http://www.dziennik.pl/magazyn-dzien...ziesz_sam.html
Paweł Reszka: Listy z Rosji
Przez 154 godziny podrуży nigdy nie będziesz sam
Павел Решка: Письма из России
Все 154 часа путешествия ты не будешь одинок
- Из Владивостока в Москву я ехал шесть с половиной дней. 9288 километров, почти четверть окружности Земли. Такое путешествие позволяет понять громадность России. Понять тамошнюю терпеливость, раз уж расстояния считают в днях, а не в километрах. В транссибирском поезде ты никогда не будешь одинок. Всегда найдётся какая-то добрая душа, которая поможет, - пишет в очередном письме из России Павел Решка.
Транссиб проходит через всю страну, а точнее, через две разных страны.
Россия прекрасная, богатая, городская, надушенная, державная. Россия из телевизора или с московской улицы Тверской – пахнущей летом дорогими духами.
И другая, та, что за Уралом, Байкалом, в Сибири, на Дальнем Востоке – бедная и простая. Страна невозделанных полей, разграбленных богатств, брошенных домов.
Паутина – в которой большие города: Омск, Иркутск, Новосибирск, Хабаровск, Владивосток - соединены между собой нитками автомобильных и железных дорог. Между ними только нужда и пустота.
1.
Скандал разгорелся вечером второго дня за Могочей, когда мы проехали всего лишь 2400 километров. Из-за чего поругались, никто не знает. Может, из-за того, что все уже немного устали? Пейзаж был однообразен, как стук вагонных колёс: в по-ле пу-сто, в до-ме бед-но, без-на-дё-га… И снова, и снова.
А может, этот скандал должен был произойти, чтобы было известно, кто в нашем вагоне главный.
Для порядка скажем, что зимой в Могоче термометр съезжает и до минус 50. Даже сейчас, на пороге лета, во рвах лежал снег, и температура колебалась около нуля. После жары Владивостока все пассажиры почувствовали холод и ёжились на своих нарах.
2.
Саша – демобилизованный, вместе с 12 друзьями ехал домой в нашем вагоне – слегка пьяной, но бравой походкой шёл в сторону закутка проводников. Собственно, лучше подошло бы слово «бортпроводник» - человек, который правит вагоном, заботится о порядке и отвечает за распределение всяческих благ. На ночном дежурстве была как раз Анна. Женщина сразу заметила наступающего на неё парня с обнажённым торсом.
- Ты чего сюда лезешь? – спросила она.
- Одеяло хочу, окно как следует не закрывается. Холодно, - процедил Саша.
- Одеяло ему ночью подавай, - рассердилась Анна. – Я сейчас занята. Туалет буду мыть. Приходи позже.
- Так холодно же, спать невозможно, - не уступал парень.
- Слушай, ты, - стройная черноволосая женщина даже покраснела. – По-русски понимаешь? А может, я неясно сказала? А может, ты недоразвитый? Что?
Определение «недоразвитый», видимо, обидело Сашу. Тем более, что к их разговору прислушивались не только 12 его демобилизованных товарищей, но и весь плацкартный вагон поезда номер 53, мчащегося из Владивостока в Хабаровск.
- И что ты орешь! - вышел из себя Саша и напряг тощие мускулы. – Холодно мне, хочу одеяло. Трудно понять, что ли.
Вагон зашептался. В принципе, парень был прав. Отчего же не дать одеяло, если холодно и окно толком не закрывается.
Анна оказалась в очень неприятной ситуации. Её авторитет повис на тонком волоске. Она не могла отступить, не могла проявить слабость. В её 54 вагоне ехали: 13 демобилизованных, группа таджиков, возвращающихся домой из Хабаровска, Кавказ, супруги-евреи из Биробиджана, цыганка с пятью детьми, нахальная русская молодёжь, контрабандист с икрой, кореянка да ещё трое безбилетников, которых она вместе с напарником Александром взяла на борт за неплохую взятку.
Страшно подумать, что могло бы случиться, если бы авторитет Анны и Александра вдруг рухнул. Пьянки, мордобой, анархия.
