В Москве в более чем почтенном возрасте, 81 год, умер Александр Николаевич Яковлев. Главный, если не считать самого Горбачёва, «архитектор перестройки», впоследствии пламенный демократ, а до того — крупный советский функционер, кавалер ордена Октябрьской Революции, трёх орденов Трудового Красного Знамени, а также и ордена Дружбы народов.
Во всех своих ипостасях Яковлев был известен искренностью и принципиальностью. Это не шутка: своим коренным, принципиальным убеждениям Александр Николаевич никогда не изменял. Форма их выражения менялась в соответствии с текущим моментом: в конце концов, одно и то же содержание можно завернуть и в красное знамя, и в триколор.
ЯРОСЛАВЛЬ-КАЛИФОРНИЯ-МОНРЕАЛЬ
Согласно официальной версии биографии, Александр Николаевич Яковлев родился 2 декабря 1923 в деревне Королёво Ярославской области, в крестьянской семье. Во время войны сражался в рядах морской пехоты. Из мемуаров можно понять (военному прошлому Александр Николаевич уделил страниц десять, да ещё несколько поздних интервью проливают какой-то свет), что он был назначен взводным в роте автоматчиков, занимавшихся диверсионной деятельностью — серьёзное, нужное дело. В 1943-м был тяжело ранен на Волховском фронте, чуть было не потерял правую ногу: началась гангрена, хотели отрезать. Но молодому взводному чудесно повезло — армянский профессор пересадил кость из тазобeдренного сустава. Сложная операция, особенно в военное время — но нога сохранилась, хотя и осталась короче левой и не сгибалась в колене. Это было первое, но далеко не последнее чудо в жизни Александра Николаевича.
Впоследствии в своих военных воспоминаниях Яковлев старательно демонстрировал ненависть к «коммунизму и сталинщине», утверждая, что духовно дорос до этого именно в тяжёлые военные годы. Однако в те сложные времена это не помешало ему (в том же 1943-м) вступить в ряды Коммунистической партии и начать стремительное продвижение по партийной линии.
В 1946 году Яковлев получает диплом исторического факультета ярославского пединститута. Учитывая деревенское образование и слабое здоровье — по его собственным словам, день Победы он встретил ещё на костылях — молодой фронтовик, видать, был у институтского и прочего начальства на хорошем счету в плане идейной подкованности. Настолько хорошем, что после диплома он получил направление на работу в Ярославский обком ЦК КПСС: крутой взлёт для деревенского паренька. Там он, согласно всё тому же официозу, «занимался журналистской деятельностью» — то есть, видимо, руководил и направлял. Затем получил повышение: стал заведующим отделом школ и высших учебных заведений. В 1953 году Яковлев уже работает в аппарате ЦК КПСС инструктором отдела школ.
К этому времени Яковлев правильно определился с внутрибюрократической принадлежностью. Он примкнул к «комсомольской группировке», возглавляемой — неформально, разумеется — его полным тёзкой, Александром Николаевичем Шелепиным.
Тут стоит немного освежить историческую память. Шелепин был прелюбопытной личностью.
В отличие от большинства советских руководителей, Шелепин был родом из «прослойки» — сын железнодорожного служащего. Он учился в Московском институте истории, философии и литературы (знаменитый ИФЛИ), хотя и не окончил его: пошёл по партийной линии. В финскую войну был комиссаром эскадрона, в Отечественную на фронте не был вообще: занимался отправкой комсомольцев в партизанские отряды (в частности, был «крёстным отцом» Зои Космодемьянской). К 1952 году дорос до первого секретаря ЦК комсомола и члена ЦК КПСС. Был известен своей «принципиальностью» «умением спрашивать». Зная, что такое было «спрашивать» в советской системе того времени, можно понять, что «железный Шурик» (ещё одно его прозвище) был типичным мелким тираном. Сейчас из таких получаются «эффективные управленцы».
