Цитата:
У нас тут перемирие
ы высыпаем из противоатомного бункера ночью, тручи с недосыпа глаза – в них словно насыпали толченого стекла.
В руках – автоматы, но сейчас они не понадобятся. Здесь хоть и передний край, но ближайшие враги аж в паре километров, за рекой и холмами, поэтому их можно достать только артиллерийским налетом. Лучше всего – неожиданно.
– Х...холодно, б...бл*дь, – говорит кто-то из темноты. – У кого перчатки есть, пусть забрасывает. Я й... й*ав.
Круглый как спутниковая тарелка луна господствует над ландшафтом. Проступают с сумерках здания сталинской ТЭС – древние, таинственные руины.
Мы крадемся среди них вереницей, к скрытой в остатках трансформаторной артиллерийской позиции.
Тут двое темных фигур останавливаются впереди:
– Ты расчеты взял?
– Ну-у, так... Жди, я думал – ты взял.
– Бл*дь, вы дебилы! В сотый раз повторяю: я не артиллерист. Ваша йо*ана игрушка – вы и следите...
– Да ты за*бал, командир! Ну сколько можно за эти темы!
Стоим в лунном свете. На бетонной стене – бездонные тени от наших закутанных тел. Вася зажигает сигарету, – подхожу к нему, прошу и себе. Он протягивает пачку и дает прикурить.
– Рашидовичу! – вдруг зовет меня командир.
– Я, Михась? Шо?
Подбегаю к тем двум. Автомат больно хлопают компенсатором по ягодице.
– Ты взял расчеты?
– Я... я...
На днях мы понесли потери на этом участке передовой, на электростанции.
Неожиданным ударом, несколькими ракетами из "Града" убили трех наших – двух добровольцев и одного регуляра.
Без пристрелки – говорят, местные навели. Мы с Васькой только случайно не поймали ни одного осколка – одна из воронок осталась дымить метрах в двадцати.
– Вы меня заколыхали, долбо*обы!
– И остигни, командир...
– Кто, бл*дь,просил мортиру? "Миша, Миша"... А присматривать за ней дядя Петя будет, так получается?...
– Вы кричите на весь сектор, – подходит Костя, – Расчеты в меня. Пошли на позицию.
Смыкаем глотки и трогаемся. Каждый раздраженно бурчит себе что-то под нос.
Вспоминаю, как сегодня в бункере весь день белькотіло радио: "Украинские военные придерживаются... Режим тишины... По приказу Генерального штаба и лично Главнокомандующего...".
Радио... Голос с того края мира. Но мы живем на другом, противоположном краю. Не в смысле географии.
Нас заброшен в какую-то параллельную реальность. Вокруг – нерозвідана пустыня.
Дикая тмутаракань, "терра инкогнита". Глушь.
Думаю, первые пилигримы в Новом Мире чувствовали себя примерно так же, как мы: чужие пейзажи, непривычная еда... враждебные индейцы.
И – никого вокруг, лишь щепотка своих.
Какая нам к черту разница, что они себе думают там, по тылам – в конце нашей необъятной неньки? "Прекращение огня"... Там у них – мир, здоровье, чистота. А у нас тут свои заботы.
Отомстить.
"Главная проблема, – затягиваюсь на ходу сигаретой, – что они знают наше местоположение. Дирекционный угол на наши координаты уже наверное посчитали, и прицел...Начнем стрелять – ответ может прилететь буквально сразу...Здесь все зависит от того, спят они сейчас, или нет...".
Смотрю на лица своих. В тусклых сумерках те не выражают ничего. Но, думаю, понимают...
Добираемся позиции. Со всех сторон нас окружают обветшалые кирпичные стены каких-то пакгаузов, то котельных.
Здесь – просто новогодняя атмосфера: лунные лучи отражаются в сніжинках тысячей блесток, даже мерзлое болото выглядит празднично и торжественно. Вот если бы еще не было так холодно...
– Саша, кроха ты наша! – приговаривает Васька к серой стальной трубы, на которой белой краской выведено "САША". Ее подпирает тренога, широко розкинувшив снег свои лапы.
– Трахаться со своей мортирой будете другим вместе, – Михась становится посреди разбросанного артиллерийского инвентаря, оглядывается, – Так, работаем мгновенно. Если не вшиємось до того, как прилетит в ответ – всем п*здарики, у вас здесь еще сорок запасных мин составлен. Погибните как герои, бл*дь.
Спасибо, думаю, как-то не хочется...
Когда мы вернемся, то еще будем смотреть гордо в телекамеры, рассказывая о мужество и героическую смерть здесь, на фронте.
