Цитата:
Немецкие историки дают несколько иные цифры: в советском плену находились "более трех миллионов" немецких военнослужащих. "Около миллиона" там погибло. Особо невыносимые условия для пленных создавались в годы войны - им "приходилось есть не только отбросы, но и человеческое мясо". Лишь в 1947-1948 гг. ситуация несколько улучшилась, каннибализм потерял актуальность.
…Весьма тяжелое было и положение немецких военнопленных, не получавших по линии Красного Креста какой-либо поддержки извне. Неудовлетворительное питание, плохие условия содержания, массовые эпидемии были спутниками военнопленных солдат вермахта. Нередко за малейшую провинность они приговаривались к расстрелу, имелись многочисленные случаи, когда сравнительно большие группы захваченных в плен немецких солдат расстреливались красноармейцами на месте после "конфискации" ценных предметов и вещевого имущества. Естественно, эти потери не фиксировались, так как пленные просто не доходили до пунктов приема и учета.
ЖЕСТОКИЙ СПЕКТАКЛЬ ...Сталин приказал в первые недели июля 1944 года доставить в Москву 55 тысяч пленных немецких солдат исключительно из группы армий "Центр". Из товарных вагонов, едва держась на ногах, выходили люди, не евшие несколько дней. Жажду они пытались утолить только каплями дождя, висевшими на колючей проволоке, натянутой на вагонных люках.
При выгрузке пленных в очередной раз обыскивали и отбирали все более-менее ценное. На некоторых остались только рубашка и брюки. Снимали сапоги. Вместо них бросали немцам старые автомобильные покрышки. Те вырезали из них подошвы и привязывали к ногам телефонным кабелем.
Основная часть немецких военнопленных была собрана на широком поле московского ипподрома на Беговой. Пожарные привезли воду. Ее было достаточно, чтобы утолить жажду, но для умывания ее не хватало. Многие солдаты страдали от поноса. Одежда была неописуемо грязной. Москва салютовала в честь очередной победы - освобождения Гродно и Вильнюса. Весь Кремль был в иллюминации.
Вечером 16 июля 1944 года немцам раздали усиленный паек - кашу и хлеб с салом. Пленных надо было привести хоть в какую-то форму перед предстоящим маршем. Утром 17 июля над Москвой взошло красное припекающее солнце. На небе не было ни облачка. Русские солдаты забегали по ипподрому: "Давай, давай!" Пленные поднимались с трудом. Новый приказ: "Строиться в шеренги по восемнадцать человек!" Издалека доносилась мелодия русского марша, который исполнял оркестр Красной Армии.
Пленные строились в "коробки" по 600 человек, тщательно поделенные на офицеров и солдат. Шествие началось. Ворота ипподрома открылись. Перед глазами военнопленных лежала улица Горького длиной в несколько километров и шириной почти 70 метров. Улица была заполнена людьми. Они стояли плотными рядами, это были в основном дети и много пожилых женщин. Перед ними в три шеренги стояли солдаты-гвардейцы Красной Армии с винтовками, к которым были примкнуты штыки. Перед воротами ждали кавалеристы, в основном "монголы и татары". На саблях, которые они держали наголо у плеча, блестело солнце. Позади них ждали солдаты на мотоциклах с колясками. В колясках сидели пулеметчики, державшие немецких солдат на прицеле.
Последовали команды. Первая колонна пришла в движение, но вскоре остановилась. Из прилегающей улицы красноармейцы вывели в голову колонны главный номер программы - немецких генералов, попавших в советские руки при разгроме группы армий "Центр". Их не ограбили - они были одеты в свою форму, с орденами и знаками отличия: значками за ранения, Железными крестами, Рыцарскими крестами, Немецкими крестами в золоте. Получался довольно изощренный спектакль: генералы при полном параде впереди своих оборванных, загаженных солдат. При разгроме группы армий "Центр" из 47 немецких генералов десять были убиты на полях сражений, двадцать один взят в плен. Среди них находились два командира корпусов, начальник инженерной службы, комендант района обороны и семнадцать командиров дивизий.
Последовала команда "Марш!" и, по рассказам очевидцев, "необозримая колонна потекла с ипподрома на праздничную улицу". Более 90 маршевых групп. От головы до хвоста колонны более трех километров: символ полностью разгромленной армии. Пленные шли вниз по улице, грязные, завшивленные, оборванные. Многие не могли умыться в течение многих дней, небритые, к их изможденным лицам приклеился шлак с дорожек ипподрома.
Доктор Ханс Зимер в своей книге "Встреча с двумя мирами" вспоминает: "Я шел в рейтузах, в разбитых сапогах, на которых оставалась еще одна шпора, в окровавленной рваной рубахе. Люди с удивлением смотрели на жалкие остатки того легендарного, непобедимого, всегда победоносного германского вермахта, которые теперь проходили мимо побежденные и оборванные". Некоторые пленные маршировали в подштанниках, почти у всех на лицах были трехнедельные бороды. К полудню температура достигла 40 градусов, и асфальт на улице стал мягким. Тысячи пленных шли босиком, или в одних портянках, или в парусиновых тапках. При ходьбе они испытывали адские муки.
Но худшим было то, что обильный ужин, который накануне вечером был дан пленным, у многих вызвал сильный понос. Подгоняемые вперед русской охраной, они справляли нужду на ходу то прямо на асфальт, то в заранее приготовленные консервные банки. При этом конвоиры, показывая жестами на загаженных, страдающих недержанием пленных, громко кричали по-немецки: "У германцев нет культуры", что было понятно русским без перевода. Тысячи людей за оцеплением на тротуарах отрепетированно и по команде кричали: "Гитлер капут!" и обильно плевали в колонны. Без усиленной охраны дело могло дойти до уличного побоища. Нередко солдаты оцепления применяли силу или угрозу силой при попытке некоторых горячих женщин наброситься с кулаками на участников марша. Позже стало известно, что у солдат Красной Армии был строгий приказ не допускать актов насилия по отношению к немцам. Сталин не хотел завершать триумфальное шествие хотя бы одним актом насилия с фатальным исходом.
Впрочем, многие немцы, прошедшие тем жарким днем через столицу Советского государства, увидели в глазах и лицах отдельных "зрителей" больше сострадания, чем ненависти. "Я видел некоторых женщин с лицами, полными сочувствия, я видел женщин со слезами на глазах", - вспоминает бывший пленный доктор Ханс Зимер. "Я думаю, что на многих лицах можно было прочесть подлинное сожаление и сочувствие", - говорит уже известный нам ефрейтор Фриц Финке.
Шесть часов продолжалось унизительное представление. Затем поблизости от Кремля колонна была расформирована. Пленных повели к разным вокзалам Москвы. Там уже под парами стояли эшелоны, которые сразу начали развозить военнопленных по различным лагерям на просторах СССР (всего таких было 65). Улицу Горького заполонили уборочные и пожарные машины, которые спешно смывали с асфальта "фашистское г…".
Фрицу Финке повезло - он вернулся домой с эшелоном раненых в конце 1945 года. Последний же немецкий военнопленный покинул Советский Союз только через 11 лет после окончания войны.
Спектакль явно не удался. Это сразу же понял его главный режиссер. Не получилось в духе античных традиций. Как раз наоборот. Увиденное и сфотографированное на Тверской и Беговой лишь омрачало имидж советской России. "Сталинское представление" стало сразу же использоваться на Западе в антисоветской пропаганде, стало составной частью начинавшейся холодной войны.