Анна знала, что отступать нельзя, ни на сантиметр. Поэтому она махнула перед самым носом Саши резиновыми перчатками для мытья туалета и прошипела:
- Тебя что, высадить? Хочешь, я это сделаю, сынок? – её шипение было слышно во всём вагоне. Это было самое страшное «оружие» в руках «бортпроводника» - изгнание, высаживание на ближайшей станции. Поводов можно найти тысячи: потому что пил, потому что ругался, потому что нарушал порядок. Объясняйся потом с милицией. А даже если и объяснишься, то поезд-то ушёл без тебя. Сиди на перроне в каком-нибудь Дальнореченске или захолустном Котикове и думай, что дальше делать.
Саша онемел. Вагон затих.
- Ну, что уставился? – спросила Анна. – Иди, ты мне мешаешь.
Парень послушно отступил в сторону своих нар. Анна обвела всех властным взглядом.
- Сколько одеял-то? Одно или два? – грубовато спросила напоследок.
- Два, - пискнул Саша.
- Сиди там. Вот закончу с туалетом, сама принесу.
Её победа была несомненной.
Все поняли то, что и так знали с детства. С властью можно договориться, но только если по-хорошему.
3.
Состав, который мчался через Дальний Восток, Сибирь, Байкал и переправлялся через Амур, Енисей Обь, напоминал деспотическую монархию. На самом верху был начальник поезда, у которого была высшая власть.
Потом шли провинции, во главе которых стояли проводники. Самые богатые – это двухместные купе люкс, потом купе повышенного комфорта, обычные купе, и самые последние – мы, пассажиры плацкартных вагонов. И если наместники богатых провинций должны считаться с капризами жителей, то у нас в плацкарте товарищи бортпроводники могли всё. Это они решали, кому выдать стакан, кому открыть привилегированный чистый туалет, кому продать водку, кого утихомирить, а кого великодушно простить.
4.
- И хорошо, - убеждал меня на следующий день Виктор Викторович, с которым я любил курить в тамбуре, то есть в переходе между вагонами. – Если бы не товарищи проводницы, то у нас в вагоне начался бы настоящий бардак.
Хотя мы выкурили вместе две дюжины сигарет, я никогда не знал, шутит Виктор Викторович или говорит серьёзно. Он появился неожиданно в первую ночь путешествия. Наверняка, сел в Уссурийске или на какой-то маленькой станции. Шестидесятилетний, в старомодных очках, он курил, подбоченившись и прикусив кончик сигареты зубами. Он не был похож на всех остальных.
5.
Днём плацкартный вагон был похож на борт подводной лодки. 54 путешественника, скученных на двухэтажных нарах. 36 полок установлены параллельно ходу поезда, остальные перпендикулярно, под окнами.
Ночью он выглядел как морг. Тела, закутанные в простыни, и торчащие с нар ноги. «Плацкарта» - это наиболее «демократический» способ путешествия по России. Дешевле не бывает.
6.
В «плацкарте» нет никаких удобств кроме нар и бесплатного кипятка, который круглые сутки булькает в котелке. Уединиться можно только в туалете, при условии, что отстоишь положенное в очереди. Зато можно познакомиться со всеми, причём без лишних церемоний.
- Добрый день!
- … добрый!
- Извините, я только на минутку, хочу брюки снять…
- Ага?
- … и надеть спортивные штаны, прямо в проходе неудобно, а тут, у вас, в уголке…
- Да, пожалуйста, не стесняйтесь!
- А вы далеко?
- До Новосибирска!
- О! Я тоже до Новосибирска.
- Ну, значит, вместе едем до Новосибирска!
- Похоже, что так. Ну, если… так может, водочки?
- А почему сразу водочки?
- Ну, потому что у меня сегодня день рожденья.
- А, в таком случае это другое дело. Всего самого лучшего, прошу садиться. У нас тут рыбка и огурчики…
6.
В вагон Анны я попал без билета, потому что, в принципе, билетов на поезд до Москвы не было уже давно.
Кассирши и женщины из справочного бюро на вокзале во Владивостоке смотрели на меня, как на сумасшедшего.
