальные идеи принадлежат Л. Больцману [41, 42]. Сам Л. Больцман был членом основных академий Старого и Нового света. Но в конце жизни его взгляды были объявлены антинауч¬ными. Только в 1908 г. В. Освальд под влиянием прямых экспериментов признал существование атомов и молекул [43]. В связи с этим М. Смолуховский писал: "Весьма поучительно следить за изменчивыми судьбами научных теорий. Они более интересны, чем изменчивые судьбы людей, ибо каждая из них включает в себя что-то бессмертное, хотя бы частицу вечной истины" [44].

Поэтому вызывает искреннее уважение работа Б.Н. Меншуткина, который в непростое время собирал, переводил и публиковал работы М.В. Ломоносова. В 1911 г., когда отмечалось 200-летие со дня рождения М.В. Ломоносова, взгляды на молекулярно-кинетическую теорию в физике изменились. Физика в целом претерпевала коренной перелом. В это время стали в большей мере востребованы общие подходы к решению проблем, предложенные М.В. Ломоносовым. Вышедшее в то время первое издание книги Б.Н. Меншуткина Жизнеописание Михаила Васильевича Ломоносова разошлось тиражом 80000 экземпляров [45]. После этого в курсе физики О.Д. Хвольсона появляется ссылка на М.В. Ломоносова [39]. В ХХ в. М.В. Ломоносов занял своё достойное место в учебной литературе [46 -49].

Во второй половине 1890-х годов начал исследовать научное наследие М.В. Ломоносова в области геологии и минералогии В.И. Вернадский. Он одним из первых указал на то, что М.В. Ломоносов — один из создателей методологических основ современного естествознания, творчество М.В. Ломоносова имеет не только большое научное, но и общественное значение [50]. Слова В.И. Вернадского оказались пророческими. Именно наука XX в. показала справедливость и актуальность исследований М.В. Ломоносова.

27 ноября 1936 г. на торжественном вечере в Московском университете, посвящённом 225-летию со дня рождения М.В. Ломоносова, Н.Д. Зелинский предложил назвать университет именем М.В. Ломоносова [27]. С 7 мая 1940 г. университет стал называться Московским государственным университетом им. М.В. Ломоносова.

Исследования, проведённые в XX в. по изучению наследия М.В. Ломоносова, огромны. Опубликовано его полное собрание сочинений. Появляются новые материалы, которые казались безвозвратно потерянными. Интерес к жизни и деятельности М.В. Ломоносова за прошедшие 300 лет не только не ослабел, но и значительно усилился. Это и есть основной критерий степени его влияния на развитие науки и образования в России.

М.В. Ломоносов стоит у истоков нашей науки и образования. Он во многом предопределил характер их развития. Обращение к этим истокам наиболее характерно для времени коренных перемен. Так было в начале XX в., когда менялся характер преподавания физики в Московском университете, с большим трудом стала возникать серьёзная экспериментальная база для научных исследований [51]. То же мы имеем в середине прошлого столетия, когда число обучавшихся студентов-физиков увеличилось в пятнадцать раз по сравнению с началом 1930-х годов, появились новые области в физике, образовавшиеся на стыке разных наук [3, 4].

В 60-х годах ХХ в. возникла новая наука — "науковедение" (или наука о науке). Вначале она в значительной мере развивалась в рамках истории науки, и её самостоятельное оформление стимулировалось рядом социологических исследований в области научной деятельности в период бурного развития науки в 1940 -1960-х годах. Тогда же стали широко использоваться первые "измерители" научной деятельности: число публикаций в научных журналах; число людей, работающих в сфере науки; размеры средств, отпускаемых на научные исследования. В отмеченный период эти показатели росли таким образом, что если экстраполировать эту зависи-мость с конца 1960-х годов на будущее, то в начале XXI в. все люди на Земле должны были бы заниматься наукой. Отсюда следовал очевидный вывод об изменении в ближайшие годы характера развития науки [52]. Действительно, в 1970-х годах темпы развития науки в мире в целом, с точки зрения указанных выше параметров, снизились. Вместе с тем достаточно быстро после этого появились электронные устройства нового типа, которые позволили принципиально увеличить скорость расчётов; были созданы носители информации большого объёма.

Дальнейшее развитие науки и образования в этих условиях в России происходило под сильным влиянием внутренних факторов [53], и дискуссии на эту тему продолжаются вплоть до настоящего времени. Принятые сегодня решения и планы определят развитие науки и образования на многие годы вперёд. И снова актуально звучат спустя столетия слова М.В. Ломоносова о том, что сделанный "скудный и узкий план" придётся опять переделывать и изменять финансирование, если исходить из сиюминутных проблем, а не из логики развития.

При решении проблем организации научных исследований и просвещения М.В. Ломоносов использовал наиболее перспективные подходы, которые существовали в мире, а затем выбирал среди них самые эффективные. В современном мире, где изменения в области науки и образования происходят особенно быстро и приходится решать много сложных проблем не только научного, но и социального характера [54, 55], метод М.В. Ломоносова, его цельный взгляд на жизнь и науку, безукоризненная честность по отношению к себе и людям приобретают первостепенное значение.

Список литературы


Соловьев СМ Сочинения. В 18 кн. (М.: Мысль, 1988-1996)
Ключевский В О Сочинения. В 9 т. (М.: Мысль, 1987- 1990)
Кудрявцев П.С. Курс истории физики (М.: Просвещение, 1982)
Спасский Б.И. История физики Ч. 1 (М.: Высшая школа, 1977)
Бэкон Ф. Сочинения В 2-х т. ( М.: Мысль, 1977-1978); Bacon F The Works (New York: Garrett Press, 1968)
Декарт Р. Сочинения В 2-х т. (М.: Мысль, 1994); Descartes R The Philosophical Works (London: Cambridge Univ. Press, 1967)
Вавилов С.И. Исаак Ньютон, 1643 -1727 (М.: Наука, 1989)
Радовский М.И. Из истории англо-русских научных связей (М. -Л.: Изд-во АН СССР, 1961)
Кирсанов В.С. Научная революция XVII века (М.: Наука, 1987)
Кирсанов В.С. "Ранняя история "Математических начал нату¬ральной философии" Исаака Ньютона", Дисс. ... д-ра физ.-мат. наук (М.: ИИЕТ им. С.И. Вавилова, 1999)
Cohen I.B. Introduction to Newton's "Principia" (Cambridge: Univ. Press, 1971)
Храмов Ю.А. Физики. Биогр. справочник (М.: Наука, 1983)
Гнеденко Б.В. Очерки по истории математики в России (М. - Л.: Гостехиздат, 1947)
Орлов А.С. и др. История России (М.: Проспект, 2001)
Курмачева М.Д. Петербургская академия наук и М.В. Ломоно¬сов (М.: Наука, 1975)
Российский государственный архив древних актов (РГАДА), Ф. 1451, именные указы, оп. 1, кн. 18, лл. 89-100
Российский государственный архив древних актов (РГАДА), Ф. 248, Сенат, кн. 1923, журналы и протоколы правительствую¬щего Сената за январь месяц 1724 года, л. 98
Пекарский П. История Императорской академии наук в Петер¬бурге Т. 1 (СПб.: Отделение русского языка и словесности Императорской академии наук, 1870)
Островитянов К.В. (Гл. ред.) История Академии наук СССР Т. 1 (М. - Л.: Изд-во АН СССР, 1958)
Павлова Г.Е. (Сост.) М.В. Ломоносов в воспоминаниях и характеристиках современников. Сборник (М. -Л.: Изд-во АН СССР, 1962)
Ломоносов М.В. Полное собрание сочинений (Гл. ред. С И Вавилов) Т. 10 (М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1957)
Кононков А.Ф. История физики в Московском университете с его основания до 60-х годов XIX столетия 1755-1859 (М.: Изд-во Моск. ун-та, 1955)
Ламанский В.И. Ломоносов и Петербургская Академия наук (М., 1865)
Безбородов М.А. М.В. Ломоносов и его работа по химии и технологии силикатов (М. -Л.: Изд-во АН СССР, 1948)
Ломоносов М.В. Сочинения Т. 8 (Под ред. С И Вавилова) (М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1948)
Белявский М.Т. М.В. Ломоносов и основание Московского университета (М.: Изд-во Моск. ун-та, 1955)
Дорошенко В.А. и др. (Сост.) Летопись Московского университета, 1755 - 1979 (М.: Изд-во Моск. ун-та, 1979)
Тихомиров М.Н. (Отв. ред.) История Московского университета Т. 1 (М.: Изд-во Моск. ун-та, 1955)
Российский государственный исторический архив (РГИА), Ф. 1329, т. 85, л. 382
Полное собрание законов Российской империи (ПСЗ), Т. 14, № 10346
Протоколы заседаний конференции Академии наук (СПб., 1899)
Кононков А.Ф., Спасский Б.И. М.В. Ломоносов как физик (М.: Изд-во Моск. ун-та, 1961)
Двигубский И. Физика Ч. 1, 2 (М., 1824, 1825)
Перевощиков Д.М. Руководство к опытной физике (М., 1833)
Кононков А.Ф. УФН 68 731 (1959) [Kononkov A.F. Sov.Phys. Usp. 2 620 (1959)]
Конопаткин Н.М., Лукьянов Е.А., Николаев П.Н., в сб. Памятники науки и техники, 1989 (Отв. ред. Н К Гаврюшин) (М.: Наука, 1990) с. 33
Любимов Н. Ломоносов как физик (М., 1855)
Базаров И.П., Николаев П.Н., в сб. История и методология естественных наук Вып. 30 Физика (М.: Изд-во Моск. ун-та, 1983) с. 9
Капица П.Л. УФН 87 155 (1965) [Kapitza P.L. Sov.Phys. Usp. 8 720 (1966)]
Любимов Н Жизнь и труды Ломоносова (М., 1872)
Boltzmann L Vorlesungen Uber Gastheorie (Leipzig: J. A. Barth, 1896-1898) [Lectures on Gas Theory (Berkeley: Univ. of California Press, 1964); Больцман Л Лекции по теории газов (М.: Гостехиздат, 1956)]
Базаров И.П., Николаев П.Н. Теория систем многих частиц (М.: Изд-во Моск. ун-та, 1984) [Bazarov I P, Nikolaev P N Theory of Many-Particle Systems (New York: AIP, 1989)]
Боголюбов Н.Н., Саночкин Ю.В. УФН 61 7 (1957)
Pisma Mariana Smoluchowskiego Т. 3 (Krakow, 1928) p. 61
Меншуткин Б Н Жизнеописание Михаила Васильевича Ломоносова (М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1937)
Савельев И В Курс обшей физики Т. 2 Электричество и магнетизм. Волны. Оптика (М.: Наука, 1982) [Savelyev I V Physics, A General Course Vol. 2 Electricity and Magnetism, Waves, Optics (Moscow: Mir Publ., 1980)]
Матвеев А Н Молекулярная физика (М.: Высшая школа, 1981)
Базаров И П Термодинамика (М.: Физматгиз, 1961) [Bazarov IP Thermodynamics (Oxford: Pergamon Press, 1964)]
Базаров И П, Геворкян Э В, Николаев П Н Термодинамика и статистическая физика (М.: Изд-во Моск. ун-та, 1986)
Вернадский В И Труды по истории науки в России (М.: Наука, 1988)
Лебедев П Н Собрание сочинений (Под ред. Т П Кравца и др.) (М: Изд-во АН СССР, 1963)
Николаев П Н, в сб. История и методология естественных наук Вып. 37 Физика (М.: Изд-во Моск. ун-та, 1992) с. 154
Садовничий В А (Общ. ред.) Образование, которое мы можем потерять. Сборник (Под общей ред. В.А. Садовничего) (М.: МГУ им. М.В. Ломоносова, 2002)
Anderson R J, Butler О R Phys. Today 62 (7) 36 (2009)
DayC Phys. Today 63 (3) 33 (2010)

skroznik
26.02.2012, 22:57
К 300-летию Ломоносова




http://s017.radikal.ru/i425/1111/22/35abbd4b3ccd.jpg (http://www.radikal.ru)


1 - Напечатана в газете "Русские ведомости", №257, от 8 ноября 1911г., по случаю 200-летия со дня рождения М.В. Ломоносова. Статья имеет явно автобиографическое значение (для П.Н. Лебедева — примеч. ред. УФН) в той части, где говорится о страданиях учёного, не имеющего лаборатории, о гибели "научных всходов" и т.д. Подлинная рукопись П.Н. Лебедева с многочисленными изменениями хранится в Архиве АН СССР, ф. 293, оп. 1. [1, 2].


Я вижу, что должен умереть, и спокойно смотрю на смерть;
жалею только о том, что не мог совершить всего того, что предпринял
для пользы Отечества, для приращения наук и для славы Академии,
и теперь при конце моей жизни должен видеть, что все мои полезные
намерения исчезнут вместе со мной.

Из бесед Ломоносова со Штелином

2 - Яков Штелин (1709-1785) — член Петербургской академии, специалист по гравюре, друг Ломоносова.
__________________________________________________________________________________________


http://s017.radikal.ru/i411/1111/53/ccd9ecd0674f.jpg (http://www.radikal.ru)

Графический портрет выполнен первым главным редактором журнала Успехи физических наук (УФН) Петром Петровичем Лазаревым (учеником и продолжателем дел П.Н. Лебедева) для публикации речи П.П. Лазарева, произнесённой им на Торжественном заседании Академии наук 13 сентября 1925 г., посвящённом 200-летию Российской академии наук (подробнее см. [3]).

