Мужчина. Ну и что? Другие пускай обжи*гаются, набивают шишки, а мы должны оку*нуться в него с головой. Стать свободной супружеской парой!
Антония. Свободной парой? (Наставляет на него пистолет.) Да я прикончу тебя! Вон из дома! (Публике.) И в конце концов он меня убедил: чтобы спасти наш брак, нашу друж*бу, нашу интимность, необходимо сделать общественным достоянием нашу постель! (Садится на подоконник и кладет на него пис*толет.)
Муж садится за столик и читает газету. Но как быть с детьми?.. "Дети поймут..." — говорил он... и что самое удивительное, именно Роберто, мой двадцатисемилетний сын, подбил меня попробовать: мол, "хватит, мама, так больше нельзя, вы перережете друг друга. Ты, мама, совсем превратилась в папин довесок, а ведь должна сама распоря*жаться своей жизнью, тебе нужна независи*мость! Папа гуляет по женщинам, ну и ты тоже — нет, не ради мести, а потому что так будет справедливо, разумно, по-человечески — заведи себе другого мужчину..." — "Робер*то, сынок, что ты такое говоришь?!" — "Брось, мама, небось, не святая. Найди себе другого... симпатичного, моложе папы... из левых... лучше всего демократа. Определись раз и навсегда. Попробуй, мама! Я помогу тебе, мама!" И он так говорил "мама-мама", что я не устояла и решила попробовать. (Спускается с подоконника и выходит на про*сцениум.) Первое правило... кстати, женщи*ны в этом зале, записывайте за мной... мало ли что... вдруг мой личный опыт вам приго*дится... Итак, первое правило: прочь от дома! Я так и сделала: после многолетних униже*ний и отчаяний вырвалась наконец из доли*ны слез и нашла себе другой дом — вот этот. Собрала все платья, которые носила в супру*жеской жизни, и вышвырнула к черту! По*мчалась по магазинам закупать новый гарде*роб. (Идет в ванную и продолжает говорить оттуда.) Накупила каких-то широченных штанов, немыслимых юбок... Сделала при*ческу торчком, как у панков, как реклама ша*риковых ручек! Намазалась фиолетовым гри*мом! И была омерзительна*. (Возвращается на сцену; теперь на ней только свитер, Черныечулки и веселой расцветки шерстяные гетры.) А походка... Да, да... Сами знаете, во что мы превращаемся, если "он" больше не любит! В унылых, подавленных тетех! Рыдаем, суту*лимся! Я, например, напрочь забыла, что у меня есть бедра... А оказывается — есть! Бро*шенная, покинутая, но — с бедрами!.. Я про*сто ими не пользовалась... не поигрывала... А волочилась, как сушеная вобла, спотыкаясь на каждом шагу! Вот так (демонстрируя по*ходку, ковыляет, с сильным уклоном тела впе*ред): ну вылитый верблюд с артритом! И глаза в землю... Уж не знаю, что я там искала... Какой-нибудь медяк на счастье... А там — ничего! Одно дерьмо собачье! Сколько же дерьма из них вываливается! Ужас! Мой сын не отходил от меня, следил за моими превра*щениями и был очень доволен: "Молодец, мама... все отлично... гардероб сменила, при*ческу сменила... но жирок еще есть, а ты, мама, должна быть аппетитной". Я ему: "Ага. Небось, не индюшка!" А он меня — на хлеб и воду. Как я голодала! Что там индийские йоги — смех один. А бег! Бег трусцой! Разрази Господь того, кто выдумал бегать трусцой! И я носилась, как сумасшедшая, утром и вече*ром... в парке... голодная, как пес... Знаете, до чего докатилась? Воровала еду у маленьких детей на скамейках! Оказывается, сладкие орешки — такая вкуснотища! Наконец, поху*дела. Является мой сын. Я — вся в надежде услышать похвалу... А он: "Ну-ка, мама, по*вернись..." Поворачиваюсь. "Мама, у тебя отвисли ягодицы и больше не подтянутся. Ой, не подтянутся, мама". Знайте, девушки: после тридцати восьми ягодицы отвисают безнадежно! "Сынок... Что же мне теперь де*лать с ягодицами?!" "Ходи на цыпочках, мама". И вот я целый день... С утра до вече*ра... Как воздушная фея... Надо же бедра по*добрать! Специальное упражнение под на*званием "лягушка". Не смейтесь, женщи*ны... Я посмотрю, какая походка будет у вас завтра на улице... А всякие прогибания и рас*тяжки! У меня даже условный рефлекс по*явился. Как свободная секунда, сразу: раз-раз-раз! В магазин