Цитата:
Киев. Кабинет главы государства. Помещение украшено к Новому году гирляндами из разноцветной фольги, серебряными стробоскопами в форме дракончиков и сосульками белого золота. В дальнем углу надежно прибита кровельными гвоздями к полу противопожарная йолка, увенчанная гербом древнего рода Януковечей; под батареей отопления умиротворенно урчит специальная машина, периодически осыпающая кабинет залпами конфетти.
Виктор Януковеч сидит за столом и азартно режется сам с собой в трыньку, используя порнографические игральные карты, сделанные из тонко нарезанных золотых пластин. Масть на них выполнена из платины, каждая карта является подлинным произведением искусства. Так, например, обнаженные соски дамы червей сотворены из филигранно выточенных бриллиантов. В углу стола лежит коробка из-под этих самых карт, украшенная серебряной Пальмой Мерцалова и дарственной надписью: «Дорогому Виктору Федоровичу от преданного ему депутата Владислава Лукьянина в День Пресветлого праздника Пасхи Христовой. Пусть хранит Вас Господь».
Осторожно погладив соски дамы червей мизинцем и удовлетворенно поцокав языком, Януковеч подмигивает ей и, вынув из ящика стола хлопушку, громко стреляет в потолок.
В кабинет, выхватывая на ходу пистолет с глушителем, влетает запыхавшийся прапорщик из управления госохраны.
– Не очкуй, все пучком, – ухмыляется Януковеч и взрывает вторую хлопушку. – Мне так просто о реформах лучше думается.
Прапорщик, уважительно козырнув, уходит. Почти сразу же дверь открывается снова от мощного удара ногой, и в кабинет врывается президентская советница Анна Херман. Ее лицо перекошено яростью и потеками туши, руки сжаты в кулаки, во рту дымится забытый окурок.
Херман пьяна в стельку.
– О, кого я вижу! – глумливо усмехается Януковеч. – Гратуляция пришла. Сколько лет сколько зим!
– Ніц гратуляції, маринарка шалянова! – кричит Херман, топая ногой по ковру. – Шляфрочок румамбаровий мульдою комплітували?! О, я збадала цей бамбетль! Мені тепер що, на дефіляду дути в мештах, мов у завитки на виходок? Броцак через плече з варгініями?!
– Слышь, Аня, ты меня на понт не бери, – с угрозой в голосе говорит Януковеч. – Я тебе уже говорил: Дарка будет работать, хоть ты тут на жопу упади, ясно? Твой номер теперь – шестой. И иди проспись, нечего власть позорить.
– Та ну? – с издевкой говорит Херман. – Вона вам вельйон барінками закрутила? Або, може, у вас конкубант спільний підникає? Ха-ха-ха!
Пронзив опешившего хозяина кабинета стеклянным взглядом, советница достает из-за отворота блузы большую металлическую флягу и делает оттуда мощный глоток. По кабинету разносится тяжелый дух дешевого болгарского бренди. Опасно покачиваясь, Херман подходит к президентскому столу и, упершись в него кулаками, нависает над опасливо отодвинувшимся Януковечем.
– Підобцасник! – шипит Херман. – Сопух блядський.
Януковеч, наконец-то расслышавший знакомое слово, стремительно свирепеет и, схватив советницу за ухо, тащит ее через весь кабинет к двери, после чего вышвыривает наружу, наподдав в зад ботинком из испанской замши с золотыми пряжками. Херман неуклюже падает под ноги ухмыляющихся охранников.
– Все, Ганька, собирай манатки. Ты уволена, – строго говорит Януковеч. – И смотри, чтоб я больше про тебя не слышал. Будешь языком перед камерами ляпать – каленым железом выжгу, ты меня знаешь.
Сотрясаясь от рыданий, несчастная советница тяжело поднимается на ноги и медленно уходит в свой кабинет. Вслед ей несется издевательское улюлюканье охранников.
Вернувшись на рабочее место, Януковеч удовлетворенно потягивается, вытаскивает из шкафа гитару и, несколько раз перебрав струны для разминки, с удовольствием начинает играть модный ХЗВ-шансон:
Вот так вот просижу-у-у-у,
Вот так вот проигра-а-а-ю,
Всю жизнь я просижу-у-у-у,
Х…, б…, пропина-а-а-ю.
Я – нерабочий челове-ек!
***
…Войдя в личные апартаменты, Анна Херман запирает за собой дверь на три оборота и плотно задергивает шторы, после чего сразу же перестает плакать и пошатываться. Тщательно протерев лицо влажной салфеткой, она брезгливо выбрасывает в урну флягу с бренди и начинает рисовать на полу пентаграмму. Затем устанавливает в ее углах черные свечи и некоторое время окуривает помещение едкими благовониями.
– Я тобі покажу «собірай манаткі», урка єнакієвська, – шипит она и, встав в середину пентаграммы, начинает читать заклинание из специальной книжечки:
– «О Люципере, цар шахтьорський, побий цього бандюка нечестивим твоїм копитом! Як смикнув він мене за мою дупочку, повисмикуй йому і повикручуй ручечки й ніжечки, поламай йому пальчики й суставчики. Цар донецький, заступник мій по жизні, заступись за мене, за мої молитви, щоб ріс він не вгору, а вниз, і щоб не почув він ні співу зайця земляного, ні сабвуферу свого вертольотного, бодай його пранці та болячки з'їли, та бодай його шашіль поточила…» и т. д.
Покончив со вступительной частью, Херман достает из вмонтированного в креденс потайного сейфа небольшой черный ящичек, украшенный нечестивыми рисунками, и, некоторое время порывшись внутри, извлекает оттуда восковую куклу, похожую на Януковеча. Вернувшись в пентаграмму, советница растягивает губы в широкой глумливой улыбке:
– Щоб у тебе, раб Путіна Віктор, більше ніколи не було врємєні для наслаждєній!!
С этими словами она быстрым, явно отработанным годами практики движением вонзает в куклу длинную иголку.
Стоящие по углам пентаграммы свечи ослепительно вспыхивают.
***
В этот самый момент на гитаре Януковеча внезапно лопаются струны. Одна из них непостижимым образом глубоко царапает его запястье, и из разрезанной вены обильно брызжет кровь.
– Мамочка! – неожиданно тонким голосом взвизгивает Виктор Федорович и, вскочив, бросается к двери. – Охрана! Ох...
Крики о помощи тонут в оглушительном грохоте хлопушки, на которую Януковеч случайно наступает по дороге. В подошве президентского ботинка из испанской замши немедленно появляется дырка с оплавленными краями. В тот момент, когда Виктор Федорович делает глубокий вдох, чтобы закричать погромче, конфетти-машина производит особенно обильный залп, и выпущенная из нее струя бумажных кружочков влетает в рот главы государства. Захлебываясь удушающим кашлем, Януковеч падает лицом вниз, попутно сбивая на пол рядом с собой доселе считавшуюся надежно прибитой гвоздями противопожарную елку, которая, как это и бывает в таких случаях, немедленно загорается. Огонь стремительно распространяется по усыпанному конфетти полу и гирляндам. Кабинет наполняется дымом.
Срабатывает пожарная сигнализация. Под вой сирены в кабинет вбегают размахивающие пистолетами прапорщики охраны и, оглашая помещение горестными воплями, выволакивают тело Януковеча в приемную, где над ним тут же склоняется дежурный врач.
– Мама, я весь в крови, – едва слышно шепчет Януковеч, теряя сознание. – Юлька… сволота.
***
Юлия Тимашенко неподвижно лежит на нарах медчасти Лукьяновского СИЗО, натянув до самой шеи теплое одеяло. Лицо ее старательно искажено страданием. Лидер оппозиции внимательно вглядывается в плазменный телевизор, по которому крутят рекламу.
Ролик повествует о том, как на Крещатике наряд сотрудников «Беркута» зверски избивает дубинками бабушку-интеллигентку и ее пятилетнего внука со скрипкой в руках. Внезапно в кадр с разных сторон вбегают красивые ребята в камуфляже с символикой «Фронтона перемен» и, заломив беркутовцам руки, вешают их на фонарях. Один из красивых ребят достает из кармана фотографию народного депутата Арсения Яцынюка и доверчиво показывает ее зрителям.
– Я верю в Арсения, – говорит он. – Вместе мы наведем порядок.
Кадр меняется. Показывают перекрытое шоссе в степи и мчащийся по нему кортеж, состоящий из дорогих черных автомобилей с мигалками. Внезапно на дорогу перед конвоем валится неизвестно откуда взявшееся в чистом поле дерево. Перед деревом появляется народный депутат Арсений Яцынюк в элегантном однотонном костюме и повелительно выставляет руку ладонью вперед.
– А ну стоять! – говорит Яцынюк.
Кортеж с визгом тормозит. Из машин высовываются испуганные бандитские морды.