Двести лет тому назад на далёком севере в семье зажиточного рыбопромышленника родился Михаил Васильевич Ломоносов, талант, жизнь, труды и судьба которого дали нам прообраз русского учёного со всеми теми особенностями, которые лежат в характере народа и в условиях окружающей среды.

Описание первой части его жизни, годов учения, читается как увлекательный рассказ: бегство из дома, голодное существование в Москве в Заиконоспасской академии, о котором сам Ломоносов говорит, что то была "несказанная бедность: имея один алтын в день жалованья, нельзя было иметь на пропитание в день больше, как на денежку хлеба, на денежку квасу, прочее на бумагу, на обувь и на другие нужды". В Москве в течение пяти лет учили его не тому, к чему тянул его природный талант, а тому, чему обучать полагалось: латинскому стихосложению, риторике, богословию и т.д. Попытка Ломоносова разыскать в Киеве настоящих учителей и настоящую науку тоже была неудачна, и только случайно сложившиеся обстоятельства дали ему то, что он искал: барон Корф решил послать способных молодых людей учиться за границу, — по его указанию Академия наук затребовала у московской Заиконоспас-ской академии списки рекомендуемых семинаристов, и Ломоносов был послан за границу для обучения философии, физике и горному делу.

В Марбурге у знаменитого в то время философа Вольфа (Христиан Вольф (1679-1754) — философ и физик, профессор, учитель Ломоносова (работал в Марбурге и Галле). Его "Вольфианскую физику", переведённую Ломоносовым, см. в I томе "Полного собрания сочинений Ломоносова", 1950.) он впервые узнал, что представляет собою настоящая живая наука; с жадностью набросился он на изучение естествознания и поражал своего учителя одновременно и своими удивительными успехами в науках, и не менее удивительной бесшабашностью своей студенческой жизни. Пять лет, проведённых в Германии, вполне подготовили Ломоносова к самостоятельной научной работе: его исключительные способности позволили ему за этот сравнительно короткий учебный срок разобраться в господствовавших научных течениях, освоиться с методами исследований и получить богатый запас положительных знаний, а природный ясный и пытливый ум подсказывал ему длинный ряд интереснейших научных задач. Пребывание в Германии и ещё в одном направлении расширило его кругозор. На примере своего учителя Вольфа Ломоносов видел, что плодотворная научная деятельность обусловлена не только личными занятиями учёного, но и созданием школы для подготовки учёных работников; в Марбурге Ломоносову стало ясно, что учёная сила немецкого университета кроется в преемственности знания.

Вполне подготовленный к самостоятельной учёной деятельности, живой, сильный, с жаждой возможно широко использовать свои способности, 30-летний Ломоносов вернулся на Родину. В Петербурге он нашёл учёное и учебное дело в самом жалком положении: членами Академии наук были по преимуществу немцы, которые на своём острове (Имеется в виду Васильевский остров в С.-Петербурге, на котором расположена Кунсткамера — первое здание Академии наук (см., например, [4]) отмежевались от остальной России; за немногими исключениями это были люди мало способные (Эту характеристику следует признать недооценкой тогдашней Академии. Достаточно вспомнить, что в числе членов Академии одновременно были Эпинус, Эйлер, Рихман, несколько ранее — Даниил Бернулли), в лучшем случае аккуратно служащие чиновники, в худшем — люди, наживавшиеся разными способами. С первых же шагов своей петербургской деятельности страстный и увлекающийся Ломоносов объявил войну налаженному укладу академической жизни: сам вышедший из народа, на себе испытавший все мытарства учения в России, он не мог ограничить свою деятельность учёными исследованиями, как это делали его иностранные коллеги по Академии, — он видел перед собой другую задачу, которую ставила ему русская жизнь: создать и обеспечить в России возможность научной работы.

Учебные пособия, которыми располагала Академия наук, ограничивались кунсткамерами и музеями, предназначенными для личных занятий академиков и для демонстрации высоким посетителям, а на долю адъюнкта Ломоносова, которому было поручено "занятие химией", не полагалось и этих скромных пособий. Ломоносов был поставлен в необходимость прежде всего выхлопотать себе средства для работы и решил создать первую в России научную лабораторию, в которой он мог бы не только сам проводить свои исследования, но и давать возможность начинающим молодым учёным работать под его руководством. В архивах Академии сохранилось прошение Ломоносова: "Минувшего 1742 г., в январе месяце, подал я, нижайший, в Академию наук предложение о учреждении химической лаборатории, которой ещё при Академии наук не было, где бы я, нижайший, мог для пользы Отечества трудиться в химических экспериментах; однако на оное моё прошение не учинено никакого решения. И понеже я, нижайший, в состоянии нахожусь не токмо химические эксперименты для приращения натуральной науки в Российской Империи в действо производить и о том журналы и рассуждения на российском и латинском языке сочинять, но при том ещё могу других обучать физике, химии и натуральной гистории, и того ради имею я, нижайший, усердное и искреннее желание наукой моему Отечеству пользу чинить, в химических трудах беспрестанно упражняться и как химической практике, так и теории с присовокуплением физики и натуральной минеральной истории других желающих обучать". На этом же прошении помечена и резолюция: "Адъюнкту Ломоносову отказать".

Только через шесть лет после первого прошения Ломоносов, наконец, получил в своё распоряжение маленькую, бедно обставленную химическую лабораторию (Работами Н.М. Раскина и В.П. Барзаковского выяснено, что лабораторию М.В. Ломоносова никак нельзя назвать "маленькой" и "плохо оборудованной".), в которой он мог начать учить и работать. Но здесь, в лаборатории, перед ним встала другая, ещё большая трудность, которая мешала ему отдаться научным исследованиям и настоятельно требовала резрешения: работающими в новой химической лаборатории являлись такие же семинаристы, командированные семинариями по требованию Академии наук, каким когда-то был сам Ломоносов, а поэтому не только их недостаточная научная подготовка, которую давала схоластическая духовная школа, но и случайность в назначении заниматься науками ставили руководителя лаборатории в совершенно невозможные условия. Ломоносов видел один выход из этого положения: надо было создать светскую школу, по образцу немецких гимназий, которая давала бы достаточно подготовленных студентов; помимо других препятствий, тут пришлось ещё считаться и с поголовной бедностью русской учащейся молодёжи, о которой Ломоносов свидетельствует, что "гимназисты и студенты жалованье получали весьма малое и, тем ещё поделясь с бедными своими родителями, претерпевали скудность в пище и ходили по большей части в рубище, а оттого и досталь теряли охоту к учению".

Недостатки той учебной организации, которая постепенно развилась при Академии наук из обучения прикомандированных семинаристов, были ясно видны Ломоносову, как лицу, близко стоящему к учащейся молодёжи: она не давала ни стране, ни самим учащимся того, что могли дать правильно поставленные систематические занятия науками; Ломоносов стал ратовать за учреждение университетов и особенно настаивал на том, что и в России "не худо, чтобы университет и Академия имели по примеру иностранных какие-нибудь вольности, а особливо, чтобы они освобождены были от полицейских обязанностей". Известно, какую роль сыграл Ломоносов, когда Шувалов (И.И. Шувалов (1727-1797) — государственный деятель, создатель, вместе с М.В. Ломоносовым, Московского университета) "Московский университет по примеру иностранных учредить намеревался, что весьма отрадно", и как пользовался Шувалов "советами тех, которые университеты не токмо видели, но в них несколько лет обучались, так что их учреждения, узаконения, обряды и обычаи в уме ясно и живо, как на картине, представляют". Особенно озабочен был Ломоносов и в этом случае организацией подготовительного среднего образования: "При университете необходимо должна быть гимназия, без которой университет — как пашня без семян".

Ту же мысль осуществил Ломоносов, основывая Петербургский университет и гимназию при нём, он принимал в жизни этих учреждений деятельное участие как их непосредственный руководитель.

Сколько работ и сил должен был затратить Ломоносов, создавая русские университеты и гимназии, — это теперь вряд ли поддаётся учёту; сам Ломоносов указывал, какие препятствия ему ставили в этом деле, помимо других, его влиятельные учёные коллеги: "Куда столько студентов и гимназистов? Куда их девать и употреблять будем? — Сии слова твердил часто Тауберт в канцелярии Академии, и хотя ответственно, что у нас нет природных россиян ни аптекарей, да и лекарей мало, также механиков, искусных горных людей, адвокатов и других учёных, и ниже своих профессоров в самой Академии и в других местах. Но не внимая сего, всегда твердил и другим внушал Тауберт: куда со студентами?" Со своей точки зрения, конечно, и Тауберт был прав: Тауберту все эти русские гимназисты и русские студенты действительно ни на что не были нужны.

Поставив себе сначала, казалось бы, очень скромную задачу — создать школу русских химиков — Ломоносов, желая выполнить её, должен был всё шире и шире раздвигать первоначальные рамки и постепенно, шаг за шагом, насадил в России светскую среднюю школу — гимназию и высшую школу — университет. Оценивая эту просветительскую деятельность Ломоносова, следует признать, что после Петра Великого вряд ли кому Россия больше обязана своим культурным развитием, чем Михаилу Васильевичу Ломоносову, и, конечно, не на гениального пионера европейского просвещения падает вина, что после его смерти "все его полезные намерения исчезли вместе с ним".

Выступая реформатором культурного строя России, Ломоносов не мог опираться на свой бесспорный авторитет выдающегося учёного, — он находил необходимую поддержку в том всеобщем восхищении, с которым приветствовали его как создателя звучного литературного русского языка.


То совершенно исключительное положение, которое Ломоносов по праву занимает в истории русской словесности, было также обусловлено прирождёнными свойствами естествоиспытателя: приступая к изучению русского языка, Ломоносов не пошёл по пути учёного схоластика-филолога, а приложил и здесь приёмы естествоиспытателя: он внимательно прислушивался к тому живому русскому языку, которым говорили, бранились и шутили окружающие, и, к радости своей, открыл, что этот язык имеет весь тот запас слов, который необходим для лёгкого выражения самых сложных мыслей. Для Ломоносова живой, разговорный русский язык был явлением природы, а его грамматика должна была только подмечать и описывать те законы, которые управляют языком, но не предписывать этому свободному языку каких-нибудь сочинённых, стесняющих его обязательных правил. Ломоносов имел храбрость начать писать живой разговорной речью, и современники были поражены красотами и гибкостью того самого языка, которым они и раньше постоянно пользовались в обиходе. Ломоносов, как естествоиспытатель, только открыл давно до него существовавший язык, рядом с которым современный ему латинизированный книжный язык стал вдруг совершенно ненужным, лишним, нелепым; восторг, с которым Россия приветствовала литературные выступления Ломоносова, был про¬чно обоснован не только в неожиданных красотах Ломоносовского языка, но также и в сознании, может быть, не всегда высказывавшемся, что новый книжный язык доступен и без утомительного обучения.

Для Ломоносова язык сам по себе не был целью, — для него он был только могучим средством, которым он постоянно пользовался, чтобы просвещать и учить русское общество. В своих литературных произведениях Ломоносов всё время остаётся учёным: во всех одах, написанных по заказу и согласно требованиям времени в ложноклассическом стиле, он всегда ставит определённые тезисы, а потом логически развивает и доказывает их. В совершенстве владея звучным стихом, Ломоносов очаровал своих современников и, пользуясь этим увлечением, неуклонно шёл к своей главной цели, воспитывая русское общество и заставляя его задумываться над новыми, чуждыми ему, идеями.

Общественная деятельность Ломоносова как реформатора всей культурной жизни страны и её языка, принесла свой плод и с глубокой благодарностью будет вспоминаться потомками. Иная судьба была суждена его учёной деятельности, для которой он прошёл тяжёлый путь от рыбачьего баркаса до кафедры Академии наук: она не дала даже ничтожной доли тех результатов, которых естественно было от неё ждать, — она стала лишь прообразом трагической судьбы учёного в России.

Все современники, знавшие Ломоносова, — и между ними гениальный Эйлер — ожидали от этого самородка совершенно исключительных научных исследований; казалось, что все задатки для такой деятельности счастливо сочетались в его лице: огромный природный талант естествоиспытателя, ясный, независимый ум, широкий кругозор, большой запас знаний, несокрушимая воля, железное здоровье и желание всецело отдаться любимому делу, — но судьба поставила Ломоносова в те чисто русские условия деятельности, при которых никакой талант учёного не мог ему помочь, хотя он находился, казалось бы, в наивыгоднейшем положении, как состоящий на учёной службе адъюнкт, а потом профессор Академии наук. Если ограничиться только названием "учёная служба", то непродуктивность учёной деятельности Ломоносова останется навсегда непонятной, но она не потребует дальнейших объяснений, если только перечислить его служебные обязанности, а именно: аккуратное посещение академических заседаний, писание многочисленных рапортов в канцелярию по поводу всяких мелочей учебного обихода, обучение и экзамены студентов по химии, физике, истории, пиитике и риторике, технохимические анализы, переводы, цензура и корректура книг, печатаемых в академической типографии, сочинение од и трагедий, а равно и разработка детальных планов иллюминаций по поводу разных торжественных случаев и т.д. Для выполнения всех этих обязанностей никаких талантов не требуется, но когда Ломоносову было предписано в дополнение ко всему остальному ещё "написать Российскую историю его штилем", т.е. заняться тем делом, которое ему, как профессору химии, было по существу ново и чуждо, то Ломоносов "сказал в собрании профессорском, что-де он, имея работу сочинения Российской истории, не чает так свободно упражняться в химии, и ежели в таком случае химик понадобится, то он рекомендует ландмедика Дахрица". Если к этому прибавить, что, начиная свою учёную службу, Ломоносов шесть лет — может быть, лучших лет своей жизни — потерял для работы, не имея даже плохонькой лаборатории, то ужас положения, в котором находился первый русский учёный-великомученик и та душевная трагедия, которую он не мог не пережить, и теперь заставляют нас задуматься.