- Билет до Москвы? Да вы что! Весь май забит до последнего места. Если бы вы хотели, на пример, на июль, то пожалуйста, но в мае? Это невозможно в принципе, - говорили он. Разве что возьмёшь люкс, но люкс стоит 29 тысяч.
От места в купе люкс я решительно оказался, это почти 3 тысячи злотых! В два раза дороже, чем самолёт Владивосток-Москва.
Девушка в окошке пожала плечами и взмахнула густо накрашенными ресницами.
- Ну, тогда как хотите.
В России важнее всего терпение. Я протаптывал тропинки на Владивостокском вокзале. Я улыбался кассиршам, спрашивал: «А может, что освободилось», - и изображал на лице ужасную озабоченность. Девушка в окошке сдалась на третий день, за восемь часов до отхода московского экспресса:
- Позовите сюда вон того гражданина в чёрной куртке, - вдруг сказала она.
Гражданина в чёрной куртке звали Жора.
- Вы не бойтесь, Жора вроде как бы работает с нами, - таинственно сказала девушка
7.
У Жоры и Сани на вокзале «контора». Обычно они стоят у подоконника
в кассовом зале, разговаривают по мобильнику, проверяют расписание движения и решают неразрешимые проблемы.
- Так в чём дело? – спросили они.
- Через неделю, самое позднее - в пятницу утром, я должен быть в Москве и хочу туда поехать по Транссибирской магистрали.
- Трудное дело, потому что билетов нет в принципе, - Саня почесал затылок. – Но ты не расстраивайся. Приходи через четыре часа, мы что-нибудь придумаем.
Через четыре часа у Жоры и Сани были ещё более печальные лица:
- Значит, так. У армии есть постоянная бронь до Москвы. За два часа до отхода бронь снимают, но не сегодня! Пятнадцать минут тому назад солдаты взяли билеты!
- То есть я не еду?
- Конечно, едешь, - хором ответили Жора и Саня. – Через два часа после московского экспресса идёт украинский скорый до Харькова. На скорый билетов тоже нет, но у нас там знакомый проводник. Он возьмёт тебя без билета. Проедешься в плацкарте, в самом дешёвом вагоне. В Омске пересядешь на скорый до Москвы, и, Бог даст, будешь в нашей прекрасной столице в пятницу в 6.30, подходит?
Подходило. Но, поскольку я ехал без билета, Женя и Саня предупредили меня, чтобы я не напивался до бесчувствия, не лез в драку и на остановках не попадался на глаза милиции.
Подумавши и обсудив цену, я согласился на их условия. В 0.30, то есть в 17.30 по московскому времени я был отдан в руки проводников Александра и Анны. Через 15 минут поезд медленно двинулся в темноту, на север от Хабаровска.
8.
На Дальнем Востоке поезд медленно пробирался через зелёную тайгу и реку Уссури. Мы ехали мимо трудовых лагерей для заключённых, остатков архипелага Гулаг, забытых деревень. На маленьких станциях старухи подбегали к окнам и дверям поезда:
- Пожалуйста, купите пирожки или самсу. Свежие беляши. Купите, недорого.
Многие живут здесь тем, что им удаётся навязать проезжим. Домашняя выпечка, копчёная рыба. В Вяземской перед Хабаровском перрон был полон красной икры. Килограмм за 900 рублей (90 злотых). Такая цена возможна только у браконьеров. Но милицейские патрули равнодушно прохаживались неподалёку..
- Не бойся, - сказала торговка, указывая на стражей порядка. – Это же наши ребята.
За Хабаровском поезд повернул на запад, через Амур, по направлению к Биробиджану, столице Еврейского Автономного Округа.
В Облучье, проехав более тысячи километров, я увидел первых коров на пастбище, а также предостерегающую надпись на вокзале: «На путях не сидеть. Опасно».
9.
Составы, нагруженные огромными стволами деревьев ценнейших пород, двигались в сторону Китая.
- Сколько древесины! – задумался Виктор Викторович, закуривая.
- Полный состав, - подтвердил я.
- Разворовывают матушку-Россию, сволочи, - продолжал он.
- Какие сволочи?