– Я – лидер оппозиции Арсений Яцынюк! – говорит им Яцынюк. – Я отнимаю деньги у богатых и раздаю их бедным!
Смена кадра. Яцынюк стоит на фоне установленной на Майдане йолки с бокалом шампанского в руке и искристо улыбается.
– Дорогие друзья! Я, лидер оппозиции Арсений Яцынюк, поздравляю вас с Новым годом и Рождеством Христовым! Голосуйте за «Фронтон перемен»! Вместе мы наведем порядок. А за Кличко не голосуйте, потому что он боксер и дурак.
На экране появляется надпись: «Вы смотрели социальную рекламу».
– Козел, и тут на халяву пролез! – злобно шипит Тимашенко и щелкает пультом, выключая телевизор.
***
Донецк. Людмила Януковеч выбирает себе новый берет на рынке «Текстильщик».
– Есть еще хорошие лосины с начесом, – льстиво улыбаясь, говорит продавец. – Пятнадцать гривень, настоящая Турция.
– Ого, – недовольно ворчит Людмила Александровна. – Дорого. Хотя, конечно, если Турция… Слушай, Саша, ты не займешь мне пятнадцать гривень?..
Мнущийся рядом телохранитель Саша смущенно опускает глаза.
– Людмила Александровна, у меня нету. Вы же мне уже и так пятьдесят три гривни должны.
– Саша, я тебе клянусь, получу пенсию и все отдам. Ну пожалуйста!
Саша неохотно вынимает деньги и отдает их продавцу. Людмила Александровна, сияя, хватает лосины и сразу же начинает их примерять, крутясь перед зеркалом. Продавец восхищенно цокает языком.
…Выбравшись с территории рынка, радостная Людмила Александровна с покупками и понурый телохранитель идут к припаркованному неподалеку автомобилю с фотографией президента Януковеча на лобовом стекле.
Внезапно рядом плавно тормозит устрашающих размеров черный джип с именным номерным знаком «ДОДИК».
Из опустившегося бокового стекла высовывается бритая голова в черных очках.
– Садись, шмара. С тобой Писарь перетереть хочет.
Людмила Александровна испуганно пятится назад.
– Додик, ты же знаешь, я все отдам! Детьми клянусь, внуками… Пенсию получу и отдам! У меня чернобыльская, семьдесят тысяч!
Харя расплывается в щербатой улыбке.
– Слышь, бикса, ты мне баланду на уши не вешай. Чернобыльские уже не платят, пацаны проверяли. Давай, садись, пока я тебе ломом ноги не перебил.
Людмила Александровна беспомощно оглядывается на Сашу, однако предусмотрительный Саша уже вернулся на территорию рынка и надежно затерялся в толпе.
Из джипа вылезают двое качков с расширенными зрачками и неторопливо запихивают брыкающуюся женщину в салон.
Джип резко рвет с места.
На грязном асфальте остается лежать пакет с беретом и турецкими лосинами.
***
Виктор Януковеч лежит в больнице «Феофания» в коллаптоидном состоянии. Правая рука и левая нога главы государства тщательно перебинтованы, из вены торчит капельница.
– Виктор Федорович, на самом деле вообще ничего страшного нет, – бодро говорит сидящий у его ног профессор в белом халате. – Царапина на руке, легкий ожог ступни, конфетти вы уже выкашляли. Хоть сейчас выписать можем.
– Правда? – радостно улыбается Януковеч. – Ну, слава богу, бережет он меня. Мне сейчас долго болеть нельзя, столько реформ сделать надо! Да и в гольф поиграть охота, потому что так мало времени для наслаждений…
С потолка срывается лампа дневного света и падает Януковечу на голову.
***
В двери камеры со скрежетом ворочается ключ. Юлия Тимашенко быстро распрямляется на нарах и притворяется спящей. При этом ее лицо продолжает сохранять отпечаток невыносимой боли в спине.
В камеру на цыпочках входит странная фигура, одетая в судейскую мантию и гламурную маску черного бархата, из-под которой видны только глаза и рот. Фигура держит в руках видеокамеру, которой водит из стороны в сторону, тщательно снимая интерьер помещения.
Тимашенко издает полный ненависти стон, но сдерживается. Странный гость вздрагивает и некоторое время нерешительно топчется на месте, затем медленно подходит к лежащей женщине и осторожно приближает камеру к ее лицу. Тимашенко отчетливо слышит его учащенное дыхание.
Издав горлом булькающий звук, черный человек засовывает руку под мантию и начинает что-то под ней теребить. Потеребив так некоторое время, он устанавливает камеру на стол таким образом, чтобы та продолжала снимать узницу, и, постанывая, начинает осторожно задирать на ней одеяло, не сводя остекленевших глаз с постепенно обнажающихся ног заключенной. Когда они открываются полностью, он снова засовывает руку под мантию.
– Богиня моя, как давно я ждал этого момента, – говорит черная фигура и, высунув слюнявый язык, начинает наклоняться к бедрам Тимашенко. Та продолжает лежать неподвижно, только левая рука тихо опускается вниз и подхватывает с пола тапок на высоком каблуке.
Почувствовав на бедрах горячее дыхание сластолюбца, Тимашенко размахивается и изо всей силы бьет его каблуком в висок. Голова извращенца утыкается носом между ног лидера БлЮТ, и та, выругавшись от отвращения, мощным ударом колена сваливает тело незваного гостя на пол.
Неожиданно легким прыжком вскочив с кровати, Тимашенко подтаскивает распластанное тело в мантии к холодильнику и, сунув его головой внутрь, начинает изо всех сил бить тяжелой дверцей морозильной камеры, пока не раздается долгожданный хруст височной кости.
Удовлетворенно хмыкнув, Тимашенко снимает с покойного его бархатную маску. Под маской обнаруживаются разбитые очки, а под очками – искаженное судорогой последнего экстаза лицо судьи Пещерного суда Киева Родиона Киряева.
***
Виктор Януковеч лежит в реанимации больницы «Феофания». Голова его перевязана пятью слоями марли, сквозь которую сочится йод, царапины на щеке аккуратно заклеены пластырем, к груди прикреплены присоски кардиографа, из вены торчит игла очередной капельницы.
Дверь палаты открывается, пропуская внутрь широко улыбающегося профессора.
– Хорошие новости, Виктор Федорович! Мозг не задет, – весело говорит профессор. – Я вам тут передачку принес. Ну, там, конская колбаска, конфеты сосательные…
– Как говорят, давай сюда, старый хрыч, – говорит Януковеч и, вырвав пакет из рук доктора, жадно впивается зубами в колбасу. – Чай притаранил?
– Конечно!.. А еще глава вашей администрации Лева Серегин шлет вам низкий поклон и желает скорейшего выздоровления. Он вам передал айпад, чтобы вы не скучали.
– А, я знаю эту штуку! – радостно говорит Януковеч. – Это такая игра, где петухами из рогатки по свиньям стреляют. Давай сюда, хоть в больнице, как говорят, найду себе время для наслаждений.
Айпад внезапно выскальзывает из жирной от колбасы руки главы государства и падает в стоящий у кровати золотой горшок для отправки естественных надобностей. Раздается громкий бульк, и экран гаджета гаснет.
– Ах ты, биомать! – кричит Януковеч и бросается спасать айпад. Поскользнувшись задом на атласных простынях, он падает следом за утонувшим девайсом, но в последний миг падение останавливается: спасает обмотавшаяся вокруг левого плеча трубка капельницы.
– Вот жеж, блин, подфартило, – вымученно улыбается президент. – Если б не эта трубка, сейчас бы башкой прямо в горшок упал.
С резким треском трубка обрывается.
Профессор в ужасе закрывает глаза руками.
***
Громко топая по полу тяжелыми ботинками покойного Родиона, Тимашенко идет по коридору к выходу из СИЗО. На ней надеты трофейные мантия и маска, коса аккуратно спрятана под судейскую шапочку, а руки – в Родионовы же перчатки из латекса с затейливыми узорами.
Вертухай у выхода из медблока широко улыбается и немедленно принимается подмигивать ей обоими глазами по очереди.
– Ну что, поразвлекся, похотливый павиан? – игриво спрашивает он. – Сладкая баба?
– Не, – сипло говорит Тимошенко, бросая на стол охранника ключ от камеры. – Лежит себе бревно бревном. Спина больная.
– Ну, ты ж таких и любишь,– смеется вертухай. – А что это у тебя с голосом? Так кричал, что горло сорвал, да?.. Бревно бревном, а что-то в ней есть, правда?
– Ты себе даже не представляешь насколько ты прав, – сипит Тимошенко. – Давай, открывай быстрей, я спешу.
– Ишь ты какой быстрый, ковырялка! А сто баксов?
Яростно скрипнув зубами, Тимашенко наконец-то находит в мантии карман, где лежит бумажник, и швыряет на стол две пятидесятидолларовые купюры. Вертухай, козырнув, отпирает тяжелую дверь.
