Цитата:
Роль Новгорода в христианизации Скандинавии
Игорь Гладковский
Судьбы Руси и Скандинавии издавна были тесно связаны в историческом, политическом и торговом отношении. Значительный импульс развитию указанных регионов придала христианизация, хотя вначале она шла трудно, даже мучительно. В то же время обозначались "ключевые точки", указывающие на необратимость процесса.
Ещё около 829 года к берегам Швеции прибыл миссионер-бенедиктинец св. Ансгарий (Оскар), будущий архиепископ Гамбург-Бременский; его проповедь в районе озера Меларен имела некоторый успех. Миссионеры достигали и других стран Севера, причём они направлялись не только из Рима, но и из Константинополя.
В ту же эпоху явные признаки христианизации наблюдались и на Руси. Киевский правитель IX в. Аскольд (сканд. Hoskuldr), по-видимому, стал христианином. О крещении современных ему "руссов" свидетельствует Патриарх Фотий († 891). Позже христиане составляли значительную часть дружины киевского князя Игоря (сканд. Ingvarr), чьё правление сменило тёмную эпоху непреклонного язычника Олега. К христианству обратилась вдова Игоря – равноапостольная княгиня Ольга (сканд. Helga).
Эпохальное событие – крещение Киева св. равноапостольным князем Владимиром обычно относят к 988 году и считают "одномоментным"; в "Житии Владимира особого состава" с удовлетворением описывается, как крестили киевлян, "заганивая в реку их аки стада и быст радость велия во граде...". Но чем дальше от Киева, тем более усилий приходилось прилагать миссионерам.
В скандинавских странах (кроме Дании) христианизация шла не быстрее. Здесь ни одному конунгу не могла явиться мысль крестить массы язычников, "заганивая их в реку аки стада", а если бы и явилась, осуществить её не было возможности: масса, по обычаю, вооружённых, свободных общинников-крестьян ("бондов") была включена в языческий культ, тесно связанный с сельскохозяйственным циклом. Однако на рубеже тысячелетий утверждение христианства было предопределено и в Скандинавии, и в северной Руси. В последней центром власти и торговли, престольным градом становится Новгород. С конца Х в. это центр православной епархии, владычная кафедра. Существенным было развитие цивилизации. В то время никакой "цивилизационной несовместимости" Руси и европейских стран не было. Напротив, совместимость была полная. Как указывал историк-скандинавист и археолог Г. С. Лебедев, к концу первого тысячелетия на огромном протяжении от берегов Фризии (Атлантика) до Белого озера и Шексны сложилась единая так называемая "балтийская цивилизация". Этнической однородности не было, однако принципы общественного устройства и торговых отношений, наличие опорных пунктов вдоль водных путей, широкий обмен достижениями ремесла и искусства – всё это способствовало нивелировке различий.
Скандинавы составляли повсеместную, наиболее предприимчивую и подвижную часть населения указанного региона. В поисках торговых выгод они проникали далеко на юг – в Приднепровье, к Чёрному морю, во владения Византии. От Новгорода купцы двигались через Ильмень, по реке Ловать, далее по многим речкам и волокам в Днепр. В стольном городе южной Руси – Киеве в начале XI в. хронист Титмар Мерзебургский отмечает, со слов очевидцев, большое количество пришлых людей, особенно – "проворных данов". Не менее притягивал их близкий, богатый Новгород.
В начале XI в. возник ещё один цивилизационный фактор: сидевший на новгородском княжении Ярослав Мудрый наладил выпуск серебряной монеты.
Следуя благому примеру, шведский король Олав (впоследствии породнившийся с Ярославом, о чём речь ниже) также решил чеканить монету. Швеция в значительной мере ещё была языческой, но двор уже считался христианским, поэтому король велел призванным мастерам украсить монеты надписью по имени своей столицы: "Божия Сигтуна" ("Sigtune Dei").
На протяжении нескольких веков Новгород и Скандинавия, благодаря взаимовыгодной торговле, взяли друг у друга немало полезного. Но, пожалуй, ценнейшим, уникальным "приобретением " Новгорода явилась... шведская принцесса Ингигерд. Ей было суждено стать супругой Ярослава Мудрого и сыграть значительную роль в истории всего североевропейского региона.