Виктор Викторович задумался, но на вопрос не ответил и отделался замечанием:
- Зелено, листва, почти лето.
Мы приближались к Чите. Пейзаж делался холмистым. Некрутые склоны, реки, серебрящиеся в долинах. Прекрасные, пока не видать следов неряшливой, невнимательной, жестокой к природе реки деятельности человека.
Вот, меняли рабочие электрические столбы. Стоят бетонные, элегантные, новенькие. А старые? Старые оставлены тут же, на произвол судьбы. Некоторые склонились, некоторые уже упали. Провода валяются на земле, поджидая доверчивое животное или заблудившегося путника.
Или железнодорожный мост. Щеголеватый, свежеокрашенный, новенький. Его предшественник, заржавевший, искорёженный, брошен на берегу реки. Никому он не нужен, никто о нём не подумал.
То же самое с деревьями. Десятками лежат и гниют. А неутомимые лесорубы рубят новые.
- Вы должны помнить, что нам в России не дано было узнать, что такое частная собственность, - объяснял задумчивый Викторыч. – Всё было общее, то есть ничьё.
10.
Ночь. Я читаю «Остров Сахалин» Антона Чехова. Его записки путешествия через Сибирь на дальний Восток.
«Вечером земля начинает промерзать и грязь обращается в кочки. Возок
прыгает, грохочет и визжит на разные голоса. Холодно! Ни жилья, ни
встречных... Ничто не шевелится в темном воздухе, не издает ни звука, и
только слышно, как стучит возок о мерзлую землю да, когда закуриваешь
папиросу, около дороги с шумом вспархивают разбуженные огнем две-три
утки...». (Автор ошибается, это цитата не из «Острова Сахалина», а из очерка «Из Сибири» - прим. перев.).
Прошло почти 120 лет, но тут немногое изменилось.
11.
На третий день утром новость, которая висела в воздухе с самого начала путешествия. Дембеля перепились и устроили заварушку. Саша подрался с Валерой. Пострадало окно в тамбуре между вагонами и оба боксёра. Судя по подбитому глазу, Саша проиграл с минимальной разницей в счёте, потому что у Валеры только разбитая губа.
Они вышли на вокзал в Улан-Удэ, столице Бурятии (где в виде памятника стоит самая большая голова Ленина в мире), уже как лучшие друзья.
- Саш, знаешь что?
- Ну?
- Водки бы купить. Скучно чего-то!
Саше и Валере по двадцать лет, у них плохая кожа, испорченные зубы – как у многих их ровесников. Водка точит Россию, как червяк, - мужчины умирают здесь сразу после 60 лет, на Западе живут на 15 лет дольше.
12.
- Русский без водки жить не может. Водка погубит Россию, - так говорил мне Усман, «старший» у таджиков. Усман быль мусульманином. Для него пьяный мужчина – постыдное зрелище.
Зато для Александра, нашего бортпроводника, сам Усман и остальные таджики – это «существа», достойные презрения. Александр не любил, когда таджики молились в «его вагоне» или когда разговаривали на дари. Тогда он выходил из своего закутка и кричал:
- А ну, тихо там!
Таджики послушно замолкали, но бортпроводник долго ещё ворчал себе под нос о чурках, черно…ых, азиатах и евреях, которые приезжают грабить страну.
- Погубят, погубят Россию, - бурчал он.
Чурки – это презрительное определение жителей Средней Азии. Черно..пыми называют приезжих с Кавказа.
Печально, но не только «бортпроводники», но даже интеллектуалы в России используют эти слова. Как-то моя московская знакомая, гуманитарий с учёной степенью, рассказала мне, как обозвала черно…ым парня, который её подрезал.
- Почему ты это сделала?
- Понятия не имею, само вырвалось, - со стыдом объясняла она.
14.
Самое большое озеро в мире. С Павлом – который тоже едет без билета – мы покупаем копчёного омуля, рыбу, которая водится только в Байкале, и бутылку. Поезд идёт у самого озера. По другую сторону – снежные вершины Хамар-Дабан. Вода стальная, потом розовеет от заходящего солнца. Противоположный берег исчезает. Вид потрясающий. Мы пьём молча.