Тимашенко молча выходит во двор СИЗО, где ее уже поджидает служебный автомобиль Родиона. Мгновенно выскочивший водитель предупредительно распахивает перед ней заднюю дверцу.
– Куда теперь, шеф? На работу?
– Нет, мне еще в одно место надо, – хрипит Тимашенко. – Давай на Борщаговку, адрес по дороге скажу.
– А что с голосом?
– Кричал, блин, сильно, – злобно шипит Тимашенко и с грохотом захлопывает дверцу автомобиля.
***
Вертухай провожает выезжающую с территории СИЗО судейскую машину наигранно скучающим взглядом, затем, ухмыльнувшись, поднимает лежащую на столе газету, под которой обнаруживается ноутбук с торчащим из него пучком проводов веселых расцветок.
На экране компьютера прекрасно просматривается интерьер камеры, покинутой Тимашенко. В частности, виден абсолютно голый судья Киряев, раскинувшийся на нарах лидера БлЮТ в безобразной позе.
Вертухай набирает номер на мобильном телефоне.
– Але, Пеликан? – говорит он в трубку. – Здесь Альбатрос. Чайка улетела, как поняли? Чайка улетела! Да... Пингвин? Ага, капец Пингвину. Такой проказник был, вы бы видели, ха-ха-ха!..
Отключившись, он кладет мобильник на пол и долго топчет его тяжелым сапогом.
Людмилу Януковеч вталкивают в просторный кабинет, обставленный с кричащей роскошью, и грубо усаживают в огромное кожаное кресло для посетителей. Под ее левым глазом наливается крупный фиолетовый синяк.
Сидящий за столом хозяин кабинета – худрук Донецкого академического Театра Культуры Оперы и Оперетты Вадим Писарь окидывает гостью тяжелым взглядом. Он одет в кричащей расцветки спортивный костюм с лампасами, золотую цепь и кроссовки с отливом, которых все равно не видно. Две балерины нежно массируют ему шею с мускусным маслом, третья издает из-под стола странные хлюпающие звуки. Видимо, у нее насморк.
– Ну что, бабки принесла, корова? – с угрозой в голосе говорит Писарь, красноречиво поигрывая паяльником.
– Вадим Яковлевич, мамой клянусь, после Нового года отдам! – привычно голосит Людмила Александровна. – Хлеба купить не на что, пенсию задерживают, бандиты донецкие всю страну до ручки довели! Я даже с чернобыльцами в прошлом месяце голодала. Так вы знаете, один из них светился в темноте, к нему даже милиция подходить боялась!
– Ты мне, плюгавая, зубы не заговаривай, – рычит Писарь. – Я тебя недавно в театре с сумкой за две штуки баксов видел!
– Та какие там две штуки баксов! – испуганно восклицает Людмила Александровна. – Я ее на базаре у негров за тридцатник купила… Хотите, я ее вам в счет долга отдам?
– На хрена мне твоя сумка, ты, жаба крашеная! – слегка переигрывая, взрывается Писарь. – Мне мои двести гривень нужны!
Людмила Александровна испуганно вжимается в кресло.
– Впрочем, у тебя есть еще один выход, – неожиданно говорит Писарь. – Я тебя сейчас с одним человеком сведу, он побазарить с тобой хочет. Сделаешь что он скажет – прощу тебе долг, даже двадцатку сверху дам. А не сделаешь – сразу паяльник в…
– Все сделаю, Вадим Яковлевич, не сомневайтесь! – поспешно восклицает Людмила Александровна. – А это хотя бы культурный человек?
– О, еще какой, – усмехается Писарь. – Тоже, как и ты, мечтал учителем языка стать. И тоже, мля, не стал, хе-хе.
– Здорово! А как его по имени-отчеству?
– Это тебя не касается, – сурово говорит худрук. – Но можешь звать его Пеликаном.
***
В Администрации президента проходит внеочередное заседание СНБО Украины. Председательствует Виктор Януковеч – голова повязана, кровь на рукаве. На главе государства лица нет.
– Козлы терриконовые, какого хрена этот грязный, как говорят, извращенец полез к ней в камеру?! – кричит Януковеч, барабаня кулаками по столу. – Может, он еще и теребил там?!
– Несомненно, – сухо говорит новый министр внутренних дел Захерченко. – К сожалению, ДВД-носитель с его видеокамеры исчез, и мы не можем полностью восстановить картину преступления, но экспертиза показала странный факт: половой орган у обнаруженного нами трупа судьи Родиона Киряева продолжал оставаться в эрегированном состоянии даже спустя несколько часов после, извините, кончины, и, насколько мне известно, пребывает в таковом виде до сих пор.
– Как это может быть? – удивленно спрашивает новый глава Нацбанка Сергей Кавун, с трудом сглатывая кусок шаурмы, принесенной по его требованию кем-то из охранников.
– Такое иногда бывает, – задумчиво отзывается секретарь СНБО Раиса Добрынина. – Если он, к примеру, делал на нем подтяжку морщин…
– Человек! – внезапно кричит Кавун, оборачиваясь к прапорщику охраны. – Подай еще порцию! И дай балыка, семги, что ли?
– Всем молчать! – кричит Януковеч и вновь грохает кулаком по столу. – Так мы до утра тут лясы точить будем! А у меня еще реформы недоены! Меня, в конце концов, ждут наслаждения!
В этот момент под ним подламывается стул, и Виктор Федорович с отчаянным воплем падает на пол. На лету он хватается за вмонтированный в столешницу микрофон-карандаш и, с треском вырвав его из гнезда, втыкает себе в глаз.
– Ааа, глаз! – вопит Януковеч.
– Глаз… – задумчиво произносит глава администрации Лева Серегин. – Глаз. Гм…
Януковеч между тем вскакивает на ноги и расталкивает спешащих к нему на помощь подчиненных.
– Отойдите все от меня! – кричит он, закрывая ушибленный глаз носовым платком. – Сволочи!.. Подонки, не уберегли!..
– Просто поразительно, насколько мужественным человеком является наш президент! – с восхищением говорит Сергей Кавун в торчащий из стола микрофон служебного диктофона, пережевывая огромный кусок сала. – В этом и кроется успех реформ.
– Еще и ручка упала! Сейчас подниму, – пытаясь взять себя в руки, говорит Януковеч и наклоняется, шаря руками по полу. Раздается треск, и брюки главы государства разъезжаются по шву, открывая всеобщему обозрению застиранные синие трусы со штампом «ИТК №13».
Раиса Добрынина хихикает в разрез блузки.
– Кто ржал? – выпрямляясь, спрашивает побледневший от ярости Януковеч.
– Никто не ржал, – примирительно отвечает Лева Серегин. – Видите ли, Виктор Федорович, я думаю, что вас сглазили.
– Что? – опешив, спрашивает Януковеч.
– Сглазили, – невозмутимо повторяет Серегин. – Наслали порчу. Пробили астральный щит. Карму изгадили. Понимаете, если рассудить логически…
– Поделали! – восхищенно выдыхает Раиса Добрынина. – Точно, поделали! Я сразу что-то такое почувствовала! У меня, знаете, после последней подтяжки морщин глаза перестали закрываться. Так я теперь вижу ауру людей, как контактер с космосом Грыцько и его галактический кот Сириус. Так вот, у вас вокруг головы, Виктор Федорович, сейчас все черное, ну, типа шаляновой маринарки…
– Точно! – восклицает Лева Серегин. – Маринарка! Срочно зовите Ганну Херман!
– Не получится, – уныло отвечает Януковеч. – Я ее уволил.
– Вы с ума сошли… – с ужасом в голосе говорит Серегин.
***
Ключ от законсервированной явочной квартиры БлЮТ нашелся на прежнем месте – под ковриком. Открыв скрипучую дверь, Юлия Тимашенко проникает внутрь и запирается на все замки. На лице ее появляется брезгливая гримаса: в однокомнатной хрущобе царит бардак и ужасающий кислый запах. На разобранном диване лежит скомканная простыня, покрытая отвратительными желтыми пятнами, на ручке платяного шкафа висит одеревеневший от старости презерватив.
Тихо выругавшись, Тимашенко распахивает настежь балкон и выбрасывает презерватив на тротуар. Пятнистую простыню она, несколько мгновений поколебавшись, вешает на бельевую веревку.
Тяжело опустившись на диван, лидер БлЮТ подтягивает к себе древний дисковый телефон и набирает номер.
– Але, блять! Королявская у аппарата, – отвечает грубый прокуренный голос на том конце провода. – Шо надо, нах?
– Наташа, люба моя, я сколько раз тебе говорила, чтоб ты завязывала с матюками? – широко улыбается Тимашенко.