Всякий, кому приходится знакомиться с учёными трудами Ломоносова, не может не подумать с горьким, щемящим чувством, какой огромный талант бесследно и бесполезно погиб для науки! Везде: в химии и в минералогии, в физике и в наутике (Наутика (от греч. vcumicr|) — искусство мореплавания, кораблевождение.) у Ломоносова масса проблесков подчас гениальных мыслей, везде виден тонкий, чуткий наблюдатель, смело и широко ставящий задачи исследований, во многих случаях задачи первостепенной важности, которые только впоследствии, в обработке западных учёных, получили решающее значение для науки: в своих рассуждениях и опытах относительно неразрушимости материи при окислении он предвосхищал мысли, впоследствии высказанные Лавуазье, а в своих рассуждениях по кинетической теории газов в связи с механическим представлением о причине теплоты и о вечности энергии он на столетие заглядывал вперёд. Но все эти работы носят у Ломоносова отпечаток тех невозможных окружающих условий, в которых они зарождались: разработка их в большинстве случаев только начинается и обрывается на интересном месте исследования, — видно, что не разочарование в задаче или в своих силах вызвали перерыв, а внешние неизвест-ные причины, и невольно перед глазами встаёт во весь огромный рост трагическая фигура учёного, который не мог не чувствовать, что со всеми своими талантами он не может дать науке и того немногого, что даёт ей рядовой учёный на Западе, работающий в нормальных условиях.

Измученный, умирающий Ломоносов не переставал болеть душой о судьбах русской науки, не переставал бояться за её будущее, и русская действительность показала, что его опасения были не напрасны, — произошло то, что было бы чудовищно, невероятно на Западе: через 50 лет после смерти его забыли на родине, в том городе, где он учил и работал: в начале прошлого века (Имеется в виду XIX век.) были напечатаны в Петербурге русские трактаты по кораблевождению, по минералогии и по геологии, и в них не упоминалось даже имени Ломоносова, хотя им как раз в этих вопросах было сделано и опубликовано много больше того, что давали эти русские учебники.

Не посчастливилось и самому дорогому детищу Ломоносова — университетам: вызванные к жизни настоящим учёным, предназначенные им служить учёными центрами и оплотами научной деятельности в России, они в руках его преемников, может быть и добросовестно не понимавших ни значения, ни запросов науки, обратились в скромные учебные заведения, в которых пребывание науки не обязательно, а если и разрешается, то только в свободное от занятий время.

Ломоносов и чувствовал, и верил,

Что может собственных Платонов
И быстрых разумом Невтонов
Российская земля рождать.

Жизнь показала, что предчувствия его оправдались: Россия дала Менделеева, Мечникова, Павлова, Тимирязева и внесла работы их в сокровищницу человеческого знания.

Ломоносов все силы души положил на то, чтобы создать в России такие условия, при которых могли бы развиваться и работать эти собственные Платоны и Невтоны, — но и в этом отношении Россия за 200 лет не очень далеко ушла вперед: если присмотреться к работе наших выдающихся учёных, то приходится утверждать, что в большинстве случаев они дали крупные исследования не благодаря тем условиям, в которых они работали в России, а вопреки им: личные свойства характера или счастливо сложившиеся обстоятельства помогли им выйти победителями, — и только имена этих немногих победителей, их мысли и их заслуги стали известными в широких кругах русского общества. Но надо было бы спросить тех, кто близко знает Ломоносовские условия, в которые поставлены русские учёные исследования и с которыми должна бороться за своё существование русская учёная школа, чтобы поверить, какое число уже начатых интересных исследований, как и у Ломоносова, неожиданно обрывается, какое число людей с несомненными проблесками таланта гибнет благодаря им и для науки, и для страны, — числа эти ужасающие.

Если бы русское общество, вспоминая всё то, что оно получило в наследие от реформатора своего языка и своей умственной культуры, захотело не словом, а делом выразить признательность памяти Ломоносова, — оно могло бы сделать это, осуществляя заветную мечту первого русского учёного — создавая и обеспечивая в России такие центры нашей научной работы, в которых эта работа могла бы идти беспрепятственно. Эти научные центры, вне сомнения, дадут ряд важных и полезных работ, а самое существование их благотворно отзовётся на жизни общества, поднимая и его самосознание, и его культурный уровень. Заботясь об успехах науки, общество будет заботиться о себе самом: не увлекающийся поэт, а зрелый мыслитель, много передумавший и перечувствовавший, взвешивая каждое слово, сказал:

Науки юношей питают,
Отраду старцам подают,
В счастливой жизни украшают,
В несчастный случай берегут.

Список литературы
Лебедев П Н Собрание сочинений. I. Научные работы. II. Популярные статьи и речи. (М.: Моск. Физ. о-во им. П.Н. Лебедева, Типо-литография т-ва И.Н. Кушнерева и Ко, 1913) с. 366
Лебедев П Н Собрание сочинений (Сер. "Классики науки" основана С И Вавиловым) (Ред. и примеч. Т П Кравца, Н А Капцова и А А Елисеева. Статьи Т П Кравца и Н А Капцова) (М.: Изд-во АН СССР, 1963) с. 350 (примечания на с. 433)
Лазарев П П "Исторический очерк развития точных наук в России в продолжение 200 лет" УФН 169 1351 (1999) [LazarevPP "Historical essay on the 200 years of the development of natural sciences in Russia" Phys. Usp. 42 1247 (1999)]
Месяц Г А "Физический институт им. П.Н. Лебедева РАН: прошлое, настоящее, будущее" УФН 179 1146 (2009) [Me-syats G A "P N Lebedev Physical Institute RAS: past, present, and future" Phys. Usp. 52 1084 (2009)]

skroznik
26.02.2012, 23:02
Древняя Российская история от начала российского народа до кончины великого князя Ярослава Первого или до 1054 года, сочиненная Михаилом Ломоносовым, статским советником, профессором химии и членом Санкпетербургской императорской и королевской Шведской Академии наук (http://feb-web.ru/feb/lomonos/texts/lo0/lo6/lo6-163-.htm?cmd=p) Ломоносов М. В. Полное собрание сочинений / АН СССР. — М.; Л., 1950—1983. Т. 6: Труды русской истории, общественно-экономическим вопосам и географии. 1747—1765 гг. — М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1952. — С. 163—286.
[ВОЗРАЖЕНИЯ НА ДИССЕРТАЦИЮ МИЛЛЕРА] (http://feb-web.ru/feb/lomonos/texts/lo0/lo6/lo6-0252.htm?cmd=2)
КРАТКИЙ РОССИЙСКИЙ ЛЕТОПИСЕЦ С РОДОСЛОВИЕМ. СОЧИНЕНИЕ МИХАЙЛА ЛОМОНОСОВА (http://feb-web.ru/feb/lomonos/texts/lo0/lo6/lo6-287-.htm?cmd=2)
[О СОХРАНЕНИИ И РАЗМНОЖЕНИИ РОССИЙСКОГО НАРОДА] (http://feb-web.ru/feb/lomonos/texts/lo0/lo6/lo6-381-.htm?cmd=2)


Ну и вообще Ломоносов и о Ломоносове (http://feb-web.ru/feb/lomonos/default.asp)..............................

skroznik
26.02.2012, 23:07
К 300-летию Ломоносова



http://s017.radikal.ru/i424/1111/fd/acd25ec64dac.jpg (http://www.radikal.ru)


* Слова Л. Эйлера о М.В. Ломоносове.

1. Введение

Гениальный отечественный учёный-энциклопедист и просветитель XVIII в. Михаил Васильевич Ломоносов является одним из символов Российского государства и общества, его науки и культуры. Для физической науки России он всегда был значим также тем, что волею обстоятельств является её первым выдающимся физиком.

Масштабом и гармонией своей личности Ломоносов притягивает к себе внимание "физиков" и "лириков", специалистов в самых разных областях науки, культуры и образования. На сегодня литература о Ломоносове поистине обширна и разнообразна. Она включает в себя и описание его деятельности в физике и астрономии.

Для нас особый интерес и значение представляют те публикации, в которых не обременённые рамками официальной идеологии выдающиеся физики разных времен профессионально оценивают творчество Ломоносова-физика. В этом отношении наиболее познавательны статьи П.Н. Лебедева [1], П.П. Лазарева [2], С.И. Вавилова [3], П.Л. Капицы [4] и ряда других отечественных физиков и астрономов, например [5, 6].

Вместе с тем глубокие и подробные по историко-научному анализу статьи о Ломоносове как основателе науки в России и о его достижениях в развитии физики публиковались на страницах журнала УФН в 1950 и 1961 гг. Б.И. Спасским [7, 8]. Ещё раньше, в 1947 г., была напечатана рецензия М.И. Радовского [9] на популярную в первой половине XX в. книгу Б.Н. Меншуткина о Ломоносове.

Своими, в целом объективными, выводами о вкладе Ломоносова в становление и развитие отечественной физики авторы указанных публикаций внесли немалый вклад в формирование у отечественных учёных представлений о заслугах Ломоносова перед наукой, его творческом пути и личности. В итоге усилий по популяризации творчества Ломоносова в обществе сложился целостный образ самого яркого гения России XVIII в.

В нашей статье внимание уделено личностному аспекту творчества Ломоносова. При всех достигнутых им научных успехах судьба его как физика-исследователя была далеко не безоблачной, скорее даже печальной, поскольку она, по словам П.Н. Лебедева, "не дала даже ничтожной доли тех результатов, которых естественно было от неё ждать, — она стала лишь прообразом трагической судьбы учёного в России" [1, с. 354].

Анализ несоответствия между гениальными задатками учёного и конечными результатами его деятельности как физика актуален и в наши дни. Причём для нас важны не столько учёт логики развития науки в эпоху Ломоносова, сколько те обстоятельства, которые имели и могут иметь место где и когда угодно и которые в конечном счёте не позволили ему добиться признания, достойного его гения.

Для нас трагедия Ломоносова поучительна ещё и тем, что жизнь Российского государства с его социальными потрясениями и с трудом изживаемыми неурядицами в немалой степени способствовала этой трагедии. В подобных условиях остаётся следовать заповеди Декарта: стремиться "всегда побеждать скорее самого себя, чем судьбу", оставаясь при этом твёрдым в однажды принятых мнениях и действиях [10].

Мечтать быть Ломоносовым, хотеть им стать, работать для этого можно и нужно, не забывая, однако, о том, что мы, как и он когда-то, продолжаем жить в России со всеми её традициями и менталитетом. Постигая уроки великого Ломоносова, мы приобретаем определённый психологический иммунитет, предохраняющий нас от разных невзгод на пути к уникальной деятельности — постижению тайн природы.

2. Становление М.В. Ломоносова как учёного

Вследствие своего социального происхождения и образования М.В. Ломоносов (1711 - 1765) вряд ли мог надеяться на серьёзные занятия естествознанием, и особенно физикой, в которую уже тогда начинает проникать учение Ньютона с его системой понятий, фундаментальных теорий, с его механической исследовательской программой.

И если вопреки чисто российским обстоятельствам Ломоносов всё же стал первым физиком России, высказавшим, кроме того, ряд научных идей мирового класса, то этим он был обязан прежде всего своему гению, а также тому неудержимому интересу и стремлению познать тайны природы и той неукротимой воле, которые, поддержанные счастливым случаем, позволили ему в итоге заняться научной деятельностью.

М.В. Ломоносов родился 19 ноября 1711 г. в семье крестьянина-помора в Архангельской губернии. Овладев в юности Грамматикой М.Г. Смотрицкого и Арифметикой Л.Ф. Магницкого (содержащей сведения по математике, астрономии, физике, геодезии и навигации), он в 19 лет отправляется в Москву, где, выдав себя за сына дворянина, поступает в Славяно-греко-латинскую академию.

Но юношу больше всего интересовали естественно-математические науки, и после пяти лет обучения в Москве его посещает удача. В 1736 г. его в числе 12 лучших учеников отправляют в Петербургскую академию наук. Здесь на лекциях крупного физика-экспериментатора Г.В. Крафта будущий учёный начинает успешно овладевать основами математики, физики, а также первыми навыками постановки опытов.

Спустя ещё восемь месяцев Ломоносов был командирован в Германию для освоения химии и приобретения профессии "искусных горных физиков". В Марбурге у X. Вольфа он изучает точное естествознание, знакомится с трудами классиков, а уже во Фрейберге — с основами минералогии, горного дела и металлургии. За пять лет им были накоплены знания по физике, химии, философии, в языках и поэзии.

