чемберлен
08.03.2013, 13:47
Представляю отлитчную аналитику С.Лазунько. Читать 3 раза господам свидомым
Подтвердив неизменность своего прозападного курса — как во время принятия совместного заявления партии власти и оппозиции в парламенте (эдакой «клятвы верности Европе»), а затем и в ходе саммита Украина—ЕС, официальный Киев не оставляет попыток усидеть еще и на втором стуле, восточном.
На пресс-конференции 1 марта президент Янукович заявил о намерении Украины получить статус наблюдателя в Таможенном союзе: «Мы считаем, что имеем возможность стать наблюдателями, имеем возможность найти такую формулу, которая будет во времени отвечать уровню наших отношений». «Сейчас около 140 положений Таможенного союза существует. Без рассмотрения этих положений в Украине невозможно найти эту модель (сотрудничества. — С. Л.)», — отметил президент, подчеркнув, что Украина будет рассматривать эти положения, и напомнил, что страны—члены Таможенного союза принимали эти положения на протяжении 8 лет.
Очевидно, о 8 годах президентом было сказано неспроста. Надо полагать, это своего рода объяснение — почему Украина не торопится с «рассмотрением» указанных полутора сотнях положений ТС.
Что же до статуса наблюдателя в ТС (очевидно, имелось в виду все же получение статуса наблюдателя при Евразийской экономической комиссии (ЕЭК) — постоянно действующем наднациональном регулирующем органе Таможенного союза и Единого экономического пространства), то таковой может быть получен только при наличии соответствующей правовой базы. А ее на данный момент нет. Не предусматривается никаких «наблюдателей» хоть при ТС, хоть при ЕЭК. Поэтому наблюдать за работой ТС Украина может разве что издалека.
Возможность сотрудничества — «маловероятная»
Гипотетически можно допустить, что будет скорректирована правовая база ТС, и статус наблюдателя (скажем, по настоятельным просьбам украинских партнеров) появится. Действительно, что в этом плохого, если есть желающие внимательнее «присмотреться» к функционированию Таможенного союза (украинская власть ведь регулярно рассказывает, что «присматривается» к работе ТС), в т.ч. к тому, как действует ЕЭК, этот «страшный» наднациональный орган (которого так боятся в дорожащем своим суверенитетом Киеве).
Но ключевое ведь не в формальном получении статуса наблюдателя (буде такой появится), а в том, какие права и возможности влиять на принятие решений в ТС получит государство-наблюдатель. Полагаю, небольшие.
Жозе Мануэль Баррозу: «Нельзя одновременно
быть членом ТС и иметь зону свободной
торговли с ЕС» // ФОТО ИЗ АРХИВА «2000»
С другой стороны, в чем смысл этого «наблюдения» при сохранении курса на подписание соглашения о политической ассоциации и создание ЗСТ с ЕС? Перспектива вхождения в ТС в будущем (скажем, через 8 лет, когда Киев закончит «рассматривать» 140 положений, о которых говорил президент) перед Украиной все равно закрывается. О чем в Брюсселе в последние дни не раз напоминали. «Нужно четко сказать, что нельзя одновременно быть членом Таможенного союза и иметь углубленную зону свободной торговли с Европейским Союзом. Это невозможно», — подчеркнул президент Европейской комиссии Жозе Мануэль Баррозу на совместной пресс-конференции с Президентом Украины.
А вот глава украинского МИД г-н Кожара опять извлек из загашника формулу «3+1». «Для Украины наиболее приемлемой формой сотрудничества с Таможенным союзом является формат «3+1», в котором наше государство могло бы принимать участие путем создания зоны свободной торговли с Таможенным союзом и присоединения к тем либо иным соглашениям этого межгосударственного образования в отдельных сферах, с учетом интересов всех без исключения сторон», — заявил он 28 февраля в интервью агентству «Интерфакс-Украина».
Казалось бы, давно пора забыть «3+1» как об изначально нежизнеспособной формуле. Если представить, что Россия, Белоруссия и Казахстан согласились, чтобы Украина выбрала только выгодные для себя соглашения и получала преференции на пространстве ТС — не принимая при этом на себя никаких обязательств, не неся неизбежных в такого рода экономических союзах издержек, — то это обессмыслило бы Таможенный союз как таковой.
Да ведь и сам глава украинского МИД прекрасно осведомлен, что озвученная им 28 февраля идея совершенно нереальна. Месяцем ранее г-н Кожара в эфире телекомпании ICTV (28.01.2013) указывал на невозможность присоединения Украины к ТС по отдельным направлениям: «К сожалению, на сегодняшний день структура Таможенного союза и его международная правовая база не позволяют присоединяться отдельно к частям».
И это логично. Ровно тот же подход демонстрирует и Европа. Еврокомиссар по вопросам расширения и политики соседства Штефан Фюле в декабре прошлого года достаточно четко сформулировал, на каких принципах строятся интеграционные отношения с Украиной: «Это не тот случай, когда вы с вишни срываете только те ягоды, которые вам нравятся. Это пакет требований, и вы не можете выбирать — это мы выполняем, а это — нет. Пока не выполнены все требования, считается, что не выполнено ни одно».
Так же и Таможенный союз — не вишневое дерево: или полноценное участие, или никакое. Что давно уже должны были уяснить в Киеве (а по отдельным, в т.ч. вышецитированным заявлениям, можно сделать вывод, что и уяснили). Зачем, спрашивается, тратить время на «3+1», предполагающую «частичное присоединение» Украины к ТС — невозможное в принципе.
Что же до зоны свободной торговли Украины с Таможенным союзом, то ранее уже приходилось открывать «секрет» для украинских чиновников: такая ЗСТ уже есть. И называется она зона свободной торговли СНГ. В ней состоят как Украина, так и Россия, Белоруссия, Казахстан (т. е. все три участника ТС). Другое дело, что глубина сотрудничества в рамках ТС и в рамках ЗСТ — это, как говорят в Одессе, две большие разницы.
Не верит в сотрудничество Украины с ТС по формуле «3+1» и российский посол в Киеве Михаил Зурабов. «На политическом уровне такая возможность на сегодняшний день рассматривается как маловероятная», — заявил он в комментарии для украинских журналистов.
Разворот 2004-го — без изменений
Михаил Зурабов: «Коллеги, мы от вас хотим
ясности. Сами? Значит, сами. Только потом без
обид» // КАТЕРИНА ЛАЩИКОВА
Но куда более интересны другие тезисы, озвученные на днях Михаилом Зурабовым в его выступлении в «Россотрудничестве».
В частности, Михаил Юрьевич вспомнил о событиях 2004 г. («оранжевом» шабаше, имевшем, не секрет, антироссийский контекст), которые стали «шоком» для Владимира Путина.
«Я знаком с президентом РФ много лет. И имел возможность наблюдать его в разных ситуациях. Поэтому говорю со знанием дела. Почему на него такое сильное впечатление произвели события 2004 г. на Украине?
Он с достаточными на то основаниями считал, что с момента возникновения Украины как самостоятельного государства РФ не делала ничего, что можно было бы интерпретировать как посягательство на суверенитет либо недоучет национальных интересов страны. Большим договором 1997 г. Россия фактически признала границы Украины и конституировала то, что позволяет Украине быть полноценным субъектом международного права. Что касается цены на газ, то Россия устанавливала максимально льготный режим по любым торговым операциям.