приду — полкило сыру свешайте. И пока вешают — раз-раз! "Синьо*ра, где вы?" — "Тут я, тут: ягодицы подби*раю". И он, колбасник мой, тоже беспокоит*ся, расспрашивает... "Синьора, как у вас с ягодицами?" — "Сегодня лучше, спасибо..." В общем, похудела, подобралась, подтяну*лась, но увы... так никого и не нашла. А почему — сама не знаю. Выходит, не нравилась никому! Никто меня и не замечал вовсе! Смотрели, как сквозь стекло! Бывают такие черные полосы! У вас тоже, да?.. Ну, хоть бы кто-нибудь — никого! Мой сын и говорит: "Так у тебя точно никого не будет... Чего ты вся напрягаешься изнутри? Ты успокойся, мама, стань мягче, общительней, не бойся знакомиться. Вот пойдешь на вечеринку с друзьями — старайся поймать чей-нибудь взгляд". И я вечерами напролет так и сидела за своей тарелкой. (Демонстрирует неотрыв*ный взгляд от кого-то.) И все без толку. На*оборот, тот, на кого я глядела, пугался. "Ну, чего уставилась? Спятила, что ли?" — "Ой, нет, я так, ничего..." Хоть ложись да поми*рай. Черная полоса, но такая черная... Потом я обнаружила, что кое-кому нравлюсь: муж*чинам в возрасте от восьмидесяти до девя*носта четырех. Все старики у нас в квартале пускали слюни в мою сторону. И еще маль*чонки, совсем молоденькие, как мой сын — лет по двадцать семь. Эти-то что во мне иска*ли? Вторую мамочку с эдиповым комплек*сом? Ну уж нет! Прямо кошмар какой-то! И лишь один раз у меня возник роман... тот еще роман! Со школьным товарищем моего сына... Он буквально с первого класса не вы*лезал из нашего дома: делал уроки, полдни*чал. Потом в университет пошел — и по-прежнему у нас... Уж защитился, диплом по*лучил, а все приходит полдничать... И вот однажды сидит он у меня на кухне, я стою к нему спиной, делаю ему бутерброд... И прямо там, на кухне, — а она у меня маленькая, тесная, — я вдруг почувствовала! Вдруг ощу*тила! Но такое! "Зов джунглей"!! Матерь Божья! Оборачиваюсь — вижу этого мальчи*ка: хорошенький, ну просто загляденье какой красивый!! А он смотрит на меня печально... своим синим глазом... Нет, у него два глаза... это я так говорю: синим глазом, а у него оба глаза на месте. И взгляд!.. Сил нет! Я сама не своя, с бутербродом к нему, как к магниту... А он вместе с бутербродом берет мою руку... Я говорю: "Ты что?" Но руки не отнимаю. Он откусывает кусок и с полным ртом заяв*ляет: "Я тебя люблю". Я ему: "Ты что?" А сама рада! "Я люблю тебя, люблю, люблю... с первого класса". — "Чего ж ты раньше мол*чал?" Нет, конечно, я так не говорила. Это я сейчас придумала, чтобы вы посмеялись. На самом деле я закатила ему сцену! "Как ты смеешь! Ты понимаешь, что говоришь? Я тебе в матери гожусь! Бесстыжий! Убирайся вон из моего дома! Наелся бутербродов, хва*тит!" Выгнала бедного парня... Он едва не умер с горя! Но не сдался... Звонил без пере*дышки и был влюблен, как сумасшедший!.. Плакал навзрыд... Сердце мое разрывалось на части! Что прикажете делать? Слушать, как убивается несчастный мальчик? В конце концов, я ведь тоже мать! Не выдержала. В один прекрасный день сказала ему: "Все. Хватит реветь". И назначила свидание... в до*вольно тихом, безлюдном месте... Сказала: "Увидимся завтра в три у кладбища"... Да... Там есть уютный бар... куда я каждый раз захожу после похорон... Ночь напролет не спала, потому что любовь не признает воз*раста. Добралась до этого бара; сердце — как молоток. А он уже там, ждет, улыбается во весь рот... честное слово, я никогда не видела у человека столько зубов. Крокодил, да и только. Хотела съязвить: мол, "укуси меня, укуси"... Но промолчала. Сажусь, подходит официант: "Что угодно, синьора... Вам и ва*шему сыну?" Я чуть сквозь землю не прова*лилась. Чего им нужно? Вечно лезут выяс*нять родственные связи. "Мне коньяк, а ему газированной воды и соску". Сказала, что плохо себя чувствую, и ушла домой.
Мужчина. В общем, погуляла!
Антония (по-прежнему к публике). Мой муж хотел сделать из нас свободную пару. И .когда я ему, что называется, дала добро: "Иди, свободный пар, гуляй на свободе, сношайся с кем хочешь". Вы бы его видели!