Келдыш Мстислав Всеволдович

Гении не нуждаются в почитании, память о них нужна нам, живущим,
и тем, кто придет нам на смену.
Когда рвётся ниточка памяти, протянутая из прошлого в будущее,
нация деградирует и погибает. Помним ли мы об этом?!

Несколько страниц из жизни гениального советского учёного
Мстислава Всеволодовича Келдыша

Владимир ГУБАРЕВ.

Иногда мне кажется, что гении – очень простые и доступные люди. Они всегда рядом, с ними всегда можно посоветоваться и найти выход из любого, даже самого трудного положения.


Гении помогают нам по достоинству оценивать любые события и всех людей — от рядовых до избранных.


Вот почему некоторых гениев власти любят и лелеют, а об иных стараются забыть.


Однако есть люди, неподвластные сиюминутности, они вошли в историю Родины навсегда, потому что их дела бессмертны, как и народ, их породивший.


В ряду тех, коими славна наша Отчизна, особое место занимает Мстислав Всеволодович Келдыш.

Можно многое говорить о вкладе М.В. Келдыша в науку: о том, как он научил летать самолёты, победив шимми и флаттер, как рассчитывал процессы, идущие при ядерном взрыве и старте ракеты, как мысленно проникал в небеса Венеры, на Луну и в марсианские пески, чтобы потом направить туда автоматические станции, как искал новые применения спутников и провожал Юрия Гагарина и его друзей в космические полёты, потому что был единственно признанным Теоретиком космонавтики. И если среди главных ракетных конструкторов ещё бывали споры о том, кто из них «главней», то в отношении Келдыша никогда сомнений и споров не возникало...

Келдыш — гений, и никто не может оспаривать это, а потому остаётся только изучать его труды, ставшие классикой, да подсчитывать всё увеличивающееся число его учеников, так как математическая «школа Келдыша» не умерла вместе со своим создателем, а была и есть в том самом институте, который теперь носит его имя.
Но был и другой Келдыш...

Он открывался редко, чаще всего его красивое лицо, окаймленное благородной сединой, оставалось суровым, непроницаемым, будто хозяин его доступен лишь избранным... «Эй, как у вас там дела на Олимпе?» — хочется крикнуть таким людям... Мне кажется, что огромное число женских сердец разбивалось вдребезги, видя эту недоступность...

«Мстислав Всеволодович обладал ярким талантом, большой выдержкой и огромной работоспособностью, был предан делу, — говорил нобелевский лауреат академик В.Л. Гинзбург. — С этим, вероятно, все согласятся. Отнюдь не из стремления к оригинальности позволю себе заметить также, что мне, со стороны, Мстислав Всеволодович казался не очень-то счастливым человеком и, даже более того, в какой-то мере трагической фигурой. Быть может, такое впечатление обусловлено тем, что, хотя я и видел иногда Мстислава Всеволодовича смеющимся и веселым, гораздо чаще он бывал мрачным и, как мне казалось, грустным...»

Мне кажется, что такое представление о Келдыше ошибочное. Академию наук он возглавил в очень трудные времена: шла неистовая гонка вооружений, начинался прорыв в космос, разгоралась борьба с «лысенковщиной», в ЦК КПСС старались использовать академию в идеологических целях, так как только у нее был высочайший авторитет в мире, и многое другое, что в первую очередь ложилось на плечи президента.

Так уж случилось, но работа в «Комсомольской правде», а затем и в «Правде» помогла мне увидеть академика Келдыша в «нестандартных ситуациях», и это было для меня открытием Человека, доброго, заботливого, подчас даже сентиментального.
Итак, несколько эпизодов из жизни Келдыша, как принято говорить в писательской среде — «материалы к биографии ученого». Они рождались и в воспоминаниях его коллег, близких и соратников, а также в собственных встречах и беседах с ним. Открылись и секретные архивы, в них мне встретились любопытные материалы, которые стали откровением даже для тех, кто был с М.В. Келдышем рядом всю жизнь.

---------- Добавлено в 18:34 ---------- Предыдущее было в 18:33 ----------

продолжение

«Мерзлотовед» и чашка чая

Я долго искал образ, который смог бы выразить отношение Келдыша к науке. И объяснить, почему он стал служить именно ей.

Однажды он сказал о научном открытии и чувствах, которые испытывает человек, сделавший его: «Это напоминает мне Грига. Он шел полем и услышал, как простая деревенская девушка поет песню на его мелодию. И он понял, что его музыка стала частью ее души… Его творение вошло в народную душу… Вот такая радость овладевает и исследователем, когда он видит, что его открытие преобразует жизнь».

Келдыш знал и любил музыку, увлекался живописью (нет, не писал сам, а собирал репродукции и фотографии картин), бывал в театрах, хорошо знал литературу.

В мае 1961 года М.В. Келдыш стал президентом Академии наук СССР. Мы, журналисты «Комсомолки», отчасти по наивности, но скорее по присущему молодости нахальству решили, что пора «открыть» Келдыша, снять с него налет секретности: ведь мы хорошо знали, что Теоретик космонавтики — это как раз Мстислав Всеволодович, или М.В, как называли мы его между собой.

Вместе с Ярославом Головановым мы отправились к его отцу, генералу и академику-строителю. Жил он рядом с Пушкинским музеем, занимал полуподвал дома, что нас удивило: всё-таки отец президента академии, можно квартиру и повыше предоставить! Мы попросили рассказать что-то «особенное» о сыне — не случайно же он стал президентом академии?!

— Я не знал, что это произойдёт, — улыбнулся Всеволод Михайлович. — Мстислав был пятым ребёнком в семье. Рос как все. Единственное, что могу сказать, он пошел своим путем, строителем не стал…

Потом мы пили чай, разговаривали о прошлом семьи, о ситуации в стране, о первых космических полетах.

Вдруг Всеволод Михайлович обратился ко мне:

— Правильно, что вы его раскритиковали! Это всегда полезно делать вне зависимости от того, какой пост занимает человек. А Мстислав, я уверен, реагировал на критику правильно…

Мне оставалось только покраснеть и утвердительно кивнуть. Действительно, сын его отреагировал на мою заметку, опубликованную в газете, быстро и неожиданно.
Речь шла об Институте мерзлотоведения.

Н.С. Хрущёв, как известно, человеком был решительным. Идей у него много, и он старался реализовать их быстро, не очень-то считаясь с ситуацией. Одна из идей — переселить ученых из Москвы поближе к «объектам их исследований». Есть Институт мерзлотоведения? Отправить его в Якутск! Именно такое распоряжение главы государства получил только что избранный президент Академии наук. Келдыш начал его выполнять…

В «Комсомольскую правду» написали коллективное письмо специалисты по мерзлотоведению. Их было более 80 человек, и они убедительно показали, что такое решение ошибочно — погибнет одна из лучших научных школ.

Письмо мы напечатали, а я написал короткий комментарий, смысл которого был в том, что молодой президент не является специалистом в этой области, а потому допустил ошибку... Каково же было мое удивление, когда в тот же день Келдыш позвонил в редакцию и попросил меня приехать к нему побеседовать. И вот совсем молодой журналист сидит за столом с президентом Академии наук, попивает с ним чай, который был тут же любезно предложен, и выслушивает объяснения М.В., почему он считает верным перевод института в Якутск... Я с чем-то не соглашался, спорил, говорил какие-то глупости, но прославленный ученый терпеливо и обстоятельно объяснял свою позицию.

Потом мы при встречах вспоминали ту первую беседу, потому что Наталья Леонидовна Тимофеева — бессменный помощник Келдыша в академии — сказала, что Мстислав Всеволодович очень болезненно воспринял первую публичную критику в свой адрес и помнил много лет. Насколько я знаю, это был единственный случай, когда Келдыш уступил нажиму ЦК... Позже он сражался с «ведомством Суслова» бескомпромиссно, и это, безусловно, стоило ему многих лет жизни. А меня в президиуме академии называли «мерзлотоведом», и честно признаюсь, мне слышать это приятно.

Очерк о Теоретике космонавтики так и не увидел свет в то время. Голованов пытался добиться разрешения на публикацию «на самом верху». Но оттуда пришло твердое «нет». Позже объяснили: нельзя работу академика Келдыша сводить только к космическим и ракетным исследованиям, мол, вклад его в науку намного шире и важнее…

Тогда такое объяснение показалось надуманным, формальным. Позже выяснилось, что оно имело право на жизнь, потому что работы Келдыша по атомной тематике не только не могли быть раскрыты, но о них в ту пору даже нельзя было упоминать.

---------- Добавлено в 18:34 ---------- Предыдущее было в 18:34 ----------

продолжение

Флаттер и шимми

В 30-е годы авиация устремлялась ввысь и побеждала новые скорости. На её пути постоянно возникали барьеры, которые на первый взгляд выглядели непреодолимыми.
Однако математики учили инженеров, как именно их преодолевать. Среди них одно из лидирующих мест принадлежит молодому Келдышу. Его имя, его работы знают не только авиаконструкторы, но и летчики. Ведь именно он спасает их жизни.
Сотрудники ЦАГИ Я.М. Пархомовский и Л.С. Попов вспоминают:

«При испытаниях новых опытных образцов самолетов на скоростях, близких к максимальной, начали происходить спонтанные разрушения конструкции или отдельных её частей. Если летчикам удавалось спастись, они могли заявить, что разрушению предшествовала внезапная интенсивная тряска — флаттер. Быстро нарастая, иногда в течение 1—2 секунд, она ломала самолёт…

В многочисленных работах того времени делались попытки решать эти задачи по-разному. Но во всех странах на первой стадии результаты были одинаково неутешительными… М.В. Келдышем в ходе исследований, начатых в ЦАГИ, были сформулированы и поставлены основные задачи о флаттере, намечены пути их решения, получен ряд важнейших результатов. Был найден путь инженерного решения задачи…

Работы М.В. Келдыша и его школы в ЦАГИ открыли возможность предсказывать для каждого данного самолета, на какой скорости полета ему грозит флаттер, и дали в руки авиаконструктора средства гашения флаттера на самолетах того времени. Эти средства прошли суровую проверку в годы Великой Отечественной войны».