И в 2004 году в стране (Украине) происходит разворот. При этом кооперационные связи, прежде всего в военно-технической области, продолжали оставаться очень тесными. Владимир Владимирович — человек, который не то что лишенный сантиментов, но не лакирует действительность, возможно, в силу жизненного опыта, особенностей его специальности. Оказывается, страна, которая производит ракетную составляющую ядерного щита, готовится вступить в НАТО... Попробуйте себя поставить на его место и понять, какая глубокая трансформация произошла у него. И не только у него», — рассказал Зурабов.
Добавим, что обратного разворота Украины после ухода Ющенко с президентского поста не произошло — официальный Киев по-прежнему движется в «безальтернативном» западном направлении. Откорректированы формы (в частности, Украина объявлена внеблоковым государством, хотя и продолжает активное сотрудничество с НАТО, принимает участие во всех без исключения операциях, проводимых под эгидой альянса), изменена публичная риторика, но парадигма украинской внешней политики неизменна: «Геть від Москви!»
Что до указанной «глубокой трансформации» Владимира Путина, то на заре президентства Виктора Януковича автор данных строк попытался выразить ее через перефразирование известной пословицы: «В Москве же хорошо научены прошлым опытом и вряд ли станут наступать на старые грабли, чтобы затем чесать затылок: «сколько хохла газом ни корми — все равно на Запад смотрит» («Без «крутых поворотов», «2000», №10 (501), 12—18.03.2010).
Речь идет о проблеме доверия в украинско-российских отношениях и в мотивации России идти на те или иные преференции для Украины — будь то низкие цены на газ или открытие российского рынка для украинских товаропроизводителей. Зачем это России, за что она должна платить — если Украина «безальтернативно» евроинтегрируется?
«Любое предложение сохраняет актуальность определенный срок»
Михаил Зурабов высказался о том, почему Россия заинтересована в присоединении Украины к Таможенному союзу. «Мы прекрасно понимаем, что если война в современном мире не ведется военными средствами, то это не значит, что она не ведется. Она просто превратилась в экономическую форму. Войны могут быть валютными, таможенными, ресурсными. Конкурентная среда, в которой мы живем, вынуждает государства их использовать», — пояснил российский дипломат.
«Нам представляется, что мы вместе можем выторговать лучшие условия», — отметил Зурабов. Однако зависимость России от украинского выбора не критична. Посол РФ в Киеве продолжил: «Но что мы слышим в ответ: «Знаете, мы попробуем, пожалуй, сами». Руководство РФ в таких случаях говорит: «Коллеги, мы от вас хотим только одного — ясности. Сами? Значит, сами. Только потом без обид».
Как дал понять Михаил Зурабов, у Киева, отказывающегося вступать в Таможенный союз, нет оснований предъявлять претензии Москве из-за сворачивания двухстороннего сотрудничества.
В качестве демонстрации того, что ожидает украинских производителей в будущем, Михаил Зурабов привел историю с так и не состоявшимися закупками самолета АН-70 для нужд минобороны России: «Вот, есть целый ряд результатов, которые российское руководство и украинское руководство было склонно интерпретировать как совместный успех. Ну, например, в производстве самолетов АН-70. Теперь я вам открою динамику: вначале минобороны Российской Федерации предполагало закупить 70 единиц, затем — 60, в предпоследний раз — 16. Теперь — ноль. Потому что Россия начала производить военно-транспортные самолеты Ил-476, поскольку любое предложение сохраняет актуальность определенный срок. Ну, так мир устроен, и так работает мое руководство». «Если в течение определенного периода ответ не поступает, Россия вынуждена искать альтернативу. Мы сегодня живем с ограниченным временным лимитом, и эта особенность в стране, которую я представляю на Украине, весьма хорошо понимается. Но не всегда понимается теми партнерами, с которыми мы здесь взаимодействуем».
Казалось бы, уж кто другой, а украинское руководство должно бы хорошо осознавать этот изложенный российским дипломатом принцип: актуальность любого предложения лимитирована по времени. Достаточно, например, обратиться к теме газового транзита (хотя и не только газового, но и, скажем, нефтяного).
В свете вышецитированных слов Зурабова вспомнилось заявление Путина в далеком уже октябре 2002 г.: «Если Россия будет принимать участие в проекте, будет чувствовать свою сопричастность к проекту, то мы будем наполнять газотранспортную систему своим продуктом, будем продвигать этот продукт совместно с Украиной нашим партнерам на рынке третьих стран. Если не будет, то мы будем искать другие выходы, будем строить другие трубопроводы и т. д. и т. п. ...»
Говорил тогда Владимир Владимирович в контексте российского предложения о создании консорциума по управлению украинской ГТС. Ведь какое заманчивое для Украины было предложение! Его реализация гарантировала не просто сохранение, но преумножение украинского транзитного потенциала.
Напомню, в то время, когда Украина транспортировала 120—125 млрд. кубов российского газа, речь шла о дополнительном расширении транспортных мощностей. Дело в том, что мощность газотранспортной системы Украины на входе составляет 170 млрд. кубов, а на выходе — около 140 млрд. кубов. Вот эти недостающие мощности на выходе планировалось достроить в рамках консорциума. А кроме указанных транзитных выгод, Украина обеспечивала себе и поставки газа по льготной цене. Но... Время шло. Киев положительного ответа не давал. Москва стала реализовывать альтернативные проекты.
О том высоком транзитном статусе, который еще совсем недавно имела Украина, можно позабыть — поезд, как говорится, ушел. Но не факт, что удастся спасти имеющиеся остатки транзитного потенциала. Ведь чтобы их спасти — нужно гарантировать себя минимальными объемами транзитного газа.
Если в 2002 г. Россия предлагала Украине свыше 150 млрд. кубов транзита (и Украина отказалась!), то теперь Украина выпрашивает у России хотя бы 60 млрд. кубов. В данных условиях и это для слишком долго «присматривавшегося» к газотранспортному консорциуму Киева было бы благом. Об этом 15 февраля в эфире «Шустер Live» заявил директор департамента нефтяной, газовой, торфяной, нефтеперерабатывающей промышленности и альтернативных видов топлива Министерства энергетики и угольной промышленности Константин Бородин.
«Вот тут небольшой график. Это объем транзита нефти за последние 15 лет. Он сократился с 65 до 14 миллионов тонн — больше чем в 4 раза. Из 3,5 тысяч километров нефтетранспортной системы сегодня используется 980 — это трубопровод «Дружба» во Львовской области, и то на 50%», — рассказал он о транзитных «достижениях» по части транспортировки «черного золота».
А вот по газовому транзиту: «В 2011 году — в начале 2012 года заработал североевропейский газопровод. Мы потеряли на сегодняшний день из 120 миллиардов кубометров транзита порядка 30... Если не будет «Южного потока» по дну Черного моря, то те объемы транзита, которые реально останутся в Украине, составят 50% от того, что было еще три-четыре года назад. Это будет 60 миллиардов кубометров».
Если не будет «Южного потока» — останется 60 млрд. кубов транзита. А если будет «Южный поток», плановая мощность которого 63 млрд. кубов, — сколько останется?.. А «Южный поток», напомним, уже полным ходом строится.
Однако вернемся к примеру с самолетом АН-70 — хорошему аппарату, но никому теперь не нужному. И заметим: Россия еще не использовала в полную силу такой интеграционный аргумент, как импортозамещение.
