shaman
15.05.2009, 20:13
рвые двенадцать лет украинской независимости, до прихода Ющенко к власти, в нашей стране, не без издержек, но в принципе довольно быстро и беспроблемно формировалось интернациональное украинское гражданское общество, объединенное территориально-государственным патриотизмом. Жителей Киева и Одессы, Луганска и Мукачево объединяла не национальность, не то, что они не русские, не евреи, не татары, не то, что они «потомки» «древних укров», а то, что они жители и граждане современной Украины – территориального образования, неожиданно для них ставшего государством.
С древних времен до наших дней, во все эпохи и во всех уголках мира различные государства отличались друг от друга по своему внутреннему устройству, социальному составу, по форме правления и по многим другим параметрам, как черное от белого. В древней Азии полуфедеративные империи хеттов и Ахеменидов сталкивались с жестко централизованными военными деспотиями Ассирии и Египта. В Америке города-государства майя и тольтеков сменились империями ацтеков и инков.
Финикийские города, как правило, управлялись князьями из местной родоплеменной знати, а не менее знаменитые мореходы – греки предпочитали республиканский (демократический или олигархический) строй, хоть и не всегда могли избежать тирании.
Если и было в государственном устройстве разных народов и разных эпох, с древнейших времен до конца XVIII века, что-то общее – это сакральный характер власти. От прямой теократии до освящения правителя церковью, признания его представителем Бога на земле власть, так или иначе, апеллировала к высшей воле, подчеркивала свой провиденциальный характер.
После череды великих революций, начало которым положила французская, не только свергавших старую власть, но и порывавших с Богом, особое место религии в государственном устройстве заняла идеология – своего рода светская религия, догмы которой освящались уже не Богом, а обществом или его наиболее авторитетными представителями.
Таким образом, при всем многообразии государственных форм, их явной несхожести во все века, во всех регионах планеты идеология была главным цементирующим государственность раствором. Неважно, рядилась ли она в одежды религиозных догматов или принимала форму философских научных учений.
Прочность государственности определялась прочностью власти идей над умами. Династия Романовых пала, когда народ, ранее переносивший во славу Царя и Отечества куда большие невзгоды, утратил веру в Бога и доверие к господствующей церкви. СССР развалился, когда коммунистическая идеология потеряла власть над умами, а КПСС утратила доверие не только масс, но и большинства своих собственных членов.
Есть и обратные примеры. Маленькие Нидерланды выиграли у необъятной Испании войну за независимость, противопоставив протестантизм католичеству. Разгромленную в Первой мировой войне Турцию Мустафа Кемаль Ататюрк сумел поднять из руин и вернуть из политического небытия, отказавшись от базировавшейся на исламских ценностях, скомпрометированной тяжелейшим поражением идеи халифата во главе с султаном-халифом.
Вместо этого туркам была предложена схема вестернизации и модернизации (как более в тот момент успешная), опиравшаяся на светское государство и идеологию турецкого национализма.
При этом следует отметить последовательность тех, кто стоял у руля голландской, турецкой и других успешных революций. Нидерландские революционеры отказались от сохранивших верность католической церкви провинций, в будущем составивших Королевство Бельгия. Ататюрк решительно отказался от каких-либо притязаний на арабские территории, ранее входившие в состав Османской империи и составлявших более половины ее территории, и сосредоточился на объединении чисто тюркских провинций.
Даже российские марксисты отказались от интеграции в СССР тех территорий бывшей империи, на которых возникли национальные буржуазные государства – Польша и Финляндия.
Специально подчеркну, успешным было государственное строительство там и тогда, где и когда большинство населения разделяло ценности, предлагаемые господствующей идеологией. Если же значительная часть населения, проживающая компактно, отказывалась поддержать новые идеологические установки, нарождавшемуся государству было выгоднее, безопаснее и перспективнее отказаться от части территорий, в случае с Нидерландами от большей и на тот момент наиболее экономически развитой части, чем пытаться сохранить эфемерное единство.