Флаттер остался в прошлом, а на смену ему пришел экзотический танец переднего шасси самолета — шимми. Это были сложные колебания в системе «колесо—стойка», и, казалось, никаким расчетам они не поддаются.

Однако Келдыш предложил принять ряд конструктивных мер, которые позволили навсегда избавиться от опасного танца переднего колеса.

Понятно, что авторитет молодого ученого в среде лётчиков-испытателей был необычайно высок. Они всячески старались показать ему свое расположение, заботились о нем. Однажды это спасло ему жизнь.

Однажды супруга ученого Станислава Валерьяновна рассказала о таком эпизоде:

«Зимой Мстислава Всеволодовича срочно вызвали в Москву. Он заезжает на несколько минут домой и сразу же на аэродром. Проходит несколько дней — от Мстислава никаких вестей. Пытаюсь что-то выяснить на его работе. Чувствуется, там тоже в недоумении — все сроки прошли, а Келдыша нет. И вдруг открывается дверь — он стоит какой-то подавленный. Обнялись, я не стала лезть с расспросами.

Позднее узнала, что произошло. Он летел в Москву через Горький. А оттуда в Москву договорился лететь вместе со своим другом по ЦАГИ лётчиком-испытателем Юрием Станкевичем, который должен был перегнать в Москву новый самолет. Мстислав уже стал садиться, а летчик сказал: «Не спеши… Дай-ка кружок на самолете сделаю, облетаю новую лошадку». Самолёт, пробежав по взлетной полосе, поднялся в небо, совершил один круг, и вдруг машина, словно на что-то наткнувшись, ринулась вниз. Через несколько секунд раздался взрыв…

Мстислав Всеволодович не любил вспоминать об этой истории. Он очень любил Станкевича…»

---------- Добавлено в 18:34 ---------- Предыдущее было в 18:34 ----------

[B]

продолжение

Атомный проект

О том, что Келдыш будет работать только с физиками или только с авиаконструкторами мечтали те и другие. Как только И.В. Курчатов и его команда приступили к работе по атомной бомбе, сразу же поступило предложение о привлечении к ним и молодого профессора. Рассказывает академик И.М. Виноградов:

«Вскоре после войны пришли ко мне Ю.Б. Харитон и другие физики. Просили порекомендовать математика, который мог бы поставить расчеты по атомной тематике. Я им порекомендовал взять Келдыша — он в любом приложении математики способен разобраться лучше всякого. Келдыш им понравился. Прикладной математикой у нас в институте всегда много занимались, особенно много делали во время войны. Вот Келдыш и организовал к осени 1946 г. расчетное бюро, сначала из старых сотрудников, а потом туда пришло много молодежи».

Но «битва за Келдыша» еще только начиналась!

30 апреля 1946 года Институт химической физики АН СССР во главе с Н.Н. Семёновым включается в «Атомный проект». То, чего добивался Николай Николаевич, осуществляется: он убежден, что только его институт способен решить ядерную проблему в СССР. Полной информации у него нет, академик Семёнов не подозревает, что он лишь одно звено в той цепи, которую уже создали Берия и Сталин...

Академик Семёнов обращается к Берии:

« ... в Постановлении Совета Министров от 30 апреля нет указания о переводе в наш институт из ЦАГИ члена-корреспондента Академии наук проф. Келдыша и проф. Седова. Это обстоятельство ставит меня в крайне тяжелое положение, так как именно Келдыш должен был обеспечить наиболее ответственное из заданий Лаборатории № 2, связанное с решением ряда задач, необходимых для конструирования основного объекта...»

В данном письме чрезвычайно любопытна оценка, данная академиком Семёновым Мстиславу Всеволодовичу Келдышу:

«Обращаю Ваше внимание на следующие обстоятельства:

1) По отзывам всех руководящих математиков нашей страны профессор Келдыш является самым талантливым математиком молодого поколения (ему 34 года), к тому же имеющий опыт технических расчетов...

Наша математика является самой сильной в мире. Эту силу мы должны использовать — это наш козырь. Проф. Келдыш — сильнейший математик, находящийся в самом творческом возрасте и активно желающий сосредоточить все свои силы на новой проблеме. Мне кажется, что этому его желанию препятствовать нельзя. Я придаю огромное значение привлечению его к новой проблеме. Как только он овладеет новой областью, создастся возможность втягивания в проблему всех основных математических сил...»

Берия отвечает за «Атомную проблему»: казалось бы, он должен немедленно откликнуться на предложение Семёнова и перевести Келдыша в его институт. Но Берия отвечает и за развитие авиации, а министр авиационной промышленности М.В. Хруничев не соглашается «отдать» Келдыша.

Б.Л. Ванников информирует Берия:

«Тов. Хруничев соглашается на работу тт. Келдыша и Седова в лаборатории академика Семёнова лишь по совместительству, т.е. по 3 дня в неделю, с тем чтобы 3 дня они работали в ЦАГИ.

Тов. Семёнов настаивает на том, чтобы профессор Келдыш и профессор Седов, как необходимые условия для возможности работы Специального сектора Института химической физики, работали в этой лаборатории 5 дней и лишь один день в ЦАГИ.
Считаю возможным ограничиться тем, чтобы тт. Келдыш и Седов работали у академика Семёнова 4 дня в неделю и в ЦАГИ — 2 дня в неделю, что и прошу утвердить».

В этой истории любопытен сам факт борьбы за математиков. И ученому, и министру ясно, что без них нельзя решать проблемы, связанные с новой техникой.

А сегодня мы только и слышим громкие слова о «высоких технологиях», но почему никто из оракулов не вспоминает о математиках. Впрочем, они упоминаются лишь в связи с «утечкой мозгов» на Запад, где наших математиков ценят несравненно выше, чем на родине.

Резолюция Берия тоже весьма поучительна: «Тов. Ванникову и тов. Хруничеву. Прошу дать совместные предложения». Берия требовал, чтобы его подчиненные умели находить общие решения, а не перекладывать свои заботы на начальство.

В 52-м году Сталин часто хворал, и каждый раз после очередной болезни интерес к Атомному проекту у него падал. Если раньше он ревниво следил за тем, чтобы под каждым документом, будь то строительство нового цеха или бытовая помощь наиболее важным фигурам проекта, стояла его подпись, то теперь он полностью доверял это Берии.

Однако Лаврентий Павлович старался всё-таки чаще спрашивать Сталина о тех или иных атомных проблемах, но однажды тот отрезал: «Сам решай, не маленький!» И с той поры Берия по пустякам не беспокоил дряхлеющего вождя.

Было очевидно, что успешные испытания «своей» бомбы успокоили Сталина, да и мировая общественность признала существование второй ядерной державы: в общем, Сталин добился того, что считал необходимым для равновесия в мире, а потому все свои оставшиеся силы теперь он направил на восстановление страны после войны.
Впрочем, о ходе работ над водородной бомбой он знал. Берия заверил его, что к середине 53-го года она будет испытана…

Сталин терпеливо ждал, а Берии приходилось решать множество новых проблем, которые возникали постоянно.

В частности, из Атомного проекта старались забрать ученых и специалистов, которые занимали в нем ключевые посты. В Академии наук и в министерствах почему-то посчитали, что бомба взорвана, а следовательно, они там не нужны.

Пришло тревожное письмо от А.П. Завенягина. В нем, в частности, говорилось о том, что предполагается назначить М.В. Келдыша академиком-секретарём Отделения технических наук АН СССР, а потому предлагается освободить его от работ по заданиям Первого главного управления.

Завенягин напоминает Берии, что:

«а) товарищ Келдыш М.В. возглавляет математическое расчетное бюро, занятое расчетами изделий РДС-6Т;
б) кроме того, т. Келдыш М.В. Постановлением Совета Министров СССР от 9 мая 1951 г. за № 1552-774оп утвержден председателем секции № 7 Научно-технического совета ПГУ и возглавляет научное руководство работой по созданию конструкций быстродействующих вычислительных машин и разработке методов работы на машинах;
в) т. Келдыш М.В. руководит организацией вычислительного центра Первого главного управления (в помещении быв. ФИАН), в котором будут установлены мощная вычислительная машина «Стрела» и другие вычислительные машины.

Большая важность и большой объем работ для Первого главного управления, проводимых т. Келдышем М.В., не позволяют освободить т. Келдыша М.В., от работ Первого главного управления…»

В своей резолюции на этом письме Л.П. Берия отдает распоряжение руководителям Академии наук СССР найти другого кандидата…

Только через несколько лет Мстислав Всеволодович станет сначала одним из руководителей Академии наук, а затем и ее президентом.

Но что следует из этого письма, которое ранее никогда не публиковалось?

Наконец-то, появляется возможность оценивать роль академика Келдыша в «Атомном проекте СССР». О его участии лишь упоминается, а на самом деле именно академику Келдышу принадлежит решающая роль в расчетах как атомной, так и водородной бомбы. По мере того, как рассекречиваются документы военно-промышленного комплекса СССР, это становится всё более очевидным.