– Это… это хто? – упавшим голосом говорит Наташа. – Бля, не может быть. Юлия Вла…
– Тихо! Никаких имен! – быстро говорит Тимашенко. – Я из тюрьмы сбежала. Скрываюсь на старой конспиративной квартире на Борщаге. Сейчас доверять я могу только тебе, ясно?
– Ну звиздец… – горько говорит Наташа. – Я так за это рада, шо просто жопа.
– Лирику оставим на потом! Слушай внимательно. Мне нужна моя большая косметичка, айпад, черное платье с фонариками, шубка, туфли, ну, ты помнишь, с такими золотыми бантиками и… Нет, на всякий случай возьми две косметички! А лучше три.
– Бля, звиздец всему… – бормочет Наташа.
– Не переживай, прорвемся! – бодро говорит Тимашенко. – Я тут сейчас таких дел наворочаю, что это Яныково «Межхолмовье» сгорит у меня уже завтра к вечеру. Короче, записывай адрес…
***
Людмила Януковеч боязливо входит в темный чулан, расположенный в недрах подсобки Театра Культуры Оперы и Оперетты. Помещение освещает унылая свечка в дальнем углу. В ее мертвенно-бледных отсветах смутно виднеется некая фигура в темном, надежно скрывающем лицо капюшоне.
– Прысидайте, там сзаду вас мает буть стелец, – говорит фигура. – Не намагайтеся угадати, хто я есть, вам це все ровно не вдастся. Можете звати мене Пеликаном.
– Очень приятно, Люда, – тупо отвечает Людмила Александровна, опускаясь на пыльную табуретку с дыркой в виде сердечка.
– Я вас спазнал, – величественно отвечает Пеликан. – Слухайте унімательно, Люда. Вашему чоловеку пагрожует велічезная небіспека.
– Какому еще человеку? – настораживается Людмила Александровна.
– Чоловеку, – с легким раздражением в голосе говорит Пеликан. – Ну, мужу твоему, блин… Каротше кажучі, я спазнал, шо Юлька Тимашенко зрабила каркаломную утечу из тюрмы. Вана буде намагатіся вбити твого чоловека и схватити соби его «Межхолмовья».
– Господи, какой ужас! – всплескивает руками Людмила Александровна. – Надо ее остановить!
– Свабоду не спиніті, – возражает Пеликан. – Адначе ейо завжді можна надуріті. У вашего чоловека е такой премъер-министр Озаров Мікола. Ваш чоловек збирается витправити ёго у атставку, шоб свалити на ёго увесь негатів…
– Давно пора! – с ненавистью говорит Людмила Александровна. – Этот упырь чернобыльскую пенсию у меня отобрал.
– Ничого я у тебя ни атбирал, – вырывается у Пеликана.
– Да вы-то тут и ни при чем! Это все Озаров, чтоб его черти в аду паяльниками в…
– Каротше! – раздраженно перебивает Пеликан. – Я замыслив гиниальный план. Озарова никуды выгоняти не треба. А треба навпокий!
– Навпокий? – озадаченно переспрашивает Людмила Александровна. – Что, убить, что ли?
– Не, навпокий, его треба оставити. А ваш чоловек повинный сам полишити свою посаду и зрабити своим приемником Озарова. И «Межхолмовье» свое на Озарова видписать, а самому скрытися за границу. Тоди Тимашенка будет полювати не на твого чоловека, а на Озарова, разумиешь?
– Разумию! – радостно говорит Людмила Александровна. – Клевый план! Юлька этого Озарова на куски порвет!
– Самий так! – поморщившись, говорит Пеликан. – Таму ты повинная терминово летети до свово чоловека и переконати его в тому, как треба поступити, зразумела?
– Я готова! – решительно говорит Людмила Александровна. – Я для своего любимого все что угодно сделаю!.. Только у меня совсем денег нет… Не могли бы вы занять мне сто гривень на дорогу? Я с первой пенсии отдам, честное слово!
– По-першее, ты той пенсии ще довго чекать будешь, а по-другое, у бюджети на этот рик на ци цели коштов не передусмотрено, – сухо говорит Пеликан. – Зато в мене е особистый летак…
***
Януковеч и Серегин торопливо шагают к кабинету зловещей Анны Херман.
– Я уверен, она еще должна быть здесь, – говорит Серегин. – У нее же столько вещей. Помните, когда она въезжала, тремя КамАЗами добро завозили…
– Эх, вот кончится вся эта канитель, вот я уж тогда, как говорят, развернусь! – мечтательно говорит Януковеч. – Сплошные наслаждения себе устрою, как сяду в свой вертолет, да как полечу на Азовское море… Ты, кстати, знаешь, что у меня на Азовском море есть собственный остров?
– Виктор Федорович, я бы посоветовал вам сейчас очень внимательно относиться ко всему, что вы говорите, – напряженным голосом произносит Серегин. – Проклятие с вас еще не снято, и оно, похоже, как-то реагирует на ваши похвальные стремления к наслаждениям…
– Да ладно тебе, Лева, – отмахивается Януковеч, – сейчас Ганька меня расколдует… Если еще не съехала, конечно.
В кармане главы государства тревожно играет песню «Раз-два-три по почкам, раз-два-три по печени» мобильный телефон. Серегин меняется в лице.
– Але, – весело говорит Януковеч в трубку.
Из трубки раздаются отдаленные звуки сирен и перепуганный бубнеж. Лицо президента искажается гримасой ужаса.
– Что такое? – встревоженно спрашивает Серегин.
– Ты представляешь, только что на моем любимом золотом унитазе катапульта сработала, – упавшим голосом говорит глава государства. – Унитаз пробил дверь, вылетел в окно и врезался в мой вертолет. Взрывом убило кенгуру…
Серегин хмуро качает головой.
– Очень сильное проклятие, – говорит он. – Эх, только бы Анна Николаевна оказалась на месте…
Серегин вежливо стучит в дверь кабинета Херман. Обезумевший от потери вертолета Януковеч отталкивает Леву в сторону и вышибает дверь ногой. Ворвавшись в кабинет в вихре деревянных обломков, Серегин и Януковеч замирают на месте, с ужасом рассматривая страшную картину торжества черной магии, которую зритель уже имел возможность наблюдать в самом начале нашего повествования.
На письменном столе, изрезанном сатанинскими символами (похоже, что они нацарапаны когтями), белеет лист бумаги. Дрожа всем телом, Януковеч подходит к столу и осторожно берет его в руки.
На листе готическим почерком написано следующее:
«Шановний Вікторе Федоровичу, прийміть від мене мої найщиріші гратуляції. Як там ваша люба Дарка Черпак? Гарно справляється? Ну звичайно ж, у неї все файно, вам же вона так подобається. Ну що ж, продовжуйте насолоджуватися з нею наслаждєніями. Якщо, звісно, ви знайдете на них час, ха-ха-ха!
Щиро ваша, Ганна Херман-Астарот.
P.S. У середину пентаграми не лізьте – загинете страшною смертю.
P.P.S. Не шукайте мене, все одно не знайдете. Я сама знайду вашу могилу».
***
В дверь конспиративной квартиры БлЮТ противно звонят. Тимашенко на цыпочках выходит в прихожую и включает небольшой мониторчик потайной телекамеры.
В данный момент монитор показывает народного депутата Наталью Королявскую – красивую женщину с изящной фигурой и тяжелым подбородком. В руках она держит здоровенный рюкзак.
– Шубка, – радостно шепчет Тимашенко и отпирает дверь, впуская дорогую гостью.
– Юля, как я рада тебя видеть! – кисло улыбаясь, щебечет Королявская своим характерным прокуренным баском. – Похудела-то как, мля! Постройнела, сука!
Королявская снимает с головы меховую шапку, и Тимашенко выпучивает глаза от удивления: на голове народного депутата красуется уложенная бубликом коса, отличающаяся от косы лидера БлЮТ только цветом волос.
– Да, это я в память о тебе прическу поменяла, еханый бабай! – развязно басит Королявская. – Слушай, я тут хересу прихватила, давай жахнем с тобой за встречу, гы-гы-гы!
Выхватив из рюкзака слегка початую бутылку и два бокала, депутат Наташа устремляется к раздолбанному журнальному столику у дивана. Тимашенко молча следует за ней, напряженно размышляя о чем-то явно неприятном.
– Ой, я лучше в ванной налью! – вдруг спохватывается Королявская. – А то я бухнула сегодня уже, боюсь, что мимо бокала промахнусь и наляпаю тебе тут…
Тимашенко поначалу явно пытается возразить, однако в последний момент передумывает. Проводив подругу цепким взглядом, она быстро подхватывает с журнального столика гламурную сумочку Королявской и начинает рыться в ее содержимом. На стол выпадает Натальин паспорт, и Тимашенко машинально открывает его на первой странице.
Под фотографией Королявской написано: «Тимашенко Юлія Володимирівна».