На Руси её называли православными именами Ирина и Анна. Правда, второго имени ни один древний источник не упоминает, зато оно закрепилось в поздних преданиях и календаре Церкви (в Софийском соборе Великого Новгорода вам покажут гробницы благоверных княгини Анны и её сына Владимира Ярославича – создателей собора). Мы будем называть княгиню именем Ирина, принадлежащим, бесспорно, выдающейся исторической личности, матери многочисленных детей, в том числе Всеволода, от которого пошли государи, правившие Русью пять веков.
Отцом Ингигерд был шведский король Олав Шетконунг. Именно он примерно 1 000 лет тому назад положил начало христианизации Швеции, приняв крещение вместе со своей семьёй, кругом приближённых и дружиной. Народ, правда, оставался языческим. Его норвежский тёзка – Олав Харальдссон в это время также был уже крещён, однако отношения двух Олавов были далеки от христианского братолюбия, от чего страдали жители обеих стран. Наконец, Олав Норвежский (в будущем – Олав Святой) предложил Швеции мир, а в залог просил руки принцессы. Но её отец, ненавидевший собрата, не хотел и слышать об этом.
Софийский собор, Новгород
Летом 1018 года к Шетконунгу прибыли сваты от новгородского "конунга Ярицлейва", и король согласился на этот брак дочери.
Принцесса не стала перечить, но высказала два пожелания. Первое: "Если я выйду замуж за конунга Ярицлейва, то хочу в свадебный дар себе Альдейгьюборг (т.е. Ладогу) и то ярлство, которое к нему относится". Дело в том, что, выходя замуж, знатная девушка приносила огромное приданое, так что имела право на частичную компенсацию, которая в данном случае определялась суммой доходов от Ладоги и округи (куда входил и бассейн Невы – будущая Ингрия).
Внимание Ингигерд обратилось на Ладогу не случайно. В Альдейгьюборге уже в восьмом веке был опорный пункт викингов: отсюда они могли контролировать торговые пути – волжский, позднее – днепровский, северный.
Второе пожелание Ингигерд было таким: "Если я поеду на восток в Гарды [1], то хочу я выбрать в Швеции того человека, который, как мне думается, всего больше подходит для того, чтобы поехать со мной".
Король изъявил согласие на оба пожелания дочери, а послы согласились от имени своего князя. Положение бежавшего в Новгород Ярослава было в 1018 году критическим, и долго раздумывать не приходилось.
Принцесса в сопровождении ярла Регнвальда и его семьи отплыла в Новгород. Встречавший невесту Ярослав передал ей Ладогу, а она вручила управление своим "ярлством" Регнвальду, который, по выражению саги, "правил там долго, и о нём ходила добрая слава".
На Руси княгиня Ирина приумножала таланты, изначала дарованные Богом принцессе Ингигерд. В юности проявились в ней проницательный ум, стойкость и отвага, деловитость, любовь и уважение к родным, милость к нижестоящим. Её миролюбие контрастировало с ожесточённой борьбой среди скандинавской знати. Своей доброй улыбкой и "тихой дипломатией" она всё-таки добилась встречи бывшего жениха, Олава Норвежского, с отцом: конунги Швеции и Норвегии разрешили пограничный спор и, по словам саги, "расстались с миром".
После свадьбы Ярослав и Ирина бОльшую часть жизни должны были проводить в Киеве, где находился "отчий золотой стол", отвоёванный у врагов. Вместе с тем имя княгини (как и Ярослава) оказалось тесно связано с Новгородом. Пребывания здесь требовали разные обстоятельства. Например, Ярослав пытался распространить свою власть и христианизацию на восточную Эстонию, где им был основан город Юрьев (ныне – Тарту). Княгине из Новгорода проще было поддерживать связь с родными и друзьями в Скандинавии. В Швеции после смерти отца королём стал её брат – Энунд-Якоб.
Княгиня Ирина стала матерью большой и замечательной семьи: её сыновья и дочери получили отличное образование и были примером нравственности и благочестия. Об этом говорится в Похвале св. князю Владимиру пресвитера Илариона (ок. 1040 г.): "...посмотри на внуков и правнуков твоих, как они содержат благоверие, тобой переданное, как часто посещают святые храмы, как славят Христа, как поклоняются Его имени!"