Наиболее ценным в образовании Ломоносова явилось осознание им существа декартовского и ньютоновского подходов к построению и обоснованию научного знания.

Не избежал Ломоносов и влияния школы Лейбница-Вольфа. Правда, в будущем их учениям он строго не следовал, ибо, как отметил П.Л. Капица, "гений обычно проявляется в непослушании" [11]. Но, идя в науке собственным путём, Ломоносов подчас выбирал из учений "лакомые кусочки" для обоснования своих научных выводов.

В то же время сама атмосфера науки и образования в Германии вдохновила Ломоносова на выбор основных направлений своей творческой деятельности на Родине. Тогда же он задаётся целью, во-первых, попытаться создать обоснованно доказанную систему физики, рационально объясняющую явления "видимого сего мира", и, во-вторых, в своём лице направить знания и возможности науки на благополучие и процветание Российского государства.

3. Деятельность Ломоносова как учёного-физика

В Ломоносове очень рано проявились те характерные особенности, которые определили его творческие наклонности в будущем. Сама среда и семейные условия формировали его замкнутость и сосредоточенность, благоприятствующие соблюдению известного, сформулированного позднее А.С. Пушкиным, условия: "служенье муз не терпит суеты", которое сыграет важную роль в его занятиях наукой.

Им владеют душевное беспокойство, некоторое внутреннее напряжение и стремление изменить свою судьбу, возбуждённость ума, которому постоянно требовалась новая пища, и способность увлекаться всеми новыми для него знаниями и интересами. Однако самое главное в Ломоносове — его природные задатки. "Неизмеримо труднее сказать, почему они проявились именно в нём" [12].

Возвратившись в 1741 г. в Россию, 28-летний Ломоносов начинает непростую деятельность в стенах Петербургской академии наук. Из учёных, связанных с физико-математическими науками, он ещё застанет в Петербургской академии наук Ж. Делиля и Г. Крафта и своего сверстника Г. Рихмана. К тому времени Россию уже покинут Г. Бильфингер, Д. Бернулли и Л. Эйлер. Затем придёт черёд Г. Крафта и Ж. Делиля.

В итоге из тех учёных в академии, которые успешно занимались физикой, останутся только двое — Рихман и, разумеется, Ломоносов. Вначале он становится адъюнктом "физического класса", затем — профессором химии и членом академии (1745 г.), со временем прославившим её глубокими исследованиями. Им создаются химическая лаборатория (1748 г.) и фабрика по производству цветного стекла (1753 г.).

Ломоносов внёс вклад в становление большинства отраслей отечественной науки и культуры. Его исследования по физике, химии и физической химии, астрономии и приборостроению, минералогии и горному делу, географии, гуманитарным и социальным дисциплинам, его труды по просвещению общества составили важнейшую основу последующего развития российской науки и культуры.

Учёные Европы уже тогда осознавали, что общество повернётся к науке, если раскрывать её пользу. Следуя им, Ломоносов своими делами пытался убедить соотечественников в том, что "нет ни единого места в просвещённой Петром России, где бы плодов своих не могли принести науки; нет ни единого человека, который бы не мог себе ожидать от них пользы" [12]. При этом он понимал, что именно фундаментальная наука особо полезна для мировоззрения и практики.

Наиболее крупные открытия Ломоносов сделал в физике, химии и астрономии. Самым плодотворным его достижением явилась разработка атомно-кинетической концепции, согласно которой вещество состоит из корпускул (молекул), а те, в свою очередь, — из элементов (атомов). Причём корпускулы находятся в непрерывном движении, порождая всё многообразие тепловых свойств тел. Таким образом, теплота виделась им как движение частиц вещества [7, 8].

Отдельные положения концепции, над которой, по его признанию, он размышлял годы, были им сформулированы в студенческой работе "Физическая диссертация о различии смешанных тел, состоящем в сцеплении корпускул..." (1739 г.). Её рецензентами были Г.В. Крафт, Л. Эйлер и И. Вейтбрехт. Систематическое изложение самой теории появилось в "Элементах математической химии" (1741 г.) [13]. Позднее эта теория им дополнялась и прилагалась к объяснению различных явлений.

При построении своей основной теории Ломоносов исходил из факта материального единства мира, непрерывного движения материи и её составных частей. Он верил в то, что всё многообразие наблюдаемых явлений и процессов природы подчиняется небольшому числу фундаментальных законов природы. Эта вера в единство и простоту физической реальности во многом определяла его выбор тем и задач исследований и в немалой степени вдохновляла на их решение.

Руководствуясь методологическим принципом простоты, учёный приходит к выводу, что "раз центрального движения корпускул достаточно для объяснения теплоты, то не следует придумывать другие причины". И далее: "...Теплотворная особливая материя... есть один только вымысел", поскольку "огонь и теплота состоит в коловратном движении частиц" [13]. Поэтому, согласно Ломоносову, нужно отказаться от гипотетического теплорода.

Атомно-кинетическая концепция позволила Ломоносову сделать ряд важных для той эпохи предсказаний: теплота есть движение корпускул, при абсолютном покое которых возможна "высшая степень холода" [6]; при больших давлениях закон Бойля -Мариотта делается приближённым. Далее он изучает агрегатные состояния вещества и термометрические свойства тел, определяет некоторые коэффициенты расширения газов, находит достаточно точные методы взвешивания.

Свой корпускулярный подход Ломоносов попытался применить и к объяснению тяготения. Он допустил наличие в природе своеобразной "тяготительной материи" с особыми свойствами: она невесома, состоит из непроницаемых частиц, обладающих инерцией. Благодаря этим частицам осуществляется взаимодействие тел. Для опытной проверки теории учёный проводит длительные опыты со сконструированным им специально для этих целей "центроскопическим маятником".

В работе "Опыт теории упругости воздуха" (1748 г.) на примере воздуха Ломоносов предлагает кинетическую теорию газов, из которой следует, что свойство упругости проявляют не единичные атомы, а их совокупность. При этом "сила упругости состоит в стремлении воздуха распространяться во все стороны" [13]. С помощью этой теории Ломоносову удалось дать рациональное объяснение зависимости между давлением газа, его объёмом и температурой.

Даже с учётом отдельных ошибок, в частности положения об определяющей роли вращательного движения корпускул в тепловых свойствах тел, предложенного Ломоносовым и поддержанного уже в XIX в. Г. Дэви и Дж. Джоулем, основные положения его корпускулярной теории, по словам П.П. Лазарева, уже тогда были представлены так, будто они заимствованы из трактатов молекулярной физики начала XX в. [2, с. 1356].

Однако основным недостатком теории Ломоносова, как, впрочем, и предшествующих теорий Д. Бернулли и Л. Эйлера, являлся их преимущественно качественный, иллюстративный характер, препятствовавший реализации экспериментальных проверок и каких-либо практических приложений. И в этом отношении кинетическая теория теплоты Ломоносова продолжала проигрывать теории теплорода.

Вторым крупным открытием Ломоносова, сделанным им ранее А. Лавуазье, явилось провозглашение им закона сохранения вещества, понимаемого в настоящее время как закон сохранения веса [14]. Сам Ломоносов в очередном письме к Л. Эйлеру (1748 г.) толковал этот закон весьма и весьма широко: "Все встречающиеся в природе изменения происходят так, что если к чему-либо нечто прибавилось, то это отнимает у чего-то другого" [11].

Всеобщий закон сохранения Ломоносова распространяется им и на движение. В 1760 г. в работе "Рассуждение о твёрдости и жидкости тел" учёный подчёркивает, что "тело, движущее своею силою другое, столько же оные у себя теряет, сколько сообщает другому, которое от него движение получает" [13]. Возможно, этот вывод, скорее утверждавший закон сохранения силы, является по существу предвосхищением закона сохранения энергии.

Таким образом, этим открытием Ломоносов внёс свою лепту в зарождение и развитие наших представлений о законах сохранения разного ранга и масштаба и их роли в существовании физических явлений на Земле и во Вселенной. И если сегодня современная физика опирается на известные каждому законы сохранения энергии и импульса (количества движения), то в этом есть и его, пусть даже затуманенная временем, заслуга.

Наука XVIII в. активно изучала электрические явления. Проводят опыты С. Грей, Ш. Дюфе, П. Мушенброк и Ж. Нолле. Ломоносов увлечённо участвует в экспериментах с атмосферным электричеством, поставленных Г. Рихманом, а после гибели Рихмана разрабатывает в 1756 г. "Теорию электричества, изложенную математически" [13]. Но, в отличие от теории Б. Франклина, допускавшей возможность электрического тока [15], его теория по сути оставалась электростатической.

В оптике Ломоносов поддерживал волновую теорию Гюйгенса и не признавал корпускулы Ньютона. Ломоносов предложил и теорию цветов, сведя их к красному, жёлтому и голубому: "Прочие цветы рождаются от смешения первых". Что касается гипотезы о сущности света, то его причиной, согласно Ломоносову, должно быть "зыблющееся движение эфира" [13] — эфира Декарта. Учёный пытался также установить связь тепловых, химических, световых и электрических процессов.

Так, например, при поисках взаимосвязи световых и электрических явлений Ломоносов в "127 заметках к теории света и электричества", в частности, планирует: "Надо поставить опыт, будет ли луч иначе преломляться в стекле или воде наэлектризованных" [13]. Удалось ли ему поставить этот опыт, история умалчивает. Лишь в 1875 г. Дж. Керр наблюдает двойное лучепреломление в изотропном веществе, помещённом в электрическое поле (эффект Керра).

Убеждённый в единстве физической природы земных и небесных тел, Ломоносов уже тогда считал полезным заниматься проблемами астрофизического содержания, проводить необходимые наблюдения. Он высказал идею об электрической природе всегда интересовавших его полярных сияний и, разумеется, о тепловом свечении Солнца. Свои представления об атмосферном электричестве учёный распространил на природу свечения кометных хвостов.

Для проведения опытов Ломоносов создал ряд приборов и среди них — "ночезрительную трубу", улучшающую видимость объектов в темноте. Наблюдая с её помощью прохождение Венеры по диску Солнца, при этом "любопытствуя... более для физических примечаний", он обнаруживает "знатную воздушную атмосферу" у Венеры. В целом Вселенную он представлял себе необъятной и разнообразной: "Открылась бездна звезд полна; звездам числа нет, бездне дна".

Итак, в области физики Ломоносов оставил после себя важные работы по кинетической теории газов и теории теплоты, оптике, электричеству, гравитации и физике атмосферы. Причём свои работы он выполнял практически на качественном уровне, обычно в виде отдельных фрагментов, иногда включавших в себя описание проведённых или ещё планируемых им опытов. Однако многие из этих работ по целому ряду причин не были закончены.

Об итогах исследований в физике и химии Ломоносов докладывал на публичных собраниях Петербургской академии, материалы о них публиковал в её Комментариях и Новых комментариях. Но среди слушателей, которым были доступны изучаемые им проблемы, физиками по-прежнему оставались единицы: недолго Г. Крафт и Г. Рихман, а последние восемь лет — Ф. Эпинус. Поэтому широкая научная дискуссия в стенах академии была явлением весьма редким и малоэффективным.

Ломоносов был убеждён в познаваемости тайн природы, рассматривая процесс научного познания как "выпытывание правды" у неё. При этом главным судьёй всякой выдвинутой им гипотезы или теории он считал опыт: "Один опыт я ставлю выше, чем тысячу мнений, рождённых только воображением" [13]. Он подчёркивал, что лишь на основе уже проведённого опыта выдвигается гипотеза, позволяющая создавать теоретическое объяснение явления.

Причём это были не просто философские, но выстраданные в ходе личной экспериментальной практики высказывания. Среди поставленных Ломоносовым в разные годы опытов следует назвать те, которые были связаны с измерением теплоты нагревания и плавления тел, проверкой сохраняемости масс, определением меры взаимодействия электрических и магнитных сил и изменения цвета тел, с попытками подтвердить свою теорию гравитации и многие другие.

Опыты Ломоносов ставил с помощью приборов Физического кабинета академии (далёкого родоначальника Физического института им. П.Н. Лебедева РАН (ФИАН)). Возможности кабинета он продолжал использовать и при чтении учебных лекций по экспериментальной физике для студентов университета. Позднее, когда возникла особенно острая нужда в постановке оптических исследований, Ломоносов, подобно его европейским коллегам по науке, устраивает собственную домашнюю лабораторию-мастерскую.

В целом база для постановки полноценных экспериментальных исследований в России оставалась относительно бедной. И хотя вслед за Бильфингером, Крафтом и Рихманом Ломоносов немало делает для развития деятельности Физического кабинета, тем не менее этот кабинет так и не стал российским центром серьёзных исследований в области физики. Поэтому учёный неоднократно настаивал перед Академией на создании специальной физико-химической лаборатории.

Следует заметить, что исследовательская деятельность Ломоносова как физика и астронома, начавшаяся ещё в 1738 г. в Германии со студенческой работы "О превращении твёрдого тела в жидкое...", продолжалась на протяжении почти четверти века. Его последним сочинением стала работа "Об усовершенствовании зрительных труб", подготовленная в 1762 г. В ней он предложил конструкцию телескопа — предтечу конструкции телескопа В. Гершеля.