В 1953 году умер Сталин. Шелепин был одним из тех, кто вовремя сориентировался в ситуации и поставил на Хрущёва. Естественно, за этим последовал взлёт: Никита Сергеевич отчаянно нуждался в верных людях.
Что касается Яковлева, то он показался Шелепину неплохим исполнителем и в дальнейшем рос вместе с шефом, который присмотрел молодого выдвиженца на «международную линию». Толкает он его туда целеустремлённо и успешно: устраивает тёзку в аспирантуру на кафедре международного коммунистического и рабочего движения Академии общественных наук при ЦК КПСС, где тот и учится с 1956 по 1959 годы.
С декабря 1958 года Шелепин получил одну из самых сильных позиций в советской системе — он стал Председателем КГБ. Почти официальная задача Шелепина на этом посту была «перестройка КГБ в соответствии с директивами XX съезда партии».
Упомянутая перестройка была частью хрущёвских мероприятий по разрушению созданной Сталиным классической советской системы. Они включали в себя, в частности, разрушение армии (знаменитые хрущёвские «сокращения», сравнимые разве что с уничтожением русской армии при Ельцине), а также дискредитацию и развал органов госбезопасности. «Железный Шурик» был верным «хрущёвцем»: в 1957 году он фактически спас генсека от попытки Маленкова, Молотова и Кагановича избавиться от «ревизиониста» на высшем государственном посту. Хрущёв отблагодарил своего человека, поставив его на терминаторскую должность: ослабить КГБ, насколько это было возможно в тех условиях. Шелепин с задачей справился, устроив широкомасштабную чистку и посадив на все стратегические места выдвиженцев из своих — в основном комсомольцев. Он же начал перекраивать структуру КГБ — в частности, ликвидировал все подразделения, занимавшиеся конкретными вопросами (экономикой, идеологией и т.п.) и образовав очередную «главуправу»… Впрочем, это отдельная тема. Важно то, что «Шурик» получает возможность выписывать своим друзьям такие подарки, которые в других местах не выдаются. В частности, только что отучившегося Яковлева направляют на стажировку не куда-нибудь, а в Калифорнийский университет в США.
Надо сказать, что право ездить в «настоящую капиталистическую заграницу» в хрущёвском СССР не просто дозировалось, но и считалось суперпривилегией, удостоиться которой было непросто. Но даже на фоне «выездных» стажировка в Калифорнийском университете была чем-то экстраординарным. Единственное логичное объяснение случившемуся — желание Шелепина на всякий случай иметь под рукой человека с «настоящим западным образованием»: видимо, он понимал, что вскорости это качество будет цениться.
Что именно делал Яковлев в Калифорнии, остаётся неизвестным. «Учился». Чему учился — никто не знает. Впоследствии выяснилось, что эти два года не прошли даром: перспективный учащийся из Союза завёл кое-какие знакомства и наладил взаимодействие с разными интересными людьми. Правда, выяснилось это лишь тогда, когда было, откровенно говоря, уже поздно.
Но не будем забегать вперёд. Бюрократическая игра не терпит перерывов: иногда достаточно не вовремя съездить в отпуск, чтобы тебя «съели». Яковлев, однако, за два года отсутствия в стране не утратил позиций: он был нужен.
В 1960 году Яковлев закрепляет за собой позицию «интеллектуала»: защищает кандидатскую диссертацию по внешней политике США. В дальнейшем он будет коллекционировать академические звания, в том числе и иностранных университетов.
К тому времени его покровитель успел пройти должность председателя Комитета партийно-государственного контроля ЦК КПСС и Совета министров СССР и зампреда Совета министров СССР. Фактически он стал признанным главой «комсомольской группировки», захватившей многие руководящие посты в партии. Выше было только небо — то есть пост Генерального Секретаря. Шелепин, однако, понимал, что его на этом посту не примут — хотя бы по возрасту, да и по другим причинам. Оставалось одно: посадить у кормила более уважаемого человека, а самому занять место официального преемника.