Старшие дети Ярослава и Ирины оставили заметный след в истории. Все они были женаты или замужем за представителями европейской знати. Благоверный князь Владимир Ярославич (†1052) – основатель Софийского собора в Новгороде. Изяслав (†1078), Святослав (†1076) и Всеволод (†1093) Ярославичи в разные годы были великими князьями Киевскими. Об одной из дочерей – Елизавете Ярославне пойдёт речь ниже, т.к. её судьба оказалась связанной со Скандинавией.
Бывший жених принцессы Ингигерд продолжил начатое его предшественником Олавом Трюгвессоном (†1000) дело христианизации Норвегии. Король обладал сильным характером, железной волей и был верен принятому крещению. Однако порой он действовал чрезмерно круто и даже жестоко. Это умножало число врагов и активизировало внешних недругов (особенно – англо-датской державы Кнута Могучего). Возник языческий мятеж, король покинул родину вместе с сыном Магнусом и прибыл на Русь к Ярославу и Ирине (1029).
Ярослав и Ирина радушно приняли короля. Они отговорили его от скорого возвращения с горсткой сторонников в Норвегию. Олав с интересом знакомился с Новгородом – с тем Хольмгардом, о котором он слышал от путешественников, торговцев, воинов, скальдов. Город, по скандинавским меркам, был велик, многолюден и богат. На левом берегу Волхова возвышался городской кремль – Детинец; там находился церковный центр: резиденция епископа и древний дубовый собор Святой Софии. На правом берегу центром был Славенский холм с палатами князя Ярослава (эта территория до сих пор именуется Ярославово Дворище).
Несмотря на доброту княгини, Олав испытывал тоску по родине. С течением времени он решил сложить с себя достоинство монарха, ехать в паломничество и закончить жизнь во Св. Земле. Но он был вразумлён посланным во сне видением: венец христианского монарха снимается только вместе с головой, а потому король должен вернуться и сразиться с язычниками. Если он не одержит военной победы, падёт под знаменем креста, он станет "вечным конунгом Норвегии", святым покровителем родины.
Сомнения отпали; король и его люди, пробыв на Руси год (1029–1030), собрались в путь. Ярослав и Ирина снабдили их всем необходимым. Было решено оставить Магнуса на Руси до установления мира и порядка в Норвегии. На попечении княгини мальчик был в безопасности.
Корабли Олава вышли в Балтику и, остановившись у Готланда, прибыли в Швецию. Здесь король Энунд-Якоб (вероятно, уже предупреждённый сестрой из Новгорода) помог норвежскому собрату оружием, снаряжением и даже выделил военный отряд. Олав двинулся в свой последний поход – навстречу гибели в битве у Стикластадира († 29 июля 1030 года). Вскоре он был канонизирован.
Русь не вмешивалась в скандинавские события, но Ярослав и Ирина за ними следили, заботливо воспитывая Магнуса. Между тем ситуация в Норвегии ухудшалась: правление ставленников Кнута вызывало ропот, сожаления об Олаве усиливались. Ярослав Мудрый воспользовался этим для достижения давно намеченной цели: создания прочного союза Руси со Скандинавией. Он основательно рассчитывал на дружбу как со Швецией – родиной супруги, так и с Норвегией (в случае утверждения там династии покойного Олава).
Образ Олава Святого, написанный для православной часовни в Норвегии
Доверенные люди Ярослава, путешествовавшие в качестве купцов, старались расположить норвежскую знать в пользу Магнуса. Формировался, как сказали бы теперь, "имидж" великого князя Руси. Образ Ярослава в сагах масштабен. Как отмечал исследователь-скандинавист, это "образ христианского правителя, воплощающего новые государственно-политические идеалы, не только родич и союзник, но в чём-то и образец для северных конунгов. Центр тяжести новых идеологических ценностей – скорее на Руси, чем на Севере".
Через несколько лет после трагедии Стикластадира в Ладогу прибыл корабль с делегацией норвежской знати. Начавшиеся в Новгороде переговоры делегатов с князем и княгиней и последовавшие события могли бы составить захватывающий литературный сюжет. Описанные в одной из саг, они изложены в книге Т. Н. Джаксон "Четыре норвежских конунга на Руси"; отметим наиболее существенные моменты.