В январе 1764 г. для Болонской академии наук Ломоносов готовит "Отчёт о завершённых и незавершённых научных и литературных работах", из которого следует, что им всё ещё "сочиняется новая и верно доказанная система всей физики" [13]. Эту задачу, как уже отмечалось, он поставил перед собой ещё в Германии. А в мае того же года учёный подведёт конечный итог своей плодотворной научной деятельности в "Обзоре важнейших открытий".

4. Методологические установки учёного

Сохраняя добрые чувства к своему учителю X. Вольфу, в том числе за добротную тренировку мышления, Ломоносов уже в Германии стал отходить от принципов его натурфилософского учения относительно главенствующей роли Творца в жизни природы, заявляя, что прежде всего сама материя является основой природных тел, их движений и изменений.

Важным интеллектуальным приобретением Ломоносова в период обучения в Германии явилось то, что он приблизился к пониманию и усвоению тех основных методологических принципов научного познания, которые были сформулированы ещё Бэконом и Галилеем, Декартом (к нему он склонялся в большей мере) и Ньютоном и которыми в ту эпоху руководствовались в идейных взглядах и повседневных исследованиях ведущие европейские учёные.

Как правило, в большинстве своём они верили, что мир физических явлений материален и в принципе познаваем, понимание приходит с выявлением причины изучаемого явления или процесса, а число этих причин должно быть по возможности минимальным, их отыскание допустимо через постановку необходимых опытов и теоретическое осмысление выводов из них и что, в конечном счёте, истина должна быть простой и не противоречить прежним знаниям о явлении.

Ломоносов достаточно ясно представлял себе этапы научного исследования: при осмыслении опытных данных и выдвижении гипотезы следует обращаться к анализу, синтезу и к собственной интуиции. Опираясь на свой опыт в естествознании и иных областях, он считал полезным использовать весь тот набор методов и средств, которые были добыты наукой к данному моменту. На их основе "можно легче распознать скрытую природу тел" [13].

Примером применения Ломоносовым комплексного метода познания служит его опубликованная в 1741 г. незавершённая работа "Элементы математической химии", в которой химия сопоставляется с физикой (механикой): "моя химия — физическая". В связи с этим он, в частности, подчёркивал, что "теория растворов есть первый пример и образец для основания истинной физической химии" [11].

Ломоносов считал, что в природе всё распределено согласно мере, весу и числу. Поэтому без математики учёному просто не обойтись. Эксперимент плюс математика должны быть тем основным инструментом, посредством которого добывается научная истина. Однако количественный метод в научных исследованиях становится в Европе преобладающим только в конце второй половины XVIII в.

В его понимании теория и эксперимент в научном исследовании взаимосвязаны: "Из наблюдений установ-лять теорию, через теорию исправлять наблюдения есть лучший всех способ к изысканию правды". Однако для научных открытий нужна также интуиция — "нечто вроде прорыва". Благодаря ей рождаются смелые гипотезы учёного, представляющие собой тот "единственный путь, которым величайшие люди дошли до открытия самых важных истин" [13].

Ломоносов подчёркивал: Бог дал человеческому роду две книги, одну из них (о мире) должны прочесть "физики, математики, астрономы", другую (Священное Писание) — "пророки, апостолы и церковные учители". Настойчиво призывая разграничивать науку и религию и мистицизм, он тем самым подчёркивал: всё, что касается истины, — это прерогатива науки. Проблема взаимодействия науки и религии сохраняет свою актуальность и в наши дни [16].

Как видим, методологический "портрет" Ломоносова-физика в принципе и общих чертах отвечал запросам его научной эпохи. Если дополнить этот образ нормативными установками современной науки, то он будет вполне приемлемым и в наши дни. Но путь от этого идеала к повседневным требованиям научного исследования в должной мере Ломоносовым на практике реализован не был.

5. Трагедия гения Ломоносова

По замечанию французского историка науки XX в. Дж. Сартона, "открытия преходящи, поскольку они скоро заменяются лучшими... [они] могут быть важными, но персоналии бесконечно важнее" [17]. В социокультурном плане очевидно, что драма научных идей волнует немногих, драма людей — практически всех.

Действительно, по возможности полное и объективное понимание истории научных идей немыслимо без знания индивидуального творчества учёных. Причём сам анализ выдающейся личности, мотивов её поступков, её поведения, ценностных норм и установок всегда был непрост, особенно если при этом по каким-либо причинам не учитывалась взаимосвязь личности с социокультурной средой.

Так, чрезмерное воспевание достижений Ломоносова при существовавшей в XX в. идеологии, заложенной в "самой передовой марксистско-ленинской теории" [7] и негласный запрет со стороны государства более конкретного "внепартийного" анализа его творчества не позволяли исследовать вопрос о реальном разрыве между гением учёного и отсутствием его влияния на мировую науку.

Запрет впервые был нарушен П.Л. Капицей на сессии Отделения физико-математических наук АН СССР, посвящённой 250-летию со дня рождения М.В. Ломоносова, 17 ноября 1961 г. Но даже после этого доклад не взялись в 1962 г. опубликовать редакции журналов Природа и Успехи физических наук (главный редактор Э.В. Шпольский). В УФН статья П.Л. Капицы, отражающая содержание доклада, была представлена в 1962 г., и её намеревались опубликовать, но при условии ряда исправлений, на что П.Л. Капица согласия не дал (см. [11, с. 337]). И только спустя четыре года этот доклад был опубликован в УФН [4].

В естественности этого печального исторического факта нет ничего удивительного. Расставаться с иллюзиями, порождёнными в широких массах самой жизнью той эпохи, всегда было трудно и больно. Достижения Ломоносова вызывают у нас гордость за него и Россию, а то, что на самом деле не состоялось, не получилось, не завершилось в его творчестве, вызывает самые искренние переживания.

Итак, в мае 1764 г., за полтора года до своей кончины Ломоносов подведёт итог своим научным достижениям. Он назовёт открытия, обогатившие, по его убеждению, естественные науки того времени. К ним учёный причислит корпускулярную концепцию, кинетическую теорию газов, теорию света, минералогию и геологию, электрические явления, гравиметрию и др., всего девять "открытий".

Хорошо знавший его работы Л. Эйлер отмечал, что Ломоносов "обладает счастливейшим гением для открытия физических и химических явлений", а позднее добавит: "Нынче такие гении весьма редки..." [17]. Открытия Ломоносова принесли ему известность. За заслуги в естественных науках он был избран почётным членом Шведской академии наук (1760 г.) и членом Болонской академии наук (1764 г.).

Однако недостаточная для проведения научных исследований математическая культура, отсутствие необходимой экспериментальной базы и, разумеется, сил и времени для серьёзной проверки выдвинутых им гипотез и выводов из них, присущая ему как учёному-романтику определённая поверхностность позволяли Ломоносову высказывать лишь самые общие, хотя порой и гениальные, идеи, при этом он допускал немало ошибок и нередко оставлял свои работы лишь в тезисной форме.

Так, Ломоносов из всех видов движения молекул основным считал вращательное. При этом он был убеждён и в том, что взаимодействие между телами возможно только через столкновение. Неверным он считал также то, что сила тяготения пропорциональна массе тела, и допускал существование "тяготительной" материи и т.д. Впрочем, заблуждения гения в немалой степени определяются заблуждениями и "болезнями" познания самой науки.

Особо подчеркнём факт отсутствия в работах Ломоносова тех математических вычислений, которые позволяют вносить конкретику в постановку экспериментов и теоретически их осмысливать. Не раз убеждая своих читателей в пользе применения математики в познании явлений природы, сам учёный не мог осуществить это на практике в достаточной мере, так как обучение у философа X. Вольфа не принесло ему нужных для физических исследований знаний, умений и навыков.

Но если пренебречь ошибками Ломоносова и его недостаточным вниманием к математическому аппарату в своих работах, уже сделанное им ставит его в один ряд с родоначальниками физической науки ведущих стран мира (Галилеем, Декартом, Ньютоном и др.) [11, с. 206]. Правда, в этом почётном ряду он оказался единственным, кто вследствие уже названных объективных и субъективных обстоятельств не смог в полную силу реализовать свой гений учёного-физика. Но были и другие причины.

Со стороны российских академиков Ломоносов не имел должной поддержки. По заключению Б.Н. Меншуткина, "не постигая значения его работ по химии и физике, они считали их не стоящими особого внимания" [18]. Ценился он больше как придворный поэт, а на его научные исследования смотрели как на забаву. Мешали научной деятельности Ломоносова, по словам П.Н. Лебедева, и его служебные обязанности, часто нелепые по содержанию и форме [1, с. 354].

И ещё. Кроме известной переписки с Вольфом и Эйлером, прямого контакта с зарубежными учёными Ломоносов не имел. Разумеется, в Европе хорошо знали о его трудах, иначе он не был бы избран членом Шведской и Болонской академий. И тем не менее его идеи и теории не получили там достойного отклика, поскольку они нередко опытно не обосновывались и потому не привлекали того внимания, благодаря которому могли бы стать полноценным знанием европейского учёного.

Затем наступит XIX в. с его промышленными преобразованиями, наукой, и в особенности физикой. Большинство разделов физики повторят идеи и теории Ломоносова и после уточнения и переработки впитают их в себя. Но само имя учёного канет в лету. И лишь сквозь пелену забвения будут изредка раздаваться голоса отдельных классиков (А. Вольта, Т. Юнга и ряда других), напоминающих коллегам по науке о когда-то выполненных русским гением XVIII в. выдающихся работах.

В итоге должного влияния на развитие мировой науки творчество Ломоносова не оказало, да и сам он "не получил того счастья от творчества, на которое имел право по силе своего гения" (П.Л. Капица [11, с. 337]). Если открытия его современников продолжают "работать" в физике, а их имена не сходят со страниц монографий и пособий, то этого не скажешь о достижениях Ломоносова (см., например, Общий курс физики Д.В. Сивухина [14]). И в этом — его величайшая трагедия.

Из сказанного выше следует, что недостаточное для работы в науке своей эпохи профессиональное образование, не всегда благоприятная обстановка в самом российском научном сообществе, отсутствие поддержки со стороны государства, изоляция от европейского мира науки, определённая поверхностность и разбросанность самого Ломоносова в занятиях наукой и многое другое уже из повседневной жизни привели его в конечном счёте к печальному итогу в собственном творчестве.

6. Наука и поэзия на службе просветительской деятельности

В последнее десятилетие своей жизни Ломоносов наряду с научной деятельностью занимается разработкой основных правил учебного процесса в высшей и средней школе, составлением учебных программ и подготовкой нужных пособий. По его инициативе были заложены основы для создания Московского государственного университета (1755 г.) — нынешнего центра российской науки.

У Ломоносова были для этого основания: обладая изначально гуманитарным складом ума, он к тому моменту приобрёл и навыки присущего европейской культуре рационализма. И если гуманитарная составляющая пробуждала в нём душевные порывы, патриотизм и веру в будущее величие России, то рационализм определял логику его поведения в решении проблем науки и просвещения в стране [12].

В науке он видел эффективное духовное и материальное средство улучшения жизни российского общества. И поэтому был убеждён в том, что "наука есть ясное познание истины, просвещение разума, непорочное увеселение в жизни, похвала юности, старости подпора, строительница градов, полков крепость, утеха в несчастии, в счастии украшение, везде верный и безотлучный спутник" [13].

Уже с самого начала знакомства с творчеством Ломоносова оно поражает нас не только разнообразием и глубиной научных идей, но и их поэтической формой, в которой они представали перед русской общественностью. В его богатой по содержанию поэзии находили отражение волновавшие его проблемы мировоззренческого и прикладного значения. Даже его хвалебные оды были своеобразной гражданской лирикой, посвящённой популяризации научного знания.

В своей поэзии, посвящённой самым разным вопросам науки, Ломоносов, мастерски обогащая рациональное объяснение мира присущим ему образным языком поэзии, отражал видение им бесконечности Вселенной, физические причины свечения Солнца и полярного сияния, понимание пользы стекла, предсказаний погоды и других явлений и предметов, близких каждому. Его поэтическое воображение, ведомое верой в будущее своего народа, было направлено на его образование.

Радеющий о просвещении простых людей Отечества, он активно и постоянно занимался популяризацией в первую очередь естественнонаучных знаний. Его "Слова" и "Речи", показывающие на конкретных примерах пользу науки в жизни общества, служили пробуждению у людей достаточно устойчивого интереса и положительного отношения к науке, преодолению косности и научных заблуждений в народе.

Примером тому служит его "Слово о пользе химии", в котором он указывает области её применения: "Куда ни посмотрим, куда ни оглянемся, везде обращаются пред очами нашими успехи ея прилежания" [13]. Высказывания великого Ломоносова были особенно привлекательны и ценны тем, что исходили от учёного из самых низов, об энциклопедизме и глубине представлений о природе которого уже тогда начинали догадываться его соотечественники.

Особенности органичной взаимосвязи науки и искусства того времени, точного, выверенного слова науки и его поэтически-мастерского отражения в творчестве великого русского учёного подчеркивал и С.И. Вавилов: "Без преувеличения можно сказать, что Ломоносов был учёным в поэзии и искусстве и поэтом и художником в науке", а его поэзия научно-популярного назначения и содержания стала для нас, соотечественников, "трогательным памятником патриотизма" [3].

Наряду с поэтической формой популяризации научного знания Ломоносов использовал также публичные выступления в виде лекций. Его лекциям, посвящённым вопросам науки, наряду с их немалой познавательной значимостью был присущ тот же гражданский пафос: забота о процветании науки и образования, убеждённость в великом будущем своего народа. Поэтому к своим публичным лекциям он относился весьма ответственно [19].