Сейчас уже известно, что именно Шелепин был одним из главных инициаторов знаменитого пленума 14 октября 1964 года. Пленум, как известно, открыл Брежнев, а уничтожительный для Хрущёва доклад сделал Суслов. Эти люди и стали руководителями страны. Хрущёв был отправлен на пенсию «в связи с преклонным возрастом и состоянием здоровья».
Пока Шелепин обживался в роли полуофициального наследника нового вождя, Яковлев делает очередной карьерный шаг: в 1965 году стал первым заместителем завотдела пропаганды при ЦК КПСС, а в 1967 году защищает докторскую — опять же по американской внешней политике.
В 1967 году Брежневу окончательно надоедает Шелепин в качестве принца и «любимца партии», и Леонид Ильич — тогда ещё энергичный и зубастый — разыгрывает комбинацию: сбрасывает «железного Шурика» на непрестижный пост председателя ВЦСПС. С этого момента карьера Шелепина идёт только вниз. Как и его выдвиженцев.
Это всё, впрочем, обстоятельства внешние. Зададимся вопросом — а что, собственно, делал Яковлев на своих постах?
ИЗГНАНИЕ В ТОРОНТО
Как уже было отмечено, Яковлев старательно изображал из себя «образованного». Многие люди, знавшие Яковлева лично, замечали, что он с трудом связывает фразы в предложения (это видно по интервью) и беспомощен перед белым листом бумаги. Это и понятно — про среднее и первое высшее образование нашего героя мы уже говорили. Но из этого не следует, что Александр Николаевич был неумён. Вопреки интеллигентским мнениям о «глупом начальстве», дураки на высоких постах не задерживаются. То, что их действия кажутся глупыми — следствие элементарного непонимания законов власти. В частности, того, что любой начальник думает не столько о благе вверенных ему людишек и их животишек, сколько о том, как бы его не подсидели конкуренты. Но это не значит, что у них совсем нет убеждений.
В частности, это проявилось в известной истории со статьёй «Против антиисторизма», стоившей Яковлеву кое-каких неприятностей, а впоследствии, наоборот, послужившей к вящему торжеству нашего героя.
Как уже было сказано, Александр Николаевич был посажен «на пропаганду». В конце шестидесятых никакой «пропаганды» в СССР, впрочем, уже не было. Пропаганда — наступательное оружие, направленное на переубеждение врагов. Расслабленные полувековым господством на одной шестой суши и одновременно утратившие веру в дело мировой революции, коммунисты того времени давно уже никого не пытались переубедить или склонить на свою сторону. Место пропаганды заняла контрпропаганда — то есть система мер противодействия пропаганде вражеской. Довольно быстро всё свелось к самой примитивной цензуре, тупой и неуклюжей, ну и засорению умов нудной бессмысленной жвачкой, которую все жевали со скукой и отвращением.
«Шелепинских» это не устраивало. Они хотели показать, что у них есть зубки — хоть мелкие, но острые.
При этом бороться с настоящими врагами — скажем, с пропагандистской машиной Америки — они, разумеется, не собирались. Они вообще не воспринимали Запад как нечто враждебное — скорее, он вызывал неприкрытую зависть. Гораздо проще было напасть на кого-нибудь послабее.
В качестве жертвы была выбрана так называемая «русская партия в литературе».
Напомним, что как раз в те годы задавленные и затравленные русские немножечко оклемались после всех этих лет, чуть приподняли голову и даже стали пытаться что-то говорить. В частности, появилась «деревенская проза» — то есть наивная и неуклюжая, но искренняя попытка хоть немного реабилитировать разрушенную и разграбленную русскую деревню, осмеянный и оплёванный русский быт, а за сим и русский народ вообще. Судя по всему, «космосолисты», опасаясь за своё положение, решили ударить именно по «деревенщикам» и всем сочувствующим.