Правота первых штатгальтеров, отказавшихся от Бельгии, подтверждается тем, что, когда через двести лет Наполеон попытался в 1806 году создать объединенное Голландское королевство для своего брата Людовика, а Венский конгресс продолжил его практику в пользу уже другой – Оранской династии, государство с перерывами смогло просуществовать меньше четверти века (лишь до 1830 года) и распалось в результате Бельгийской революции, несмотря на то, что его территориальная целостность была гарантирована всеми великими державами того времени.
История учит нас, что, создавая государство, мы – если думаем о прочности этого государства – должны уделить первостепенное внимание идеологии. Либо она должна удовлетворять все население, либо, если это по какой-то причине невозможно, надо отказаться от территорий, населенных диссидентами. Иначе после более-менее продолжительной борьбы страна все равно распадется (в лучшем случае), либо будет аннигилирована в столкновении внутренних противоречий (в худшем).
Ни для кого не секрет, что последние пять лет Украину ведут по пути насильственного навязывания неприемлемой для подавляющего большинства ее населения идеологии пещерного галицийского национализма. Подчеркну, именно галицийского, поскольку в другом виде украинский национализм существовать не может.
Практически во всех остальных регионах компактно проживают крупные инонациональные, иноязычные и иноконфессиональные общности, отношения которых с местным украинским населением складывались веками: образовался симбиоз, когда преимущественно сельское украинское население столетиями активно и взаимовыгодно взаимодействовало с русско-греко-польско-еврейско-армянским (в зависимости от региона) населением городов. В части регионов Украины этнические украинцы и вовсе составляют национальное меньшинство.
Только в Галичине, заботливо зачищенной в 1941-1944 годах эсэсовцами и их подручными из ОУН-УПА от «неукраинского элемента», многовековой толерантный симбиоз сельского и городского населения был разрушен. На смену польской культурной элите Львова пришли сказочные «укры» с полонын, в наше время умудрившиеся даже записать себя в казаки.
Только в этом регионе, где лишь в первой половине двадцатого века вчерашние лакеи научились мыть руки и пить «господский напиток» – кофе, до сих пор не знают, что русские соседи познакомились и с этим напитком, и с прочими благами европейской цивилизации примерно тогда же, когда и сами европейцы – в эпоху Михаила, Алексея и Петра Романовых, намного раньше отиравшихся на задворках Речи Посполитой карпатских пастухов.
Только здесь, на Галичине, могут думать, что Австро-Венгерская империя, отменившая крепостное право всего на четырнадцать лет раньше Российской, а пытку при следствии – на пятьдесят лет позже, была более развитым государством, чем Санкт-Петербургская монархия.
Первые двенадцать лет украинской независимости, до прихода Ющенко к власти, в нашей стране, не без издержек, но в принципе довольно быстро и беспроблемно формировалось интернациональное украинское гражданское общество, объединенное территориально-государственным патриотизмом. Жителей Киева и Одессы, Луганска и Мукачево объединяла не национальность, не то, что они не русские, не евреи, не татары, не то, что они «потомки» «древних укров», а то, что они жители и граждане современной Украины – территориального образования, неожиданно для них ставшего государством.
Большинству граждан Украины были действительно близки и понятны европейские ценности, не только не ограничивающие количество религий, государственных и официальных языков, но стремящиеся поддержать многообразие и разнообразие в рамках как Евросоюза в целом, так и отдельного государства и даже небольшого региона.
Не случайно же наши псевдопатриоты, гордо именующие себя европейцами, каждый раз впадают в истерику, близкую к эпилептическому припадку, как только приходится следовать действительно европейским нормам. Это относится и к референдуму о членстве в НАТО, который был объявлен «патриотом» Тарасюком необязательной процедурой, вопреки НАТОвским же нормам, предусматривающим обязательное следование духу и букве национального законодательства.
И «европеец» Ющенко, вопреки Конституции, не назначает два года референдум только потому, что отлично знает: народ Украины не поддержит его личное стремление в НАТО. Это же относится и к Европейской хартии региональных языков и языков национальных меньшинств, ратификацию которой профессиональные «патриоты» пытались отменить, а когда это не удалось, начали саботировать и срывать ее применение на территории Украины. Примеров подобной «европейскости» националистов много.