За участие в создании термоядерного оружия академику М.В. Келдышу было присвоено звание Героя Социалистического Труда.

Вторую Звезду Героя он получит через пять лет…

Келдыш выбрал свой собственный путь в науке: у него хватило сил и на авиацию, и на ракетную технику, и на создание атомной бомбы, и на космические исследования. Он возглавляет институт, который занимается самыми сложными и актуальными проблемами науки и новой техники. Ныне Институт прикладной математики РАН носит имя М.В. Келдыша.

продолжение

Бесконечные пути в космос

В 1961 году академик М.В. Келдыш стал дважды Героем Социалистического Труда. Так был отмечен его великий вклад в рождение, становление и развитие отечественной космонавтики.

С 12 апреля 61-го его начали называть Теоретиком космонавтики. Неофициально, конечно. Но никто больше на звание это не претендовал.

С Сергеем Павловичем Королёвым они были не только соратниками, но и близкими друзьями. Келдышу и Королёву обязана наша Родина тем, что мы запустили первый искусственный спутник Земли и первого человека в космос.

Не будь этих двух людей, без сомнения, мы так и остались бы вторыми…

Впрочем, так это и случилось, когда их не стало…

Из воспоминаний Н.Л. Тимофеевой:

«За несколько дней до операции Сергей Павлович приехал в академию.. Он был грустный и просидел у президента очень долго. Когда вышел, немного посидел с нами и сказал, что ему предстоит операция. Чувствовалось, что это его очень тревожит. Через несколько дней он позвонил по телефону Мстиславу Всеволодовичу, но тот отсутствовал. Сергей Павлович попросил передать ему привет и сказать, что он уезжает в больницу, машина уже ждет.

Потом… Потом позвонил академик В.П. Мишин, находившийся в «кремлёвке» в день операции С.П. Королёва, и тихо-тихо сказал: «С.П. умер». Это было страшно, в это не хотелось верить! Ведь только что он разговаривал с нами по телефону… Я написала записку Мстиславу Всеволодовичу, который проводил заседание в конференц-зале. Записку посмотрел и отложил. Я просто остолбенела: что это он? Продолжает вести заседание! Вдруг он опять взял записку, прочитал и просто рухнул на стул… Встал, остановил докладчика и прочел записку вслух. Все замерли. В зале было тихо, тихо. То, что они услышали, казалось неправдоподобным!»

Наверное, только М.В. Келдыш понимал в те тяжкие дни, что судьба отечественной космонавтики теперь станет иной.

…Крохотный зал Центра дальней космической связи под Евпаторией. Большая комната, перегороженная пополам диваном. С той стороны пульты управления, за которыми сидят операторы, тощая фигура Георгия Николаевича Бабакина — Главного конструктора, мечущаяся между пультами, и академик Келдыш, отдыхающий на диване. С этой стороны — вся остальная публика: члены Госкомиссии, журналисты.

Для Келдыша это была бессонная ночь, он вылетел из Москвы уже за полночь, а на рассвете (Венера — Утренняя звезда!) уже был в Центре дальней космической связи.

Мне показалось, что Мстислав Всеволодович заснул...

Оператор сообщает данные о ходе полета аппарата в атмосфере Венеры — температура, давление, высота над поверхностью...

Бабакин мечется вдоль пультов...

Келдыш сидит с закрытыми глазами...

Напряжение страшное: всё-таки впервые автоматический зонд пытается осуществить посадку на поверхность чужой планеты...

Наконец, приходит последнее сообщение, связь прерывается...

«Сели!» — радостно кричит Бабакин.

Зал взрывается аплодисментами...

Келдыш открывает глаза, говорит:

— Не будем торопиться. Мне кажется, до поверхности еще далеко — там совсем иные условия, чем мы представляем...

Но ликует не только этот зал, но и «Москва», где принимали данные о полете «Венеры», и голос Келдыша не услышан. Ему так и не удалось доказать «наверху», что торопиться не следует — официальное Сообщение ТАСС объявило «об очередной победе в космосе — посадке на планету Венера»...

Через пару недель в кабинете Главного конструктора Г.Н. Бабакина шло совещание по итогам полета автоматической станции. Было уже ясно, что реальное принято за желаемое, а аппарат раздавлен во время спуска — давления на Венере совсем иные, чем представляли астрономы... Бабакин снял трубку «кремлёвки» и набрал номер Келдыша. Он доложил о выводах их комиссии. В ответ услышал: «Я ни секунду в этом не сомневался... Порадовались немного, а теперь пора за работу — я верю, что вы посадите аппарат на поверхность!»

И это вскоре случилось...

У меня в кабинете висит фотография межпланетной станции «Венера» с автографами Келдыша и Бабакина. Помню, они расписывались на ней с удовольствием...

---------- Добавлено в 18:36 ---------- Предыдущее было в 18:36 ----------

окончание

Тайна смерти

Постепенно болезнь сосудов давала о себе знать. Порой приступы становились невыносимыми. Он начал прихрамывать. Боли в ноге не уходили. Консервативные методы лечения были исчерпаны, требовалась операция.

В Москву прилетел Майкл Дебекки. С ним М.В. Келдыш познакомился во время визита в США, осмотрел его клинику, дал согласие на операцию, но не в Калифорнии, а в Москве. Она и была проведена в Институте сердечно-сосудистой хирургии имени А.Н. Бакулева. Ассистировал американскому профессору А.В. Покровский.

Потом он еще долгие годы будет «опекать» Келдыша.

Дебекки отказался от гонорара за операцию. Он попросил передать благодарность правительству СССР за ту честь, которую ему оказали, доверив оперировать М.В. Келдыша. «Это ученый, который принадлежит не только России, но и всему миру», — сказал он.

Недавно мне довелось общаться с академиком А.В. Покровским.

Случалось, в канун операции мы долго с ним беседовали. Рассказал он и о «своем главном пациенте». Я спросил у него:

— Известно, что пациентов самых разных у вас было великое множество. Кто особенно запомнился?

— Конечно же, Мстислав Всеволодович Келдыш, президент Академии наук СССР. История с ним была достаточно интересная. Мне позвонила его референт Наталья Леонидовна и говорит, что Келдыш хотел бы с вами встретиться. Я приехал к нему в президиум академии. Честно говоря, не очень помню, о чем шел разговор. Он был довольно короткий, касался общих проблем. Уехал. Так и не понял поначалу, почему он меня позвал. А дело в том, что я в то время уже консультировал в кремлёвской больнице. Благодаря Евгению Ивановичу Чазову, который не боялся привлекать в консультанты молодых специалистов. Меня многократно приглашали, и я уже был в «кремлевке» «своим». Следующая встреча с Мстиславом Всеволодовичем состоялась уже в больнице. Он практически не спал многие месяцы, и его попытались лечить консервативно. Всё перепробовали — по-моему, даже иглоукалывание. Но ему ничто не помогало.

— У него было сужение сосудов?

— Да, и очень большое. Оно начиналось еще в животе и захватывало ноги. Редкое заболевание. Он долго не склонялся к операции, но потом стало ясно, что иного не дано. Знаю, что было специальное решение Политбюро, на котором предлагали послать лечить его за границу. Позже я узнал, что во время пребывания в Америке он слетал на один день в Хьюстон, где посмотрел, как лечит Дебекки. Вернулся и попросил своих сотрудников провести математический подсчет, где надежнее всего лечиться — здесь или там. В этом необычном деле участвовал академик Пирузян, он мне и рассказал подробно об этой истории. Как они считали, не знаю, но получилось так, что лучшие результаты у нас в клинике. Потом в кабинете Бориса Васильевича Петровского — он был и академиком, и министром — состоялся консилиум. Лечащий врач Келдыша доложил ситуацию. Началось обсуждение. Вокруг сидят академики, лишь у вашего покорного нет столь высоких званий. Петровский говорит, что Келдыш категорически отказался делать операцию за границей, но он готов ее сделать здесь. Где? Борис Васильевич говорит, что лучшие условия в «кремлёвке» и нужно оперировать там. Молчание. Тогда слово беру я. Говорю, что условия в «кремлёвке» лучше, но оперировать его нужно там, где операции на сосудах идут ежедневно, то есть у нас в клинике.

— И что же?

— Борис Васильевич Петровский вдруг резко прервал консилиум, ничего не сказал…

— Ему надо было переговорить с Келдышем?

— Конечно. Вскоре Мстислав Всеволодович оказался в палате по соседству с моим кабинетом. Операцию провёл Дебекки. У Келдыша был тяжелейший послеоперационный период. Не со стороны сосудов, а из-за желудка. Он беспрекословно выполнял все пожелания врачей. Никаких капризов! Он был идеальный больной.

— Полностью доверял врачам?

— Да. К сожалению, у людей такого плана не всегда это бывает…

— А потом вы с ним общались?

— Много раз встречались. У нас добрые отношения сложились…

… Однако Келдыш чувствовал себя всё хуже и хуже. Ему уже тяжело было выполнять сложные обязанности президента академии. И он решил оставить этот пост. Его долго уговаривали: мол, соратники и коллеги будут помогать, но Келдыш уже принял решение…

Он предложил на свое место двух близких ему людей, которых он бесконечно уважал. Это были академики Патон и Александров.

Мстислав Всеволодович ушел из жизни внезапно, неожиданно для всех. Случилось это в закрытом гараже на даче.