Послы просили отпустить с ними Магнуса для возведения его на престол и водворения порядка в Норвегии. Переговоры натолкнулись на беспокойство Ярослава и Ирины о судьбе мальчика в объятой раздорами стране. Однако на карту было поставлено слишком многое. После длительных споров договорённость была достигнута на особых условиях, выдвинутых княгиней. Двенадцать представителей норвежской знати должны были дать клятвы верности Магнусу в такой формулировке, которая очень редко применялась в Скандинавии: она налагала огромную ответственность, а в случае нарушения клятвы – несмываемый позор.
Для отрока Магнуса (ему ещё не исполнилось 12 лет!) наступило время расставания с Русью. Не позже весны 1036 г. его "обледенелые корабли" прибыли в Швецию. Здесь встречи с ним ожидали родные, друзья и знатные сторонники, а вскоре приветствовала вся Норвегия (ставленники Кнута не стали сопротивляться и бежали). Знать была довольна подарками и посулами Ярослава и Ирины. Радовался и народ: принц из-за моря, "из Гардов", "от конунга Ярицлейва" представлялся ему в каком-то особом ореоле.
Царствование Магнуса (1036–1047) оставило неизгладимый след в истории страны и в благодарной памяти народа, усвоившего ему имя Магнуса Доброго. Новый король был достоин и своего отца, и своей замечательной воспитательницы княгини Ирины. Несмотря на краткость его пребывания на престоле (к тому же первые годы отрок должен был руководствоваться советами более опытных людей), это время явилось "точкой перевала" в христианизации Норвегии, когда новые верования стали широко распространяться. Магнус Добрый осознал полную несовместимость кровной мести с жизнью христианского сообщества, что и выразилось в законах Норвегии. Большое значение имел разгром язычников с южной Балтики, пытавшихся остановить христианизацию Скандинавии. После смерти Кнута, прекращения его рода и распада англо-датской державы, Магнус стал править не только Норвегией, но и Данией.
На одре неожиданной болезни, которая привела его к безвременной кончине 25 октября 1047 года, он завещал разделить королевства Дании и Норвегии для предотвращения распрей. В последний путь к церкви св. Клеменса в Нидаросе, где Магнус был погребён, его провожала, оплакивая, вся Норвегия.
Следующий король Норвегии – Харальд Хардраде (Грозный, Суровый) также оказался связан с Новгородом и с семьёй Ярослава и Ирины. Сводный брат Олава и горячий его почитатель (он ещё подростком участвовал в битве при Стикластадире) был ранен, но сумел спастись, а затем через Швецию добрался до Новгорода.
Его хорошо приняли при дворе Ярослава и Ирины. Здесь он воспылал любовью к их дочери Елизавете; она была ещё моложе юноши, но взаимная любовь оказалась прочной, на всю долгую жизнь. Харальд вступил в великокняжеское войско, служил на западных рубежах Руси, затем – в варяжской гвардии византийских императоров, геройски сражался с арабами. Он дошёл до Иордана и искупался в нём, как это в обычае у паломников. Он охранял Гроб Господень и Святой Крест и другие святыни в "Йорсалаланде". Он установил мир по всей дороге к Иордану.
Зимой 1044 года состоялась свадьба Харальда и Елизаветы, затем он отплыл в Норвегию, где сначала правил совместно с Магнусом, а в 1047–1066 гг. был уже единовластным королём.
Благодаря Харальду христианизация Норвегии во второй половине XI в. была завершена. В Швеции же, с её мощным слоем язычников-бондов, процесс шёл медленнее. В это же время происходила интеграция южных областей Швеции, населённых гаутами, в жизнь единого "королевства свеев и готов". Централизация власти помогала христианизации, в частности, укреплению церковных структур. Так, в следующем, XII столетии мы уже видим и в Норвегии, и в Швеции предстоятелей Церкви в сане архиепископа, посреди нескольких собратьев-епископов, управляющих епархиями, а в датском городе Лунде – архиепископа-примаса всей Скандинавии. Церковная зависимость от германского Гамбург-Бременского диоцеза прекратилась.
Язычество утратило в Скандинавии доминирующее положение. Христианская цивилизация Европы пополнилась новым обширным регионом. Исследователи отмечают, однако, что в этот период церковное устройство, культ, искусство в Скандинавии, наряду с культурой Запада, испытывают заметное влияние христианского Востока, шедшее из Византии и Святой Земли через Новгород. Это не удивляет, если вспомнить, например, Харальда Хардраде, соприкоснувшегося с жизнью восточного и южного православия.