Но самая большая проблема украинской государственности состоит не в идеологической пропасти, лежащей между кучкой захвативших власть националистов и подавляющим большинством народа. В истории, начиная с первых христиан, не раз случалось, что первоначально небольшая группа пассионариев в конечном итоге убеждала все общество разделить свои ценности.
Единственная проблема не столько в неготовности представителей так называемой политической элиты (как властной, так и оппозиционной) отстаивать свои убеждения, сколько, в большинстве случаев, в полном отсутствии любых убеждений как таковых.
Нельзя ведь считать убеждениями увлечение рыбалкой или охотой, пасекой или гольфом. И патологическое стремление к власти любой ценой – тоже не убеждение. Убеждения сделали в двадцатом веке неприемлемым и невозможным союз с фашистами для многих политиков не только из левого, но и из правого лагерей и даже для клерикалов и монархистов (причем не только в Германии, но и в Италии). Убеждения несколько ранее в том же веке раскололи российскую социал-демократию, да так, что пришедших к власти большевиков не поддержала большая часть левых, социалистических партий.
Отмечу, что в этих двух случаях речь идет не просто о политическом выборе. Отказавшиеся поддержать диктатуру уходили не в оппозицию, а в тюрьмы и лагеря, в лучшем случае – в подполье, в худшем – на эшафот. Убеждения толкнули несколько сотен солдат, офицеров, юнкеров, гимназистов генералов Алексеева и Корнилова в безнадёжный «Ледяной поход» по Северному Кавказу, из которого вышла легендарная Добровольческая армия, через год стучавшая в ворота Москвы.
Но точно так же никакие децимации Троцкого не смогли бы спаять Рабоче-крестьянскую Красную Армию, в конечном итоге победившую в Гражданской войне, если бы огромное большинство народа не поддерживало большевиков, разделяя их главное убеждение – Царство Божие можно создать на земле, и революционное насилие есть его повивальная бабка.
Вот именно такие убеждения, ради которых можно и нужно отказаться не только от власти (если придется), но и от любых прочих благ, напрочь отсутствуют у украинских политиков. В результате последние годы ознаменовались чередой позорных, а подчас и преступных сговоров, союзов «ежа» с «ужом», постоянных предательств ведущими партиями как собственных союзников, так и своих избирателей.
дальше тут
http://www.komitet.net.ua/article/31100/
С древних времен до наших дней, во все эпохи и во всех уголках мира различные государства отличались друг от друга по своему внутреннему устройству, социальному составу, по форме правления и по многим другим параметрам, как черное от белого. В древней Азии полуфедеративные империи хеттов и Ахеменидов сталкивались с жестко централизованными военными деспотиями Ассирии и Египта. В Америке города-государства майя и тольтеков сменились империями ацтеков и инков.
Финикийские города, как правило, управлялись князьями из местной родоплеменной знати, а не менее знаменитые мореходы – греки предпочитали республиканский (демократический или олигархический) строй, хоть и не всегда могли избежать тирании.
Если и было в государственном устройстве разных народов и разных эпох, с древнейших времен до конца XVIII века, что-то общее – это сакральный характер власти. От прямой теократии до освящения правителя церковью, признания его представителем Бога на земле власть, так или иначе, апеллировала к высшей воле, подчеркивала свой провиденциальный характер.
После череды великих революций, начало которым положила французская, не только свергавших старую власть, но и порывавших с Богом, особое место религии в государственном устройстве заняла идеология – своего рода светская религия, догмы которой освящались уже не Богом, а обществом или его наиболее авторитетными представителями.
Таким образом, при всем многообразии государственных форм, их явной несхожести во все века, во всех регионах планеты идеология была главным цементирующим государственность раствором. Неважно, рядилась ли она в одежды религиозных догматов или принимала форму философских научных учений.
Прочность государственности определялась прочностью власти идей над умами. Династия Романовых пала, когда народ, ранее переносивший во славу Царя и Отечества куда большие невзгоды, утратил веру в Бога и доверие к господствующей церкви. СССР развалился, когда коммунистическая идеология потеряла власть над умами, а КПСС утратила доверие не только масс, но и большинства своих собственных членов.