***
Януковеч лежит в психиатрическом отделении больницы «Феофания» в коллаптоидном состоянии. Глаза его бессмысленно блуждают по потолку, в вену воткнута иголка капельницы с валерьянкой.
Рядом с ним, успокаивающе держа пациента за руку, сидит Лева Серегин в накинутом на пиджак белом халате.
– Виктор Федорович, ну, право же, не стоит так убиваться, – ласково говорит Серегин. – Мы вам новый вертолетик купим. А унитаз вам я уже заказал. Алмазный, с подогревом, катапульта с тремя степенями защиты…
– Да на фига мне твой унитаз! – стонет Януковеч, глотая слезы. – Ты помнишь, что мне написала эта ведьма?! «Я приду и насру на твою могилу!». А-а-а, горе-е-е…
– Ну, никакого «насру» там не было, – возражает Серегин. – Тем более, Анна Николаевна – культурная женщина, и она никогда бы не позволила себе…
– И что, мне от этого должно быть легче?! – кричит Януковеч, сотрясаясь от рыданий. – Я же буду мертвый, ты что, не понимаешь?! Господи, иже еси, как говорят, на небеси, я же всегда был так осторожен, я даже в туман на улицу не выходил…
– Иже еси, иже еси, заяц едет на такси, – задумчиво бормочет Серегин. – Эврика! У меня идея!
Глава президентской администрации выхватывает мобильный телефон и нажимает кнопку быстрого набора.
– В похоронное бюро звонишь? – плаксиво спрашивает Януковеч.
– Берите выше, Виктор Федорович, – весело подмигивает ему Серегин, – в Москву! Патриарх Кирьян мигом снимет с вас все сатанинские козни!.. Нет-нет, не вставайте, Виктор Федорович, вам необходим покой! Я включу громкую связь, и вы сможете беседовать не отрывая голову от подушки.
– Лева, я дам тебе Звезду Героя! – восторженного говорит Януковеч. Он возвращается к жизни прямо на глазах.
– Алло! – солидно раздается из трубки.
– Патриарх Кирьян? – говорит Серегин.
– Аз есмь.
– С вами говорят из приемной Президента Украины Виктора Федоровича Януковеча. Соединяю.
– Соединяй, соединяй, – неожиданно зловеще говорит трубка.
Серегин подносит мобильник поближе к лицу Януковеча.
– Здравствуйте, дорогой патриарх! – плачущим голосом говорит в сторону трубки Януковеч, хитро подмигивая главе администрации. – В недобрую годину беспокою я вас, а лежа на одре смертном. Наложила на меня проклятие злая колдунья, и часы мои сочтены.
– Полегче, Виктор Федорович, не переигрывайте, – тихо шепчет ему в ухо Серегин.
– Рад это слышать, – удовлетворенно говорит патриарх. – Что, вышли боком дьявольские шашни с Европою нечестивой? Постигла, наконец, карающая десница?
– Что? – растерянно бормочет Януковеч.
– Ты тут мне не чтокай, сатанинский угодник! – сурово говорит Кирьян. – Отрекся ты от русского мира – так получай теперь кару заслуженную. Сегодня я предал тебя анафеме лютой. Теперь ты отлучен от церкви на веки вечные. Гори в аду, козел вонючий.
Связь обрывается.
Януковеч теряет сознание.
– Сестра! Сестра! – не своим голосом орет Лева Серегин и опрометью выбегает из палаты.
– Это что еще такое?!
Юлия Тимашенко, гневно сдвинув брови, тычет паспортом в побледневший нос народного депутата Натальи Королявской.
– Ну, гы-гы, это самое, мля, того, – отвечает Королявская, прикуривая длинную черную сигарету. – Это я в память о тебе сменила фамилию, вот что! У нас многие так сделали.
– Да? – шипит Тимашенко. – И кто же эти люди?
– Ну, много кто, я уж и не упомню, – пожимает плечами Королявская. – Но это все в честь тебя, зуб даю!.. Слушай, ну давай же, наконец, выпьем!
Королявская почти что насильно засовывает бокал в руку Тимашенко.
– Давай, Юля, за тебя! – весело кричит депутат Наташа. – Чокнемся за революцию!
– За революцию! Только сигарету сначала выбрось, а то у меня уже от твоего дыма глаза слезятся – говорит Тимашенко.
– Гавно вопрос! – Королявская ставит свой бокал на стол и, выйдя на балкон, швыряет окурок на голову прохожему.
В это время Тимашенко быстро меняет бокалы местами.
– Ну, за революцию! – восклицает Королявская, вернувшись к столу. – Пей до дна!
Чокнувшись, дамы выпивают вино залпом.
– Ну вот и все, бляха-муха, – с облегчением говорит депутат Наташа, ставя свой бокал на стол и принимаясь быстро стирать с него отпечатки пальцев.
– Да, – печально кивает Тимашенко. – Вот и все. Я переоденусь быстренько, не возражаешь?
– Гы, да нет, конечно, – улыбается Королявская. – Давай уж, пофорси напоследок, корова кривоногая.
– На себя посмотри, лахудра горластая, – беззлобно парирует Тимашенко, сбрасывая на пол Родионову мантию и облачаясь в любимый наряд с фонариками. – Знаешь, все эти шмотки-помадки – это ведь на самом деле не главное. В женщине еще внутренняя красота быть должна.
– Та знаю, да, женщина-загадка, гы-гы-гы, – хохочет Королявская, пьянея на глазах.
– …А ты как была бычкой луганской, так и осталась, – заканчивает Тимашенко. – Даже конкурентку отравить нормально не умеешь.
Королявская возмущенно подается всем телом вперед и внезапно плашмя падает на пол.
– Юлька… Ах ты ж еханый бабай, – шепчет она и, некоторое время подергавшись в конвульсиях, умирает.
– И ничего у меня ноги не кривые. Просто немножко полноваты в икрах, – говорит Тимашенко и с неожиданной злостью пинает бездыханное тело коварной соперницы носком туфельки в живот.
Раздается звонок в дверь.
Тимашенко, хищно пригнувшись, отправляется к входному мониторчику, попутно заглянув на кухню за ножом и скалкой.
На мониторчике видны двое громил в кожаных куртках с помповыми ружьями наперевес. Один из них прикрывает волосатым кулаком дверной глазок.
***
Личный «Боинг» Пеликана приближается к воздушной границе Киевской области.
– Спасибо, что вы так заботитесь обо мне, – восхищенно заглядывая в бегающие в прорезях балахона глазки Пеликана, говорит Людмила Александровна. – И у вас такой красивый самолет!
– Це не «самалет», а летак! – с раздражением говорит Пеликан. – Я оце дивлюся на тебе и дивуюся: ну як можно жити в Украйне и не знати ее соловейной мовы?! Справжный патриот завжди кахает свою ридну страну!
Людмила Александровна смущенно опускает глаза.
– Вы так красиво говорите, – краснея, лепечет она. – Мне, наверно, в жизни так не научиться.
– А ты тринуйся! Не гай времени! Екбы ж ты знала, якая это насалода, володеть цей складной, но такой гарной мовой! Ты спазнаешь, шо наша калиновая мова займает другое место после италийской по складноте и мелодийности?!
– По складноте… – с наслаждением повторяет Людмила Александровна. – Какое все-таки гарное слово!.. Тильки в мове Украйны можна натрапить на таку гарноту!
***
Громилы с помповыми ружьями звонят в дверь все настойчивее.
– Кто тама? – наконец, говорит в дверную щель Тимашенко, с удивительным мастерством имитируя старушечий голос. – Енто ты, мой сынок-каратист? Ты уже получил свою золотую медаль по стендовой стрельбе, которую выиграл вчера на чемпионате мира среди головорезов?
Громилы опасливо переглядываются.
– Сынок, ты только в дверь не стреляй сразу, хорошо? – продолжает Тимашенко. – А то знаю я тебя, пуляешь во всех без разбору, а потом морока сплошная… Помнишь, как мы с тобой весь вечер трупики расчленяли и спускали в унитаз?..
– Бабка, короче, открывай, в натуре, – нервно говорит один из качков, опасливо оглядываясь. – Это почтальон пришел, телеграмма тебе срочная из собеса. Чернокосмос опять гречку начал давать.
– А не нужна мне гречка, милок, – говорит Тимашенко, – мне ее сынок приносит. Он у меня, знаешь, стреляет не вынимая рук из карманов. Как увидит кого, сразу давай стрелять. Такой киллер страшный, его сам Юра Мандрыкинский боится.
Один из амбалов, потеряв голову от страха, с размаху бьет прикладом в дверь.
– Открывай, бабуля, бо я щас сам открою, – истерически говорит он.
Неожиданно позади громил возникает фигура малорослого, но по виду очень уверенного в себе мужчины в элегантном кашемировом пальто. В руках он почему-то держит несколько белоснежных простыней. Тимашенко с удивлением узнает во вновь пришедшем народного депутата Олега Лежко.