В не меньшей мере деятельность Ломоносова была проникнута заботой о воспитании молодежи, подготовке научных и технических кадров в стенах Академии. Верящий в то, что "науки юношей питают", он уже в начале своей деятельности убедительно подчёркивал: "Я со всевозможным старанием как в произыскании наук, так и в обучении российского юношества Отечеству пользу чинить буду" [13].

Назначенный ректором Университета и гимназии Петербургской академии наук в 1760 г., Ломоносов ставит перед профессорами цели развития науки и популяризации научных знаний (через печать, библиотеку, лекции и диспуты), а также решение образовательных задач: подготовку кадров для научной деятельности, руководство процессом обучения в учебных заведениях России и контроль за ним.

Усилия Ломоносова не пропали даром. Чтение им лекций по химии и физике, причём с применением наглядных опытов, способствовало воспитанию впоследствии известных российских учёных (В.Ф. Зуев, П.Б. Иноходцев, С.К. Котельников, И.И. Лепехин, А.П. Протасов и многие другие), в свою очередь внесших заметный вклад в развитие экономической, политической и культурной жизни России.

Ломоносов немало сделал и для разработки системы гимназического образования. Университет без гимназии — всё равно что "пашня без семян". В ней учащиеся должны получать "краткое понятие о всех науках, которым в Академии обучают", а "молодые люди должны приучаться к правильному образу мышления и добрым нравам" [13]. Подобные школы при Московском государственном университете, Новосибирском государственном университете, а затем и при Физико-техническом институте им. А.Ф. Иоффе появятся в XX в.

В 1746 г. учёный переводит на русский язык Экспериментальную физику своего учителя X. Вольфа, творчески переработав её при этом. Так, вместо прежних терминов он вводит новые: "термометр", "упругость", "барометр" и др., положив в итоге начало отечественной научной терминологии. Ко второму изданию Вольфианской физики он добавит сведения о новых научных открытиях.

Учебник Вольфа -Ломоносова был первым учебником по опытной физике на русском языке. На протяжении десятилетий он оставался основным в средних учебных заведениях России, а для авторов новых учебников — образцом того, каким должен быть учебник физики. В обиход вошла и ломоносовская научная и педагогическая терминология: познание и знание, учение и воспитание, гимназия, класс и урок и др.

Осознавая потребность молодёжи в высшем научном образовании, Ломоносов в 1754 г. в письме к И.И. Шувалову излагает проект учреждения Московского университета. В проекте он предлагает организацию философского (на котором изучались бы и естественные науки), юридического и медицинского факультетов, но выступает против введения богословского. Кроме того, для пропаганды научных знаний Ломоносов предусматривает чтение публичных лекций.

В итоге своими делами учёный доказал, "что может собственных Платонов и быстрых разумом Невтонов Российская земля рождать" [13]. Пройдёт столетие, и в стране вырастет целая плеяда учёных мирового масштаба: Н.И. Лобачевский, И.М. Сеченов, Д.И. Менделеев, П.Н. Лебедев и др., заявивших своими достижениями о появлении в мире российской науки со своими особенностями и традициями.

Как видим, Ломоносов-учёный годами "работал" на российское просвещение, а занимаясь им, развивал и совершенствовал свои идеи и представления, уже при жизни составившие содержание его собраний сочинений (1751 и 1757 гг.). Но даже наслышанное об уникальных способностях Ломоносова общество России продолжало оставаться в неведении относительно его вклада в развитие науки.

Впрочем, Ломоносов оставался одиноким и в повседневной жизни. Непонятый родными и сверстниками, чужой среди бедных и богатых, подчас неудобный для академической среды и сановников — всё это вместе порождало у него душевное одиночество, неспособность легко заводить приятельские связи, не говоря уже о дружеских [12]. Это ещё в большей мере усугубляло трагедию Ломоносова как человека.

7. Заключение: возрождение из пепла времён

За месяц до кончины Ломоносов запишет: "Я не тужу о смерти: пожил, потерпел и знаю, что обо мне дети Отечества пожалеют". Однако, сознавая печальную перспективу своих трудов, Ломоносов затем заметит: "Теперь при конце жизни моей должен видеть, что намерения мои исчезнут вместе со мною" [13].

Так и не получив при жизни достойной оценки своего научного творчества, учёный скончался 15 апреля 1765 г. в возрасте 53 лет и был похоронен в некрополе Алек-сандро-Невской лавры в Петербурге. Как раз с момента скорби началась эпоха открытия его физико-химических идей, о которых в мировой науке сохранялось в лучшем случае лишь смутное воспоминание [20]. Однако уже Пушкин писал: "Соединяя необыкновенную силу воли с необыкновенною силою понятия, Ломоносов обнял все отрасли просвещения. Жажда науки была сильнейшею страстию сей души, исполненной страстей. Историк, ритор, механик, химик, минералог, художник и стихотворец, он всё испытал и всё проник..." [21].

XIX век — век прозрения российских учёных (Д.М. Перевощиков, М.Ф. Спасский, Н.А. Любимов, Ф.А. Бредихин) относительно заслуг Ломоносова как автора гениальных научных идей. В начале XX в. усилиями Б.Н. Меншуткина Ломоносов вернулся в Европу учёным мирового уровня. В 1910 г. в знаменитой серии "Классики точных наук" были опубликованы основные физико-химические работы Ломоносова.

После знакомства с книгой Б.Н. Меншуткина М.В. Ломоносов как физико-химик [22] В. Оствальд, тоже физико-химик, Нобелевский лауреат и основатель упомянутой серии, в том же году в книге Великие люди не преминул заметить, что "если бы он [Ломоносов] вырос в благоприятных условиях, то из него, вероятно, тоже вышел бы исследователь высшего порядка" [23, с. 311].

XX в. явился веком признания и триумфа гения Ломоносова. Мера осмысления и оценки его как учёного медленно, но верно росла по восходящей, поскольку образующие её "точки", фиксирующие факты его творчества, всё точнее и ярче раскрывали глубину его ума, масштаб его личности и дел. Об этом свидетельствуют не только выводы историков, но и высказывания физиков разных поколений: Ломоносов был одарён "безграничным научным воображением" (П.П. Лазарев [2, с. 1352], 1925 г.); своим гением он "значительно опережал не только учёных своего времени, но и исследователей XIX в." (С.И. Вавилов [3, с. 583], 1945 г.); это был "первый гениальный русский учёный" (П.Л. Капица [11, с. 403], 1973 г.); "его идеи и прогнозы на многие десятилетия определили пути научного прогресса" (Е.П. Велихов [24, с. 8], 1988 г.).

Открытие величия творчества Ломоносова, начатое работами Б.Н. Меншуткина и законченное изданием Полного собрания сочинений Ломоносова, последовавшие тогда же публикации его работ во многих зарубежных изданиях показали его мировому сообществу как одного из основателей той составляющей в развитии культуры, которая привела к расцвету естественных наук в XIX и XX вв.

С 1956 г. высшей наградой АН СССР, а теперь РАН, присуждаемой отечественным и зарубежным учёным в области естественных и гуманитарных наук, заслуженно является Большая золотая медаль им. М.В. Ломоносова. Ею награждались П.Л. Капица, И.Е. Тамм, А.П. Александров, А.М. Прохоров, Н.Г. Басов, В.Л. Гинзбург, Ю.Б. Харитон, Н.Н. Боголюбов и другие выдающиеся физики нашей страны.

Творческое наследие Ломоносова — неотъемлемый элемент национального интеллекта, а его образ незримо присутствует в наших душах. В перечне известных людей России его имя стоит одним из первых. Без его деяний невозможно представить себе историю отечественной науки и культуры. Без него современная Россия — не Россия. С этим именем она живет, в нём черпает вдохновение, силы и упорство.

Молодёжь, испытывающая влечение к научной деятельности и, кроме того, почитающая отечественных классиков науки, найдёт немало полезного для себя в литературе о Ломоносове, прежде всего у таких авторов,

Список литературы
Лебедев П Н Собрание сочинений (М.: Изд-во АН СССР, 1963)
ЛазаревПП УФН 169 1351 (1999) [LazarevPРPhys. Usp. 42 1247 (1999)]
Вавилов С И Собрание сочинений Т. 3 (М.: Изд-во АН СССР, 1956)
Капица П Л УФН87 155 (1965) [Kapitza Р L Sov. Phys. Usp. 8 720 (1966)]
Дорфман Я Г "Закон сохранения массы при химических реакциях и физические воззрения Ломоносова", в сб. Ломоносов Сборник статей и материалов Т. 5 (Отв. ред. Н А Фигуров-ский, Ю И Соловьев) (М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1961)
Куликовский П Г М.В. Ломоносов — астроном и астрофизик 2-е изд. (М.: Физматгиз, 1961)
Спасский Б И УФН 42 3 (1950)
Спасский Б И УФН75 397 (1961) [Spasskii В I Sov. Phys. Usp. 4 841 (1962)]
Радовский М УФН32 138 (1947)
Декарт Р Избранные произведения (М.: Госполитиздат, 1950) с. 276, 277; Descartes R (Euvres Inedites de Descartes (Paris: A. Durand, 1859-1860); Essential Works (New York: Bantam Books, 1961)
Капица П Л Наука и современное общество. Научные труды (Ред.-сост. П Е Рубинин) (М.: Наука, 1998) с. 337, 206
Карпеев Э П Вопросы истории естествознания и техники (1) 106 (1999), с. 108, 117
Ломоносов М В Полное собрание сочинений Т. 1-10 (Гл. ред. С И Вавилов) (М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1950-1957); Полное собрание сочинений Т. 11 (Отв. ред. Г Е Павлова) (Л.: Наука, 1983)
Сивухин Д В Общий курс физики Т. 1-5 (М.: Наука, 1974); Общий курс физики Т. 1-5, 2-е изд. (М.: Наука, 1979); Общий курс физики Т. 1 -5, 3-е изд. (М.: Наука, 1989)
Щербаков Р Н Вестник РАН 76 300 (2006)
Гинзбург В Л Вестник РАН 69 546 (1999) [Ginzburg V L Herald Russ. Acad. Sci. 69 271 (1999)]
Маркова Л А Наука. История и историография. XIX-XX вв. (М.: Наука, 1987) с. 149- 150
Меншуткин Б Н Жизнеописание Михаила Васильевича Ломоносова (М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1947) с. 266 [Menshutkin В N Russia's Lomonosov; Chemist, Courtier, Physicist, Poet (Princeton: Princeton Univ. Press, 1952)]
Щербаков Р Н Великие физики как педагоги: от научных исследований — к просвещению общества (М.: Бином. Лаборатория знаний, 2008)
Кедров Б М Вопросы философии № 5 (1951); № 2 (1962)
Пушкин А С Полное собрание сочинений в 10-ти т. Т. VII (М. -Л.: Изд-во АН СССР, 1949) с. 28
Меншуткин Б Н М.В. Ломоносов, как физико-химик. К истории химии в России (СПб.: Типо-лит. Шредера, 1904)
Ostwald W Grosse manner (Leipzig: Akademische verlagsge-sellschaft, 1909) [Оствальд В Великие люди (СПб.: Вятск. книго-изд. тов., 1910)]
Павлова Г Е, Федоров А С Михаил Васильевич Ломоносов (1711-1765) (М.: Наука, 1986) [Pavlova G Е, Fedorov A S Mikhail Vasil'evich Lomonosov: His Life and Work (Moscow: Mir Publ., 1984)]

skroznik
26.02.2012, 23:12
http://s54.radikal.ru/i144/1202/32/d78636653d75t.jpg (http://radikal.ru/F/s54.radikal.ru/i144/1202/32/d78636653d75.jpg.html)


Мозаика "Полтавская баталия" - украшает парадную лестницу Санкт-Петербургской Академии наук.


Известны слова Ломоносова: «Хотя голова моя и много зачиняет, да руки одни». Однако многие его замыслы находили реальное воплощение. Большого труда стоило ему получить разрешение на открытие фабрики для производства бисера, цветного стекла и смальты, необходимой для мозаичных работ. Указом Сената от 14 декабря 1752 г. такое разрешение было дано. При этом Ломоносов получил землю и крестьян «за Ранинбаумом в двадцати четырех верстах, где строится помянутая фабрика».

Наладил производство, организовал школу при фабрике.

Первые мозаичные работы, выполненные им и его учениками, были небольших размеров. В 1758 г. граф Петр Иванович Шувалов предложил Сенату приказать советнику и профеcсору Ломоносову сделать на его привилегированных фабриках мозаичные украшения и изобразить то, что пристойно будет для увековечения памяти Петра Великого, для спроектированного монумента внутри Петропавловского собора в Санкт-Петербурге.

По проекту предполагалось создать восемь мозаичных картин. Единственной законченной работой оказалась «Полтавская баталия». И только она сохранилась до наших дней. Понадобилось четыре с лишним года, чтобы закончить ее вчерне. «Теперь она на месте отшлифовывается», — пишет 9 мая 1764 г. Ломоносов графу М.Л. Воронцову.

Известно описание «Полтавской баталии», данное самим Ломоносовым. Там содержатся конкретные указания по поводу изображения участников Полтавской битвы и отдельных деталей картины.


