Regel
10.05.2009, 13:13
Рассказы фронтовиков
НЕ ТОЛЬКО ЭКОНОМИКА
Александр Лившиц
Любимый праздник стал офицерским. По составу участников. Солдат больше нет. Во всяком случае в "моей" танковой армии. В прошлом году ушел последний... 9 Мая в Парке культуры стало гораздо больше одиночек. Ковыляет с палочкой. А куда - похоже, и сам не знает. Подобное обычно происходит, если умер организатор. Вот и осиротел. Наши бабки-ветеранки таких гоняют. Ты из какого, спрашивают, корпуса? Не помнишь? Иди отсюда. Ищи своих. Я с ними ругаюсь. Отстаньте, говорю, от него со своим корпусом. Резервные места всегда есть. Полевая кухня уже на месте. Все по-настоящему. Труба с дымом. Служивые в белых фартуках. И гречневая каша с тушенкой. Водка имеется. В нужном количестве. Музыканты вот-вот грянут "Катюшу"...
Ветераны крайне неохотно вспоминают войну. Точнее, то, что там было на самом деле. Как будто зарок дали. Торжественные мероприятия, встречи с молодежью, отредактированные мемуары - не в счет. Я с ними лет двадцать. Или даже больше. Так что втерся в доверие. И вот что услышал. От разных людей.
Выход из окружения. "Я начинал с 9-й дивизии народного ополчения. Осенью 41-го года. Тогда брали всех без разбора. Помню солдата в очках с толстыми стеклами. Он без них собственную руку разглядеть не мог. Тот еще вояка. И все равно рвался Родину защищать. Под Москвой попали в окружение. Пострелять-то толком не успели. Размесили нас... Стали выбираться. Ели сырую картошку. Огонь не разводили. Чтобы фрицы не заметили. Как-то идем по оврагу. Человек десять. Смотрим вверх. Трактор стоит. Рядом парень в ватнике. Спрашиваем: фашисты есть? Да нет, говорит. Вылезайте на ту сторону. Выбрались. Обернулись. А там немцы сидят. Обедают. Когда нас увидели, заржали. Потом один поднялся. И не спеша пошел к пулемету. До леса добежали трое. Остальные так на том поле и остались. Вышли к своим. Предъявил партбилет и гранату без запала. Отпустили домой. Утром вернулся на войну. Дошел до Праги".
Грязь. "На войне страшнее всего не смерть, а грязь. Как тогда пели, "до смерти четыре шага". До грязи же идти не надо. Она была везде. Особенно когда долго стоишь в обороне. В одной траншее ешь. Пьешь. Спишь. Справляешь нужду. Получаешь приказы. Участвуешь в партсобрании. Иногда даже мечтал, чтобы ранило. Отправят в госпиталь. Хоть в чистоте немного побуду".
Диплом. "Я закончила институт перед самой войной. У нас в группе был один парень - Евгений Баранов. Перед отправкой на фронт зашел. Держи, говорит, мой диплом. Сохрани. Дождись. Так тогда в любви объяснялись... С тех пор прошло 68 лет. Женя не приехал. Видно, сгинул на войне. Иначе бы обязательно заявился. Пусть не ради меня. Из-за диплома. Все же документ серьезный. До сих пор храню".
Орден. "Послали меня из штаба армии в бригаду. Чтобы проверить. Как готовятся к наступлению. Приезжаю, а говорить уже не с кем. Все начальство погибло. Накрыло артиллерией. Оказался старшим по званию. Делать нечего. Принял командование. Город взяли. Без всякого моего участия. А Москва разбираться не стала. Кто главный? Получи орден. Мне он особенно дорог. Ведь мог прибыть на час раньше. И отправился бы на небеса. Вместе с ребятами из штаба".
Шестой танк. "В середине войны нам стали обещать высокие награды. Перед наступлением. Начали, кажется, с форсирования Днепра. Там, кстати, потери были чудовищными... Помню какой-то крупный город в восточной Германии. Объявили: кто первым ворвется - станет Героем Советского Союза. Слово сдержали. Только звезду получил шестой. Потому что первые пять танков немцы сожгли. Вместе с экипажами. Откуда знаю? Шел на седьмом".