Трудно сказать, насколько Яковлев и его подельники были заражены русофобией на самом деле. Скорее всего, они выбрали слабейшего противника, которого можно было бить, не опасаясь получить сдачи. Тем не менее, в дальнейшем это сыграло свою роль в идейной эволюции нашего героя.
Яковлев был удачливым «охотником на русских». Например, журнал «Молодая Гвардия» собрал под своей крышей ряд молодых русских авторов, не чуждых русскому патриотизму. В декабре 1970 года, на секретариате ЦК КПСС с участием Брежнева но записке Яковлева (обвинявшего журнал в политических и идеологических преступлениях) было принято решение «об ошибках журнала «Молодая гвардия» и снят с поста главного редактора Анатолий Васильевич Никонов. Фигур помельче Яковлев и вовсе щёлкал как орешки.
Но это всё была артподготовка. Настоящий залп был дан публикацией Яковлева в «Литературной Газете».
Либералы очень любят вспоминать знаменитую статью Жданова о Зощенко и Ахматовой. «Русская партия» примерно с теми же чувствами вспоминает не менее знаменитую статью Яковлева в «ЛГ» появившуюся в ноябре 1972 года и называвшуюся «Против антиисторизма». Она была воспринята как начало компании широкомасштабных гонений на русских писателей и на «русскость» вообще.
Отдельный интерес представляет авторство статьи. Понятное дело, что чиновник ранга Яковлева не писал ничего сам — на это у него есть референты (к тому же Яковлев, как уже было сказано, не страдал излишней грамотностью). Однако, можно не сомневаться, что статья писалась, что называется, под его руководством, была тщательнейшим образом изучена и скорректирована в нужном духе.
Огромный (двухполосный) текст начинался панегириком достижений СССР и клятвами верности учению Маркса-Энгельса-Ленина. Дальше следовало длинное поношение всех, кто этому учению недостаточно предан. Главный удар обрушивался на тех, кто «ищет возвращения к истокам» — разумеется, русским. Особенную ненависть Яковлева заслужили «воспеватели русской деревни». Любое доброе слово о крестьянстве (в том числе и как о «питательной почве национальной культуры») расценивалось «любование патриархальным укладом жизни, домостроевскими нравами», то есть выступлением против Ленина и его оценок крестьянства. Особенную радость у Яковлева вызывало «раскулачивание». Всякие — даже самые осторожные — намёки на то, что уничтожение русского крестьянства было не совсем хорошим делом, вызывали у пламенного большевика настоящий гнев. Ссылки на Ленина в то время обладали термоядерной мощью, так что Яковлеву достаточно было указать: «Тот, кто не понимает этого, по существу, ведет спор с диалектикой ленинского взгляда на крестьянство, с социалистической практикой переустройства деревни», «в прямом противоречии с Лениным», «С кем же, в таком случае борются наши ревнители патриархальной деревни и куда они зовут?..» и т. д. В настоящую ярость приводила Яковлева любая попытка что-то возразить на русофобские высказывания «классиков». Приведя фразу из одной книги о том, что герой не согласен со словами Чернышевского о русских, как «нации рабов», А. Яковлев бил наотмашь: «Полемика идет не только с Чернышевским, но и с Лениным». Точно так же Яковлев расправился с любыми, даже самыми осторожными попытками сказать что-то хорошее о православии. «Во многих стихах мы встречаемся с воспеванием церквей и икон, а это уже вопрос далеко не поэтический». «Мы не забываем» — пишет Яковлев — «что под сводами храмов освящались штыки карателей, душивших первую русскую революцию... самая «демократическая» религия в конечном счете реакционная, представляет собой идеологию духовного рабства». Дальше шёл огромный, подробный список из множества фамилий «русопятствующих». Разумеется, не были забыты темы «квасного патриотизма», «шовинизма» и «антисемитизма»… Короче, статья была такой, что даже кроткий и скромный народ начал возмущаться. В «Литературку» пошли письма читателей. По слухам, даже нобелевский лауреат Михаил Шолохов из своей станицы отправил телеграмму в ЦК по поводу яковлевской публикации.