Напереди изображен Петр Великий на могучей лошади верхом, лицом в половину профиля, облик нарисован с гипсовой головы, отлитой с формы, снятой с самого лица блаженные памяти Великого Государя, каков есть восковой портрет в Кунсткамере, а красками писан с лутчих портретов, каковы нашлись в Санкт-Петербурге, по выбору, величиною сидящей в сажень, и прочие по пропорции.
За Государем бывшие тогда знатнейшие генералы: Шереметев, Меншиков, Голицын, коих портреты взяты с имеющихся оригиналов.
Представлен Петр Великий в немалой опасности, когда он в последний раз выехал к сражению, при наклонении в бегство Карла Второгонадесять (Карла XII. — МА.), напереди и назади генералы и солдаты, охраняя государя, колют и стреляют неприятелей.
Близко впереди гронадер со штыком, направленным в неприятеля, оглянулся на Монарха, якобы негодуя, что так далече отваживается.
Позади лежит куча разных опровержений: шведская пушка с разломанным лафетом, лошадь и мертвый швед; изображаются тем следы побежденного неприятеля. <...>
Еще подалее от переду представлен пленный шведский генерал, которого поднимают, дряхлого и унылого, окружившие Российские солдаты.
В некотором отдалении изображен Карл Вторыйнадесять в простой коляске, кругом его трабанты, из коих некоторые, поворачивая коляску назад, уговаривают спасаться бегством, но он, протягивая пистолет рукою вперед, еще к бою порывается, перед ним жестокое сражение россиян со шведскими трабантами.
На горизонте представляется город Полтава с дымом от пушечной пальбы...

Судьба мозаики после смерти Ломоносова была печальной. 23 июня 1769 г. президент Академии художеств И.И. Бецкой отдал распоряжение перенести картину в надежное место. Хранить ее в разрушающемся здании было опасно. Распоряжение по каким-то причинам не выполнили, и зять Ломоносова А.А. Константинов ходатайствовал о том, чтобы мозаику вынесли из здания под навес. Под этим навесом она находилась до 31 августа 1786 г., а затем была направлена в распоряжение Академии художеств. Но там для нее не нашлось достойного места, и многие годы мозаика находилась в полном не-брежении. Только в 1900 г. на плачевное состояние картины обратило внимание Российское общество поощрения художеств, и она оказалась в его музее.

По случаю 200-летнего юбилея Академии наук было решено установить мозаику Ломоносова в вестибюле парадной лестницы Санкт-Петербургской академии наук (где она находится поныне). Это был очень сложный процесс. Картину переносили по частям, с величайшей осторожностью. Руководил работами потомственный мозаичист, великолепный художник и удивительный человек Владимир Александрович Фролов [1]. Ему же была поручена реставрация мозаики. Он, как никто другой, понимал, как важно сохранить для потомков представляющее особую ценность самое значительное художественное произведение Ломоносова.
_____________________________________________

[1] Владимир Александрович Фролов (1874—1942) — потомственный мозаичист, кавалер орденов Св. Станислава 3 ст. (за реставрацию мозаики Ломоносова «Полтавская баталия»), Св. Анны 3 ст. (за мозаики Храма Спаса на Крови), Св. Станислава 2 ст. (за Варшавский собор). Ему принадлежит множество мозаичных работ, среди которых особое место занимают панно для московского метро: мозаики на станции «Маяковская» (эскизы А.А. Дейнеки, тема — «Сутки советского неба»); восемь смальтовых мозаичных панно на путевых стенах станции «Автозаводская»; мозаики на станции «Новокузнецкая» (предназначались для «Павелецкой», примечательны тем, что работа велась Фроловым в блокадном Ленинграде, практически в одиночку В 1942 г. художникумер от голода. В 1943-м мозаики чудом удалось вывезти в Москву по Дороге жизни.

skroznik
26.02.2012, 23:14
Мысли о сбережении российского народа



Член-корреспондент РАН И.И. Елисеева
Е.А.Иванова, кандидат исторических наук
Социологический институт РАН Санкт-Петербург


Внаследии Михаила Васильевича Ломоносова особое место занимает его письмо к графу И.И. Шувалову от 1 ноября 1761 г., посвященное народонаселению России (ПСС. Т.6. С.381 — 403). Реального эффекта оно, может быть, не произвело, но ценно в историко-биографическом плане. Письмо показывает, насколько глубоко Ломоносов знал особенности поведения и быта своего народа и понимал влияние этих особенностей на демографические процессы. Вот его соображения о способах сохранения и возможностях роста населения.

______________________________________


1. «В обычай вошло во многих Российских пределах, а особливо по деревням, что малых ребят, к супружеской должности неспособных, женят на девках взрослых, и часто жена могла быть матерью своего мужа. Первые после женитьбы лета проходят бесплодны, следовательно, такое супружество — не супружество и сверх того вредно размножению народа». Жена могла бы иметь детей раньше. Когда подросток-муж созреет вполне, жена сделается пожилой. Иногда происходили детоубийства прижитого с другим ребенка или же убийство малолетнего мужа. Росту населения вредны любые неравные браки, в том числе и браки мужчин в престарелых возрастах с молодыми женщинами. «Для сего вредное приумножению и сохранению народа неравенство супружества запретить и в умеренные пределы включить должно. По моему мнению, невеста жениха не должна быть старее разве только двумя годами, а жених старее может быть 15 летами. Сие для того, что женщины скорее старятся, нежели мужчины, а особливо от частой беременности. Женщины родят едва далее 45 лет, а мужчины и до 60 лет к плодородию способны. Всего сходнее, ежели муж жены старее от 7 до 10 лет». Распространенное в деревне мнение о необходимости женить малолетнего для того, чтобы иметь работницу, Ломоносов решительно отвергает как «пустошь» — те, у кого земли много, а семья малая, могут нанять работников или же, в конце концов, продать лишнюю землю.

2. «Неравному супружеству много подобно насильное: ибо где любви нет, ненадежно и плодородие. Несогласие, споры и драки вредят плоду зачатому и нередко бывают причиною безвременному и незрелому рождению. Жениха бы и невесту не тогда только для виду спрашивали, когда они уже приведены в церковь к венчанию, но несколько прежде». По мнению Ломоносова, под опасением лишения сана священники не должны венчать людей, которых принудили к браку.

3. Препятствие к росту населения Ломоносов видел и в запрещении четвертого (тем более пятого) брака. Бывают случаи (приводит пример своего отца), когда люди вдовели третий раз в таком возрасте, когда могли бы еще вступить в брак и иметь детей. Целесообразно было бы разрешить четвертый и даже пятый брак после свидетельских показаний о добропорядочности поведения с покойными супругами.

4. Рационализм Ломоносова распространяется и на духовенство — черное и белое. «Вошло в обычай, что натуре человеческой противно (противно ли законам, на соборах положенным, не помню), что вдовых молодых попов и дьяконов в чернецы насильно постригают, чем к греху, а не к спасению дается повод, и приращению народа немалая отрасль пресекается. Смешная неосторожность! Не позволяется священнодействовать, женясь вторым браком законно, честно и благословенно, а в чернечестве блуднику, прелюбодею или еще и мужеложцу литургию служить и всякие тайны совершать дается воля. Возможно ли подумать, чтобы человек молодой, живучи в монашестве без всякой печали, довольствуясь пищами и напитками, и по всему внешнему виду здоровы, сильны и тучны, не был бы плотских похотей стремлениям подвержен, кои всегда тем больше усиливаются, чем крепче запрещаются. Для сих причин кажется, что молодым вдовым попам и дьяконам надобно позволить второй брак и не постригать прежде лет пятидесяти или, сняв чин священства, позволить быть мирскими чинами. Сюда ж надлежит и пострижение молодых людей прямо в монахи и монахини, которое хотя в ны¬нешние времена и умалилось перед прежними, однако еще много есть излишества, особливо в Малороссии и при Синодальных школах. Взгляды, уборы, обходительства, роскоши и прочие поступки показывают, что монашество в молодости ничто иное есть, как черным платьем прикрытое блудодеяние и содомство, наносящее знатной ущерб размножению человеческого рода, не упоминая о бывающих дето¬убийствах, когда законопреступление закрывают злодеянием. Мне кажется, что надобно клобук запретить мужчинам до 50, а женщинам до 45 лет».

5. Ломоносов верил, что в результате всего перечисленного «несомненно воспоследовать может знатное приумножение народа и не столько будет беззаконнорожденных, следовательно, и меньше детского душегубства». Но и в этом случае, он полагал, будут такие несчастные матери, которые захотят скрыть свой позор убийством ребенка. Поэтому «надобно бы учредить нарочные богоделенные домы для невозобранного зазорных детей приему, где богоделенные старушки могли б за ними ходить вместо матерей или бабок». Проблема брошенных детей, их воспитание и образование сохраняет свою чрез-вычайную остроту для России.

6. Ломоносов замечает, что для ребенка опасно самое рождение, так как «страждет младенец не менее матери и тем только разнится их томление, что мать оное помнит, не помнит младенец». Часто при рождении ребенок претерпевает большие повреждения, особенно головы: он либо умирает, либо здоровье его повреждается навсегда. «Сего иначе ничем не можно отвратить или хотя несколько облегчить, как искусством повивальных бабок и осторожностью беременных. Потом следует болезнь при выходе зубов, младенцам часто смертоносная, когда особливо падучую болезнь с собой приносит. Также грыжи, оспа, сухотка, черви в животе и другие смерти детской причины, все требуют знания, как лечить нежных тел болезни».

Для уменьшения этого зла Ломоносов советует: составить хорошую книжку на русском языке о повивальном искусстве, причем «необходимо должно присовокупить добрые приемы российских повивальных искусных бабок; для сего, созвав выборных, долговременным искусством дело знающих, спросить каждую особливо и всех вообще и, что за благо принято будет, внести в оную книжицу». Для излечения прочих детских болезней Ломоносов предлагал положить в основу руководство «великого медика Гофмана», по наставлениям которого лечил свою дочь («дважды от смерти избавил»), и, «присовокупив из других лучшее, соединить с вышеописанною книжкою о повивальном искусстве, притом не позабыть, что наши бабки и лекари с пользою вообще употребляют». Составив из двух частей одну книжку, позаботиться о том, чтобы способы лечения и лекарства можно было применить везде в России, ибо у нас дело с аптеками обстояло плохо.

«Оную книжку, напечатав в довольном множестве, распродать во все государство, по всем церквам, чтобы священ¬ники и грамотные люди, читая, могли сами знать и других наставлением пользовать. По исчислению умерших по приходам, учиненному в Париже, сравнив их лета, умирают в первые три года столько же почти младенцев, сколько в прочие, до ста считая. Итак, положим, что в России мужеска полу 12 миллионов, из них состоит один миллион в таком супружестве, что дети родятся, положив обще, один в два года. Посему на каждый год будет рожденных полмиллиона, из коих в три года умирает половина или еще по здешнему небрежению и больше, так что на всякий год достанется смерти в участие по сту тысяч младенцев не свыше трех лет. Не стоит ли труда и попечения нашего, чтобы хотя десятую долю, то есть 10 тысяч, можно было удобными способами сохранить в жизни?»

7. К церковным ритуалам Ломоносов относился почтительно, но без особого пиетета. «Остается упомянуть о повреждениях, от суеверия и грубого упрямства происходящих. Попы, не токмо деревенские, но и городские, крестят зимою младенцев в воде самой холодной, иногда и со льдом, указывая на предписание в требнике, чтобы вода была натуральная без примешения и вменяют теплоту за примешанную материю». Ломоносов указывает, что теплота — понятие относительное, что она имеется при всякой температуре. «Однако невеждам-попам физику толковать нет нужды, довольно принудить властию, чтобы всегда крестили водою, летней в рассуждении теплоты равною, затем, что холодная исшедшему недавно из теплой матерней утробы младенцу, конечно, вредна, а особливо который много претерпел в рождении. <...> Таких упрямых попов, кои хотят насильно крестить холодною водою, почитаю я палачами, затем что желают после родин и крестин вскоре и похорон для своей корысти. Коль много есть столь несчастливых родителей, кои до 10 и 15 детей родили, а в живых ни единого не осталось?»

8. В самом большом разделе Ломоносов трактует о некоторых других причинах чрезмерной смертности в России среди населения старших возрастов. Сюда он в первую очередь относит «невоздержание и неосторожность с установленными обыкновениями, особливо у нас в России вкоренившимися и имеющими вид некоторой святости. Паче других времен пожирают у нас масляница и св. неделя великое множество народа одним только переменным употреблением питья и пищи. Легко рассудить можно, что, готовясь к воздержанию великого поста, по всей России много людей так загавливаются, что и говеть времени не остается. Мертвые по кабакам, по улицам и по дорогам и частые похороны доказывают то ясно. Разговенье тому ж подобно». В пост люди переобременяют себя грубой пищей, которая и здоровому желудку тягостна. Сверх того весной нечистоты людей и животных, «бывшие во всю зиму заключенными от морозов, вдруг освобождаются и наполняют воздух, мешаются с водою, рождают болезни в здоровых, умножают оные в больных и смерть ускоряют в тех, кои бы еще могли пожить долее». Масленица, пост и Пасха на севере — праздное время. Люди объедаются и спиваются. О чрезмерной смертности в это время «можно справиться по церковным запискам, около которого времени в целом году у попов больше меду на кутью исходит?»