Брат. "У меня был младший брат. После школы поступил на юридический. Перед самой войной. Тогда дрессировали как следует. Что, спрашивали, будешь делать, если твой отец окажется врагом народа? И мальчишка должен был ответить: приговорю к высшей мере. Брат, кстати, так бы и поступил. Парень был убежденный. Сразу пошел на фронт. Добровольно. Вскоре погиб. Остались от него только похоронка и письмо друга. С таким количеством ошибок, что смысл не сразу уловишь. Видно, деревенский был. Мы с матерью долго искали могилу. Безрезультатно. Перед смертью попросила: найди. Я нашел. Под Ленинградом. Приехал. Вижу памятник. На нем правильные слова. И дата: 1941-1944. Понял: огромная яма. Там тысячи лежат. А где-то в глубине и Колины косточки находятся".
Первый ребенок. "После войны наша часть осталась в Германии. Офицерам разрешили отпуска. Некоторые вернулись с женами. А потом пошли дети. Первого ребенка помню хорошо... Ты пойми: одни молодые мужики. Почти все холостые. Сильно переживали. Решили подстраховаться. Перед родами привезли эсэсовских врачей из женского концлагеря Равенсбрюк. Популярно объяснили обстановку. Мол, если что не так, разбираться не будем. Сразу шлепнем. Мальчик родился здоровым. Радость была несусветная. Как будто второй раз Берлин взяли. Посадил молодого отца в танк. Вывел машину на дорогу. Перегородил. Колонна останавливается. Старший подходит: что случилось? Вот у него, показываю, сын родился. Выпей стакан. Иначе не пропущу. Тут такое началось... Был я тогда майором. Командовал полком. Четыре боевых ордена. Возраст - 26 лет. Пацан еще".
Принадлежу к первому послевоенному поколению. Все хорошее, что в нас есть, перешло от отцов. Все плохое обрели самостоятельно.
http://www.izvestia.ru/livshic/article3128171/
вот оно как...
НЕ ТОЛЬКО ЭКОНОМИКА
Александр Лившиц
Любимый праздник стал офицерским. По составу участников. Солдат больше нет. Во всяком случае в "моей" танковой армии. В прошлом году ушел последний... 9 Мая в Парке культуры стало гораздо больше одиночек. Ковыляет с палочкой. А куда - похоже, и сам не знает. Подобное обычно происходит, если умер организатор. Вот и осиротел. Наши бабки-ветеранки таких гоняют. Ты из какого, спрашивают, корпуса? Не помнишь? Иди отсюда. Ищи своих. Я с ними ругаюсь. Отстаньте, говорю, от него со своим корпусом. Резервные места всегда есть. Полевая кухня уже на месте. Все по-настоящему. Труба с дымом. Служивые в белых фартуках. И гречневая каша с тушенкой. Водка имеется. В нужном количестве. Музыканты вот-вот грянут "Катюшу"...
Ветераны крайне неохотно вспоминают войну. Точнее, то, что там было на самом деле. Как будто зарок дали. Торжественные мероприятия, встречи с молодежью, отредактированные мемуары - не в счет. Я с ними лет двадцать. Или даже больше. Так что втерся в доверие. И вот что услышал. От разных людей.
Выход из окружения. "Я начинал с 9-й дивизии народного ополчения. Осенью 41-го года. Тогда брали всех без разбора. Помню солдата в очках с толстыми стеклами. Он без них собственную руку разглядеть не мог. Тот еще вояка. И все равно рвался Родину защищать. Под Москвой попали в окружение. Пострелять-то толком не успели. Размесили нас... Стали выбираться. Ели сырую картошку. Огонь не разводили. Чтобы фрицы не заметили. Как-то идем по оврагу. Человек десять. Смотрим вверх. Трактор стоит. Рядом парень в ватнике. Спрашиваем: фашисты есть? Да нет, говорит. Вылезайте на ту сторону. Выбрались. Обернулись. А там немцы сидят. Обедают. Когда нас увидели, заржали. Потом один поднялся. И не спеша пошел к пулемету. До леса добежали трое. Остальные так на том поле и остались. Вышли к своим. Предъявил партбилет и гранату без запала. Отпустили домой. Утром вернулся на войну. Дошел до Праги".