Появилась версия, что Келдыш покончил с собой: мол, он специально завел двигатель автомобиля и закрыл двери, чтобы отравиться угарным газом. Ни подтвердить, ни отвергнуть эту версию никто не может…

Я спросил об уходе Келдыша и академика Покровского. Он ответил уклончиво:

— Его очень изматывала болезнь. В последние месяцы он практически не спал, еле держался на ногах. Мне показалось, что он измучен жизнью… А ведь очень светлый человек был, ну я уж не говорю о его гениальности.

В начале будущего года исполняется 100 лет со дня рождения М.В. Келдыша. Надеюсь, что эта дата будет отмечена не формально, а с душой. Так, как заслуживает того наш великий соотечественник.

Мне кажется, о нем очень точно сказал академик Ю.А. Осипьян:

«Он был особенный человек. Эта аура исключительности окружала его всегда, где бы он ни находился. Мстислав Всеволодович был человеком очень умным, остроумным и мог расположить любого — и мужчину, и женщину — к тому, чтобы к нему относились с вниманием и почтением. Я помню, например, один случай, когда был День космонавтики, который отмечался в Центральном театре Советской Армии. Перед тем, как выйти в президиум заседания, все собирались в специальной комнате. Там присутствовали космонавты, ученые, представители промышленности, государственные и политические деятели. Мстислав Всеволодович тогда уже был болен и чувствовал себя очень плохо. Я стоял недалеко, и это было видно по выражению его лица: он, стиснув зубы, пережидал приступ боли, стоял один, немного в стороне, ни с кем не общаясь. В этот момент открывается дверь, и шумно входят руководители государства и члены правительства. Первым с улыбкой шёл Леонид Ильич Брежнев. Они увидели Мстислава Всеволодовича (хотя он ни на кого не смотрел), и сразу же атмосфера как-то изменилась. Каждый очень предупредительно, с вниманием подошел к нему, пожал руку и, отводя глаза, отошел в сторону. Было видно, что в данный момент, в данном собрании Келдыш есть самый главный и самый значительный человек. Много раз я наблюдал похожие ситуации, и всегда это ощущение значительности личности присутствовало и не вызывало сомнений».

К сожалению, в нынешних школьных учебниках я не нашел даже упоминания о М.В. Келдыше.

В Москве есть площадь, носящая его имя, но памятника великому ученому нет. Пока и не слышал, что к юбилею он появится.

В Риге, где родился М.В. Келдыш, бюст был установлен. Как Герою Социалистического Труда, удостоенному этого звания дважды, а потом и трижды. Но не знаю, сохранился ли он в наше неспокойное время…

Впрочем, гении не нуждаются в почитании, память о них нужна нам, живущим, и тем, кто придет нам на смену. Когда рвётся ниточка памяти, протянутая из прошлого в будущее, нация деградирует и погибает. Помним ли мы об этом?!

Роль М.В.Келдыша в развитии работ по ядерным ракетным двигателям
и энергоустановкам большой мощности

Виталий Михайлович Иевлев,
Исследовательский центр им.М.В.Келдыша

Перспективы развития ракетно-космической техники связаны главным образом с проблемой поиска и использования новых, более эффективных источников энергии для ракетных двигателей. Большое внимание этому вопросу постоянно уделял М.В. Келдыш. В частности, он организовывал и направлял соответствующие работы в НИИ‑1, являясь начальником, а затем научным руководителем института. В НИИ‑1 наряду с работами по новым топливам для ЖРД в лаборатории, возглавляемой А.П. Ваничевым, в 1955‑1956 гг. были начаты поисковые исследования возможностей и путей использования ядерной энергии в ракетных двигателях — ЯРД.

Удельное энерговыделение в ядерных реакциях в миллионы раз превосходит удельное энерговыделение при сжигании химических топлив. Поэтому в ЯРД, в отличие от ЖРД, достижимый удельный импульс тяги определяется не энергетическими возможностями топлива, а схемой его энергопреобразования, характеристиками материалов тепловыделяющих элементов и пр. Этим же определяется и масса двигателя. Поэтому в начале работы НИИ‑1 по ЯРД основное внимание было уделено анализу различных схем двигателей, как известных, так и разрабатывавшихся заново. Исследовались ЯРД различных схем:

• с твердой, жидкой, псевдоожиженной и газообразной активными зонами реакторов;
• стационарного и импульсного действия;
• с прямыми методами передачи энергии истекающему из сопла рабочему телу;
• с различными более сложными системами преобразования энергии, например с использованием МГД-генератора.

Были выбраны схемы двигателей, подлежащие более подробной разработке. К их числу относились ЯРД:

• с нагревом рабочего тела в высокотемпературном реакторе с твердой активной зоной (схема "А");
• с газофазной (плазменной) активной зоной с гидродинамическим и магнито-гидродинамическим методами стабилизации зоны ядерного топлива в реакторе (схема "В");
• с центробежным удержанием ядерного топлива (с псевдоожиженной активной зоной);
• импульсного действия (с толканием ракеты или КА при помощи серии ядерных взрывов ограниченной мощности). Также были выбраны схемы электроядерных двигателей нескольких типов.

В дальнейшем работы могли быть развиты только по наиболее перспективным схемам.

После завершения первого этапа поисковых исследований, в связи с выявлением перспективных для дальнейшей разработки схем двигателей, М.В. Келдыш вывел исследования НИИ‑1 по ЯРД за пределы института, организовал широкое обсуждение полученных результатов и необходимую кооперацию для дальнейшего проведения работ. Состоялись многократные обсуждения этих вопросов с участием М.В. Келдыша и И.В. Курчатова, затем также с участием С.П. Королева, В.П. Глушко, А.П. Александрова, А.И. Лейпунского и др.

Необходимо отметить, что очень большое значение для развития работ по ЯРД имела активная заинтересованность ими И.В. Курчатова.

По инициативе М.В. Келдыша, И.В. Курчатова и С.П. Королева было подготовлено и принято в 1958 г. первое постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР о развитии работ по ЯРД. Они были назначены научными руководителями этих работ, благодаря чему работы по ЯРД получили широкое развитие.

М.В. Келдыш, А.И. Лейпунский, В.М. Иевлев, И.В. Курчатов, А.П. Александров, Ю.А. Трескин. 1959 г.

По предложению И.В. Курчатова и С.М. Фейнберга, поддержанному М.В. Келдышем, был построен специальный реактор взрывного действия (РВД, современное название — ИГР, исследовательский графитовый реактор) для петлевых испытаний тепловыделяющих элементов ЯРД. Проект реактора был выполнен под руководством Н.А. Доллежаля, петлевые системы и первые экспериментальные образцы тепловыделяющих сборок созданы в НИИ‑1.

В 1962‑1964 гг. в результате совместных работ НИИ‑1 и ИАЭ при петлевых испытаниях экспериментальных тепловыделяющих сборок был достигнут нагрев рабочего тела (водорода с добавками углеводородов) до 3000‑3100 К при общем времени работы одной сборки более 150 с. В это же время успешно развивались проектно-исследовательские работы по ЯРД в КБ В.П. Глушко и КБ М.М. Бондарюка, активно проводились работы по электроядерным двигателям.

Работы по ЯРД не могли развиваться без создания экспериментальной базы и специального производства. М.В. Келдыш уделял постоянное внимание этой работе. В НИИ‑1 была создана уникальная экспериментальная база, позволявшая проводить модельные исследования и исследования элементов ЯРД схем "А", "В", электроядерных двигателей. Эта база позволяла заменить тепловыделение в реакторе электронагревом мощностью до 80 тыс. кВт (постоянного тока) и проводить испытания узлов ЯРД и ЯЭУ и исследования процессов в условиях, близких к натурным (по составу рабочих сред, температурам, тепловым нагрузкам и др.), а также обеспечивала испытания натурных элементов, в том числе содержащих уран. В ходе создания базы были отработаны некоторые агрегаты и устройства, нашедшие самостоятельное применение. К их числу относятся плазмотроны, магнитные системы, устройства с выводом мощного электронного пучка в атмосферу.

В последующие годы на стендах НИИ‑1 (НИИТП) были проведены всесторонние исследования процессов и испытания основных узлов и других элементов конструкции применительно к ЯРД схем "А", "В" и к электроядерным двигателям.

Решающее значение для создания ЯРД имело строительство реакторной стендовой базы на полигоне МО СССР. Были развернуты широкие исследования по определению наиболее рациональных путей создания стендов. По инициативе М.В. Келдыша в НИИТП было организовано специальное подразделение, определена необходимая кооперация, выполнены проектные разработки, обеспечившие развитие работ по созданию экспериментальной базы.

Результатом исследований ЯРД и путей их стендовой отработки, проведенных в НИИТП, ИАЭ, ФЭИ, ПНИТИ, развития работ по ЯРД схемы "А" в КБ А.Д. Конопатова и по ЯРД схемы "В" в КБ В.П. Глушко явились подготовка и выпуск в 1968 и 1971 г. постановлений ЦК КПСС и Совета Министров СССР о создании на востоке нашей страны специализированной стендовой базы, разработке проектов ЯРД и создании их стендовых прототипов.

Работы, начатые под руководством М.В. Келдыша, были развиты в последующие годы. Они выполнялись совместно организациями МОМ, МСМ, МО и др.

К настоящему времени в наибольшей степени продвинуты работы по ЯРД и ЯЭУ на основе реактора с твердыми поверхностями теплообмена. Выполнены проектные разработки двигателя 11Б91 тягой 36 кН и удельным импульсом 9100 м/с на водороде. Разработан и создан стендовый прототип двигателя 11Б91‑ИР.100.