На данном этапе Украина, «проморгавшая» семь—десять лет назад возможность гарантировать себе не только высокие транзитные объемы, но и низкие цены на российский газ, ищет способы заместить его либо альтернативными энергоносителями, либо альтернативными источниками поставок. Дело хлопотное, затратное, но при большом желании — реализуемое.
Отказаться от российского газа Украина еще может. А от российского рынка? Сермяжная правда такова: «Есть реальность, на эту реальность приходится 60 миллиардов долларов нашего экспорта. Для сравнения сказать, на ЕС приходится около 40 миллионов долларов. В Таможенный союз поставляется как раз то, что мы не можем продать на других рынках». Это признал премьер Азаров в интервью украинским телеканалам 27 декабря 2012 г.
Именно Россия не просто главный рынок сбыта для Украины, но тот рынок, на который наши производители поставляют высокотехнологичную продукцию, товары с высокой степенью переработки и высокой добавочной стоимостью. Западу не нужны ни украинские самолеты, ни машины, ни станки. России — нужны. Пока.
Украинские производства высокотехнологичных товаров в советское время создавались как часть единого народнохозяйственного комплекса. Но Украина далее не хочет быть в одном экономическом пространстве с Россией (равно с Белоруссией и Казахстаном). Что, спрашивается, должно сдерживать Россию (и другие страны ТС) в запуске на полную мощь программ импортозамещения? Ведь, будем откровенны, ничего такого особенного — чего не смогли бы производить самостоятельно Россия и ее партнеры по ТС — Украина не производит.
А для государств Таможенного союза создание своих производств, замещающих украинские аналоги, — это оживление экономики, рост ВВП, развитие технологий, дополнительные поступления в бюджет, новые рабочие места. Может, об этом говорил Михаил Зурабов: «Сами? Значит, сами. Только потом без обид»?
Отказ от создания газотранспортного консорциума десять лет назад привел, без преувеличения, к катастрофическим последствиям для украинского транзитного потенциала. С высокой степенью вероятности можно говорить, что столь же негативные последствия будет иметь для украинской экономики и сферы высоких технологий нынешний отказ от вступления в Таможенный союз. Но обижаться придется только на самих себя.
Банкроту модернизация — что мертвому припарка
А представители украинской партии власти тем временем продолжают петь осанну евроинтеграции. В частности, в «2000» выступил депутат от Партии регионов Алексей Плотников («Сделан очередной ход», №9 (644), 1—7.03.2013), предложивший эдакий стандартный набор евроагитатора.
Ранее на страницах еженедельника была опубликована серия материалов сторонника интеграции Украины в Таможенный союз с Россией, Белоруссией и Казахстаном Валерия Мунтияна. Его аргументация — это цифры, расчеты, таблицы, статистические выкладки. См., например, «Евроинтеграция: возможны варианты» и «Слово — цифрам: риски и преимущества создания ЗСТ между Украиной и ЕС» (№ 35(571), 2—8.09.2011), «Интеграция и безопасность Украины» (№ 4(639), 25—31.01.2013) и др.
Как контрастирует с этим материал г-на Плотникова, у которого одни уверения в европейском «светлом будущем» — ничем не подтверждаемые! На всю огромную статью только раз сталкиваешься с цифрами, да и то невесть откуда взятыми: «По некоторым прогнозам, после подписания соглашения о ЗСТ с ЕС Украина сможет дополнительно привлечь в свою экономику в качестве инвестиций от 10 до 16 млрд. евро». Что за «некоторые прогнозы»? Чьи? На основе чего сделаны? В какие отрасли ожидается приток европейских инвестиций?
Сможет ли этот инвестиционный дождь перекрыть убытки, которые понесет Украина от создания ЗСТ с ЕС? Насколько известно — нет. О чем неоднократно заявлялось высокопоставленными как европейскими, так и украинскими чиновниками.
«Непонятно, почему при столь однобоком подходе к ассоциации и ЗСТ с ЕС утверждается, что это для нас исключительно позитив... Расчеты же свидетельствуют об ожидаемых убытках национальной экономики, ухудшении условий для отечественного товаропроизводителя. Так, объем выпуска продукции упадет на 0,68%, ВВП — на 0,14%. Ожидается опережение темпов роста импорта (7,2%) над экспортом (4,5%), а также увеличение безработицы. И это не разовая оценка — падение макроэкономических показателей будет происходить как минимум на протяжении следующих пяти лет», — пишет Валерий Мунтиян («Интеграция и безопасность Украины», «2000», №4 (639) 25—31.01.2013), причем основываясь на расчетах Минэкономики Украины.
Это те убытки, которые неизбежны в течение первых лет функционирования ЗСТ с ЕС. А вот будет ли позитив после пятилетнего (гарантированного!) периода потерь — вилами по воде писано. Опять-таки процитирую уважаемого Валерия Мунтияна: «Но важно, что на высшем государственном уровне главами государств и правительств стран —участниц ТС нам гарантируется получение преимуществ от присоединения. Конкретно оговариваются: снижение цен на газ до $165 за тыс. куб. м, на нефть — на 30%; базовые отрасли, получающие инвестирование; рынки для продукции украинских производителей и др. преференции... Правильно было бы, чтобы и от высших политических руководителей ЕС Украина услышала о гарантиях и преимуществах, получаемых в сфере международной торговли, предоставлении рынков, об инвестициях и инновациях. Лишь в этом случае можно реально сопоставить выгоды и риски» (там же). Но что-то не спешат в Европе обременять себя подобного толка — конкретными, выраженными в цифрах — гарантиями Украине.
А г-н Плотников, например, пишет: «Речь идет о совершенно прагматичных вещах. Есть конкретные результаты в конкретных цифрах роста или падения нашего экспорта, торговых балансов, от которых зависит вся экономическая, а значит, и социальная перспектива страны». Ну так и назвать бы эти совершенно прагматичные вещи, конкретные цифры роста или падения — убедить читателя посредством цифр. Но этого нет. Очевидно, сказать нечего.
Вся аргументация сводится к общим фразам: «повышение уровня экономической культуры», «переход на европейские стандарты», «возможности для модернизации нашей национальной экономики с использованием европейских ресурсов и технологий».
Кстати, насчет возможностей для модернизации. Какие именно отрасли украинской экономики будут осчастливлены европейскими ресурсами и технологиями? Можно ли ожидать чего-то подобного, например, в машиностроении? Вряд ли. В Европе своих производителей хватает, рыночные ниши заполнены. Зачем создавать новых конкурентов в лице украинских производителей? Да и согласно расчетам Минэкономики, ожидаются такие последствия от создания ЗСТ с ЕС: усиление конкуренции и дальнейшее вытеснение национальных производителей с внутреннего рынка; потери высокотехнологичных базовых отраслей экономики; потери из-за низкого уровня конкуренто-
способности, которые понесут отдельные отрасли промышленности (производство машин и оборудования, в том числе приборов и аппаратов, химпром, производство резиновых и пластмассовых изделий) («Слово — цифрам: риски и преимущества создания ЗСТ между Украиной и ЕС», «2000», №35 (571) 2—8.09.2011).
О какой модернизации может идти речь в условиях резкого спада производства или полного банкротства, ведущего к закрытию предприятия? Кто будет модернизировать ставшее ненужным производство?
Г-н Плотников соглашается, что европейский рынок «достаточно сложный». Но, пишет он, предполагается, что «украинские производители будут «подтягиваться», повышать качество, вырабатывать высокие стандарты, поскольку придется работать в жесткой конкурентной среде». «Так что в данном случае ЕС для нас является средством повышения конкурентоспособности национальной экономики».
