Цитата:
Осада телекомпании "Останкино"
Всю истекшую неделю активисты "Трудовой России" и Русской партии осаждали Останкинский телецентр, требуя час прямого эфира ежедневно. После ликвидации палаточного городка руководство телерадиокомпании "Останкино" встретилось с непикетировавшей частью оппозиции и договорилось о прямом эфире для "умеренных".
В результате двух усмирительных операций милиции — в ночь с 16 на 17 и утром 18 июня — ликвидирован палаточный городок и взяты в качестве трофеев 17 туристских палаток, 1 грузовик-полуторка марки ЗиС и плакаты, призывающие отправить евреев в Израиль, русских — в Останкино, Б. Н. Ельцина — в ЛТП.
Отброшенные от стен телецентра пикетчики во главе с Анпиловым, собкором Гостелерадио, отозванным из Никарагуа в начале 80-х, расположились поблизости, планируя новый приступ "телеимперии лжи" 22 июня в 18 часов. Эту ситуацию Юрий Лужков обрисовал по Московскому ТВ в драматических тонах, пообещав "сразить красно-коричневое чудовище".
Наблюдатели отмечают, что свою активность городской голова проявил на пятый день беспорядков у "Останкино", тогда как прежде и он, и руководители МВД и МБР предлагали хозяину "Останкино" Егору Яковлеву выпутываться самостоятельно. Тот попытался это сделать 15 июня, пригласив к себе коммунистических вожаков. Для обсуждения деталей регулярного предоставления эфира оппозиции он предложил создать совместную рабочую группу, но при условии снятия пикетов, палаток и громкоговорителей. Однако вожаки, посовещавшись с народом, решили, что эти предложения — "трюк сионистов".
На следующий день наиболее патриотически настроенные участники осады, с одной стороны, и мэр Лужков, с другой, осудили переговоры как "политическую ошибку". Последний велел начальнику ГУВД Москвы Аркадию Мурашеву проявить суровость к нарушителям порядка. Но подчиненных Мурашева не оставляли опасения, что политики в очередной раз переложат на них ответственность за возможные эксцессы. Как раз накануне замначальника ГУВД Георгия Постоюка вызывали на допрос по делу о столкновениях милиции с демонстрантами 23 февраля, после чего обиженный генерал собрался в отставку. Не желая разделить судьбу коллеги, другой замначальника ГУВД — Леонид Никитин, назначенный руководителем операции, предложил шефу заручиться представлением прокурора, прежде чем разгонять манифестантов. Он также утверждает, что Мурашев замучил подчиненных политинформациями и вообще "кончит тюрьмой".
Такая самостоятельность генералов милиции объясняется их надеждой на то, что Лужков сместит непрофессионала Мурашева как креатуру экс-мэра Попова. Мурашев отстранил своего зама от руководства ликвидацией палаточного городка и сам возглавил мероприятие, прошедшее довольно спокойно.
ВС России тревог исполнительной власти не разделил и отверг предложение демократических фракций устроить слушания о нарастающем сопротивлении "недобитков". А парламентская оппозиция со злорадством припомнила руководству "Останкино", что в апреле оно не дало эфира даже ВС в целом, ведя против него "психологическую войну". Теперь хозяева телеэфира стали уступчивее и 19 июня встретились с вождями "умеренной оппозиции". К удивлению руководства "Останкино", предложения носили общий характер. Например, чтобы зарубежных программ на ТВ было не более 25% (более никогда и не было). Однако разумными показались требования коммуниста Геннадия Зюганова — обнародовать данные о создании при компании коммерческих структур и о людях их возглавляющих. В заключение стороны согласились на создание рабочей группы, которая соберется 22-го в составе Лазуткина, Малашенко, Скрябина, Исакова, Зюганова, Рогозина. 24 июня состоится повторное расширенное (11 человек) совещание, а на 28-е намечен "Диалог в прямом эфире", где в студию придут патриот Александр Проханов, кадет Михаил Астафьев и коммунист Зюганов, а со стороны Киева (через телемост) — лидеры украинского Руха.
НИКОЛАЙ Ъ-ЗАМЛЫНСКИЙ, СЕРГЕЙ Ъ-САМОШИН, ЛЕВ Ъ-СИГАЛ
Цитата:
Стояние возле телецентра
“Осаду империи лжи” решено было перенести на 12 июня, День независимости России. Этот день Координационный совет “Трудовой России” и Дума Русского национального собора призвали сделать “днем всенародного сопротивления оккупационному правительству Ельцина”. Возле телецентра планировалось провести второе Всенародное вече и в случае, если народу наберется достаточно, путем прямых выборов избрать даже “главу государства СССР” (кандидаты, как мы помним, были выдвинуты еще на первом “вече”, 17 марта).