Разумеется, в другое время русопятствующим заткнули бы глотки. Но к тому времени звезда Шелепина закатилась окончательно. Брежнев счёл, что Яковлев подставился со своей неуместной инициативой. В результате Александр Николаевич был отправлен от греха подальше — послом в Канаду. Что по тогдашним раскладам означало почётную ссылку.
Этого он никому не забыл и не простил.
ЧЕРЕЗ ТЕРНИИ К ЗВЕЗДАМ
В Канаде Яковлев провёл десять лет. Как он там жил и чем занимался — сказать трудно. Важно то, что и там он умудрился не потерять влияния. Тому, в частности, способствовало увеличение товарооборота между странами: Советский Союз начал массированные закупки канадского зерна, и Александр Николаевич неожиданно оказался при деле.
Вытащил его из Канады в 1983 году Горбачёв — почти в буквальном смысле: молодой популярный политик нанёс визит в Канаду, там встретился с Яковлевым и тот ему понравился. В дальнейшем Александр Николаевич удостоился чести работать при Горби в важной неформальной должности «доброго следователя», красиво оттеняя «злого следователя» Егора Лигачёва, тогдашнее олицетворение зла.
Зачем Горбачёву понадобился Яковлев? Похоже, уже тогда Горби планировал разрушение Советского Союза. Сделать это можно было только одним способом — последовательно убедив всех, что другого выхода нет, что трудности непреодолимы и остаётся только сдаваться. Убеждать нужно было сначала начальство, потом интеллигенцию, потом широкие народные массы. Яковлев идеально подходил для решения первых двух задач: он имел репутацию «умного» и умел разговаривать с интеллигентами. К тому же он искренне не любил «эту страну» — а от долгой и сытной жизни на Западе эта нелюбовь только укрепилась. Репутация «опального» была кстати — брежневскую поросль недолюбливали. Контакты и знакомства, наработанные Яковлевым на Западе, тоже были не лишними. Как ни крути, человек оказался в нужное время на нужном месте.
Для начала Яковлеву дали на хозяйство Институт мировой экономики и международных отношений АН СССР: окучивать советское начальство и пугать его скорым крахом советской системы.
Он не подвёл. Под его руководством была составлена записка в ЦК КПСС о целесообразности создания в стране предприятий с участием иностранного капитала и записка в Госплан о надвигающемся экономическом кризисе и углубляющемся отставании СССР от развитых западных стран. Записка произвела впечатление: начальнички задумались о том, что, наверное, всё и в самом деле плохо, раз уж предлагают такое.
Дальше Яковлева передвигают на окучивание интеллигенции, к тому времени превратившейся в революционный класс и требовавшей у номенклатуры признания своих прав и привилегий. Опыт всех революций показывал, что при столкновении двух классов обоим становится невесело, а выигрывает кто-то третий — но в ту пору интеллигенция и в самом деле была на подъёме и искренне верила в свою победу. Осталось только убедить её, что без крушения советской системы никакой победы не выйдет.
В 1985 году Яковлев был назначен на уже знакомую ему должность завотделом пропаганды ЦК КПСС. Именно он, в частности, определял кадровую политику по отношению к центральным изданиям, работающих по части обустройства умов думающей прослойки. Яковлев лично назначил редакторов «Московских новостей», «Советской культуры», «Известий», журналов «Огонек», «Знамя», «Новый мир» — то есть всей перестроечной обоймы. В дальнейшем именно эти издания стали рупором «перестроечной идеологии».
В 1986 Яковлев стал членом ЦК КПСС, секретарем ЦК, курирующим вопросы идеологии, информации и культуры, а на пленуме в июне 1987 года был избран членом Политбюро.