Грязь. "На войне страшнее всего не смерть, а грязь. Как тогда пели, "до смерти четыре шага". До грязи же идти не надо. Она была везде. Особенно когда долго стоишь в обороне. В одной траншее ешь. Пьешь. Спишь. Справляешь нужду. Получаешь приказы. Участвуешь в партсобрании. Иногда даже мечтал, чтобы ранило. Отправят в госпиталь. Хоть в чистоте немного побуду".
Диплом. "Я закончила институт перед самой войной. У нас в группе был один парень - Евгений Баранов. Перед отправкой на фронт зашел. Держи, говорит, мой диплом. Сохрани. Дождись. Так тогда в любви объяснялись... С тех пор прошло 68 лет. Женя не приехал. Видно, сгинул на войне. Иначе бы обязательно заявился. Пусть не ради меня. Из-за диплома. Все же документ серьезный. До сих пор храню".
Орден. "Послали меня из штаба армии в бригаду. Чтобы проверить. Как готовятся к наступлению. Приезжаю, а говорить уже не с кем. Все начальство погибло. Накрыло артиллерией. Оказался старшим по званию. Делать нечего. Принял командование. Город взяли. Без всякого моего участия. А Москва разбираться не стала. Кто главный? Получи орден. Мне он особенно дорог. Ведь мог прибыть на час раньше. И отправился бы на небеса. Вместе с ребятами из штаба".
Шестой танк. "В середине войны нам стали обещать высокие награды. Перед наступлением. Начали, кажется, с форсирования Днепра. Там, кстати, потери были чудовищными... Помню какой-то крупный город в восточной Германии. Объявили: кто первым ворвется - станет Героем Советского Союза. Слово сдержали. Только звезду получил шестой. Потому что первые пять танков немцы сожгли. Вместе с экипажами. Откуда знаю? Шел на седьмом".
Брат. "У меня был младший брат. После школы поступил на юридический. Перед самой войной. Тогда дрессировали как следует. Что, спрашивали, будешь делать, если твой отец окажется врагом народа? И мальчишка должен был ответить: приговорю к высшей мере. Брат, кстати, так бы и поступил. Парень был убежденный. Сразу пошел на фронт. Добровольно. Вскоре погиб. Остались от него только похоронка и письмо друга. С таким количеством ошибок, что смысл не сразу уловишь. Видно, деревенский был. Мы с матерью долго искали могилу. Безрезультатно. Перед смертью попросила: найди. Я нашел. Под Ленинградом. Приехал. Вижу памятник. На нем правильные слова. И дата: 1941-1944. Понял: огромная яма. Там тысячи лежат. А где-то в глубине и Колины косточки находятся".
Первый ребенок. "После войны наша часть осталась в Германии. Офицерам разрешили отпуска. Некоторые вернулись с женами. А потом пошли дети. Первого ребенка помню хорошо... Ты пойми: одни молодые мужики. Почти все холостые. Сильно переживали. Решили подстраховаться. Перед родами привезли эсэсовских врачей из женского концлагеря Равенсбрюк. Популярно объяснили обстановку. Мол, если что не так, разбираться не будем. Сразу шлепнем. Мальчик родился здоровым. Радость была несусветная. Как будто второй раз Берлин взяли. Посадил молодого отца в танк. Вывел машину на дорогу. Перегородил. Колонна останавливается. Старший подходит: что случилось? Вот у него, показываю, сын родился. Выпей стакан. Иначе не пропущу. Тут такое началось... Был я тогда майором. Командовал полком. Четыре боевых ордена. Возраст - 26 лет. Пацан еще".
Принадлежу к первому послевоенному поколению. Все хорошее, что в нас есть, перешло от отцов. Все плохое обрели самостоятельно.
http://www.izvestia.ru/livshic/article3128171/
вот оно как...