В Карибское море снова пришли русские корабли. Они пришли по приглашению президента Венесуэлы Уго Чавеса и провели совместные ученья с венесуэльскими кораблями. Вряд ли кто-нибудь из нынешних моряков знает о походах подводников сюда в годы Холодной войны. Хотя война эта едва ли завершилась…
- Нам приказано было показать им Кузькину мать. Показать в Карибском море. Правда, Хрущев им в 1962 году уже показывал. Но и спустя двадцать два года возникла острая политическая необходимость пугануть Пентагон нашими ракетами…
Мой собеседник – капитан 1 ранга Валерий Алексеевич Стоянов (на фото), бывший командир той самой атомной подводной лодки стратегического назначения К-240, которой выпала роль «Кузькиной матери».
- Ну что ж, в Карибы, так в Карибы. Правда, желающих идти со мной старшим на борту почему-то не оказалось. Все понимали, что мы идем на гиблое дело. Поэтому мне и сказали: «Ты, Стоянов, довольно опытный командир, сам справишься».
- А почему так сразу - гиблое дело?
- А вы попробуйте протащить незаметно слона в посудную лавку. Вот именно это мне и предстояло сделать: провести скрытно огромный подводный крейсер водоизмещением в шестнадцать тысяч тонн, с 16-ю баллистическими ракетами в шахтах в один из узких проливчиков между островов, которые, как частокол отгораживают Карибское море от Атлантики, от Саргассова моря. Ясен пень, что скрытности нам не соблюсти, а значит, поощрять нас никто не будет. В лучшем случае – не накажут. И никакие ордена не светят. Так что вперед и с песней.
Итак, 1984 год. Разгар европейского ракетного кризиса. Генеральный секретарь ЦК КПСС Юрий Андропов принимает решение показать американским политикам очередную «кузькину мать». Если Никита Хрущев выбрал в качестве «кузькиной матери» сверхмощную водородную бомбу, взорванную в 1962 году на Новой Земле, а затем баллистические ракеты, размещенные на Кубе, то Юрий Андропов сделал ставку на атомные подводные ракетоносцы стратегического назначения. Игра шла по-крупному и дело дошло до козырей. Непрерывный ракетный караван, который курсировал вдоль обоих океанских побережий США, стал рутинной «адекватной мерой». Надо было придумать что-то из ряда вон выходящее. И в Главном штабе ВМФ придумали – послать в Карибское море шестнадцатиракетный подводный крейсер. Если американские ракеты, нацеленные на СССР из Западной Германии и Турции – это «кольт, приставленный к виску Кремля», то подводный ракетодром у южных берегов Америки – это «бритва на горле Белого дома». Подлетное время ракет из шахт К-240 было меньше одной минуты, и никакая ПРО не смогла бы их перехватить…
- Готовились мы к этому походу более чем тщательно, – рассказывает Валерий Стоянов. – Всю нашу группу лодочного командования отправили на подготовку в Учебный центр в Палдиски. Эстония. Потом отрабатывали схему взаимодействия с лодками 33-й дивизии, которую возглавлял тогда Валерий Исак. Они должны были отвлекать на себя натовские корабли при прохождении противолодочных рубежей. Руководил операцией контр-адмирал Геннадий Шабалин. Мне предписывалось – пройти Фареро-Исландский рубеж, войти в Саргассово море, а оттуда проникнуть через пролив Мона – это между островами Гаити и Пуэрто-Рико. Подготовка к походу была прикрыта завесой особой секретности. Но… о том, куда мы шли, знал чуть ли не весь поселок! Надо полагать «утечка информации» была допущена специально. Это тоже входило в планы психологической войны, которая по сути дела, была главной составляющей войны Холодной.
И вот в августе 1984 года мы вышли из Гаджиево, погрузились в Баренцево море и двинулись в Северную Атлантику, в Саргассово море…
19-ю дивизию 3-й флотилии атомных подводных лодок вполне можно было назвать «дивизией Саргассова моря». Именно там, в легендарном море, населенном реликтовыми морскими чудовищами и гигантскими водорослями, и приходилось действовать гаджиевским подводным ракетоносцам. Невольно вспоминаются строки из романа Александра Беляева «Остров погибших кораблей»:
«- …Мы попали в область Саргассова моря, таинственного моря, которое расположено западнее Корво - одного из Азорских островов. Это море занимает площадь в шесть раз больше Германии. Оно все сплошь покрыто густым ковром водорослей. "Водоросль" по-испански - "саргасса", отсюда и название моря».
Ковер не ковер, но водоросли немало отравляли жизнь подводников, забивая водозаборные отверстия в корпусах подводных лодок, наматываясь на винты, цепляясь за рули и стабилизаторы. Но намного коварнее саргасс были другие «водоросли» - рукотворные: кабельные трассы, проложенные на дне океана и образованных им морей, система освещения подводной обстановки SOSUS.
Пролив Мона, через который предстояло пройти в Карибское море, относительно широк - около 150 километров, и глубины в нем свыше 200 метров. Он соединяет две глубоководные впадины – Пуэрто-Риканскую – на севере (918 метров) и Венесуэльскую на юге (максимальная глубина 5630 метров). Несмотря на 150 километровую ширину Моны, перекрыть пролив со стопроцентной гарантией не представляло особого труда, учитывая систему SOSUS.