А вы когда-нибудь носили на плащ-палатке тело, у которого все конечности с открытыми переломами, и из них торчат окровавленные кости? Так действует взрывная волна.
Геройская смерть противная до блевоты.
– Вася, давай до шнурка, – Костя тихо расставляет обслугу по местам, – Ребята, кладите те снаряженные сюда... Десяток відстріляємо пока?...
– "Мне хочется верить, что грубая наша работа...", – мугикаю себе под нос песенку, нащупывая изложенные в рядочек мины.
Это хорошо, что Высоцкий давно умер, думаю я. Не успел стать врагом.
Но мне все равно немного неловко, что я никак не могу расстаться с этими хриплыми стихами, отцовским наследством в моей голове – это он приучил. Высоцкий – не наш, а их...
"Хорошая русня – мертвая русня", – думаю себе и улыбаюсь. Проблема, похоже, решена.
Мы все продрогли до паралича. Неуклюже вовтузимось вокруг мортиры, отправляем свои артиллерийские обязанности: Костя – в одиночестве, задумчиво крутит ручки наводки на треноге; остальные уселись на постеленный брезент и обматывают хвостовики мин "колбасками" с порохом – для увеличения дальности.
Вообще-то, в главной книге всех времен и народов написано что-то вроде: "Расчет батареи по устной командой от СОБа...", – но боевой устав Вооруженных сил так и лежит в бункере нечитаемый; мы учились на практике.
Юристы, биологи, предприниматели, даже один географ... "Команда мечты для спасения галактики".
Ближайший к военного ремесла из нас, наверное, Васька – он автомеханик.
– Видишь, Миша, – пробую развеять командира, – Артиллерия это весело.
– Что ты говоришь...?
– Говорю: артиллерия это весело! Сидели бы сейчас, них**я не делали, в потолок плевали.
– О, да! Дискотека! За**ись как я развлекаюсь! Заваліть кабину уже, у меня сейчас яйца повідпадають от холода...
– А кстати, про яйца, – немедленно просыпается Дима, он же "Демон", – Про баб, то есть. Вот могли бы сейчас вместо вашей "Саши"в Сватово сгонять. Пока еще второй взвод дежурит.
– А что там, в Сватово? – спрашиваю.
– Ну-у... Девки.
– Кто?
– Конь в розовом пальто, – командир едва шевелит замерзшими пальцами, обволакивая хвостовик мины очередной "колбаской". – Пора всем на**и в отпуск...
Разговор стихает. Я вспоминаю, что крупнейшим у нас любитель поездить "по соседних дамах" был один из погибших накануне. Хоть нагулялся перед смертью... "А мы вот не успели, – думаю себе. – Ха-ха...".
Костя уже пришелся по прилаштованого сбоку от трубы оптического прицела – приводит мортиру в фонарик, подвешенный на дереве.
Направление на этот фонарик был заранее измерено, и теперь мы используем его как внешний ориентир. "Косвенное наведение".
Враги спрятаны от взгляда – расстоянием и рельефом, и мы видим их не в виде живых людей, а в виде крестиков и флажков на карте. Итак, чтобы убить или хотя бы тяжело покалечить кого-то там, надо решить изрядную математическую задачу.
– Кому девки, – ехидно говорит Демон, – А кому чтобы артилеризмом позаниматься...
– Сватово маленькое, – подходит Костя, он уже закончил с наведением. – Там ассортимент девушек ограничен.
Мы завершаем приготовления. Я поднимаю из брезента первую мину – тяжелая, скотиняка! – и вставляю ее в ствол.
С натужным звуком – "сш-ш" – она опускается по стволовому каналу, слышится звон: села. Васька берет в руки шнурок – он будет инициировать выстрел.
"С другой стороны, – думаю, – Остается еще шанс, что их гупавки приведены на другую цель. Пока они разберутся, какая из батарей укров ведет огонь, пока наведуться... У нас будет лишняя пара минут...".
"Саша" уже смотрит куда надо, на ее дне ожидает металлическая железяка, напичканная десятком кило тротила – все готово к бою.
Вообще, мортира – по советской традиции ее у нас зовут "мінометом" – неточное москвинське слово! – бьет не так, как другие виды артиллерии.
Ее снаряды не напоминают увеличенную версию шара, как у пушки. С виду они – как поплавок или буй, с сытым брюшком, которое на одной стороне сужается в тупое жало взрывателя, а с другой – в изящные аэродинамические очертания хвостовых стабилизаторов.
И кажется, стабилизатор поет:
"Мы-и-ир вашему дому!"