Есть и обратные примеры. Маленькие Нидерланды выиграли у необъятной Испании войну за независимость, противопоставив протестантизм католичеству. Разгромленную в Первой мировой войне Турцию Мустафа Кемаль Ататюрк сумел поднять из руин и вернуть из политического небытия, отказавшись от базировавшейся на исламских ценностях, скомпрометированной тяжелейшим поражением идеи халифата во главе с султаном-халифом.
Вместо этого туркам была предложена схема вестернизации и модернизации (как более в тот момент успешная), опиравшаяся на светское государство и идеологию турецкого национализма.
При этом следует отметить последовательность тех, кто стоял у руля голландской, турецкой и других успешных революций. Нидерландские революционеры отказались от сохранивших верность католической церкви провинций, в будущем составивших Королевство Бельгия. Ататюрк решительно отказался от каких-либо притязаний на арабские территории, ранее входившие в состав Османской империи и составлявших более половины ее территории, и сосредоточился на объединении чисто тюркских провинций.
Даже российские марксисты отказались от интеграции в СССР тех территорий бывшей империи, на которых возникли национальные буржуазные государства – Польша и Финляндия.
Специально подчеркну, успешным было государственное строительство там и тогда, где и когда большинство населения разделяло ценности, предлагаемые господствующей идеологией. Если же значительная часть населения, проживающая компактно, отказывалась поддержать новые идеологические установки, нарождавшемуся государству было выгоднее, безопаснее и перспективнее отказаться от части территорий, в случае с Нидерландами от большей и на тот момент наиболее экономически развитой части, чем пытаться сохранить эфемерное единство.
Правота первых штатгальтеров, отказавшихся от Бельгии, подтверждается тем, что, когда через двести лет Наполеон попытался в 1806 году создать объединенное Голландское королевство для своего брата Людовика, а Венский конгресс продолжил его практику в пользу уже другой – Оранской династии, государство с перерывами смогло просуществовать меньше четверти века (лишь до 1830 года) и распалось в результате Бельгийской революции, несмотря на то, что его территориальная целостность была гарантирована всеми великими державами того времени.
История учит нас, что, создавая государство, мы – если думаем о прочности этого государства – должны уделить первостепенное внимание идеологии. Либо она должна удовлетворять все население, либо, если это по какой-то причине невозможно, надо отказаться от территорий, населенных диссидентами. Иначе после более-менее продолжительной борьбы страна все равно распадется (в лучшем случае), либо будет аннигилирована в столкновении внутренних противоречий (в худшем).
Ни для кого не секрет, что последние пять лет Украину ведут по пути насильственного навязывания неприемлемой для подавляющего большинства ее населения идеологии пещерного галицийского национализма. Подчеркну, именно галицийского, поскольку в другом виде украинский национализм существовать не может.
Практически во всех остальных регионах компактно проживают крупные инонациональные, иноязычные и иноконфессиональные общности, отношения которых с местным украинским населением складывались веками: образовался симбиоз, когда преимущественно сельское украинское население столетиями активно и взаимовыгодно взаимодействовало с русско-греко-польско-еврейско-армянским (в зависимости от региона) населением городов. В части регионов Украины этнические украинцы и вовсе составляют национальное меньшинство.
Только в Галичине, заботливо зачищенной в 1941-1944 годах эсэсовцами и их подручными из ОУН-УПА от «неукраинского элемента», многовековой толерантный симбиоз сельского и городского населения был разрушен. На смену польской культурной элите Львова пришли сказочные «укры» с полонын, в наше время умудрившиеся даже записать себя в казаки.
Только в этом регионе, где лишь в первой половине двадцатого века вчерашние лакеи научились мыть руки и пить «господский напиток» – кофе, до сих пор не знают, что русские соседи познакомились и с этим напитком, и с прочими благами европейской цивилизации примерно тогда же, когда и сами европейцы – в эпоху Михаила, Алексея и Петра Романовых, намного раньше отиравшихся на задворках Речи Посполитой карпатских пастухов.