Для изготовления реактора двигателя и его стендового прототипа пришлось создавать новые материалы, разрабатывать многочисленные новые технологические процессы, а также специальные производственные участки.

Все основные узлы двигателя и его стендового прототипа были отработаны при автономных испытаниях с водородом в качестве рабочего тела, температура которого при натурном ресурсе работы достигает приблизительно 3000 К.

Было завершено строительство первой очереди стендовой базы. В 1978‑1979 гг. при первых натурных испытаниях стендового прототипа двигателя 11Б91‑ИР.100 была достигнута температура водорода примерно 2600 К и мощность реактора около 50 тыс. кВт. Теоретические исследования показали возможность создания на основе реактора 11Б91‑ИР.100 бортовых ядерных энергоустановок открытой схемы электрической мощностью несколько десятков, сотен мегаватт и бортовых ядерных энергоустановок замкнутой схемы с большим ресурсом работы и электрической мощностью в десятки киловатт.

ЯРД и ЯЭУ схемы "А" подготовлены к опытно-конструкторской разработке.

Особое значение для перспектив развития ракетно-космической техники имеют работы по ЯРД и ЯЭУ схемы "В". Газофазный реактор позволит обеспечить нагрев рабочего тела до температуры 8000‑10000 К. Согласно проектным проработкам в КБ В.П. Глушко, выполненным совместно с НИИТП, в ЯРД схемы "В" при использовании водорода в качестве рабочего тела достижим удельный импульс приблизительно 20000 м/с. Чрезвычайно высокие удельные характеристики могут быть получены для ЯЭУ схемы "В".

Проект такой установки мощностью 3,2 млн кВт был выполнен в КБ В.П. Глушко совместно с НИИТП и ИАЭ.

Осуществимость основных процессов, обеспечивающих получение высоких параметров в газофазном реакторе, экспериментально подтверждена на модельных (нереакторных) установках.

Большой объем работ, включая летные испытания, выполнен по электрическим двигателям и плазменным источникам.

Необходимо отметить, что развитие в НИИТП научных исследований рабочих процессов и технологии ядерных двигателей и энергоустановок, создание мощной лабораторной и стендовой баз определило возможность развития ряда новых работ, имеющих важное самостоятельное значение. Одним из примеров этого являются работы НИИТП по плазменным источникам.

М.В. Келдыш проявлял постоянный интерес к исследованию основных направлений использования ЯРД в различных областях ракетно-космической техники. Последнее обсуждение этих вопросов состоялось у Мстислава Всеволодовича за месяц до его безвременной кончины.

Сегодня, когда уже можно отметить определенные успехи в развитии работ по мощным ядерным двигательным и энергетическим установкам, мы отдаем должное инициативе в своевременной постановке работ, большому личному вкладу, вниманию и заинтересованности, которые проявлял М.В. Келдыш к этим работам с самого первого дня их становления.

Россия разработает для космического корабля ядерный ракетный двигатель

http://www.vsesmi.ru/news/3420455/

Правительство Российской Федерации в 2010 году выделило 500 миллионов рублей на создание проекта космического корабля, в который будет встроен ядерный ракетный двигатель . Кабинет министров выдал распоряжение 29 декабря 2009 года, согласно которому будут выделены средства на проекты, которые одобрила комиссия при президенте России по вопросам модернизации и технологическому развитию экономики РФ.

Данный документ подтверждает, что сумма в полмиллиарда рублей будет разделена между Росатомом и Роскосмосом. 430 миллионов рублей выделили Государственной корпорации по атомной энергетике (Росатом) с целью создания ею транспортно-энергетического модуля, в основе которого находится ядерный ракетный двигатель . Для осуществления того же проекта Федеральное космическое агентство (Роскосмос) получит 70 миллионов рублей.

В последних числах декабря Анатолий Перминов, глава Роскосмоса, заявил, что начиная с 2010 года Россия будет проводить исследования в области разработок ядерных энергоустановок мегаваттного класса. Он также заметил, что ядерный ракетный двигатель и другие подобные технологии необходимы для создания космического корабля, способного отправиться в длительную экспедицию, например, на Марс. Он считает, что реализация такого масштабного проекта позволит России выйти на новый уровень, поднять отечественную ракетно-космическую технику над иностранными разработками.

Завершение эскизного проекта энергодвигательной установки нового типа планируется к 2012 году. Практическая реализация данного проекта обойдется российскому бюджету примерно в 17 миллиардов рублей. В свою очередь сам ядерный ракетный двигатель начнут создавать не ранее 2018 года. Строительство установки, скорее всего, возьмет на себя Центр имени Келдыша, а проектирование космического корабля поручат ведущим специалистам РКК «Энергия».

Академик РАН и директор Центра имени Келдыша Анатолий Коротеев сообщает, что проект возможно завершить к 2018 году, если разделить его на несколько этапов. Если проект будет полностью утвержден и профинансирован, то к 2012 году будет готов технический проект и компьютерное моделирование системы, к 2015 году осуществят обработку самой двигательной установки, а к 2018 году начнется создание модуля.

---------- Добавлено в 18:39 ---------- Предыдущее было в 18:38 ----------

М.В. Келдыш —
научный руководитель работ по созданию крылатой ракеты "Буря"

Владимир Семенович Макарон,
Исследовательский центр им.М.В.Келдыша

Создание МКР "Буря" было выдающимся достижением отечественного ракетостроения как по новизне, так и по масштабу решенной задачи. В процессе создания "Бури" решены фундаментальные задачи сверхзвуковой газодинамики и теплообмена, созданы уникальные стендовые установки, которые до настоящего времени используются в аэрокосмической отрасли. Приобретенный опыт неоценим для коллектива института, работающего уже почти полвека с ОКБ над крупными объектами ракетно-космической техники.


В 50-е годы авиация еще училась преодолевать "звуковой" барьер, а маршевая ступень "Бури" со сверхзвуковым прямоточным двигателем осуществляла 2-часовые полеты на высотах 18‑25 км со скоростью, превышающей скорость звука в 3 раза.


Двухступенчатая ракета "Буря" имела два ускорителя первой ступени, оснащенных четырехкамерными ЖРД, и вторую — маршевую ступень со среднерасположенным тонким стреловидным крылом малого удлинения и центральным сверхзвуковым ПВРД.

Ракета "Буря"

Научным руководителем работ НИИ и ОКБ по созданию ракеты "Буря" был академик Мстислав Всеволодович Келдыш.


В отличие от научно-организационной деятельности М.В. Келдыша в области освоения космического пространства, его работа по созданию научного задела и самой ракеты "Буря" мало освещалась в научно-технической литературе, хотя ею он занимался более 10 лет, будучи сначала директором, а затем научным руководителем НИИ‑1 (ныне Исследовательский центр им. М.В. Келдыша).

Рождение концепции крылатой ракеты "Буря"

Возглавив в декабре 1946 г. НИИ‑1, М.В. Келдыш одной из первоочередных своих задач считал четкое определение тематики и роли института в отрасли.


НИИ‑1 был уже хорошо известен своими разработками ряда образцов ракетной техники ("Катюша", самолет БИ‑1 и др.). Состоял он в то время из научных отделов, лабораторий и нескольких КБ — ЖРД, ПВРД, ТРД.


М.В. Келдыш не считал правильным, чтобы деятельность института сводилась к обслуживанию текущих задач КБ. Он видел будущее института в качестве научно-исследовательской организации, которая решает проблемные задачи в области разработок ЖРД и СПВРД и оказывает помощь конструкторским бюро главным образом в наиболее сложных технических вопросах. Эту точку зрения он отстоял на НТС Министерства авиационной промышленности в феврале 1947 г. в докладе "О перспективах реактивного двигателестроения и направлении развития РНИИ" [1].


Чтобы подготовить институт к новому характеру его деятельности, он предпринял ряд организационных мер: создал крупные научные подразделения, лаборатории — ЖРД, ПВРД, газовой динамики и несколько позже — лабораторию для комплексных исследований динамики и эффективности ракет; постепенно вывел из состава института конструкторские бюро, которые обрели к этому времени значительную самостоятельность (это были КБ А.М. Исаева, В.П. Глушко, А.М. Люльки, М.М. Бондарюка).


В течение 1947‑1953 гг. в научных работах, докладах на НТС министерства и института, докладных записках в министерство М.В. Келдыш последовательно проводил идею развития работ по СПВРД и его применения в ракетной технике [1, 2, 3, 4]. При этом он обращал внимание на сочетание двух типов двигателей — ЖРД и СПВРД и возможность создания на их базе двухступенчатой крылатой ракеты межконтинентальной дальности [3]. Впервые применение СПВРД (разгонного типа) для достижения межконтинентальной дальности было им рассмотрено в 1947 г. в работе [2].


После решения в НИИ‑1 Г.И. Петровым проблемы торможения сверхзвукового потока в многоскачковых воздухозаборниках появилась реальная перспектива создания СПВРД с высокими характеристиками.


В 1950‑1951 гг. сотрудниками НИИ‑1 В.С. Зуевым и Е.Я. Губером была разработана первая методика расчета характеристик СПВРД с многоскачковым диффузором и с реальными газодинамическими и тепловыми потерями в двигателе. Эта методика позволяла оптимизировать проходные сечения газовоздушного тракта и режимы работы камеры сгорания. Вскоре были проведены расчеты семейства характеристик СПВРД для летательных аппаратов дальнего действия [5]. Проведенные расчетные исследования показали эффективность применения СПВРД на различных летательных аппаратах (ЗУРах, КРДД) [6].