"Снова здесь Высоцкий подходит", – улыбаюсь в себя. К черту. Мины летят не параллельно земной поверхности, как снаряд из пушки или гаубицы, они валятся на головы пехотинцев прямо с неба, вертикально, издавая при этом какое-то электрическое гудение – будто троллейбус гонит на скорости болида из "Формулы-1". Ого, я еще помню про троллейбусы...
Мы готовы начинать. Пока стоим молча, в темноте вспыхивают и гаснут огоньки сигарет. В воздухе – напряженная фронтовая тишина.
– Пацантре, этот холод просто собачий, – говорит Васька. Демон оскаливает зубы – пробует всміхнутись онімілими лицевыми мышцами.
У меня мелко постукивают челюсти. Кто-то начинает кашлять. Кашляет долго, захлебывается. "Сейчас виблює легкие", – думаю.
Что же, мы готовы начинать. Те, что стоят по ту сторону, тоже готовы – возможно. Если не спят...
"А смерть ждет на улице, знает, где мы стоим...", – говорит в моей голове Жадан. О, наконец кто-то из наших поэтов по мнению спал...
– "Айдар" наносит удар, бл*дь, –вдруг бодро выкрикивает Миша, – Ху*ч давай!
– Огонь! Вагінь! – кричим мы наперебой.
– По-остріл! – кричит по правилу Вася и, зажмурившись и присев, тянет за шнурок.
Раздается "БАБАХ", миномет подпрыгивает, на секунду все здания и человеческие фигуры вокруг проступают в дьявольских тонах, на стенах чернеют провалами тени; затем снова наступает темнота. В ушах – протяжное "гу-у".
– Следующая! Закидывай!
Чвалом мчусь к мортире с миной на плечи. Миша подбегает с другой стороны – щелкает предохранителем для меня: "Спасибо, друг!".
– Огонь!
– По-остріл!
О, эти взрывы в стальной трубе, которые подбрасывают снаряды весом пятнадцать килограммов на много-много километров – словно перышко!
Они встряхивают нас до внутренностей, відлунюються в черепе, пугают и возбуждают одновременно. Оргазм, катарсис... Слыша их, а еще и вызывая своими руками – чувствуешь себя разрушителем, стихией!
– "Айдар" акбар!
– Сш-ш...
– По-остріл!
– БАБАХ!!!
Холод исчез. Нам уже жарко. Под бушлатами– скользко и капосно. Васька сбрасывает с шеи арафатках. Пара из глоток идет в морозный воздух...
– Костя!
Мы сновигаємо, таская новые и новые снаряды.
– БАБАХ!
"Слышите, подонки? Это оглушний голос справедливости!"
Мы словно пьяные. Все смеются. "Крах... крах...", - начинают раздаваться отдаленные звуки разрывов. Словно кремень ломается.
– Тра-та-та-та... тра-та-та..., – вдруг доносится откуда-то с левого фланга.
– Наши!
Кто не удержался – на двадцатом посту нас поддержали с важкокаліберного пулемета. "Молодцы, союзники!"
Вдруг, где-то вверху:
– Фью-у..., – слышу гудение, словно приближается троллейбус – на скорости "Формулы-1"... Мигом роззираюсь – никто не обращает внимания, все слишком заняты. У меня сгибаются колени...
– Рашидович! Уснул?
КРАХ!!!
Все испуганно разворачиваются. Крутятся на месте, водят взглядом по земле, по небу... "Где? Куда?".
– Фью-у...
– Сзади! Сзади кладут, двести метров! В них перелет!
– Га-га-га...
Они ошиблись, промазали! Пока достріляють партию, пока скорректируют...
– Эта последняя! Вагінь, Васька!
– По-остріл!
Последний удар по ушам – последняя мина прыгает на траекторию. Тридцать секунд, и она упадет где-то там – возможно, у чьего тела... За это время нас здесь уже не будет.
Мы накиваємо пятками. Кто-то бросает на мортиру брезентовый чехол, другой подбирает с земли свой автомат.
– Давайте, бляха, убираемся отсюда! Уже!...
Нам нашими головами начинается концерт. Кажется, вся линия столкновения проснулась, словно только и ждала на это – кто же сделает первый ход?... Несколько батарей в морозную ночь обмениваются огневыми ударами.
"Но мы уже засвечены сегодня, – думаю, – До новых встреч!"
Эти концерты здесь не редкость...Но нынешний затакты – наш.
Бежим по асфальтовым дорожкам ТЭС до своего противоатомного бункера. Я зашпортуюсь, чуть не падаю – Костя и Миша с двух сторон подхватывают меня под руки.
– А волшебно мы им сейчас в’*баллы, – от скепсиса в голосе командира не осталось ни следа, – Не падай, братан!