К концу XI в. в Скандинавии усилилась и королевская, и церковная власть. Массовые сборища язычников были теперь запрещены. В бывшей языческой столице Уппсале некогда знаменитый "золотой храм" с идолами Тора, Одина и Фрейра был разрушен, близ древних курганов воздвигнут величественный собор, а позднее – королевский замок. Традиционные общие тинги и ярмарки продолжали собираться на том же священном поле у курганов, но теперь они были приурочены к церковному празднику 2 февраля – Сретению Господню.
Время общественного перелома, когда Скандинавия окончательно приняла христианство, а отжившее язычество отступило в даль истории, исполнено драматизма.
Необходимо подчеркнуть, что история Церкви в странах Скандинавии началась значительно ранее указанного рубежа XI–XII вв. Ещё при жизни Олава состоялось первое церковное собрание, заложившее основы построения Церкви в Норвегии. Важнейшим этапом явилось прославление убитого короля Олава, причём помощь в этом деле пришла из Новгорода! Уже через год после трагедии Стикластадира, 3 августа 1031 года, епископ Гримкель, друг и спутник Олава в походах, объявил его святым и торжественно перенёс нетленные мощи в церковь св. Клеменса (Климента) в Нидаросе, ранее основанную королём. Однако даже для местного прославления было необходимо составить ряд текстов: житие святого, распорядок богослужения, перечень зафиксированных чудес. Через десяток лет всё это было готово, причём в перечне было четыре чуда Олава, связанных с Хольмгардом (Новгородом).
Роль Новгорода в прославлении Олава объясняется тем, что здесь издавна жили варяги – воины и торговые гости. Многие из них уже стали христианами, а потому мученическая кончина и совершённые Олавом чудеса исцелений стали им известны и приняты близко к сердцу. Как полагают, конунг Харальд при вторичном посещении Руси (около 1043 г.) записал их со слов княгини и других свидетелей, а по возвращении в Норвегию сообщил Магнусу и Гримкелю. Местная канонизация Олава на родине состоялась незамедлительно.
Почитание Олава Святого быстро распространилось в регионе. Естественно, новгородские скандинавы пожелали и у себя иметь храм в его честь. Из "русских" чудес Олава два связаны лично с ним, а два – с его храмом в Новгороде. Прижизненное чудо относится к пребыванию короля в Новгороде в 1029–1030 гг. и состоит в исцелении Олавом смертельно больного мальчика по молитве его матери и княгини. Второе исцеление могло быть и посмертным: один из скальдов утверждает, что прядь волос Олава "вернула зрение Владимиру". Кто такой Владимир, не сообщается, наверное, он всем известен. В ту эпоху имя Владимир не давалось людям обычного (не княжеского) происхождения. Вероятно, исцелён был юный Владимир Ярославич, первенец Ирины, будущий создатель Софийского собора в Новгороде. Два чуда связаны с церковью Олава. Одно касается исцеления юноши-ремесленника в храме св. Олава. Другое состоит в спасении всего Новгорода от катастрофического пожара: огонь утих, когда навстречу ему из храма вышел священник с образом Олава.
Таким образом, "вечного конунга Норвегии" можно считать и покровителем Новгорода. К сожалению, здесь память о нём изгладилась.
Зато Русская Православная Церковь проявила готовность числить Олава в сонме почитаемых святых: 28 июня 2003 года состоялось освящение православной часовни во имя святого Олава в Норвегии, на хуторе Стейнхауген-горд в посёлке Фолдалл (по сообщению службы коммуникации Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата). Написанная для часовни икона мученика исполнена в восточной традиции.
Ко времени основания храма св. Олава в Новгороде церковный раскол (1054) ещё не произошёл. Однако различия в устроении Церкви на Руси и на Западе были уже значительны; для нормального существования общины св. Олава было необходимо благожелательное отношение новгородской княжеской и архипастырской власти (епископом тогда был Лука Жидята). Замолвить доброе слово за своих скандинавских собратьев могла прежде всего княгиня Ирина.
В XII в. вокруг церкви св. Олава разросся так называемый Готский двор, нечто вроде анклава, где жили новгородские скандинавы. Впоследствии здесь же стали селиться и ганзейцы, однако позднее возник особый Немецкий двор; здесь католическая община избрала покровителями свв. апп. Петра и Павла, соорудив свою церковь. Устроенную на берегу Волхова пристань для выгрузки товаров для обоих "дворов" новгородцы долго называли Гарольдов вымол (в память о норвежском конунге).