Однако, как считал М.В. Келдыш, для того чтобы предлагать конкретные варианты конструкторским бюро, необходимо решить ряд задач организации рабочего процесса в двигателе, провести экспериментальные исследования СПВРД в наземных условиях и испытания СПВРД в полете [3].


В докладе [3] он отмечал: "Работы по дозвуковому ПВРД проводились главным образом в связи с созданием опытных образцов. Проблема создания СПВРД расчленяется на ряд задач, имеющих целью отработку основных элементов двигателя: диффузора, камеры сгорания, выхода (сопла), внешней аэродинамики двигателя" ... "Однако до сих пор лаборатории не имеют сколько-нибудь удовлетворительной экспериментальной базы, и это не дает институту возможности проводить полноценные исследования, позволяющие разработать обоснованные рекомендации по развитию реактивных двигателей" [1].


В институте в период 1947‑1952 гг. строится современная экспериментальная база. Экспериментальные установки, по предложению М.В. Келдыша, создавались с баллонной системой подачи воздуха, что обеспечивало им мобильность и быстроту внедрения. (В отличие от ЦАГИ, где существовало большое компрессорное хозяйство).


В 1947 г. была введена в эксплуатацию сверхзвуковая аэродинамическая труба СТ‑1 с открытой рабочей частью размером 70 • 70 мм, на числа M = 1.5‑3.5, в которой стали проводиться исследования сверхзвуковых многоскачковых диффузоров для СПВРД. Эти эксперименты подтвердили теоретические результаты по эффективности многоскачковых диффузоров, а исследования большого числа вариантов диффузоров позволили создать банк экспериментальных данных для последующих рекомендаций их конкретного применения.


В этой же лаборатории стали исследовать теоретически и экспериментально сверхзвуковые сопла — газодинамические потери выходного импульса, способы профилирования стенок сопла.


Среди прикладных исследований, непосредственно связанных с разработкой СПВРД, следует отметить исследования сверхзвукового пограничного слоя и взаимодействия с ним скачков уплотнения, которые были нужны для анализа работы многоскачковых диффузоров, а также выходных сопел при нерасчетных режимах истечения.


Примерно в то же время были построены стенды для исследования и отработки малогабаритных прямоточных камер сгорания на присоединенном воздухопроводе и высотный аэродинамический стенд А‑6 с рабочей частью 170 • 170 мм, с системой подогрева воздуха, со сверхзвуковыми соплами-решетками на разные числа M, с камерой "Шебеко" и кормовым эжектором на выходе. На этом стенде можно было испытывать небольшие камеры, работающие в составе двигателя, и модельные СПВРД в условиях ограниченного обдува в диапазоне чисел M = 1,75 ‑ 3,0 и высотности 5000‑9000 м.


Основной элемент СПВРД — прямоточная камера — должна была обеспечить высокую полноту сгорания топлива и надежно работать. Разработанные ранее для камер дозвуковых ПВРД способы стабилизации горения и теплозащиты ее стенок годились при малых скоростях воздушного потока на входе в камеру, 30 ‑ 50 м/с. Создание СПВРД требовало увеличения скорости потока на входе в камеру, на некоторых режимах до 150 ‑ 200 м/с, и температур продуктов сгорания выше 2000 ‑ 2500 К.


В лаборатории ПВРД под руководством В.С. Зуева и Е.С Щетинкова были поставлены широкие исследования модельных камер и элементов внутрикамерных процессов на этих стендах. Они позволили решить проблему смесеобразования топлива, распыливаемого разного типа форсунками, с воздухом; проблему стабилизации горения с помощью V‑образных стабилизаторов; найти закономерности распространения пламени от стабилизаторов вниз по потоку, что позволяло оценивать длину камеры, обеспечивающую требуемую полноту сгорания.


Высокие температуры и скорости течения газа требовали создания новых способов защиты стенок камеры от тепловых потоков. Было показано, что эта задача может быть успешно решена с помощью воздушно-заградительного охлаждения.


Обнаруженные при работе камер сгорания режимы неустойчивого горения, сопровождающиеся колебаниями давления и скорости потока, срывом горения, а часто и разрушением элементов конструкции, были объяснены в работах Б.В. Раушенбаха физически, и предложены способы борьбы с этим явлением.


Главный итог проведенных широких исследований состоял в разработке рациональных систем организации горения в прямоточных камерах СПВРД. Кроме того, они вселили уверенность в возможности создания прямоточных камер любых размеров и облегчили последующий анализ работы камеры сгорания СПВРД ракеты "Буря" при сравнении стендовых и летных испытаний.


Эти исследования были обобщены впоследствии в монографии [22] и используются при создании камер СПВРД до настоящего времени.


Мстислав Всеволодович лично рассматривал и утверждал большинство выпускаемых отчетов по проводимым исследованиям, а наиболее интересные исследования докладывались авторами на постоянно действующем общеинститутском семинаре, которым он сам руководил.


Значение этого семинара и семинаров в отделах и лабораториях в период становления новой тематики трудно переоценить, так как его участники, а это были и ученые, и рядовые инженеры НИИ, повышали свою квалификацию и становились специалистами, которые могли решать задачи, возникающие в ОКБ — разработчиках двигателей и ракет.


Таким образом, был подготовлен квалифицированный коллектив ученых и инженеров НИИ‑1, который уже к началу 50‑х годов создал научно-технические основы для проектирования, испытания и доводки сверхзвуковых ПВРД.


М.В. Келдышу и другим ученым, работающим в институте, было ясно, что нельзя ограничиваться доказательством хорошей работы отдельных элементов двигателя.


В 1949‑1951 гг. в институте проводятся исследовательские работы, связанные с созданием первой в стране экспериментальной ракеты с СПВРД (ракета Р‑200), летные испытания которой должны были подтвердить эффективность применения СПВРД на сверхзвуковых летательных аппаратах. Этими работами непосредственно руководил М.В. Келдыш.


Была разработана прямоточная камера сгорания диаметром 150 мм. Различные ее варианты испытывались на стендах с присоединенным воздухопроводом. Вариант камеры для летающей модели прошел комплексные испытания при наличии сверхзвукового диффузора на входе и сопла на выходе на высотном стенде А‑6. Камера показала устойчивую работу, безотказный запуск, а коэффициент полноты сгорания на рабочем режиме достигал величины 0,9. Спроектированный в институте регулятор подачи топлива обеспечивал автоматическую работу камеры в заданных условиях по высоте и скорости полета. Испытанный на стенде А‑6 демонстрационный двигатель стал составной частью летающей модели Р‑200, спроектированной в НИИ‑1. Она представляла собой составную ракету с пороховым ускорителем и оперенным СПВРД.


Летные испытания ракеты Р‑200 проходили в 1950‑1951 гг. на Центральном испытательном полигоне министерства обороны в степи, в низовьях Волги. Во время летных испытаний ракета с пороховым ускорителем подвешивалась на направляющих под фюзеляжем самолета Ту‑2, сбрасывалась на высоте 8000 м и разгонялась ускорителем до чисел M = 2,1 ‑ 2,3. После отделения ускорителя происходил запуск прямоточного двигателя и дальнейший полет 2-й ступени с работающим СПВРД, с саморазгоном до чисел M = 2,6 ‑ 2,7. Продолжительность полета ступени с работающим прямоточным двигателем составляла около 20 с, дальность полета с работающим СПВРД — 11 км.


Результаты измерений параметров ракеты и двигателя передавались разработанной также в институте малогабаритной бортовой телеметрической аппаратурой на наземные приемные устройства.

Ракета Р-200 на полигоне

М.В. Келдыш придавал большое значение летным испытаниям ракеты Р‑200, приезжал на испытательный полигон, анализировал телеметрические данные, обсуждал программу и режимы следующих пусков.


Всего было проведено 22 летных испытания. Они подтвердили в реальных условиях полета работоспособность сверхзвукового ПВРД, возможность полета летательного аппарата на тяге СПВРД и получение тягово-экономических характеристик, близких к ожидаемым величинам [7].


Летные испытания ракеты Р‑200 открыли серию испытаний в 1952‑1953 гг. ракет с СПВРД конструкторского бюро М.М. Бондарюка, которые продемонстрировали способность СПВРД разгонять ракеты до больших сверхзвуковых скоростей с одновременным набором высоты. Следует подчеркнуть, что на всех указанных СПВРД стояли сверхзвуковые диффузоры разработки НИИ‑1.


Успешные испытания ракет с СПВРД ОКБ‑670 определили разработчика СПВРД для экспериментальной крылатой ракеты (ЭКР) и ракеты "Буря".


В конце 1951 г. в КБ С.П. Королева завершается НИР по комплексному исследованию и определению основных летно-тактических характеристик баллистических и крылатых ракет дальнего действия. Непосредственное участие в НИР принимал М.В. Келдыш [8, 9].


Результаты НИР показали возможность создания обоих типов ракет на межконтинентальную дальность.


Учитывая большой научно-технический задел в НИИ‑1 по СПВРД, наличие экспериментальных установок для его исследования на земле и сложность для КБ С.П. Королева одновременно вести два направления, было принято решение передать тематику по крылатым ракетам с СПВРД в МАП. Головная роль в реализации этого направления предназначалась НИИ‑1, что было закреплено вскоре вышедшим Постановлением Правительства.


Одним из результатов НИР по крылатым ракетам с СПВРД, выполненной в КБ С.П. Королева, был эскизный проект экспериментальной крылатой ракеты (ЭКР), которая должна была проверить основные принципы и технические решения по натурной межконтинентальной ракете. В основу компоновки маршевой ступени была положена схема с центральным расположением СПВРД.