Но не получится ли так, что украинские производители будут «подтягиваться» — пока не протянут ноги? За счет чего модернизировать производство, если предприятие перестает работать и получать прибыль, будучи вытесненным с рынка конкурентами?
Впрочем, евроагитаторы призывают видеть плюсы и в той жесткой конкуренции, на которую они обрекают отечественного производителя: «это новое понимание: какой должна быть продукция на внутреннем рынке, когда речь идет о том, чтобы не только улучшить качество товаров, но и вообще — уровень жизни», — пишет г-н Плотников. На эту тему «безальтернативные евроинтеграторы» любят поговорить: мол, забота об интересах потребителя прежде всего! Дескать, не важно, кто предлагает товар — отечественный производитель или европейский — главное, чтобы человек имел возможность приобретать качественный товар.
На первый взгляд, логика в этом есть. Однако, чтобы стать потребителем, человек должен иметь источник дохода. Но если отечественное производство будет сокращаться, количество рабочих мест уменьшаться — откуда взяться заработным платам, пенсиям, пособиям, т. е. средствам на это самое потребление?
И даже к безвизовому режиму с Европой (о чем тоже упоминает г-н Плотников) — принимаемому практически всеми (в т. ч. оппонентами «безальтернативной евроинтеграции») в качестве несомненного плюса — я бы не стал относиться как к одно-
значно положительному явлению. Я отнюдь не выступаю за «железный занавес» и тому подобное. Однако: безвизовый режим между странами, находящимися на разных уровнях экономического развития (бедная, по европейским меркам, Украина и богатые, по украинским меркам, страны ЕС), — это провоцирование нового витка трудовой миграции. Откуда куда — понятно. Но массовый выезд трудовых ресурсов (прежде всего молодежи) из далеко не благополучной в демографическом плане Украины — это удар по перспективам страны, по ее будущему.
И такой напрашивается вопрос: не потому ли так стремятся власть предержащие Украины (что бывшие, что нынешние) к снятию визовых барьеров, чтобы облегчить «сброс» «лишних людей»? Распахнуть шлюзы для трудовой миграции в Европу — это ведь куда легче, чем создавать высокооплачиваемые рабочие места внутри страны.
«Европейские ценности»: от общего — к частному
Однако лишь экономической проблематикой вопрос интеграционного выбора не ограничивается.
Кроме экономических и социально-экономических благ, которые якобы прольются золотым дождем на украинцев вследствие евроинтеграции, много говорится о таких европейских ценностях, как демократия, права человека, верховенство права, борьба с коррупцией. И об этих ценностях евроагитаторы тоже предпочитают рассуждать «вообще».
Но посмотрим на ценности, которые нам несет Европа, не вообще, а сквозь призму конкретных примеров. Не зря ведь говорится: лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. А нам не то что один раз, а многократно приходилось наблюдать, как пресловутые европейские ценности применяются к Украине.
Вот, скажем, г-н Плотников сетует на поведение украинской оппозиции в Европе: «В странах с развитой демократией и давними традициями существует правило: оппозиция жестко критикует власть внутри страны, но за рубежом борется за национальные интересы государства. В Украине с момента обретения независимости зарубежье почему-то воспринимается как место, где сводят счеты с властью». Приводит примеры из своего опыта работы в ПАСЕ, вспоминает, как ведут себя российские политики, британские: «Представителей же украинской оппозиции, которые также входили в делегацию, в буквальном смысле постоянно мучил вопрос: «А нельзя ли против Украины ввести какие-либо санкции?», «А нельзя ли поискать в Украине какие-либо нарушения?», «А нельзя ли держать Украину под каким-либо специальным на-
блюдением?». Вот такими вопросами-желаниями они то и дело «атаковали» еврособеседников». То же самое, подчеркивает г-н Плотников, наблюдалось и во время последнего саммита Украина—ЕС.
А почему представители украинской оппозиции так ведут себя? Для этого же должны быть какие-то предпосылки. Почему «то и дело» они «атакуют» своих «еврособеседников» указанного (г-ном Плотниковым) толка «вопросами-желаниями»? Может, потому, что эти еврособеседники всегда готовы вмешаться во внутренние дела Украины — не особо отягощая себя элементарными представлениями о дипломатической этике, не слишком заботясь о таких «мелочах» как независимость и суверенитет? Ведь и цель поиска «нарушений» (реальных и мнимых), введения санкций — оказание давления на политическое руководство страны. И это тоже европейские ценности из евроинтеграционного «пакета».
Борьба с коррупцией. Верховенство права. Равенство всех перед законом. Независимость судебной системы... Кто не слыхал этих прописных истин в контексте рассуждений (часто принимающих форму словоблудия) о «безальтернативной евроинтеграции»? Но давайте не «вообще», а конкретно: уголовные дела экс-премьера Тимошенко и экс-министра Луценко. Мы же видим, какую позицию занимает Европа и что за «ценности» нам предлагает.
Тимошенко и Луценко, несмотря на приговор, нужно во что бы то ни стало освободить. Новые обвинения (хоть бы они сто раз были обоснованными) в их адрес предъявлять нельзя. От президента прямым текстом требуют вмешательства — в работу той самой независимой судебной системы. Звучат призывы подогнать законодательство (т. н. декриминализация некоторых статей УК) под интересы отдельных лиц. И т. д. и т. п.
Зато когда в 2005-м осуществлялись самые настоящие политические репрессии, в т. ч. посредством фальсификации уголовных дел, незаконных арестов и задержаний (Б. Колесников, Е. Кушнарев, В. Тихонов и др.) — Европа молчала. Вот вам и европейские ценности.
Известно, какое «почтение» демонстрировала Европа к украинской Конституции и как «содействовала» укреплению демократии на Украине (а демократия — это во многом соблюдение процедурных норм), как, наконец, «уважала» выбор миллионов украинских граждан в ситуациях «оранжевого» переворота 2004-го и перевыборов парламента 2007-го. Вся «демократия» для Украины сводилась к тому, что на выборах должны побеждать — единственно и только — прозападные политики.
А ситуация в языковой сфере! Много ли помощи получили русские и русскоязычные Украины от Европы в деле защиты своих законных прав? Практически никакой. Скорее наоборот. Кто следил за историей разработки и последующего принятия языкового закона (вначале это был проект Ефремова—Симоненко—Гриневецкого, затем — Колесниченко—Кивалова), тот помнит, что за советы давали представители Европы. Почему-то европейцы обеспокоились защитой положения украинского языка как государственного, а не отстаиванием языковых прав человека
Когда в вопросе европейских ценностей мы обращаемся от теории (вполне красивой и привлекательной) к непосредственному их приложению к практике, то регулярно сталкиваемся с двойными стандартами и избирательным применением этих самых ценностей. Если Европе выгодно, если речь идет об украинском политике/партии прозападной ориентации — ценности идут в ход, звучат требования «соблюдать», «соответствовать». Если наоборот — ценности и высокие идеалы отходят на второй план, о них попросту забывают.
Но если европейские ценности применяются от случая к случаю, избирательно, то это уже не ценности, а инструменты влияния — политического, дипломатического, геополитического.
http://2000.net.ua/2000/forum/sosedi/88970
сейчас началась решающая битва с галичанами, с этническими мутантами, 22 года ихнего ига, принесли стране урона больше чем несколько-вековое татарское. Если не сплотимся - проиграем, хана, уж больно большие деньги на кону (с)
Подтвердив неизменность своего прозападного курса — как во время принятия совместного заявления партии власти и оппозиции в парламенте (эдакой «клятвы верности Европе»), а затем и в ходе саммита Украина—ЕС, официальный Киев не оставляет попыток усидеть еще и на втором стуле, восточном.