– Що тут проісходить? – спрашивает он у громил красивым баритональным басом. – Я народний депутат Юлія Володимирівна Тимашенко! Могу документи показать.
Громилы уже не слышат его последних слов. С криками: «Атас, сынок пришел!» – они вышибают окно на лестничной площадке и улетают куда-то вниз.
Тимашенко быстро отпирает дверь и, схватив гостя за воротник, с треском втаскивает его в квартиру.
– Опа, – удивленно говорит Лежко. – Юля.
– Очень приятно, блин, я тоже, – иронично усмехается Тимашенко. – Мы с тобой, оказывается, тезки!
– Ага, уже так, тьозкі, – гордо ухмыляется Лежко. – З учорашнього дня. Знаєте, Юлія Володимирівна, по правді кажучи, мені завжди хотілося, щоб мене звали Юля. Оце недавно запитався у Льовочки Серьогіна, чи можна поміняти собі паспорта на Юлю, а він каже: а чого ж не можна, пане Олеже, конєшно ж можна, і даже нужна! Ще й грошей дав на развітіє моєї партії. Я зразу пойняв, як він страшенно боїться нашої нової опозиції!
– Слушай, подружка, ты ведь все еще на джипе с мигалками ездишь, правда? – спрашивает Тимашенко. – Не купила себе еще маленькое розовое «пежо»?
– Та купила, конєшно, но воно ж таке неудобне, горизонтально два человєка ніяк не поміщаються, – щебечет Лешко. – Даже якщо на четвереньках.
– Короче, мы сейчас быстро выходим отсюда, и ты меня увозишь в безопасное место, а то меня тут одна шмара бандюкам сдала, – быстро говорит Тимашенко. – За это я сделаю тебя, гм… главой молодежной организации партии «Батькивщина», вот! Годится?
– Молодьожної організації? – мечтательно щурится Лежко. – Ну шо ж, заманчіво...
***
Резиденция «Межхолмовье», три часа до Нового года. Виктор Януковеч лежит в королевском номере клубного домика «Хонка» на многоспальной кровати в коллаптоидном состоянии. В комнате накурено ладаном, коноплей и сушеными мухоморами. На стене висит транспарант: «Изыди, сатана!».
Вокруг кровати суетятся странные люди. Это, в частности, знаменитый алтайский шаман Виннету, выкраденный людьми Левы Серегина прямо с сеанса одновременного исцеления, который он проводил в Доме офицеров на Грушевского, провидица Клава, йог Потап, контактер с космосом Грыцько и его галактический кот Сириус, экзорцист-шатун Иван Хельсинг, Мариупольский Схимник Дядя Жора, Заклинатель компьютерных вирусов Морфеус и другие высокооплачиваемые деятели оккультного фронта.
На лбу Виктора Януковеча нарисованы сажей кресты и индийские свастики, на груди лежит священная алтайская поганка, в левой и правой руках зажаты соответственно целительный берестяной туесок с берегов Кальмиуса и бутылка водки, благословленная в присутствии пациента лично Дядей Жорой. На животе гаранта покоятся волшебный USB-шнур, уходящий другим концом в параллельный мир, и свернувшийся клубком кот Сириус. Изо рта главы государства подтекает святая вода.
– Ну что же, – с улыбкой говорит йог Потап, – все ритуалы проведены. Виктор Федорович, рады вам сообщить, что ваша аура чиста, как слеза!
Экстрасенсы разражаются дружными аплодисментами.
– Спасибо, друзья, – прочувствованно говорит глава администрации президента. – Прошу вас проследовать в кассу за гонорарами.
Экстрасенсы с радостным галдежом следуют куда сказано.
– Ну что, Виктор Федорович, как вы себя чувствуете? – осторожно спрашивает Лева.
– Ты знаешь, лучше! – с приятным волнением говорит Януковеч. – А еще, между нами говоря, после того, как провидица Клава отхлестала меня лопухами, у меня открылся второй глаз!
– Второй глаз? – удивленно переспрашивает Серегин.
– Да, Лева, второй! Тот, что под повязкой! Только я пока не могу понять, что он пытается мне показать… Но я буду работать над этим.
– Работа не волк, в лес не убежит! – радостно изрекает Лева. – Давайте лучше проверим результат работы наших экстрасенсов. Найдем вам сейчас время для наслаждений и посмотрим, что будет! Что скажете?
– Давай, Лева, давай, – радостно говорит Януковеч. – А то, ты знаешь, без наслаждений даже бабло пилить неинтересно.
Весело смеясь, неразлучная пара выходит на улицу под моросящий новогодний дождь, и Януковеч пускается вприпрыжку на поле для гольфа.
Ухватив клюшку дрожащими от радостного предвкушения руками, Виктор Федорович широко размахивается и, поскользнувшись в грязи, падает лицом в лужу. В луже, по странному стечению обстоятельств, спит земляной заяц. Сперепугу он вцепляется когтями Януковечу в горло.
– Аааа! – кричит Януковеч. – Лева, сними с меня эту тварь!
Серегин быстро бьет зайца клюшкой, и тот улетает точно в дальнюю лунку. Удовлетворенно хмыкнув, глава администрации достает из кармана рацию и говорит в нее:
– Слушай, майор, эти наши колдуны не ушли еще?.. Да? Ну, поймай хотя бы кого сможешь и повесь на деревьях. Совсем уже, суки, рамсы попутали.
***
Призывно мигая проблесковыми маячками, джип Олега Лежко рассекает ночной проспект Победы. В салоне автомобиля тепло и просторно, в динамиках играет популярная рок-группа «Кому взад».
– Слушай, Олежка, а скажи честно, как ты вообще оказался в моей квартире? Да еще и с простынями этими… – спрашивает Тимашенко, уютно раскинувшись на переднем сиденье.
– Та, по правді кажучи, вийшла така странна історія… – Лежко смущенно улыбается. – В цій же квартирі раніше проживав мій старий друг і покровитель Боря. І у нього, як ти вже, можливо, чула, вєчно не було чистих простинєй. Я їх завжди привозив з собою, щоб не підхватити яку-небудь стидную болєзнь.
– А, ну да, что-то такое помню, – нейтральным голосом говорит Тимашенко.
– О, а я як помню! – вздыхает Лежко. – Так оце сьогодні, представ собі, їду мимо будинку, з яким у мене зв’язано стільки толерантних воспоминаній, і раптом бачу – брудна простиня на балконі вісить! А у мене, щоб ти знала, у багажніку завжди лежить пара чистих простинєй, ну так, на всякий випадок...
– Понятно, дальше можешь не продолжать, – говорит Тимашенко, сдерживая подкативший к горлу противный комок, и, взглянув в зеркало заднего вида, встревожено хмурится. – Послушай, по-моему, за нами хвост.
– Ага, я вже давно звернув увагу, – говорит Лежко. – Зараз ми його відрубаємо раз і навсігда.
С этими словами Лежко набирает номер на мобильном телефоне и произносит:
– Ало, це «Кролічья нора»?.. Тут за нами прив’язалися якісь нетолерантні хлопці, я їх не знаю… Ага, дякую.
– Что это еще за «Кроличья нора»? – с тревогой спрашивает Тимашенко.
– Це безпечне мєсто, куди я тебе везу, – весело говорит Лежко. – Там тебе уже ніхто і ніколи не знайде.
Между джипом Лежко и машиной преследователей на дорогу неожиданно падает дерево. Раздается треск, звон стекла, и хлопок подушки безопасности.
Лежко, удовлетворенно хихикнув, заворачивает на неприметную улочку и, прокатив по ней метров пятьдесят на холостом ходу, загоняет машину во двор небольшого частного дома с нарядным фронтоном.
К авто быстро подбегает красивый молодой человек со смутно знакомым лицом и галантно открывает пассажирскую дверцу.
– Прошу вас, мадам!
Тимашенко выходит из джипа и оглядывает красивого молодого человека с откровенным женским интересом.
– Кто вы, прекрасный незнакомец?
Незнакомец достает из-под куртки фотографию народного депутата Яцынюка и показывает ее Тимашенко.
– Я верю в Арсения, – кротко говорит он.
– Ну и дурак! – шипит Тимашенко.
Молодой человек заламывает ей руки за спину и отводит в дом.
***
Виктор Януковеч и Лева Серегин сидят на полу гостевой комнаты охотничьего домика резиденции «Межхолмовье» и уныло смотрят друг на дружку. Горло Януковеча перевязано эластичным бинтом, покрытым пятнами зеленки. В помещении пусто: по приказу главы администрации во избежание опасных случайностей из него вынесли все, кроме, разве что, обоев, розеток и выключателей.