Народу, однако, собралось не так много, как в марте на Манежной, – по разным оценкам, от 20 до 40 тысяч. Вариант “Всенародного веча” не проходил, зато для “осады империи лжи” пришедших было вполне достаточно. Как водится, на митинге клеймили “лжедемократов” “за ограбление миллионов русских людей, за разрушение нашей экономики, разоружение нашей армии...”
Митинг перешел в круглосуточное пикетирование телецентра. У телебашни был разбит палаточный городок. Главное требование пикетчиков – предоставить оппозиции слово в прямом эфире.
В действительности оппозиционеры вовсе не были обделены эфиром. По данным тогдашнего председателя “Останкина” Егора Яковлева, за пять предшествовавших месяцев 1992 года Анпилов, Бабурин, Зюганов участвовали не менее чем в двадцати пяти телепрограммах, бессчетное множество раз имели доступ к радиомикрофону. Другое дело, что в этом не было системы. Это да, об этом можно было говорить…
Осажденным телевизионщикам в те дни пришлось нелегко. При входе и выходе из телецентра пикетчики загораживали им дорогу, поливали матерщиной, избивали видеоинженеров, возвращавшихся после ночной смены… Самым же тягостным, особенно в первые дни осады, было ощущение, что никого, кроме них, происходящее не касается. Власти бездействовали. Обращения Яковлева к московскому прокурору Геннадию Пономареву, к столичному милицейскому начальнику Аркадию Мурашову не имели никаких последствий. И тот, и другой соглашались, что да, пора бы и власть употребить и… ничего не делали.
Моя милиция меня бережет?
Яковлев обращался за помощью даже к Хасбулатову. Тот только отмахивался: “Ладно-ладно, разберемся”. Ну, к этому можно было и не обращаться: события возле телецентра были ему на руку. Он и его приспешники называли это “народными выступлениями”.
В конце концов к председателю пришли руководители студий со словами, что терпение у людей кончается. Предложили: если милиция не в состоянии обеспечить нам хотя бы свободный проход в здание, наймите частных охранников.
После этого у Яковлева состоялся довольно занятный разговор с министром внутренних дел Виктором Ериным, о котором председатель телецентра рассказал в интервью “Известиям”: “Звоню Ерину и говорю: “Мы намерены нанять частных детективов – из “Алекса” и из “Дельты”, – может быть, вы сочтете это неудобным, мы все-таки госорганизация?”. Он в ответ: “Хотите – нанимайте”. – “Но у меня коллектив на грани забастовки”. – “А работа с коллективом – ваша проблема”.
Вот так. Моя милиция меня бережет.
Нанятые администрацией частные детективы со своей работой справились. Помимо прочего, они выяснили, кем и как пикетчикам подвозилась и раздавалась водка. Это в то время, как в Московском управлении безопасности авторитетно заявили: “Наши работники были у вас, смотрели, пьяных там не видно”.
Общий вывод, который из всего этого сделал Яковлев: “Бесчинства в Останкине продемонстрировали ничтожество исполнительной власти. Отстоять свободу слова она не смогла. Или не захотела. На Комитете по гласности в Верховном Совете я совершенно официально заявил, что толпа не взяла телецентр не потому, что не могла, – просто это не входило в планы тех, кто привел ее в Останкино”.
“Ничтожество исполнительной власти” – это как раз то, на что и рассчитывали пламенные революционеры. Может быть, сказано слишком сильно, но в общем-то близко к истине.
15 июня председатель “Останкина” принял Анпилова со товарищи и после четырехчасовых переговоров согласился уже с июля предоставлять лидерам оппозиции регулярный эфир. “Взятие телеграфа” почти состоялось.
Тем не менее, пикетирование телецентра продолжалось. В конце концов власти начали действовать. В ночь с 16 на 17 июня по решению московского правительства милиция, не встретив сопротивления пикетчиков, снесла палатки.
Безумный Анпилов
Но и этим дело не кончилось. 17 июня Координационный совет “Трудовой России” постановил продолжать акцию и обратился “к русскому народу, ко всем народам Советского Союза” с призывом прийти 22 июня, в годовщину начала войны (очередная подходящая дата), к телецентру, чтобы поддержать “осаду империи лжи”. Подобно Фиделю Кастро, провозгласившему Кубу “единственной свободной территорией Америки”, Анпилов поименовал площадку возле “Останкина” “освобожденной территорией Советского Союза” и обратился к международному сообществу с просьбой о признании этой территории.