На пресс-конференции 1 марта президент Янукович заявил о намерении Украины получить статус наблюдателя в Таможенном союзе: «Мы считаем, что имеем возможность стать наблюдателями, имеем возможность найти такую формулу, которая будет во времени отвечать уровню наших отношений». «Сейчас около 140 положений Таможенного союза существует. Без рассмотрения этих положений в Украине невозможно найти эту модель (сотрудничества. — С. Л.)», — отметил президент, подчеркнув, что Украина будет рассматривать эти положения, и напомнил, что страны—члены Таможенного союза принимали эти положения на протяжении 8 лет.
Очевидно, о 8 годах президентом было сказано неспроста. Надо полагать, это своего рода объяснение — почему Украина не торопится с «рассмотрением» указанных полутора сотнях положений ТС.
Что же до статуса наблюдателя в ТС (очевидно, имелось в виду все же получение статуса наблюдателя при Евразийской экономической комиссии (ЕЭК) — постоянно действующем наднациональном регулирующем органе Таможенного союза и Единого экономического пространства), то таковой может быть получен только при наличии соответствующей правовой базы. А ее на данный момент нет. Не предусматривается никаких «наблюдателей» хоть при ТС, хоть при ЕЭК. Поэтому наблюдать за работой ТС Украина может разве что издалека.
Возможность сотрудничества — «маловероятная»
Гипотетически можно допустить, что будет скорректирована правовая база ТС, и статус наблюдателя (скажем, по настоятельным просьбам украинских партнеров) появится. Действительно, что в этом плохого, если есть желающие внимательнее «присмотреться» к функционированию Таможенного союза (украинская власть ведь регулярно рассказывает, что «присматривается» к работе ТС), в т.ч. к тому, как действует ЕЭК, этот «страшный» наднациональный орган (которого так боятся в дорожащем своим суверенитетом Киеве).
Но ключевое ведь не в формальном получении статуса наблюдателя (буде такой появится), а в том, какие права и возможности влиять на принятие решений в ТС получит государство-наблюдатель. Полагаю, небольшие.
Жозе Мануэль Баррозу: «Нельзя одновременно
быть членом ТС и иметь зону свободной
торговли с ЕС» // ФОТО ИЗ АРХИВА «2000»
С другой стороны, в чем смысл этого «наблюдения» при сохранении курса на подписание соглашения о политической ассоциации и создание ЗСТ с ЕС? Перспектива вхождения в ТС в будущем (скажем, через 8 лет, когда Киев закончит «рассматривать» 140 положений, о которых говорил президент) перед Украиной все равно закрывается. О чем в Брюсселе в последние дни не раз напоминали. «Нужно четко сказать, что нельзя одновременно быть членом Таможенного союза и иметь углубленную зону свободной торговли с Европейским Союзом. Это невозможно», — подчеркнул президент Европейской комиссии Жозе Мануэль Баррозу на совместной пресс-конференции с Президентом Украины.
А вот глава украинского МИД г-н Кожара опять извлек из загашника формулу «3+1». «Для Украины наиболее приемлемой формой сотрудничества с Таможенным союзом является формат «3+1», в котором наше государство могло бы принимать участие путем создания зоны свободной торговли с Таможенным союзом и присоединения к тем либо иным соглашениям этого межгосударственного образования в отдельных сферах, с учетом интересов всех без исключения сторон», — заявил он 28 февраля в интервью агентству «Интерфакс-Украина».
Казалось бы, давно пора забыть «3+1» как об изначально нежизнеспособной формуле. Если представить, что Россия, Белоруссия и Казахстан согласились, чтобы Украина выбрала только выгодные для себя соглашения и получала преференции на пространстве ТС — не принимая при этом на себя никаких обязательств, не неся неизбежных в такого рода экономических союзах издержек, — то это обессмыслило бы Таможенный союз как таковой.
Да ведь и сам глава украинского МИД прекрасно осведомлен, что озвученная им 28 февраля идея совершенно нереальна. Месяцем ранее г-н Кожара в эфире телекомпании ICTV (28.01.2013) указывал на невозможность присоединения Украины к ТС по отдельным направлениям: «К сожалению, на сегодняшний день структура Таможенного союза и его международная правовая база не позволяют присоединяться отдельно к частям».
И это логично. Ровно тот же подход демонстрирует и Европа. Еврокомиссар по вопросам расширения и политики соседства Штефан Фюле в декабре прошлого года достаточно четко сформулировал, на каких принципах строятся интеграционные отношения с Украиной: «Это не тот случай, когда вы с вишни срываете только те ягоды, которые вам нравятся. Это пакет требований, и вы не можете выбирать — это мы выполняем, а это — нет. Пока не выполнены все требования, считается, что не выполнено ни одно».
Так же и Таможенный союз — не вишневое дерево: или полноценное участие, или никакое. Что давно уже должны были уяснить в Киеве (а по отдельным, в т.ч. вышецитированным заявлениям, можно сделать вывод, что и уяснили). Зачем, спрашивается, тратить время на «3+1», предполагающую «частичное присоединение» Украины к ТС — невозможное в принципе.
Что же до зоны свободной торговли Украины с Таможенным союзом, то ранее уже приходилось открывать «секрет» для украинских чиновников: такая ЗСТ уже есть. И называется она зона свободной торговли СНГ. В ней состоят как Украина, так и Россия, Белоруссия, Казахстан (т. е. все три участника ТС). Другое дело, что глубина сотрудничества в рамках ТС и в рамках ЗСТ — это, как говорят в Одессе, две большие разницы.
Не верит в сотрудничество Украины с ТС по формуле «3+1» и российский посол в Киеве Михаил Зурабов. «На политическом уровне такая возможность на сегодняшний день рассматривается как маловероятная», — заявил он в комментарии для украинских журналистов.
Разворот 2004-го — без изменений
Михаил Зурабов: «Коллеги, мы от вас хотим
ясности. Сами? Значит, сами. Только потом без
обид» // КАТЕРИНА ЛАЩИКОВА
Но куда более интересны другие тезисы, озвученные на днях Михаилом Зурабовым в его выступлении в «Россотрудничестве».
В частности, Михаил Юрьевич вспомнил о событиях 2004 г. («оранжевом» шабаше, имевшем, не секрет, антироссийский контекст), которые стали «шоком» для Владимира Путина.
«Я знаком с президентом РФ много лет. И имел возможность наблюдать его в разных ситуациях. Поэтому говорю со знанием дела. Почему на него такое сильное впечатление произвели события 2004 г. на Украине?
Он с достаточными на то основаниями считал, что с момента возникновения Украины как самостоятельного государства РФ не делала ничего, что можно было бы интерпретировать как посягательство на суверенитет либо недоучет национальных интересов страны. Большим договором 1997 г. Россия фактически признала границы Украины и конституировала то, что позволяет Украине быть полноценным субъектом международного права. Что касается цены на газ, то Россия устанавливала максимально льготный режим по любым торговым операциям.