– Я вот все думаю, не ошиблись ли мы? – меланхолично говорит Серегин. – Ну, там, на поле для гольфа. Может, это все же было обычное совпадение? Сами подумайте: какой дурак будет играть в гольф в грязюке под дождем? Неудивительно, что вы сразу упали в лужу. А то, что там спал земляной заяц… Ну должен же он где-то спать, в конце концов?
– А что, может, ты, как говорят, и прав, – оживляется президент. – Вдруг у меня уже в натуре появилось время для наслаждений, а я сижу тут и бесцельно его транжирю?!
– Надо устроить еще одну проверку, другого выхода нет, – вздыхает Серегин. – Только на время развлечений не выходите из этой комнаты, здесь все-таки безопасно…
– Так а чем тут можно насладиться? – возражает Януковеч, хлопая себя по карманам. – У меня с собой, например, нету ничего подходящего, ну, кроме золотой ручки, разве что…
– А у меня бумажка есть, можно в «морской бой» поиграть, – оживляется находчивый Лева.
Они играют минуту, две, пять. Ничего не происходит. На лице Януковеча медленно расцветает блаженная улыбка.
– Ура! Я свободен! – кричит он, победно вскидывая руки. Кончик золотой ручки, которую глава государства по-прежнему держит в руке, случайно попадает в розетку. Раздается сильный треск, и дымящийся Януковеч, ругаясь страшным матом, падает на пятую точку.
– Доктора! – пронзительно кричит Серегин, бросаясь к двери. Та открывается ему навстречу, и в гостевую просовывается голова дежурного прапорщика охраны.
– Виктор Федорович, к вам тут супруга прилетела. Говорит, у нее срочное дело.
– Нету у меня времени для наслаждений! – испуганно говорит Януковеч. – Скажи ей, что меня убило током.
В этот момент в комнату, с неожиданной силой оттолкнув прапорщика, влетает взволнованная Людмила Александровна.
– Витя, справа жизни и смерти! – кричит она.
***
Тимашенко сидит на привинченном к полу стуле в подвале неформального офиса партии «Фронтон перемен». Руки ее больно связаны за спиной, рюкзак с вещами выпотрошен, айпад с логином «Твиттера» тщательно разбит о батарею красивым парнем, верящим в Арсения.
Сам Арсений, сверкая очками в тусклом свете ламп-гнилушек, стоит перед ней на трибуне с пюпитром и произносит речь. На нем надеты мешковатые камуфляжные штаны, несвежая черная майка и армейский жетон голливудского образца.
– …И вместе мы наведем порядок в стране! – пронзительно кричит Арсений. – Богатые поделятся с бедными, а бедные – с богатыми! Кличко дурак! Я – лидер новой оппозиции Арсений Яцынюк!
– Послушай, Сеня, незачем так орать, – успокаивающе говорит Тимашенко, беспокойно ерзая на стуле. – Ты же раньше был таким тихим, интеллигентным мальчиком…
– И кому я был нужен? – с надрывом вопрошает Арсений, потрясая кулаками. – Никому! Эта тупая биомасса голосует только за тех, кто кричит!.. Ну ничего, я быстро наведу порядок в этой паршивой стране! Богатые позавидуют бедным, а бедные – мертвым. Начинается Эра Арсения! Для полной победы мне осталось только устранить Кличко и... Да, кстати, и тебя тоже, старая популистка. Но с тобой проще, у меня во дворе есть хороший колодец, там тебя никто не найдет.
– Гм, – говорит Тимашенко, задумчиво разглядывая угловатую фигуру Яцынюка, – а ты в последние годы здорово вырос как политик. Я бы, пожалуй, взяла тебя в первую десятку списка.
– Только не в этой жизни, – кровожадно ощеривается Арсений, неуклюже вынимая из-под трибуны большой зазубренный нож голливудского образца.
Снаружи неожиданно раздается какой-то грохот, дверь разлетается в щепки, и в подвал спиной вперед вваливается красивый парень, верящий в Арсения. Аккуратно переступив через его бездыханное тело, в подвал входит худой и страшный генерал Шкуромякин с обрезком трубы в руке.
– Привет, Юля, – улыбается он. – Как дела?
– Спать охота, – ворчит Тимашенко. – Этот фюрер плюшевый меня совсем тут закумарил.
– Да, этот может, – ухмыляется Шкуромякин. – Кстати, где он?
– За трибуной спрятался. Может, у него там норка.
Шкуромякин поворачивает голову к трибуне и сурово говорит:
– Сеня, выходи. Выходи, позорник, а то хуже будет!
Из-за трибуны выходит понурый Арсений с лицом нашкодившего еврейского мальчика.
– Я не нарочно, – говорит он. – Она первая начала.
– А чего кричал так? – строго спрашивает Шкуромякин. – Испугался?
– Испугался, – вздыхает Арсений.
Шкуромякин подходит ближе и дает Яцынюку щелбан в лысину. Арсений теряет сознание. Вернувшись к Тимашенко, генерал умелым движением разрезает стягивающие ее запястья веревки.
– Спасибо, Андрюша, ты один мне верен остался, – с чувством говорит Тимашенко.
– А вот и не один, мы сюда с Турчинкиным приехали, – весело говорит Шкуромякин. – Он тебя в машине ждет, соскучился страшно!
Наконец-то воссоединившиеся соратники быстро покидают логово «Фронтона перемен» и садятся в неприметный черный «Мерседес» – Шкуромякин за руль, а Тимашенко – на заднее сиденье к истомившемуся Турчинкину, который немедленно бросается ей на шею.
– Вперед, Богиня! Нас ждут великие дела! – восклицает Турчинкин и защелкивает на запястье Тимашенко браслет наручников.
***
– И хочу вам сказать! – в волнении говорит Людмила Януковеч, сверля мужа и Леву Серегина беспокойным взглядом. – Ота Юля будет полювати на моего чоловека, тобто тебя, Витя, пока не знищит! Единый выход – це зараз срочно знайти премъер-министра Озарова Миколу, якого ты збирается витправити у атставку, шоб свалити на ёго увесь негатів…
– Люся, что-то ты как-то странно говоришь, – удивленно бормочет Януковеч. – Что это за баран тебя научил таким словам?
– Це не баран, а великая людина, гений нашего часа на имение Пеликан! – патетически восклицает Людмила Александровна. – Мы з ним, пока сюды летили на його асобистом литаке, весь шлях размовляли на цикавые темы! Ты второпываешь, что наша калиновая мова займает другое место после италийской по складноте?!
– Пеликан, – задумчиво бормочет Лева Серегин. – Почему именно Пеликан?.. Взбредет же такое в голову на старости лет.
– И хочу вам сказать! – продолжает Людмила Александровна. – Витя, нада терменово переписать твою посаду президента на Озарова Миколу, а самому тикати за кордон, тому шо там Юлька тибе не дистане. Заклинаю тебе, сроби это прямо зараз!
– Так и сделаем, – решительно говорит Серегин. – Эй, охрана! Ну-ка быстро тащите сюда Озарова Миколу! Он наверняка тут где-то поблизости ошивается.
Не проходит и минуты, как в комнату для гостей в сопровождении трех прапорщиков управления охраны входит сияющий Озаров. В руке он держит большой кочан капусты.
– З Новыми роковинами и Рездвом всех присутних! – весело восклицает он. – Кликали?
Людмила Александровна смотрит на вновь пришедшего, широко открыв рот.
– Пеликан! – потрясенно говорит она наконец. – Я тебя по голасу спазнала!
– Якой я таби Пеликан, скаженная баба, – испуганно говорит Озаров, пятясь к выходу. Капустный кочан выпадает у него из рук и откатывается к двери. – Ты абазналася, меня звуть Федя.
– Николай Яныч, ну как вам не стыдно, – укоризненно качает головой Лева Серегин. – До таких лет дожили и даже брехать толком не научились… Вы арестованы, глупый старик. Охрана!
Озаров взвизгивает и пожилым кабанчиком бросается к двери, но тут же спотыкается о собственный капустный кочан и падает на пол. Один из прапорщиков поспешно бьет его рукояткой пистолета по затылку.
– Милый, прости меня, дуру донецкую! – ломая руки, восклицает Людмила Александровна и, бросившись к мужу, с нечеловеческой силой пытается поцеловать его в губы. Януковеч сопротивляется, как лев, и поцелуй супруги приходится ему прямо в повязку на глазу.
Громко вскрикнув, глава государства отбегает от Людмилы Александровны на безопасное расстояние и вдруг замирает на месте.
– Заработало! – шепчет он. – Бля буду, заработало!!
– Что заработало? – тревожно интересуется Серегин.
– Волшебный Глаз заработал!.. Помнишь, я тебе про него рассказывал?
– Ну, помню, – пожимает плечами Серегин. – Я просто думал, что это на вас так запах мухоморов подействовал…
– Короче, я теперь знаю, что надо делать! – кричит Януковеч. – Дарка где? Где Дарка, биомать?!