Дальше началась «борьба нанайских мальчиков» — традиционный ход, гарантированно выносящий одного из мальчиков в лидеры народных симпатий. На сцену был выставлен мало чем отличающийся от Яковлева старый партийный волк Егор Лигачёв, которому предназначили роль «консерватора». Впрочем, вполне возможно, он играл эту роль искренне. Во всяком случае, именно пара «Лигачёв-Яковлев», где один олицетворял собой тёмные силы прошлого, а другой — сияющие высоты «нового мышления», довольно долго валяла ваньку на глазах общественности.
Далее Яковлев был назначен председателем Комиссии ЦК КПСС по вопросам международной политики. Это не помешало ему и дальше заниматься идеологией — именно ему приписывается сомнительная честь «пробивания в советскую печать» сочинений Рыбакова, Приставкина, Дудинцева и прочих властителей умов того времени. Яковлев стал любим интеллигенцией как борец за свободу слова, смелый публикатор запрещённого и покровитель либералов. Репутацию эту ему делали очень старательно: например, именно ему доверили писать ответ на известную статью Нины Андреевой «Не могу поступиться принципами».
Весной 1989 года Яковлев был избран народным депутатом СССР от КПСС. В декабре того же года на II съезде он сделал доклад о последствиях подписания в 1939 году Договора о ненападении между СССР и Германией («пакта Молотова — Риббентропа») и секретных протоколов к нему. Со второй попытки съезд принял резолюцию, впервые признавшую наличие секретных протоколов к пакту (оригиналы документов были «обнаружены» только осенью 1992 года) и осудившую их подписание.
Это был самый тонкий момент во всей игре. Сейчас многие пишут о том, что никаких секретных приложений к протоколам не существовало, а Яковлев запустил в дело банальную фальшивку. Вполне вероятно, что так оно и было (чему, заметим, не противоречит предположение о существовании каких-то секретных соглашениях с Германией: сомнительно то, что они были оформлены письменно). Но даже если бы эти протоколы и существовали, их обнародование означало измену Родине, причём публичную. Тут можно было и схлопотать по шее. Только хорошая работа яковлевского агитпропа и дружная международная поддержка позволила сделать публичное предательство государственных интересов подвигом чести.
Разумеется, к тому моменту всем уже стало ясно, что Яковлев является предателем и шпионом. Кажется, впервые публично это озвучил ни кто иной, как генерал Лебедь, который на XIX партконференции обвинил секретаря ЦК в том, что он является агентом влияния США. Впоследствии с генералом поработали и, видимо, убедили не рыпаться и присоединиться к партии победителей: Лебедь уже через год в августе 1991-го помогает осажденным в Белом Доме, а в 1996-м играет роль подставной фигуры, принёсшей Ельцину мешочек с голосами…
СМОТРЯЩИЙ ЗА ПРАВДОЙ
Роль Яковлева в событиях 1989-1991 года, кажется, недостаточно оценена. Во всяком случае, он проявляет поразительную прозорливость: то, что он говорил в те годы, обычно сбывалось.
Уровень вопросов, который решал Александр Николаевич, был, похоже, запредельно высоким — и не ограничивался только идеологией. Например, в указанные годы Кроме того, в 1990-1991 году он активно «работает с регионами». Например, его визиты в Литву многие связывают с тем фактом, что именно Литва первая объявила о выходе из состава СССР — однако, сказать что-то определённое на эту тему невозможно, а гадать на кофейной гуще мы не будем.
За полгода до ГКЧП Яковлев всё время говорит о попытке переворота, как бы накликивая его. 29 июля Яковлев ушёл с поста в президентском аппарате, 15 августа выходит из КПСС, Впрочем,
Но настоящий звёздный час наступает позже, после уничтожения Союза. Яковлев принимает участие в подлинно историческом событии: передаче дел от Горбачёва к Ельцину. Это могло означать только одно: он являлся гарантом неких секретных соглашений между лидерами. По сути, это означало, что Яковлев представляет некие третьи силы, превосходящие Горбачёва и Ельцина вместе взятых…
На первый взгляд кажется, что после путча энергичный Ельцин оттеснил Яковлева от реальной политики и забрал себе все рычаги власти. Но это ошибочное мнение — и сейчас мы постараемся объяснить, почему оно ошибочно.