И в 2004 году в стране (Украине) происходит разворот. При этом кооперационные связи, прежде всего в военно-технической области, продолжали оставаться очень тесными. Владимир Владимирович — человек, который не то что лишенный сантиментов, но не лакирует действительность, возможно, в силу жизненного опыта, особенностей его специальности. Оказывается, страна, которая производит ракетную составляющую ядерного щита, готовится вступить в НАТО... Попробуйте себя поставить на его место и понять, какая глубокая трансформация произошла у него. И не только у него», — рассказал Зурабов.
Добавим, что обратного разворота Украины после ухода Ющенко с президентского поста не произошло — официальный Киев по-прежнему движется в «безальтернативном» западном направлении. Откорректированы формы (в частности, Украина объявлена внеблоковым государством, хотя и продолжает активное сотрудничество с НАТО, принимает участие во всех без исключения операциях, проводимых под эгидой альянса), изменена публичная риторика, но парадигма украинской внешней политики неизменна: «Геть від Москви!»
Что до указанной «глубокой трансформации» Владимира Путина, то на заре президентства Виктора Януковича автор данных строк попытался выразить ее через перефразирование известной пословицы: «В Москве же хорошо научены прошлым опытом и вряд ли станут наступать на старые грабли, чтобы затем чесать затылок: «сколько хохла газом ни корми — все равно на Запад смотрит» («Без «крутых поворотов», «2000», №10 (501), 12—18.03.2010).
Речь идет о проблеме доверия в украинско-российских отношениях и в мотивации России идти на те или иные преференции для Украины — будь то низкие цены на газ или открытие российского рынка для украинских товаропроизводителей. Зачем это России, за что она должна платить — если Украина «безальтернативно» евроинтегрируется?
«Любое предложение сохраняет актуальность определенный срок»
Михаил Зурабов высказался о том, почему Россия заинтересована в присоединении Украины к Таможенному союзу. «Мы прекрасно понимаем, что если война в современном мире не ведется военными средствами, то это не значит, что она не ведется. Она просто превратилась в экономическую форму. Войны могут быть валютными, таможенными, ресурсными. Конкурентная среда, в которой мы живем, вынуждает государства их использовать», — пояснил российский дипломат.
«Нам представляется, что мы вместе можем выторговать лучшие условия», — отметил Зурабов. Однако зависимость России от украинского выбора не критична. Посол РФ в Киеве продолжил: «Но что мы слышим в ответ: «Знаете, мы попробуем, пожалуй, сами». Руководство РФ в таких случаях говорит: «Коллеги, мы от вас хотим только одного — ясности. Сами? Значит, сами. Только потом без обид».
Как дал понять Михаил Зурабов, у Киева, отказывающегося вступать в Таможенный союз, нет оснований предъявлять претензии Москве из-за сворачивания двухстороннего сотрудничества.
В качестве демонстрации того, что ожидает украинских производителей в будущем, Михаил Зурабов привел историю с так и не состоявшимися закупками самолета АН-70 для нужд минобороны России: «Вот, есть целый ряд результатов, которые российское руководство и украинское руководство было склонно интерпретировать как совместный успех. Ну, например, в производстве самолетов АН-70. Теперь я вам открою динамику: вначале минобороны Российской Федерации предполагало закупить 70 единиц, затем — 60, в предпоследний раз — 16. Теперь — ноль. Потому что Россия начала производить военно-транспортные самолеты Ил-476, поскольку любое предложение сохраняет актуальность определенный срок. Ну, так мир устроен, и так работает мое руководство». «Если в течение определенного периода ответ не поступает, Россия вынуждена искать альтернативу. Мы сегодня живем с ограниченным временным лимитом, и эта особенность в стране, которую я представляю на Украине, весьма хорошо понимается. Но не всегда понимается теми партнерами, с которыми мы здесь взаимодействуем».
Казалось бы, уж кто другой, а украинское руководство должно бы хорошо осознавать этот изложенный российским дипломатом принцип: актуальность любого предложения лимитирована по времени. Достаточно, например, обратиться к теме газового транзита (хотя и не только газового, но и, скажем, нефтяного).
В свете вышецитированных слов Зурабова вспомнилось заявление Путина в далеком уже октябре 2002 г.: «Если Россия будет принимать участие в проекте, будет чувствовать свою сопричастность к проекту, то мы будем наполнять газотранспортную систему своим продуктом, будем продвигать этот продукт совместно с Украиной нашим партнерам на рынке третьих стран. Если не будет, то мы будем искать другие выходы, будем строить другие трубопроводы и т. д. и т. п. ...»
Говорил тогда Владимир Владимирович в контексте российского предложения о создании консорциума по управлению украинской ГТС. Ведь какое заманчивое для Украины было предложение! Его реализация гарантировала не просто сохранение, но преумножение украинского транзитного потенциала.
Напомню, в то время, когда Украина транспортировала 120—125 млрд. кубов российского газа, речь шла о дополнительном расширении транспортных мощностей. Дело в том, что мощность газотранспортной системы Украины на входе составляет 170 млрд. кубов, а на выходе — около 140 млрд. кубов. Вот эти недостающие мощности на выходе планировалось достроить в рамках консорциума. А кроме указанных транзитных выгод, Украина обеспечивала себе и поставки газа по льготной цене. Но... Время шло. Киев положительного ответа не давал. Москва стала реализовывать альтернативные проекты.
О том высоком транзитном статусе, который еще совсем недавно имела Украина, можно позабыть — поезд, как говорится, ушел. Но не факт, что удастся спасти имеющиеся остатки транзитного потенциала. Ведь чтобы их спасти — нужно гарантировать себя минимальными объемами транзитного газа.
Если в 2002 г. Россия предлагала Украине свыше 150 млрд. кубов транзита (и Украина отказалась!), то теперь Украина выпрашивает у России хотя бы 60 млрд. кубов. В данных условиях и это для слишком долго «присматривавшегося» к газотранспортному консорциуму Киева было бы благом. Об этом 15 февраля в эфире «Шустер Live» заявил директор департамента нефтяной, газовой, торфяной, нефтеперерабатывающей промышленности и альтернативных видов топлива Министерства энергетики и угольной промышленности Константин Бородин.
«Вот тут небольшой график. Это объем транзита нефти за последние 15 лет. Он сократился с 65 до 14 миллионов тонн — больше чем в 4 раза. Из 3,5 тысяч километров нефтетранспортной системы сегодня используется 980 — это трубопровод «Дружба» во Львовской области, и то на 50%», — рассказал он о транзитных «достижениях» по части транспортировки «черного золота».
А вот по газовому транзиту: «В 2011 году — в начале 2012 года заработал североевропейский газопровод. Мы потеряли на сегодняшний день из 120 миллиардов кубометров транзита порядка 30... Если не будет «Южного потока» по дну Черного моря, то те объемы транзита, которые реально останутся в Украине, составят 50% от того, что было еще три-четыре года назад. Это будет 60 миллиардов кубометров».
Если не будет «Южного потока» — останется 60 млрд. кубов транзита. А если будет «Южный поток», плановая мощность которого 63 млрд. кубов, — сколько останется?.. А «Южный поток», напомним, уже полным ходом строится.
Однако вернемся к примеру с самолетом АН-70 — хорошему аппарату, но никому теперь не нужному. И заметим: Россия еще не использовала в полную силу такой интеграционный аргумент, как импортозамещение.
На данном этапе Украина, «проморгавшая» семь—десять лет назад возможность гарантировать себе не только высокие транзитные объемы, но и низкие цены на российский газ, ищет способы заместить его либо альтернативными энергоносителями, либо альтернативными источниками поставок. Дело хлопотное, затратное, но при большом желании — реализуемое.