Только здесь, на Галичине, могут думать, что Австро-Венгерская империя, отменившая крепостное право всего на четырнадцать лет раньше Российской, а пытку при следствии – на пятьдесят лет позже, была более развитым государством, чем Санкт-Петербургская монархия.
Первые двенадцать лет украинской независимости, до прихода Ющенко к власти, в нашей стране, не без издержек, но в принципе довольно быстро и беспроблемно формировалось интернациональное украинское гражданское общество, объединенное территориально-государственным патриотизмом. Жителей Киева и Одессы, Луганска и Мукачево объединяла не национальность, не то, что они не русские, не евреи, не татары, не то, что они «потомки» «древних укров», а то, что они жители и граждане современной Украины – территориального образования, неожиданно для них ставшего государством.
Большинству граждан Украины были действительно близки и понятны европейские ценности, не только не ограничивающие количество религий, государственных и официальных языков, но стремящиеся поддержать многообразие и разнообразие в рамках как Евросоюза в целом, так и отдельного государства и даже небольшого региона.
Не случайно же наши псевдопатриоты, гордо именующие себя европейцами, каждый раз впадают в истерику, близкую к эпилептическому припадку, как только приходится следовать действительно европейским нормам. Это относится и к референдуму о членстве в НАТО, который был объявлен «патриотом» Тарасюком необязательной процедурой, вопреки НАТОвским же нормам, предусматривающим обязательное следование духу и букве национального законодательства.
И «европеец» Ющенко, вопреки Конституции, не назначает два года референдум только потому, что отлично знает: народ Украины не поддержит его личное стремление в НАТО. Это же относится и к Европейской хартии региональных языков и языков национальных меньшинств, ратификацию которой профессиональные «патриоты» пытались отменить, а когда это не удалось, начали саботировать и срывать ее применение на территории Украины. Примеров подобной «европейскости» националистов много.
Но самая большая проблема украинской государственности состоит не в идеологической пропасти, лежащей между кучкой захвативших власть националистов и подавляющим большинством народа. В истории, начиная с первых христиан, не раз случалось, что первоначально небольшая группа пассионариев в конечном итоге убеждала все общество разделить свои ценности.
Единственная проблема не столько в неготовности представителей так называемой политической элиты (как властной, так и оппозиционной) отстаивать свои убеждения, сколько, в большинстве случаев, в полном отсутствии любых убеждений как таковых.
Нельзя ведь считать убеждениями увлечение рыбалкой или охотой, пасекой или гольфом. И патологическое стремление к власти любой ценой – тоже не убеждение. Убеждения сделали в двадцатом веке неприемлемым и невозможным союз с фашистами для многих политиков не только из левого, но и из правого лагерей и даже для клерикалов и монархистов (причем не только в Германии, но и в Италии). Убеждения несколько ранее в том же веке раскололи российскую социал-демократию, да так, что пришедших к власти большевиков не поддержала большая часть левых, социалистических партий.
Отмечу, что в этих двух случаях речь идет не просто о политическом выборе. Отказавшиеся поддержать диктатуру уходили не в оппозицию, а в тюрьмы и лагеря, в лучшем случае – в подполье, в худшем – на эшафот. Убеждения толкнули несколько сотен солдат, офицеров, юнкеров, гимназистов генералов Алексеева и Корнилова в безнадёжный «Ледяной поход» по Северному Кавказу, из которого вышла легендарная Добровольческая армия, через год стучавшая в ворота Москвы.
Но точно так же никакие децимации Троцкого не смогли бы спаять Рабоче-крестьянскую Красную Армию, в конечном итоге победившую в Гражданской войне, если бы огромное большинство народа не поддерживало большевиков, разделяя их главное убеждение – Царство Божие можно создать на земле, и революционное насилие есть его повивальная бабка.
Вот именно такие убеждения, ради которых можно и нужно отказаться не только от власти (если придется), но и от любых прочих благ, напрочь отсутствуют у украинских политиков. В результате последние годы ознаменовались чередой позорных, а подчас и преступных сговоров, союзов «ежа» с «ужом», постоянных предательств ведущими партиями как собственных союзников, так и своих избирателей.
дальше тут
http://www.komitet.net.ua/article/31100/