Через минуту поезд начнёт подниматься по серпантину на Адриановский перевал. Позади остаётся станция Слюдянка, где в 1866 году в забытом забайкальском восстании сражались польские повстанцы.
Усман смотрит на наши нары и неодобрительно качает головой.
15.
На четвёртый день ночью мы проезжаем Иркутск. Природа становится знакомой. Пологие холмы, берёзовые леса, перемешанные с сосной. Как будто я вот-вот пойду с родителями за грибами. На станции Алмазай повеяло глобализацией. Стоят два холодильника с напитками. На одном надпись «Пепси», на другом – «Кока-кола». Видно, что даже здесь крупнейшие концерны не прекращают борьбу.
Всю дорогу едут мимо нас цистерны с полустёртой надписью «Юкос» - когда-то нефтяной гигант был жестоко захвачен государством. Сегодня от его могущества остались одни воспоминания. Имущество забрала государственная Роснефть. Глава концерна Михаил Ходорковский был приговорён к 8 годам тюрьмы за финансовые преступления и помещён в лагерь в Краснокаменске, около Читы, через которую проходит Транссиб. Сейчас Ходорковский снова в Москве, с марта идёт его второй процесс.
Сразу же после первого приговора я разговаривал с его матерью, Мариной.
- Миша не выйдет, пока правит Путин, - говорила безнадёжным голосом старая женщина.
16.
«Гордость наша, паровоз,
С тобой наш город рос и рос.
Сейчас, взойдя на пьедестал,
Ты символом Ильинской стал»
(обратный перевод, потому за точность, увы, не ручаюсь, - прим. перев.).
Такую оду к паровозу я прочитал на станции Ильинская.
В Красноярске лозунг был другой: «Чистые перроны – дело наших рук».
17.
На следующий день, в Новосибирске, сошла бригада из Таджикистана. Исчез и Виктор Викторович, по-своему, не прощаясь. Их заменили старые супруги с внучкой
Дедушка начал экскурсию с купе бортпроводников:
- Тут, милая, живут наши командиры, - объяснял он.
За Новосибирском – между Иртышем и Обью - начался самый плоский, степной и скучный отрезок пути. В Омске меня ждала пересадка на фирменный поезд до Москвы, где меня ждало место в купе.
На вокзале в Омске приятный сюрприз – День Пассажира. Жалобы можно предъявлять непосредственно начальнику станции.
18.
Фирменный поезд меня растрогал. Всего 36 мест в вагоне. Четырёхместные купе. Госпожа бортпроводница напоминала, скорее, стюардессу. С причёской «мокрые итальянские локоны», с розовыми заколками, она выглядела как живая реклама российских железных дорог. На каждом вокзале на неё оглядывались молодые люди. Она разносила чай по купе и обращалась ко всем «на вы». Полная демократия и либерализм.
В туалете был освежитель воздуха. Я глазам своим не поверил
Я позвонил Павлу, чтобы похвастаться:
- Я путешествую, как персидский шах.
Через несколько часов я уже жалел об этом. Пассажиры вели скучные разговоры о счёт-фактурах на сотни тысяч рублей, недвижимости и новых автомобилях.
Под вечер два самых крупных бизнесмена, занимавшие места 35 и 36, страшно напились. Один даже упал с верхней полки прямо на лицо, чем перепугал малолетнюю пассажирку, путешествующую с мамой в том же купе.
Стюардесса вызвала начальника, а начальник вышвырнул вон пьяниц.
Я прямо услышал Виктора Викторовича, который сказал ехидно:
- И вот вам ваша демократия!
Я мучился весь день: Пермь, Киров, Владимир. Даже не заметил, как мелькнули подмосковные Петушки.
Проведя в дороге 154 часа, я прибыл на место. Поезд медленно въехал на Ярославский вокзал. Точно в 6.30, минута в минуту. Я вышел на площадь Трёх Вокзалов. Прекрасная Москва! Залитая майским солнцем, сытая и богатая. Словно я приехал в совершенно другую страну.
* Имена некоторых героев изменены