Начнём с самой метафоры. Сидеть за рычагами — это обязанность шофёра. Он пыхтит, крутит руль, думает о дороге. Если что-то произойдёт — виноват опять же шофёр. Распоряжается же ситуацией хозяин, нанявший этого шофёра. Он не сидит за баранкой — он читает газетку, лишь иногда, тихим голосом распоряжаясь: «сначала в клуб, там постоишь, потом на Рублёвку».
После воцарения Ельцина Яковлев переходит в разряд небожителей — тех самых пассажиров, которые уже не крутят баранку. Он удобно устраивается в специально созданной для него ячейке, из которой контролирует всё, что ему интересно.
Что касается Александра Николаевича, с ним всё ясно. Ему отдали главный и единственный рычаг власти в постсоветской России — телевидение. Он возглавлял Федеральную службу по телевидению и радиовещанию и Государственную телерадиокомпанию «Останкино». Понятно, что смотрящий за телеящиком и является настоящей властью — по крайней мере, здесь и сейчас.
Но не будем упрощать. Например, одним из мощнейших средств давления на власть бывают смешные, почти декоративные должности — которые, однако, предоставляют умным людям очень большие возможности.
Так, Яковлев был председателем комиссии при Президенте РФ по реабилитации жертв политических репрессий. Он же оказывается единственным и главным распорядителем «исторической истины»: ему доверяют оглашение документов (подлинных или мнимых, уже неважно), связанных с политикой Советского Союза на протяжении всей его истории. Казалось бы, ничего такого. Но в умелых руках эти должности являются залогом неограниченного влияния, причём безо всякой ответственности.
Ну, например. Яковлев сыграл огромную роль в раскрутке «катынского дела», которое стало залогом бесконечных претензий Польши к России и полной легализации польской ненависти к русским. Понятно, что извлечение и раскрутка соответствующих бумажек возможна по отношению к абсолютно любой стране мира — включая Папуа — Новую Гвинею: всегда можно извлечь из архивов (или просто нарисовать) сведения о преступлениях Миклухо-Маклая против невинных папуасов. Нет никаких сомнений, что Яковлев мог проделать такую штуку, если бы захотел или счёл нужным. И никакой МИД России, никакой президент, да и вся российская армия впридачу не смогли бы ему помешать.
Иногда Яковлев «типа шутил» — то есть напоминал кому надо, какой властью обладает. Например, несколько лет назад он обмолвился, что располагает документами о том, как Сталин готовил депортацию советских евреев в Сибирь. Масштабы международного скандала и публичного унижения России были бы просто непредставимы. Правда, на сей раз с «совестью» как-то договорились — то ли нажали, то ни выполнили какие-то условия. Так или иначе, тема была закрыта (неизвестно только, надолго ли)…
Авторитет Яковлева среди либеральной публики всегда был и оставался чрезвычайно высоким. Одно время казалось, что Яковлев занял место покойного Сахарова, то есть на роль «публичной совести». Это было не совсем так: само место Сахарова оказалось просто невостребованным. Но он подобрался к нему настолько близко, насколько мог.