К-240 предстояло форсировать пролив с довольно большой невязкой. Определить точно свое место к моменту прохода узкости – святая обязанность штурмана - не удалось. Дело в том, что астрономическая система определения по звездам «Волна» требует, естественно, звездного неба, а оно, как назло, было закрыто в Саргассовом море плотными облаками.
- Шли в основном по счислению, поэтому невязка у нас была равна едва ли не ширине пролива. – Вспоминает Стоянов. – Тем не менее, надо было идти в Мону, несмотря на такую погрешность в определении места. Определяться другими методами означало для нас потерю скрытности. Слава Богу, больше благодарить некого, мы благополучно вошли в Карибское море, где нас поджидала целая поисковая армада в 112 вымпелов. Но они ждали, что мы пойдем обычной для подводного форсирования проливов скоростью 6-8 узлов. А я приказал развить ход до 16 узлов. Риск, конечно, был. Но зато удалось ввести встречающих в заблуждение. После пролива Моны, я отвернул в сторону Малых Антильских островов и сбросил ход до 2 узлов. Все шумящие агрегаты вырубили, режим «полная тишина» и вот так вот на глубине 120 метров уходили от преследователей. Я считаю, что форсировать пролив нам удалось без потери скрытности. Экипаж действовал, как единый организм. Как на себя самого я мог положиться на своего старпома капитана 2 ранга Льва Сергадеева.
К-240 провела в Карибском море больше месяца – сорок суток. Карибское море как бы окаймлено глубокими впадинами – Венесуэльской, Колумбийской, Юкатанской, за исключением его западной части, где довольно много рифовых островов. Советский атомоход двигался по окружности Карибского моря, по самой кромке территориальных вод, расположенных на его берегах государств.
- Это была самая спокойная боевая служба. – Усмехается Стоянов. – Никаких вражеских сонаров, облетов, поисковых операций… Да и в отсеках все ладилось, за весь поход ни одной аварийной тревоги, ни одного воспаленного аппендикса, ни одного грубпроступка. Было даже время почитать Александра Беляева с его леденящими кровь предупреждениями:
«Саргассово море называют кладбищем кораблей. Редко кому удается выбраться отсюда. Если люди не умирают от голода, жажды или желтой лихорадки, они живут, пока не утонет их корабль от тяжести наросших полипов или течи. И море медленно принимает новую жертву».
Нам удалось благополучно выбраться и из Карибского моря, и из Саргассова тоже. Вернулись в Гаджиево в точно поставленный срок. Доложил, как положено о выполнении задания. Командующий 3-й флотилии вице-адмирал Иван Литвинов (мы звали его Батей), пожал мне руку и сказал: «Забудь, где вы были. И никому ничего не рассказывай!» «Есть забыть!»
Меня представили к ордену Красному Знамени. Но получить орден было не суждено…
- Почему?
- Я готовился к новому походу – в Арктику. Проблем выше головы – лодка досталась нам со множеством неисправностей, то не в строю, это не пашет. Продовольствие надо получать, расходное имущество… А тут в разгар всей кутерьмы подходит ко мне инспектор из политотдела и говорит: «У вашего матроса Сидорова, который вызывает на соцсоревнование матроса Петрова, неправильно составлен договор». Ну я и послал его к кузькиной матери с эти договором. То есть проявил политическую незрелость, непонимание роли партии и так далее. Представление на орден положили под сукно. Но ведь служили-то мы не за ордена!
Поход атомного ракетного подводного крейсера К-240 в Карибское море уникален. Никто потом туда больше не ходил. Мы долго обсуждали со Стояновым, как удалось ему выполнить это практически невыполнимое задание. Пришли к выводу, что вся противолодочная армада из 112 вымпелов, которая была развернута за проливом Мона, всерьез и не искала русскую атомарину. Не верили американские флотоводцы, что русские пойдут на такой немыслимый шаг – провести верблюда сквозь игольное ушко. Мол, намерение о прорыве в Карибское море не более, чем дезинформационная акция.
Есть и другая версия этого чуда. Предотвратить проход русского «левиафана» в Карибское море американцы не могли. Проще всего не заметить демонстративную акцию Советов. Вы нас пугаете, а мы ничего о том не знаем, ничего не видим, и нам не страшно. Это тоже ход в психологической войне. Возможно, не стали выносить сор из избы, кричать на весь мир об угрозе советского флота, помня опаснейший «ракетный кризис» 1962 года, когда на Кубе были размещены ракеты гораздо меньшей мощности, чем принес их в Карибское море К-240. Но вот вопрос – согласились ли на такую «слепоту» американские налогоплательщики, если бы узнали то, что до сего времени скрывает от них Пентагон?
Потомок волжских болгар Валерий Алексеевич Стоянов, родившийся в городе Полярный, ныне живет в Москве и служит в одном из отрядов МЧС. Кто-кто, а он к чрезвычайным ситуациям после подводной службы всегда готов.
К-240 доживает свой в век в очереди на разделку в Сайде-губе. Она тоже не претендует на всероссийскую известность. Но свое место в истории отечественного флота она, безусловно, займет по праву.