Отказаться от российского газа Украина еще может. А от российского рынка? Сермяжная правда такова: «Есть реальность, на эту реальность приходится 60 миллиардов долларов нашего экспорта. Для сравнения сказать, на ЕС приходится около 40 миллионов долларов. В Таможенный союз поставляется как раз то, что мы не можем продать на других рынках». Это признал премьер Азаров в интервью украинским телеканалам 27 декабря 2012 г.
Именно Россия не просто главный рынок сбыта для Украины, но тот рынок, на который наши производители поставляют высокотехнологичную продукцию, товары с высокой степенью переработки и высокой добавочной стоимостью. Западу не нужны ни украинские самолеты, ни машины, ни станки. России — нужны. Пока.
Украинские производства высокотехнологичных товаров в советское время создавались как часть единого народнохозяйственного комплекса. Но Украина далее не хочет быть в одном экономическом пространстве с Россией (равно с Белоруссией и Казахстаном). Что, спрашивается, должно сдерживать Россию (и другие страны ТС) в запуске на полную мощь программ импортозамещения? Ведь, будем откровенны, ничего такого особенного — чего не смогли бы производить самостоятельно Россия и ее партнеры по ТС — Украина не производит.
А для государств Таможенного союза создание своих производств, замещающих украинские аналоги, — это оживление экономики, рост ВВП, развитие технологий, дополнительные поступления в бюджет, новые рабочие места. Может, об этом говорил Михаил Зурабов: «Сами? Значит, сами. Только потом без обид»?
Отказ от создания газотранспортного консорциума десять лет назад привел, без преувеличения, к катастрофическим последствиям для украинского транзитного потенциала. С высокой степенью вероятности можно говорить, что столь же негативные последствия будет иметь для украинской экономики и сферы высоких технологий нынешний отказ от вступления в Таможенный союз. Но обижаться придется только на самих себя.
Банкроту модернизация — что мертвому припарка
А представители украинской партии власти тем временем продолжают петь осанну евроинтеграции. В частности, в «2000» выступил депутат от Партии регионов Алексей Плотников («Сделан очередной ход», №9 (644), 1—7.03.2013), предложивший эдакий стандартный набор евроагитатора.
Ранее на страницах еженедельника была опубликована серия материалов сторонника интеграции Украины в Таможенный союз с Россией, Белоруссией и Казахстаном Валерия Мунтияна. Его аргументация — это цифры, расчеты, таблицы, статистические выкладки. См., например, «Евроинтеграция: возможны варианты» и «Слово — цифрам: риски и преимущества создания ЗСТ между Украиной и ЕС» (№ 35(571), 2—8.09.2011), «Интеграция и безопасность Украины» (№ 4(639), 25—31.01.2013) и др.
Как контрастирует с этим материал г-на Плотникова, у которого одни уверения в европейском «светлом будущем» — ничем не подтверждаемые! На всю огромную статью только раз сталкиваешься с цифрами, да и то невесть откуда взятыми: «По некоторым прогнозам, после подписания соглашения о ЗСТ с ЕС Украина сможет дополнительно привлечь в свою экономику в качестве инвестиций от 10 до 16 млрд. евро». Что за «некоторые прогнозы»? Чьи? На основе чего сделаны? В какие отрасли ожидается приток европейских инвестиций?
Сможет ли этот инвестиционный дождь перекрыть убытки, которые понесет Украина от создания ЗСТ с ЕС? Насколько известно — нет. О чем неоднократно заявлялось высокопоставленными как европейскими, так и украинскими чиновниками.
«Непонятно, почему при столь однобоком подходе к ассоциации и ЗСТ с ЕС утверждается, что это для нас исключительно позитив... Расчеты же свидетельствуют об ожидаемых убытках национальной экономики, ухудшении условий для отечественного товаропроизводителя. Так, объем выпуска продукции упадет на 0,68%, ВВП — на 0,14%. Ожидается опережение темпов роста импорта (7,2%) над экспортом (4,5%), а также увеличение безработицы. И это не разовая оценка — падение макроэкономических показателей будет происходить как минимум на протяжении следующих пяти лет», — пишет Валерий Мунтиян («Интеграция и безопасность Украины», «2000», №4 (639) 25—31.01.2013), причем основываясь на расчетах Минэкономики Украины.
Это те убытки, которые неизбежны в течение первых лет функционирования ЗСТ с ЕС. А вот будет ли позитив после пятилетнего (гарантированного!) периода потерь — вилами по воде писано. Опять-таки процитирую уважаемого Валерия Мунтияна: «Но важно, что на высшем государственном уровне главами государств и правительств стран —участниц ТС нам гарантируется получение преимуществ от присоединения. Конкретно оговариваются: снижение цен на газ до $165 за тыс. куб. м, на нефть — на 30%; базовые отрасли, получающие инвестирование; рынки для продукции украинских производителей и др. преференции... Правильно было бы, чтобы и от высших политических руководителей ЕС Украина услышала о гарантиях и преимуществах, получаемых в сфере международной торговли, предоставлении рынков, об инвестициях и инновациях. Лишь в этом случае можно реально сопоставить выгоды и риски» (там же). Но что-то не спешат в Европе обременять себя подобного толка — конкретными, выраженными в цифрах — гарантиями Украине.
А г-н Плотников, например, пишет: «Речь идет о совершенно прагматичных вещах. Есть конкретные результаты в конкретных цифрах роста или падения нашего экспорта, торговых балансов, от которых зависит вся экономическая, а значит, и социальная перспектива страны». Ну так и назвать бы эти совершенно прагматичные вещи, конкретные цифры роста или падения — убедить читателя посредством цифр. Но этого нет. Очевидно, сказать нечего.
Вся аргументация сводится к общим фразам: «повышение уровня экономической культуры», «переход на европейские стандарты», «возможности для модернизации нашей национальной экономики с использованием европейских ресурсов и технологий».
Кстати, насчет возможностей для модернизации. Какие именно отрасли украинской экономики будут осчастливлены европейскими ресурсами и технологиями? Можно ли ожидать чего-то подобного, например, в машиностроении? Вряд ли. В Европе своих производителей хватает, рыночные ниши заполнены. Зачем создавать новых конкурентов в лице украинских производителей? Да и согласно расчетам Минэкономики, ожидаются такие последствия от создания ЗСТ с ЕС: усиление конкуренции и дальнейшее вытеснение национальных производителей с внутреннего рынка; потери высокотехнологичных базовых отраслей экономики; потери из-за низкого уровня конкуренто-
способности, которые понесут отдельные отрасли промышленности (производство машин и оборудования, в том числе приборов и аппаратов, химпром, производство резиновых и пластмассовых изделий) («Слово — цифрам: риски и преимущества создания ЗСТ между Украиной и ЕС», «2000», №35 (571) 2—8.09.2011).
О какой модернизации может идти речь в условиях резкого спада производства или полного банкротства, ведущего к закрытию предприятия? Кто будет модернизировать ставшее ненужным производство?
Г-н Плотников соглашается, что европейский рынок «достаточно сложный». Но, пишет он, предполагается, что «украинские производители будут «подтягиваться», повышать качество, вырабатывать высокие стандарты, поскольку придется работать в жесткой конкурентной среде». «Так что в данном случае ЕС для нас является средством повышения конкурентоспособности национальной экономики».