Особенной забавой Яковлева был его присмотр за Горбачёвым. Бывшего генсека опустили по полной — чего стоила одна только реклама пиццы с его участием. Такие вещи так просто не делаются: это именно публичное унижение, и все заинтересованные лица прекрасно это понимают. Особенно тонким штрихом стало то, что Яковлева поставили присматривать за «Горбачёв-фондом»: он стал его вице-президентом. Горбачёв же, судя по всему, бывшего соратника недолюбливал, но держал себя в руках. Единственное, что он себе позволил — так это не приехать на похороны Яковлева в Москву, из-за нежелания прерывать заграничную поездку. Жест более чем красноречивый…
В последние годы Яковлев откровенно развлекался — по-своему, как развлекаются очень большие люди. Например, вступил в Союз Писателей, собирал академические звания (например, стал почётным доктором двух британских университетов), занимался какой-то невнятной «социал-демократией», а в свободное время клеймил русский фашизм и русскую ксенофобию. Последние его выступления были посвящены в основном теме покаяния русского народа за совершённые им преступления…
МАСКА И ЛИЦО
Кем же был Яковлев? Честным русским парнем из деревни, коммунистом-фронтовиком, мучительно пересматривавшим свои убеждения и уверовавшим в либерализм? Обычным шпионом, «агентом влияния»? Скрытым сионистом-русофобом, всю жизнь притворявшимся русским (ходят и такие слухи)? Просто партийным чиновником, которому было наплевать на любые убеждения, лишь бы оказаться поближе к власти?
Начнём с «фронтовика» и «русского человека». Сам Яковлев — особенно в постперестроечную пору — любил обрамлять русофобские рассуждения зачинами типа «я, как русский», и нажимать на своё деревенское происхождение — которое как бы давало индульгенцию на русофобствование. Его подельники-либералы (отнявшие имущество, честь и жизнь у тысяч ветеранов Отечественной) заимели привычку особо чествовать Александра Николаевича как «славного фронтовика», который, дескать, «право имеет» говорить об «этой стране» и её народе всё что угодно, ибо он её защищал. Другие люди, Яковлева честно ненавидевшие, напротив, охотно коллекционировали слухи о подозрительном происхождении «архитектора перестройки» и сомнительности его фронтовой биографии. Не касаясь этого вопроса, скажем только, что и то и другое отдаёт лицемерием самого худшего свойства. Я вполне допускаю, что Яковлев и в самом деле увидел свет в русской избе и честно прошёл свой боевой путь. Увы, французский маршал Филипп Петен был героем первой мировой войны, а в конце второй был судим за предательство и коллаборационизм. И не повешен только из-за почтенного возраста…
Теперь насчёт «агента влияния». Я специально не стал воспроизводить слухи о том, где и когда завербовали Яковлева — несмотря на то, что Горбачёву несколько раз клали на стол папку с докладом о шпионской деятельности Александра Николаевича. То есть, скорее всего, это правда. Но это не снимает вопроса о том, почему этот шпион и агент оказался до такой степени ко двору — что при Шелепине, что при Горбачёве?
И последнее, о «просто чиновнике». Это, наверное, ближе всего к истине. Но таких самовыдвиженцев, одержимых желанием власти и влияния, было очень много. По большей части они передавили друг друга сами. Яковлеву же как будто чёрт ворожил: прожив лучшую часть жизни за границей, не встревая в особые дрязги, он всюду приходил как власть имеющий и получал своё…
Иногда в голову приходят совсем уж странные мысли. Например, можно пофантазировать о том, как солдатику с развороченной пулями ногой, которую вот-вот отпилит войсковой хирург, явился этот самый чёрт, с хвостом и рогами. И предложил ему всё. Спасти ногу, укрыть от войны, сделать начальником, с начальнической лёгкой и вкусной жизнью. Показать красивые чужие страны, дать пожить. Потом — слава, влияние, возможности. Даже место в истории. Для этого, правда, нужно всего-то продать душу, предать свою страну и свой народ и поклясться на крови в вечной верности. И солдатик согласился — да и кто ж его осудит…
Нет, я не верю в чёрта с хвостом и рогами. Скорее всего, Александр Николаевич обошёлся без посредства нечистой силы. Но последние его фотографии и в самом деле наводят на подобные мысли. Уж больно проступает на этом лице отмеченность злом.