Сверхзвуковой прямоточный двигатель маршевой ступени ЭКР — РД‑040 был спроектирован в ОКБ‑670 М.М. Бондарюка, имел диаметр камеры 400 мм и сверхзвуковой трехскачковый диффузор, выбранный и испытанный НИИ‑1.


В 1952 г. в лаборатории прямоточных двигателей НИИ‑1 был введен в эксплуатацию единственный в то время в стране стенд (СТ‑5), представляющий собой сверхзвуковую аэродинамическую трубу с высотной камерой, выполненной по схеме, предложенной И.Ф. Шебеко, носовым и кормовым эжекторами.


В 1952 ‑ 1953 гг. на этом стенде были проведены испытания СПВРД ЭКР натурного размера, со сверхзвуковым воздухозаборником, работающим турбонасосным агрегатом, бортовой системой подачи топлива, системой поддержания заданного полетного числа M. Условия испытаний по числам M, углам атаки, давлениям на входе и выходе двигателя, температуре поступающего в двигатель воздуха полностью соответствовали условиям полета. Тяга двигателя измерялась с помощью аэродинамических весов. В диапазоне чисел M = 2,9‑3,3 были подтверждены заданные техническими условиями величины тяги и удельного импульса. Эти испытания убедительно показали высокую надежность конструкции и всех систем двигателя, а также достоверность расчетов его тягово-экономических и регулировочных характеристик [10].


На основании этих испытаний научным руководителем НИИ‑1 М.В. Келдышем и главным конструктором ОКБ‑670 М.М. Бондарюком было подписано следующее заключение: "Сверхзвуковой прямоточный воздушно-реактивный двигатель РД‑040 можно допустить к официальным контрольно-сдаточным испытаниям".


Результаты демонстрации работоспособности и надежной работы мощного сверхзвукового ПВРД были настолько убедительными, что очень скоро было принято решение отказаться от летных испытаний ЭКР.


Наступило время принять решение по натурной крылатой ракете и определить главных конструкторов двигателей разгонной и маршевой ступеней и ракеты в целом.


Главным конструктором ЖРД разгонной ступени было предложено стать А.М. Исаеву, главным конструктором СПВРД маршевой ступени — М.М. Бондарюку. Этих руководителей конструкторских бюро реактивных двигателей связывало с НИИ‑1 многолетнее творческое сотрудничество, а в недавнем прошлом они входили со своими коллективами в состав НИИ‑1.


М.В. Келдышу оставалось найти главного конструктора ракеты в целом.


После окончания контрольно-сдаточных испытаний двигатель РД‑040, установленный на стенде СТ‑5, использовался в качестве демонстратора. В присутствии приглашенных именитых посетителей — С.А. Лавочкина, А.Н. Туполева, В.М. Мясищева и других — производился запуск двигателя с измерением основных параметров, в том числе тяги. Эти демонстрационные запуски должны были убедить главных конструкторов ракет в реальности создания СПВРД на заданные параметры.


Главным конструктором натурной ракеты, получившей вскоре имя "Буря", стал известный авиаконструктор Семен Алексеевич Лавочкин, которого также связывало с институтом и с разработчиками двигателей давнее сотрудничество.


В мае 1954 г. выходит постановление Совета Министров СССР о создании ракеты "Буря" и ее утяжеленного варианта "Буран" [11] (работы по ракете "Буран" были прекращены в 1957 г. на стадии изготовления после начала летных испытаний "Бури").


Большое внимание в постановлении Правительства уделялось научному обеспечению разработки этих ракет, так как в отличие от баллистических ракет отсутствовал какой-либо практический опыт создания крылатых ракет с СПВРД с заявленными параметрами [9].


На НИИ‑1 была возложена координация всех научно-исследовательских работ, связанных с решением проблем по созданию ракет "Буря" и "Буран". Решением вопросов аэродинамики летательного аппарата занимался ЦАГИ. Научным руководителем работ института, КБ А.М. Исаева, КБ М.М. Бондарюка и КБ С.А. Лавочкина по созданию ракеты "Буря" был назначен академик М.В. Келдыш.


В постановлении Правительства были утверждены также руководители основных научных направлений разработки ракеты — сотрудники НИИ‑1: чл.-корр. АН СССР Г.И. Петров — аэродинамика двигательных установок; канд. техн. наук Б.В. Раушенбах — динамика полета и управление; канд. техн. наук В.М. Иевлев, В.Я. Лихушин — температурные режимы во время полета; докт. техн. наук Е.С Щетинков, канд. техн. наук В.С. Зуев — термодинамика прямоточных двигателей и процессы горения; канд. физ.-мат. наук Д.Е. Охоцимский, инженер К.П. Осминин — общая компоновка и баллистика; докт. техн. наук А.А. Ваничев — термодинамика ЖРД; инженер И.Ф. Шебеко — методика экспериментальных исследований ПВРД на стенде (по нескольким из этих направлений были также назначены работники ЦАГИ). За каждым из перечисленных руководителей стояли многочисленные коллективы ИТР, подготовленные к решению соответствующих задач.


Была образована, как сейчас принято говорить, команда ученых и инженеров, возглавляемая научным руководителем института академиком М.В. Келдышем. Это во многом предопределило успех.

Решение научных проблем при создании двигателя и ракеты

К началу разработки "Буря" в НИИ‑1 под руководством М.В. Келдыша были обобщены исследования характеристик и особенностей работы СПВРД [12]. Был сделан важный вывод: "Впервые в Советском Союзе практически, в летных условиях и на стендах была доказана работоспособность прямоточных двигателей, и конструкторы летательных аппаратов приобрели твердую уверенность в возможности их эффективного использования". Материалы работы [12], вместе с конкретными расчетами применительно к ракете "Буря", проведенными совместно специалистами НИИ‑1 и ОКБ‑670, позволили выбрать основные геометрические размеры маршевого двигателя и режимы его работы. В частности, была установлена целесообразность разгона с помощью ЖРД крылатой ступени МКР с прямоточным двигателем непосредственно до маршевой скорости полета. Сам участок разгона был тщательно рассчитан и проанализирован в Отделении прикладной математики МИАН СССР под руководством М.В. Келдыша.


Так как разгон по баллистической траектории не позволял обеспечить требуемый поворот ракеты при достижении нужной комбинации скорости и высоты полета ступени с СПВРД, необходимо было рассчитать разные режимы выведения. В итоге было показано, что при совместном использовании дросселирования ЖРД на участке разгона и усилий, создаваемых средствами управления, задачу можно решить [13].


В связи с этим тяга связки ЖРД ускорителя разгонной ступени С2‑1150, разработанного в КБ А.М. Исаева, дросселировалась с 68,4 т до 48,6 т в процессе полета. Кроме того ЖРД имели газовые рули, а с ростом скорости полета управление осуществлялось воздушными рулями.


В 1955 г. для ракеты "Буря" в КБ М.М. Бондарюка был спроектирован и изготовлен сверхзвуковой прямоточный двигатель РД‑012 с диаметром камеры сгорания 1700 мм. СПВРД РД‑012 на высотах более 20 км имел тягу в несколько тонн и удельный импульс тяги в маршевом полете более 1500 с. Впоследствии двигатель был усовершенствован и получил индекс РД‑012У.


Получению высоких характеристик двигателя способствовали, в частности, высокие характеристики разработанного НИИ‑1 трехскачкового воздухозаборника (3‑3‑28) и малые потери импульса в выходном сопле двигателя, спрофилированном по новой методике профилирования оптимальных контуров сопел СПВРД, которая была разработана по заданию М.В. Келдыша Д.А. Мельниковым в НИИ‑1 в 1955 г. Новым соплом было заменено первоначальное коническое сопло.

СПВРД РД‑012У конструкции ОКБ М.М. Бондарюка

Решающим условием, обеспечившим успешную и быструю отработку СПВРД РД‑012У, явилось создание по инициативе и под руководством М.В. Келдыша экспериментальной базы для испытаний натурных СПВРД.


Для испытаний двигателя РД‑012У, проводившихся вначале в ЦАГИ, НИИ‑1 построил натурные стенды — Ц‑7Н, Ц‑9Н и Ц‑12Т.


Стенд Ц‑9Н был выполнен по схеме с присоединенным воздухопроводом, имел газовый подогрев рабочего воздуха. Барокамера стенда диаметром 3,2 м позволяла устанавливать внутри на раме с динамометрическим устройством двигатель РД‑012У с "очковым" соплом (без сверхзвуковой части). Испытания могли проводиться в широком диапазоне высот и скоростей, соответствующих траектории полета ракеты "Буря".


Стенд Ц‑7Н представлял собой аэродинамическую трубу непрерывного действия, с высотной камерой, обеспечивающей высотность 18‑30 км, со сверхзвуковым регулируемым соплом на числа M = 2,7‑3,3. Стенд Ц‑7Н был оборудован подогревателем теплообменного типа, позволявшим имитировать натурные условия по температуре потока, поступающего в двигатель. На установке были предусмотрены аэродинамические весы [14]. Стенды были введены в строй во время летных испытаний и успешно использовались для совместного анализа наземных и летных испытаний и корректировки принимаемых технических решений [15]. Это уникальные стенды используются до настоящего времени для решения газодинамических и тепловых задач аэрокосмической техники.