Но не получится ли так, что украинские производители будут «подтягиваться» — пока не протянут ноги? За счет чего модернизировать производство, если предприятие перестает работать и получать прибыль, будучи вытесненным с рынка конкурентами?
Впрочем, евроагитаторы призывают видеть плюсы и в той жесткой конкуренции, на которую они обрекают отечественного производителя: «это новое понимание: какой должна быть продукция на внутреннем рынке, когда речь идет о том, чтобы не только улучшить качество товаров, но и вообще — уровень жизни», — пишет г-н Плотников. На эту тему «безальтернативные евроинтеграторы» любят поговорить: мол, забота об интересах потребителя прежде всего! Дескать, не важно, кто предлагает товар — отечественный производитель или европейский — главное, чтобы человек имел возможность приобретать качественный товар.
На первый взгляд, логика в этом есть. Однако, чтобы стать потребителем, человек должен иметь источник дохода. Но если отечественное производство будет сокращаться, количество рабочих мест уменьшаться — откуда взяться заработным платам, пенсиям, пособиям, т. е. средствам на это самое потребление?
И даже к безвизовому режиму с Европой (о чем тоже упоминает г-н Плотников) — принимаемому практически всеми (в т. ч. оппонентами «безальтернативной евроинтеграции») в качестве несомненного плюса — я бы не стал относиться как к одно-
значно положительному явлению. Я отнюдь не выступаю за «железный занавес» и тому подобное. Однако: безвизовый режим между странами, находящимися на разных уровнях экономического развития (бедная, по европейским меркам, Украина и богатые, по украинским меркам, страны ЕС), — это провоцирование нового витка трудовой миграции. Откуда куда — понятно. Но массовый выезд трудовых ресурсов (прежде всего молодежи) из далеко не благополучной в демографическом плане Украины — это удар по перспективам страны, по ее будущему.
И такой напрашивается вопрос: не потому ли так стремятся власть предержащие Украины (что бывшие, что нынешние) к снятию визовых барьеров, чтобы облегчить «сброс» «лишних людей»? Распахнуть шлюзы для трудовой миграции в Европу — это ведь куда легче, чем создавать высокооплачиваемые рабочие места внутри страны.
«Европейские ценности»: от общего — к частному
Однако лишь экономической проблематикой вопрос интеграционного выбора не ограничивается.
Кроме экономических и социально-экономических благ, которые якобы прольются золотым дождем на украинцев вследствие евроинтеграции, много говорится о таких европейских ценностях, как демократия, права человека, верховенство права, борьба с коррупцией. И об этих ценностях евроагитаторы тоже предпочитают рассуждать «вообще».
Но посмотрим на ценности, которые нам несет Европа, не вообще, а сквозь призму конкретных примеров. Не зря ведь говорится: лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. А нам не то что один раз, а многократно приходилось наблюдать, как пресловутые европейские ценности применяются к Украине.
Вот, скажем, г-н Плотников сетует на поведение украинской оппозиции в Европе: «В странах с развитой демократией и давними традициями существует правило: оппозиция жестко критикует власть внутри страны, но за рубежом борется за национальные интересы государства. В Украине с момента обретения независимости зарубежье почему-то воспринимается как место, где сводят счеты с властью». Приводит примеры из своего опыта работы в ПАСЕ, вспоминает, как ведут себя российские политики, британские: «Представителей же украинской оппозиции, которые также входили в делегацию, в буквальном смысле постоянно мучил вопрос: «А нельзя ли против Украины ввести какие-либо санкции?», «А нельзя ли поискать в Украине какие-либо нарушения?», «А нельзя ли держать Украину под каким-либо специальным на-
блюдением?». Вот такими вопросами-желаниями они то и дело «атаковали» еврособеседников». То же самое, подчеркивает г-н Плотников, наблюдалось и во время последнего саммита Украина—ЕС.
А почему представители украинской оппозиции так ведут себя? Для этого же должны быть какие-то предпосылки. Почему «то и дело» они «атакуют» своих «еврособеседников» указанного (г-ном Плотниковым) толка «вопросами-желаниями»? Может, потому, что эти еврособеседники всегда готовы вмешаться во внутренние дела Украины — не особо отягощая себя элементарными представлениями о дипломатической этике, не слишком заботясь о таких «мелочах» как независимость и суверенитет? Ведь и цель поиска «нарушений» (реальных и мнимых), введения санкций — оказание давления на политическое руководство страны. И это тоже европейские ценности из евроинтеграционного «пакета».
Борьба с коррупцией. Верховенство права. Равенство всех перед законом. Независимость судебной системы... Кто не слыхал этих прописных истин в контексте рассуждений (часто принимающих форму словоблудия) о «безальтернативной евроинтеграции»? Но давайте не «вообще», а конкретно: уголовные дела экс-премьера Тимошенко и экс-министра Луценко. Мы же видим, какую позицию занимает Европа и что за «ценности» нам предлагает.
Тимошенко и Луценко, несмотря на приговор, нужно во что бы то ни стало освободить. Новые обвинения (хоть бы они сто раз были обоснованными) в их адрес предъявлять нельзя. От президента прямым текстом требуют вмешательства — в работу той самой независимой судебной системы. Звучат призывы подогнать законодательство (т. н. декриминализация некоторых статей УК) под интересы отдельных лиц. И т. д. и т. п.
Зато когда в 2005-м осуществлялись самые настоящие политические репрессии, в т. ч. посредством фальсификации уголовных дел, незаконных арестов и задержаний (Б. Колесников, Е. Кушнарев, В. Тихонов и др.) — Европа молчала. Вот вам и европейские ценности.
Известно, какое «почтение» демонстрировала Европа к украинской Конституции и как «содействовала» укреплению демократии на Украине (а демократия — это во многом соблюдение процедурных норм), как, наконец, «уважала» выбор миллионов украинских граждан в ситуациях «оранжевого» переворота 2004-го и перевыборов парламента 2007-го. Вся «демократия» для Украины сводилась к тому, что на выборах должны побеждать — единственно и только — прозападные политики.
А ситуация в языковой сфере! Много ли помощи получили русские и русскоязычные Украины от Европы в деле защиты своих законных прав? Практически никакой. Скорее наоборот. Кто следил за историей разработки и последующего принятия языкового закона (вначале это был проект Ефремова—Симоненко—Гриневецкого, затем — Колесниченко—Кивалова), тот помнит, что за советы давали представители Европы. Почему-то европейцы обеспокоились защитой положения украинского языка как государственного, а не отстаиванием языковых прав человека
Когда в вопросе европейских ценностей мы обращаемся от теории (вполне красивой и привлекательной) к непосредственному их приложению к практике, то регулярно сталкиваемся с двойными стандартами и избирательным применением этих самых ценностей. Если Европе выгодно, если речь идет об украинском политике/партии прозападной ориентации — ценности идут в ход, звучат требования «соблюдать», «соответствовать». Если наоборот — ценности и высокие идеалы отходят на второй план, о них попросту забывают.
Но если европейские ценности применяются от случая к случаю, избирательно, то это уже не ценности, а инструменты влияния — политического, дипломатического, геополитического.
http://2000.net.ua/2000/forum/sosedi/88970
сейчас началась решающая битва с галичанами, с этническими мутантами, 22 года ихнего ига, принесли стране урона больше чем несколько-вековое татарское. Если не сплотимся - проиграем, хана, уж больно большие деньги на кону (с)