– Я здесь, Виктор Федорович, – горделиво говорит пресс-секретарь президента Дарка Черпак, вплывая в комнату, словно галицкая пава. – Вы же знаете – стоит меня только позвать – и я тут как тут, в любое время дня и ночи.
– И я тут, батя, – говорит Витька Януковеч, входя следом. – Привез тебе свой новый джип показать. Представляешь, на нем реку по дну переехать можно без лебедки!
– Это судьба! – патетически восклицает президент. – Витька, мне и Дарке срочно надо на работу! Необходимо, как говорят, успеть до наступления Нового года.
– До Нового года осталось полчаса, Виктор Федорович, – говорит встревоженный Серегин. – Чтобы успеть, надо весь Киев перекрыть…
– У меня нет времени для таких наслаждений! – твердо говорит Януковеч. – А ты, Лева, вообще скройся с глаз моих долой. Достал ты меня со своими дурацкими идеями… Все, я спешу!
– Та не гони, батя, за десять минут доедем, – весело говорит Витька. – Я прямую дорогу через болото знаю.
***
Неприметный «Мерседес» под управлением генерала Шкуромякина плавно подкатывает к трапу маленького, но очень красивого самолета, стоящего на элитной взлетно-посадочной полосе аэропорта «Борисполь».
В салоне царит напряженное молчание.
– Юля, ну пойми, это единственный выход, – едва сдерживая слезы, говорит Турчинкин, прижимая руки лидера БлЮТ к своим небритым щекам. – Если они тебя поймают, то даже в тюрьму не вернут. Застрелят нафиг при попытке к бегству, ты же знаешь этих бандитов.
– Я с тобой не разговариваю, – угрюмо бормочет Тимашенко.
– Ну не дуйся, родная, ну пожалуйста! Садись в самолет и лети на свободу! Это твой личный чартер в Осло. Норвегия – очень тихая, спокойная страна. Пересидишь там, подлечишься, вон исхудала-то как, совсем с лица спала.
– Зато ты уже морду наел, смотреть противно, – бурчит Тимашенко.
– Юля, ты сердишься, значит, ты не права, – проникновенно говорит Шкуромякин. – У нас уже все списки на выборы согласованы, Комитет Яростного Сопротивления Диктатуре распределил между всеми участниками мажоритарные округа, и нам достался хороший куш. А тут, представь, приходишь ты – и вперед, на баррикады!.. Ну кому нужен этот детский сад?!
– Да, я смотрю, вы тут без меня здорово повзрослели, – горько говорит Тимашенко и решительно открывает дверь салона. – Все, я улетаю из этой чертовой страны навсегда… А вы все, господа, – пидарасы!
…Спустя десять минут красивый лайнер уносит Тимашенко в звездное небо.
***
Виктор Януковеч и Дарка Черпак с треском влетают в небрежно опечатанный службой безопасности кабинет Анны Херман в 23.45. По дороге Витька побил все рекорды скорости вместе с джипом, но пассажиров довез живыми, да и сам пострадал не так уж чтобы очень сильно.
Президент, тяжело дыша, тщательно запирает дверь изнутри.
– Дарка, присядь пока, я тут сам разберусь, – решительно говорит Януковеч и, подойдя к начерченной на полу пентаграмме, принимается сверлить ее жгучим взглядом скрытого под повязкой Волшебного Глаза.
– За наслажденья жизнь отдам, – говорит глава государства и, сделав глубокий вдох, решительно ступает на кончик сатанинского рисунка. Из его страусиных туфель начинают сыпаться искры.
Скрипя зубами, Януковеч медленно, но целеустремленно двигается по пентаграмме, петляя по одному ему видимой траектории в направлении центра магического Лабиринта. Массивное президентское тело встречает чудовищное сопротивление сил зла, однако он справляется. Одну за другой глава государства преодолевает все три Вуали и, наконец, оказывается в самой середине пентаграммы.
Часы на стене кабинета показывают 23.55.
– Приди ко мне, Королева Дара, дочь Хаоса! – кричит Януковеч дурным голосом. – Приди и сними с меня, как говорят, наложенное тобой злопакостное заклятие!
– И незачем так орать, – лениво говорит Дарка Черпак из своего угла. – Я уже здесь давно.
– Да ты-то тут при чем! – фыркает Януковеч, и тут в углу кабинета внезапно возникает мрачная демоническая фигура толстенькой женщины в черном балахоне, из-под которого величественно выглядывает сатанинская физиономия Анны Херман-Астарот.
– Ну що ж, Вікторе Федоровичу, прийміть мої найкращі гратуляції, – снисходительно улыбаясь, говорит она. – Ви розгадали мою загадку, не злякалися погроз і з честю витримали цей складний іспит…
– Спасибо, – скромно потупившись, говорит Януковеч.
– ...І переконливо довели своє право на наслаждєнія, яких так прагне ваша душа! – заканчивает Херман. – Я зніму з вас прокляття, але ви знаєте ціну.
– Сколько? – радостно выдыхает Януковеч.
– Мені потрібна жертва! – зловеще шипит Анна Херман, выхватывая из-под складок своего балахона кривой нож. – Кривава жертва! Ти повинен віддати мені найдорожчу для тебе жінку.
– Люсю? – удивляется Януковеч. – Та ну, жалко как-то. Несчастная она баба.
– Дарку Черпак, бамбетль ви пригальмований! – раздраженно рычит Херман, теряя терпение. – Де вона, ця бридка шалянова маринарка?!
– Я тут, потворо! – громовым голосом восклицает Дарка, стремительно вскакивая с кресла и пронзая съежившуюся от страха демоницу сверкающим взглядом. – Ніц тобі гратуляцій, веретом гудзрайся!
– Сопух гендлюй, маринарка шалянова, – неуверенно говорит Херман, пятясь назад.
– Кремпуйся кудзебою, як посаска мульдована! – яростно шипит Дарка, напирая на соперницу. – Виходок тобі у вудженину, мізерію мітичну в мидницю! Капар кабату фризурою й фузом, тукриця рапата, ніц, ніц, ніц! Бадай бамбетля, зів’яла дупа!!!
– ААААА! – страшно кричит Анна Херман и с грохотом изчезает в клубах грязно-черного дыма.
– Что ты наделала, дура?! – подбегая к Дарке и тряся ее за грудки, возмущенно кричит Януковеч. – Кто теперь снимет с меня заклятие?!
– Я сниму, – улыбается Дарка, и Януковеч, заглянув ей в глаза, внезапно покрывается гусиной кожей.
Подойдя к тому месту, где только что сгинула в параллельные миры Анна Херман, Дарка поднимает с пола пронзенную иглой куклу, похожую на Януковеча. Некоторое время помедитировав, Дарка быстрым, отточенным годами практики движением выдергивает иглу.
Пламя черных свечей гаснет.
Часы на стене кабинета, сделанные в виде перевернутого распятия, оглушительно бьют двенадцать раз.
– С Новым годом, Витя, – говорит Дарка и крепко целует Януковеча в губы. Сомкнув руки на талии главы государства, Черпак за его спиной незаметно вставляет в куклу собственную иглу.
По телу президента пробегает холодная судорога.
– Иди, развлекайся, – повелительно произносит Черпак. – Отныне у тебя будет время только для наслаждений.
– Да, моя госпожа, – помертвевшим голосом говорит Януковеч. – Я пошел играть в гольф.
– Иди, Витя, иди, – улыбается Дарка.
– А можно я потом еще побегаю по пенькам и спою в караоке? – робко спрашивает Януковеч. – И с земляными зайцами неплохо бы в прятки поиграть, они совсем без меня заскучали. Можно?
– Конечно, можно! – ласково говорит Черпак. – Наслаждайся в полный рост. Теперь я за тебя работать буду.
– Спасибо, госпожа, – радостно говорит Януковеч и уходит, натыкаясь на стены.
***
Утром 1 января 2012 года был опубликован указ президента Украины Виктора Януковеча об увольнении главы Администрации президента Левы Серегина без объяснения причин.
***
ЭПИЛОГ
Огни аэропорта уже еле видны. Юлия Тимашенко открывает двери в кабину пилота и кладет ему на плечо свою тяжелую ухоженную руку.
– Разворачивай обратно, – говорит Тимашенко. Ноздри лидера БлЮТ хищно раздуваются, глаза горят яростью, а на губах змеится зловещая ухмылка.
– Так это… – нерешительно лепечет пилот, чувствуя, как острые ногти впиваются в его тело. – Мне же, вроде, сказали лететь в Осло…
– Планы меняются, – жестко говорит Тимашенко. – Отечество в опасности.
– Оно уже давно в опасности, – отвечает пилот и, пожав плечами, начинает выворачивать штурвал.
Маленький, но очень красивый самолет, заложив плавный вираж, устремляется в сторону аэропорта «Жуляны».
Не взыщите, если сбоянил