Хотя до 17 июня все происходило достаточно мирно, сама беспрецедентная продолжительность акции не могла не вести к росту напряжения, тем паче что оно подогревалось истерическими речами вождя “трудороссов”.
Чтобы избежать худшего варианта развития событий, гендиректор “Останкина” вновь начал переговоры с оппозиционерами, на этот раз парламентскими, выразившими солидарность с “трудороссами”. Худшего, однако, избежать не удалось… 22 июня утром ОМОН вторично ликвидировал палаточный городок. На этот раз ему пришлось применить силу. По заявлениям участников пикета, среди них были раненые и даже погибшие (милиция и прокуратура опровергли эти сведения).
В этот же день, ближе к вечеру, у входа на ВДНХ начался митинг “Трудовой России”. По окончании его “трудороссы” договорились с руководителями милиции, что колонна демонстрантов пойдет к телецентру. Однако вместо этого демонстранты двинулись к центру города, на Манежную площадь. Возле Рижского вокзала путь им преградил ОМОН. Снова произошли столкновения. Всего 22 июня, по данным Главного медицинского управления Москвы, в ходе столкновений пострадали 76 человек, в том числе 28 сотрудников ОМОНа.
Значительную долю ответственности за это, безусловно, несет лично Анпилов. Даже некоторые его единомышленники призывали “вождя” действовать, следуя холодному рассудку. Однако эти призывы не возымели действия. По свидетельствам ряда его соратников, “в Останкино все было построено на эмоциях, на бесконечном нагнетании страстей. После чего “вождя” прятали, оставив в залог его амбициям жизни и здоровье других людей”. Тактика, напоминающая действия попа Гапона в 1905 году.
23 июня “трудороссы” попытались возобновить пикетирование телецентра, однако милиция этого не допустила.
Против ряда пикетчиков-демонстрантов были возбуждены уголовные дела – в связи с сопротивлением сотрудникам милиции и призывами к свержению конституционного строя (те самые люди, которые в сентябре – октябре 1993 года истошно вопили о том, что Ельцин нарушил Конституцию, сами постоянно ее нарушали).
Анпилов, по своему обыкновению, продолжал бузить, вновь и вновь утверждал, что во время произошедших накануне столкновений были погибшие. Власти опять-таки категорически отвергали это утверждение. По распоряжению Руцкого была проведена оперативная проверка московских моргов, которая подтвердила, что ни в один из моргов трупы от останкинского телецентра не привозили. Но Анпилов не унимался, уверял, что московские власти просто спрятали тела погибших…
“Телевидение – русским!”
В упомянутом интервью Егор Яковлев недоумевал, почему анпиловские пикетчики, а также всевозможные писцы в коммуно-патриотической прессе в последнее время взяли под обстрел именно его лично и возглавляемую им телекомпанию: “Почему Российское телевидение (я вовсе не желаю этого Олегу Попцову) не вызывает у них такого жгучего интереса?”.
Что ж здесь непонятного? Оппозиционеры требовали не только эфира. Другим их требованием было сделать телевидение “русским”. Как-то неловко было обращать этот лозунг к телекомпании, которую возглавлял Попцов.
Точный “коллективный портрет” публики, которая осаждала “Останкино”, дала телекритик Ирина Петровская:
“Были там юноши с нездоровым блеском в глазах; экзальтированные дамы преклонного возраста, для которых лучшим воспоминанием в жизни остались пионерские костры; бородатые, а-ля Распутин, дядьки, выкрикивающие патриотические воззвания, и просто городские сумасшедшие. Вся их истерическая многословность свелась, в сущности, к одной набившей оскомину сентенции: “Бей жидов – спасай Россию!”. В массе, которую нам только и показывали все те дни в “Вестях” и “Новостях”, – они ужасали”.
Но в толпе, по-видимому, были не только возбужденные юноши, экзальтированные дамы и городские сумасшедшие. Снова возникли подозрения, что в гуще “массовки” действуют специально подготовленные и пользующиеся поддержкой определенных политических сил боевики.
Ельцин:
“Было очевидно, что это – опасные люди. Вернее, опасные люди стоят за этими оголтелыми демонстрантами: провокаторы, быть может, пользующиеся тайной поддержкой влиятельных политических сил. Не имея мощной руки, создать такую ситуацию в Москве просто нельзя… Это был не стихийный взрыв возмущения, а хорошо спланированная попытка нажима на власть… Кто-то думал, что этот искусственный взрыв – очень точная и правильная тактика. А я чувствовал, что меня пытаются запугать. Чувствовал наглую липу этих псевдонародных волнений. Чувствовал почерк родимого КГБ”.
Оппозиции предоставили регулярный эфир, и ничего особенного не случилось.