Влияние пищи на количество и качество населения Ломоносов иллюстрирует примером двух северных народов: лопарей, которые почти исключительно питаются рыбой, и «самоядов» (самоедов), питающихся по большей части мясом. «Первые ростом мелки, малолюдны» и, по его заключению, в солдаты не годятся. «Самояды, напротив того, ростом не малы, широкоплечи и сильны, и в таком множестве, что если бы междуусобные частые кровавые сражения между многими их князьками не случались, то бы знатная восточно-северного берега часть ими населилась многолюдно». Между тем оба народа живут в одних и тех же климатических условиях. В России плотнее заселены те области, в которых больше скота.

Ломоносов весьма прагматичен в обращении к духовенству и предлагает сдвинуть масленицу на май: «Для толь важного дела можно в России вселенский собор составить: сохранение жизни толь великого множества народа того стоит», — говорит он. Сверх того, Ломоносов рекомендует духовенству просвещать народ по-настоящему. «Сохрани данные Христом заповеди, на коих весь закон и пророки висят: "Люби Господа Бога твоего всем сердцем (сиречь не кишками) и ближнего, как сам себя" (т.е. совестью, а не языком). Исправлению сего недостатка ужасные обстоят препятствия, однако не больше опасны, как заставить брить бороды, носить немецкое платье, сообщаться обходительством с иноверными, заставить матрозов в летние посты есть мясо, уничтожить боярство, патриаршество и стрельцов и вместо их учредить Правительственный сенат, Святейший Синод, новое регулярное войско, перенести столицу на пустое место и новый год в другой месяц! Российский народ гибок!»

9. Ломоносов выказывает внимание к здоровью населения. «Кроме сего впадает великое множество людей и в другие разные болезни, о излечении коих весьма еще мало порядочных есть учреждений, как выше упомянуто, и только по большей мере простые, безграмотные мужики и бабы лечат наугад, соединяя часто натуральные способы, сколько смыслят, с ворожением и шептаниями. Правда, много есть из них, кои действительно знают лечить некоторые болезни, а особливо внешние, как коновалы и костоправы, так что иногда и ученых хирургов в некоторых случаях превосходят, однако все лучше учредить по правилам, медицинскую науку составляющим. К сему требуется по всем городам довольное число докторов, лекарей и аптек, удовольствованных лекарствами, хотя б только по нашему климату пристойными, чего не токмо нет и сотой доли, но и войско Российское весьма не довольно снабжено медиками, так что лекари не успевают перевязывать и раненых, не токмо чтобы всякого осмотреть, выспросить обстоятельства, дать лекарства и тем страждущих успокоить. От такого непризрения, многие, коим бы ожить, умирают».

Ломоносов предлагает увеличить число докто¬ров путем посылки «довольного числа» русских студентов в иностранные университеты и дарова¬ния права нашим университетам давать это зва¬ние и Медицинской канцелярии следить, чтобы в аптеках и при врачах было «довольное число» русских учеников. Аптекари держат, кроме того, немецких учеников, «а русские при иготе [ступ¬ке. — Е.И.], при решете и при уголье до старости доживают и учениками умирают, а немец¬кими государства не наполнить. Сверх того, недостаточное зна¬ние языка, разность веры, несходные нравы и дорогая им плата много препятствуют».

10. «Смертям от болезни следуют насильственные натуральные и случайные обстоятельства как причины лишения жизни человеческой, т.е. моровые язвы, пожары, потопления, морозы». Эпидемии большей частью бывали на юге России, и для лечения таких болезней, отмечает Ломоносов, надо было бы составить, напечатать и распространить соответствующую книгу. Для их предупреждения «надобно с бывших примеров собрать признаки, из которых главный есть затмение Солнца, причиняющее почти всегда вскоре падеж на скот, а после и на людей поветрие. Главная причина быть кажется, по моему мнению, что во время затмения закрывается Солнце Луною, таким же телом, как и Земля наша, пресекается круто электрическая сила, которую Солнце на все растения во весь день изливает, что видно на травах, ночью спящих и тоже страждущих в солнечное затмение».

Вопрос о пожарах Ломоносов предполагал ос¬ветить подробно «в письме о лучшей государст¬венной экономии». Он рекомендует не строить жилищ в низменных местах около рек. Смертные случаи, происходящие от утопления пьяных и лиц, желающих погулять в гостях, Ломоносов обещает рассмотреть «в главе о истреблении праздности», равно как и случаи «померзания многих зимою».

11. «Немалый ущерб причиняется народу убивствами, кои бывают в драках и от разбойников. Драки происходят вредные между соседями и особливо между помещиками, которых ничем, как межеванием, утушить не можно. На разбойников хотя посылаются сыщики, однако чрез то вывести сие зло или хотя знатно убавить нет почти никакой надежды». Ломоносов предлагает улучшить борьбу с разбоями. С этой целью, полагает он, следует упорядочить города — место сбыта награбленного, окружить их валом, рвом и высоким палисадником, ворота оставить в немногих местах, поставить на них, где нет гарнизонов, мещанские караулы, в каждом городе назначить постоянные ночлежные дома, разрешить мещанам принимать только своих родственников, по всем волостям, погостам и деревням объявить награды за каждого пойманного разбойника. Тогда, как полагал Ломоносов, нетрудно будет выловить разбойников, что станет содействовать безопасности и сбережению российского народа.

12. Русских, уезжающих за границу, Ломоносов называл «живыми покойниками». Особенно много людей уходило в Польшу. «Побеги бывают более от помещичьих отягощений крестьянам и от солдатских наборов». Понимая, что нельзя ликвидировать эти явления принудительными мерами, Ломоносов предлагал «пограничных с Польшею жителей облегчить податьми и снять солдатские наборы, расположив их по всему государству». Много раскольников уходило «на Ветку»; находящихся там беглецов «не можно ли возвратить при нынешнем военном случае?».

13. На места беглецов за границу, по убеждению Ломоносова, следует привлекать людей оттуда. Россия «в состоянии вместить в свое безопасное недро целые народы и довольствовать всякими потребами, кои единого только посильного труду от человеков ожидают к своему полезному произведению».

«Кроме сего уповаю, — заключает письмо Ломоносов, — что сии способы не будут ничем наро¬ду отяготительны; но будут служить к безопасности и успокоению всенародному».

Приведенные цитаты многочисленны и пространны, но только подлинные тексты позволяют оценить достоинства их автора. Помимо прочего, письмо Ломоносова рисует истинную картину русского быта и нравов его времени.

Рассуждения Ломоносова о состоянии России и путях ее развития мы встречаем и в его речи «Слово похвальное. Петру Великому, говоренное апреля 26 дня 1755 года». Речь была приурочена к празднованию 25 апреля 1775 г. очередной годовщины коронации императрицы Елизаветы Петровны. Поставив себе цель перечислить великие дела государя, достойные подражания, Ломоносов начал с того, что Петр «предусмотрел за необходимо нужное дело, чтобы всякаго рода знания распространить в Отечестве и людей, искусных в высоких науках, также художников и ремесленников размножить».

Далее Ломоносов возвращается к важным для него мыслям, высказанным ранее в «Слове о пользе химии», произнесенном в публичном собрании Императорской Академии наук сентября 6 дня 1751 года. Он обращает внимание на важность освоения опыта европейских стран, прежде всего в области науки, и отмечает, что Петр, «неоднократно облетая наподобие Орла быстропарящего Европейские государства», помог себе и своим подчиненным увериться, сколь велика польза человеку и целому государству от любопытного путешествия по чужим краям.

В «Слове похвальном Петру.» Ломоносов рассуждает о пользе, которую принесли науки и художества, привлеченные в Россию. Эту пользу, по мнению Ломоносова, «доказывает избыточествующее изобилие многоразличных наших удовольствий, которых прежде великаго России Просветителя предки наши не токмо лишались, но о многих и понятия не имели. Коль многия нужныя вещи, которыя прежде из дальних земель с трудом и за великую цену в Россию приходили, ныне внутрь государства производятся и не токмо нас довольствуют, но избытком своим и другия земли снабдевают. Похвалялись некогда окрестные соседи наши, что Россия, государство великое, государство сильное, ни военного дела, ни купечества без их спомоществования надлежащим образом производить не может, не имея в недрах своих не токмо драгих металлов для монетнаго тиснения, но и нужнейшаго железа к приуготовлению оружия, с чем бы стать против неприятеля. Изчезло сие нарекание от просвещения Петрова: отверсты внутренности гор сильною и трудолюбивою Его рукою. Проливаются из них металлы и не токмо внутрь Отечества обильно распространяются, но и обратным образом, якобы заемные, внешним народам отдаются. Обращает мужественное Российское воинство против неприятеля оружие, приуготовленное из гор Российских Российскими руками».

Ломоносов восхищается тем, как быстро были набраны полки, обеспечены одеждой, жалованием, оружием, другим военным снаряжением, обучены, создана полевая осадная артиллерия. Ведь для этого понадобились знания геометрии, механики, химии и владеющие ими «искусные начальники». В допетровское время «во всех сих потребностях» был «знатный недостаток». Отмечая скорость создания флота, он опять задает вопросы: «Откуду искусства? Откуду махины и орудия, нужныя в толь трудном и многообразном деле?». Ломоносов объясняет, что Петр на собственном примере показал, как быстро россияне могут освоить и науки, и технологии (художества), развитые в европейских странах.

Перечисляя изменения, которые вводил Петр, Ломоносов упоминает строение новых городов, крепостей, пристаней, сообщение рек великими каналами, укрепление пограничных линий валами. К числу преобразований Петра Ломоносов относит «основание и установление правосудия, учреждение Правительствующего Сената, Святейшего Синода, государственных Коллегий, канцелярий и других мест присутственных с узаконениями, регламентами, уставами, расположение чинов, заведение внешних признаков для оказания заслуг и милости, наконец, политику, посольства и союзы с чужими державами».

Рассуждения о пользе науки для общества мы встречаем у Ломоносова постоянно.

Увлечение наукой и вера в нее ярко отражены в уже упомянутом «Слове о пользе химии». «Ничто на земли, — говорит Ломоносов, — смертному выше и благороднее дано быть не может, как упражнение, в котором красота и важность, отнимая чувствие тягостного труда, некоторою сладостию ободряет.». Ломоносов был убежден, что в России, на ее огромной территории, с помощью науки, безусловно, будут найдены металлы. Это даст «приращение купечества и художества», украшение и укрепление городов, дальнейшее развитие армии и флота.

Распространение и развитие науки приведет и к освоению пустующих земель. «Веселитесь, места ненаселенные, — писал он, — красуйтесь, пустыни непроходные: приближается благополучие ваше». На месте пустынь появятся города и села, вместо воя диких животных будут слышны радостные возгласы людей, вместо терний поля покроются пшеницей. И вновь Ломоносов обращается к примеру Европы, которая должна благодарить Всевышнего за способности к науке, «паче всех таковыми его дарами наслаждается и теми отличается от прочих народов».

Мысли о роли науки в обществе, о просвещении народа с целью его сбережения характеризуют Ломоносова как величайшего деятеля своей эпохи

I{OT
27.02.2012, 18:22
http://img11.nnm.ru/e/4/7/1/9/56cf33a3c53a9b8daf405a8f77a.jpg
В сборник вошли:
Труды по физике и химии 1733-1746 г.г.
Труды по физике и химии 1747-1752 г.г.
Труды по физике 1753-1765 г.г. (+ Приложение: Зарисовки северных сияний, исполненные М. В. Ломоносовым)
Труды по физике, астрономии и приборостроению 1744-1765 г.г.
Труды по минералогии, металлургии и горному делу 1741-1763 г.г.
Труды по филологии 1739-1758 гг.
Труды по русской истории, общественно-экономическим вопросам и географии 1747-1765 гг.
Поэзия, ораторская проза, надписи 1732-1764 гг.
Служебные документы 1742-1765 гг.
Служебные документы. Письма. 1734-1765 гг.
Дополнительный, справочный — Письма. Переводы. Стихотворения. Указатели

Годы выпуска: 1950-1983
Издательство: Академия наук СССР
Жанр: естественные и точные науки
Формат: DJVU
Качество: отсканированные страницы
Размер 123 mb

Скачать с Unibytes (http://www.unibytes.com/LQ9L6uPUT84B)
Скачать с share4web (http://www.share4web.com/get/byq7Y5S8CqmVzWa4EMniiaymLH_S31vR/Lomonosov-Polnoe-sobranie-sochineniy.rar.html)

spiridonn (http://nnm.ru/blogs/spiridonn/mihail-vasilevich-lomonosov-polnoe-sobranie-sochineniy/)

http://img11.nnm.ru/2/d/0/f/8/71e68a15653641d4afd2a2e9943.jpg
Диплом профессора химии Ломоносова, 1745 г.
М. В. Ломоносов и В. К. Тредиаковский — первые русские академики.

Самогон
28.02.2012, 00:36
Не понмю где читал или слышал такую историю появления звания членкорра Академии.
Засилие инстранцев в академии и их лобби не позволяло русским стать академиками. И как не "воевал" Ломоносов с академиками у него это не получалось. И тогода он пошел на компромис. Пусть мол шлют свои работы и исследования, но на жалование не претендовать и на заседаниях не появляться.
Правда или вымысел не могу сказать.