Хронист Адам Бременский, говоря о всеобщем почитании Олава, не случайно упоминает славян ("склавов"). Храм св. Олава не был для новгородцев чуждым, враждебным местом. Это следует из вопросов священника Кирика в так называемых "Вопрошаниях" (XII в.). Кирик сообщает епископу Нифонту, что некоторые люди "водят к варяжскому попу детей на молитву". Бывало, и матери носили туда младенцев для крещения. Это вызывало неудовольствие православной иерархии, хотя традиционно благожелательное отношение епископов и архиепископов Великого Новгорода к католической общине продолжалось более четырёх столетий, до конца существования независимой Новгородской республики.
Что касается эпохи Ярослава и Ирины, указаний на какие-либо вероисповедные конфликты в Новгороде нет. Последний период жизни благоверной княгини, по церковному преданию, тесно связан с Новгородом, где она находилась при своём первенце князе Владимире Ярославиче, с юности посаженном здесь отцом в качестве наместника. В это время древний дубовый Софийский собор погиб при пожаре в Детинце. У Ярослава Мудрого, его супруги и старшего сына созрел замысел создать новый собор, равного которому не было во всей Северной Европе.
Величественная громада собора Святой Софии почти тысячелетие заставляет вспоминать эту эпоху и почитаемых Церковью основателей святыни – благоверных Владимира Ярославича и его матери. Княгиня Ирина не дожила до радостного дня освящения собора – 13 сентября 1052 года: она скончалась 10 февраля 1050 г., а вскоре после освящения скончался её сын Владимир († 4 октября 1052 года). Великий князь Ярослав, бывший много старше супруги, пережил её на несколько лет († 1054).
Благоверная княгиня Анна-Ирина-Ингигерд стала одной из ключевых фигур, формировавших отношения Руси со Скандинавией и процесс христианизации во всём северном регионе.
После её кончины связи со Скандинавией стали ослабевать. В середине XI в. в Швеции прекратилась древняя династия Инглингов (к ней принадлежала и принцесса Ингигерд), а вместе с нею ушли лучшие времена русско-шведских отношений, когда обычно мир царил между государствами, а конфликты были редким исключением.
К концу XI в., когда на новгородском княжении сидел Мстислав-Харальд Великий (правнук Ярослава), история "Ладожского ярлства", по-видимому, была окончена. В 1114 г. новгородец "Павел посадник Ладожский заложил Ладогу город камян" – была построена мощная каменная крепость на реке Волхов, заменившая примитивные укрепления времён ярла Регнвальда. Теперь лишь отдельные детали напоминали о давних связях Приладожья со Скандинавией, например, название "свадебного дара" принцессы Ингигерд – Ингрия, Ингерманландия, или нынешняя Варяжская улица в посёлке Старая Ладога. Поблизости от Новгорода до сих пор есть речки Веряжа и Веряжка. А в Выборгском замке возвышается башня Олава Святого.
Идеи "правой веры", христианского государства и стимулы к их осуществлению – вот ценнейший дар, полученный Скандинавией из Руси при содействии княгини Ирины. Именно на Руси, по замечанию Г. С. Лебедева, короли-миссионеры "обретают своё духовное призвание, отсюда начинается пронизанное провиденциальным устремлением, мученическое в конечном счёте, шествие на Север, к утверждению государственного единства наследственной державы, осенённой христианской благодатью".
После XI в. исторические пути скандинавских стран и Руси стали всё более расходиться. Скандинавия включилась в сложный и трудный, но плодотворный процесс развития европейской христианской цивилизации. Реформаторское движение, религиозные войны и другие потрясения XVI – XVIII вв. принесли Скандинавии много бед, но не прервали указанного магистрального пути культурного строительства. Русь ожидали испытания удельной эпохи, монгольского ига и усиления самодержавия. Нельзя не пожалеть, что отношения между ними уже никогда не были столь тесными и плодотворными, как при первых Рюриковичах и последних Инглингах. Хочется, однако, надеяться, что шансы на воссоздание и обновление "балтийской цивилизации" ещё не потеряны и что её будущими покровителями станут св. Олав и благоверная княгиня Ирина