На стенде Ц‑7Н в реальных полетных условиях, в течение времени, равного времени полета, осуществлялись испытания СПВРД с уменьшенным входом в условиях сверхзвукового обдува подогретым, "чистым" воздухом. Результаты этих испытаний сравнивались с данными испытаний на стенде Ц‑9Н, имеющем газовый подогрев, и с результатами летных испытаний. Такие сравнительные испытания способствовали быстрому устранению всех конструктивных недостатков сверхзвукового ПВРД, обнаруженных в полете. Так, неожиданные прогары конструктивных элементов прямоточной камеры двигателя РД‑012У, обнаруженные в полете и ненаблюдавшиеся при испытании на стенде Ц‑9Н, были объяснены после испытаний двигателя на стенде Ц‑7Н при "чистом" подогреве воздуха. Конструкторами были внесены изменения, и камера СПВРД стала работать в полете более надежно.


Экспериментальные и расчетные исследования сверхзвукового пограничного слоя, проведенные в НИИ‑1, показали, что температура теплоизолированной поверхности, омываемой воздухом при M ≈ 3, достигала температуры порядка 600 К, что потребовало от конструкторов ракеты "Буря" замены традиционного для авиации алюминия на титан, а также принятия специальных мер защиты приборного отсека, баков с топливом и полезной нагрузки для поддержания требуемого теплового режима на протяжении всего времени полета.


Для комплексной проверки работы всех систем второй, маршевой ступени КРДД "Буря" с воспроизведением внешнего аэродинамического нагрева по методике, предложенной В.Я. Лихушиным в 1956 году, в НИИ‑1 был введен в строй тепловой газодинамический стенд Ц‑12Т. На этом стенде проводились испытания натурной ракеты "Буря" с работающим по летной программе двигателем РД‑12У в реальном масштабе времени (время полета ракеты более двух часов). При испытаниях на стенде Ц‑12Т проверялись ресурс двигателя, влияние нагрева топлива в баках на его работу, функционирование приборов и некоторые другие параметры [16].

Стенд Ц‑12Т и установка в него снаряженной маршевой ступени (без крыла)

Испытаниям ракеты "Буря" на этом стенде М.В. Келдыш уделял большое внимание — он присутствовал при проведении испытаний, руководил обсуждением результатов.


При первых же испытаниях ракеты "Буря" на стенде Ц‑12Т были выявлены существенные недостатки конструкции внутренней обшивки центрального канала, подводящего воздух от воздухозаборника к камере сгорания двигателя. Отдельные участки обшивки отрывались от стенок топливных баков, уносились потоком в камеру сгорания и нарушали рабочий процесс в ней. Создание надежной конструкции обшивки канала (с проведением неоднократных контрольных испытаний на стенде Ц‑12Т) потребовало интенсивной совместной работы конструкторов КБ и сотрудников НИИ‑1 почти в течение года. Комплексная наземная отработка маршевой ступени ракеты "Буря" с работающим двигателем РД‑012У на стенде Ц‑12Т, включая функционирование всех приборов в условиях одновременного штатного нагрева всех элементов конструкции, позволила выявить до начала и во время летных испытаний маршевой ступени конструктивные дефекты, своевременное устранение которых явилось одним из важных условий обеспечения надежной работы сверхзвукового СПВРД. Участие ведущих работников института в совместном с сотрудниками КБ анализе результатов летных испытаниях ракеты на полигоне позволяло оперативно решать возникавшие проблемы.


Помимо проблемных задач М.В. Келдыш ставил перед инженерами НИИ‑1 технические вопросы, которые выпадали из поля внимания конструкторов или не могли ими решаться по тем или иным причинам. Например, теоретически исследовалось влияние малых отклонений параметров, характеризующих работу диффузора, камеры сгорания и сопла на коэффициент тяги и удельный импульс СПВРД [12]; влияние порывов ветра на высоте полета на противопомпажный запас диффузора [17]; влияние отклонений температуры атмосферы на высотах полета от стандартной на дальность; теоретически и экспериментально исследовалась газовая динамика центрального канала и предкамерного диффузора СПВРД [18] и др. Надо было заранее быть готовым к любым неожиданностям.


Эти примеры характеризует тщательность, с которой М.В. Келдыш подходил к решению технических вопросов сложной, масштабной задачи на неизведанном пока пути.


Столь же новой была система управления ракетой в полете и наведения ее на цель. Для разработки системы управления ракеты "Буря" М.В. Келдыш организует в 1955 г. в НИИ‑1 филиал, в котором создавалась астронавигационная система управления (разработчик И.М. Лисович) и автопилот маршевой ступени (разработчик Г.Н. Толстоусов). Основные принципы системы были разработаны ранее и прошли предварительную проверку на макетах. Прежде чем ее устанавливать на ракету "Буря", М.В. Келдыш организовал проверку системы астронавигации на самолете Ту‑16 при полетах на дальность 4000 км, на высоте 11 км. За 5‑6 часов полета система давала ошибку в пределах 3‑6 км, что гарантировало достаточно хорошую точность при ее применении на ракете "Буря" [19].


Летные испытания КРДД "Буря" начались 1 августа 1957 года. М.В. Келдыш присутствовал на большинстве пусков, начиная с первого. Вместе с сотрудниками института, которые его сопровождали, проводил анализ работы двигателей и ракеты. В случае замечаний по пускам ракеты, принимались меры по их устранению.





Ракета "Буря" на участке разгона


После серии наладочных пусков начались регулярные полеты маршевой ступени на возрастающую от пуска к пуску дальность.


В 1960 г. при двух последних пусках с системой астронавигации, которые состоялись 23 марта и 16 декабря 1960 г., по "большой трассе" (Владимировка-Камчатка), ракетой "Буря" была достигнута дальность 6500 км. Точность попадания в цель составила 8 км.


Результаты летных испытаний ракеты "Буря"приведены в работах [20, 21].

Краткие итоги работы

Научное руководство созданием ракеты "Буря" стало яркой страницей в деятельности академика М.В. Келдыша и института НИИ‑1, научным руководителем которого он являлся в то время. Близкая по характеристикам американская крылатая ракета с СПВРД "Навахо", рассчитанная на дальность 6500 км, при маршевом числе M ≈ 2.5, после десятка неудачных пусков так и не была доведена до летных образцов. Работу прекратили из-за неясности путей решения возникших проблем.


Судьба ракеты "Буря" несколько иная. Ракета "Буря" совершала плановые полеты по "большой трассе" на дальность 6500 км, управляемая системой астронавигации, обеспечившей высокую точность попадания в цель. Получение запланированной дальности полета 8000 км сомнений не вызывало.


Однако в 1960 г. руководство страны приняло решение о прекращении дальнейших работ по КРДД "Буря". Оно не являлось следствием ошибочности почти доведенной ракетной системы. Конкретная стратегическая задача была решена баллистической ракетой Р‑7 конструкции С.П. Королева. Технические аргументы в пользу продолжения работ над ракетой "Буря" во внимание не были приняты. Закрытие программы прошло на самом высоком государственном уровне.


Тем не менее, научные и технические результаты, полученные при разработке ракеты "Буря", построенная стендовая база нашли применение при создании последующих изделий с СПВРД, а также в ракетно-космической технике, в частности, при определении тепловых режимов и испытании теплозащиты спускаемых космических аппаратов.


Работа над СПВРД ракеты "Буря" расширила знания во многих прикладных разделах газовой динамики, теплообмена и теории горения. По завершению работы над ракетой "Буря" специалистами НИИ‑1 выпущено около десятка монографий по разным аспектам СПВРД ([22] и др.).


При рассмотрении перспективы увеличения скорости маршевого полета крылатой ракеты Е.С Щетинковым был изобретен в 1957 году ГПВРД, с которым связывают в настоящее время будущее пилотируемой космонавтики.


В период работы над ракетой "Буря" НИИ‑1 приобрел опыт работы с конструкторскими бюро над крупными объектами ракетной техники, который используется многие десятилетия и после ухода в 1961 г. М.В. Келдыша из института в связи с избранием его президентом АН СССР.


Успешный опыт реализации проекта "Буря" особенно ценен в наши дни, когда во всех космических державах мира рассматриваются проекты использования СПВРД, ГПВРД, РПД в качестве комбинированной двигательной установки перспективных многоразовых систем для полетов в космическое пространство. Эти грандиозные проекты будут осуществляться в 21 веке, скорее всего при международном сотрудничестве, и здесь опыт России, и в частности Исследовательского центра им. М.В. Келдыша, может сыграть немалую роль.


Литература

1. Келдыш М.В. О перспективах реактивного двигателестроения и направления развития РНИИ. 1947 г. // М.В. Келдыш. Избранные труды. Ракетная техника и космонавтика. М.: "Наука", 1988.
2. Келдыш М.В. О силовой установке стратосферного сверхзвукового самолета. 1947 г. // Там же.
3. Келдыш М.В. О состоянии работ по ПВРД и их применению. 1950 г. // Там же.
4. Келдыш М.В. О развитии работ по исследованию ПВРД в полете. 1951 г. // Там же.
5. Губер Е.Я., Забежинская Л.Т. Расчетные характеристики семейства прямоточных ВРД для летательных аппаратов дальнего действия: Отчет НИИ‑1, инв. № 2613*, 1950 г.
6. Осминин К.П., Филиппюк С.К. Исследования эффективности применения различных схем ПВРД на самолетах-снарядах дальнего действия: Отчет НИИ‑1, инв. № 4067, 1953 г.
7. Летные испытания работы прямоточного воздушно-реактивного двигателя конструкции НИИ‑1 при сверхзвуковых скоростях на ракете Р‑200. Совместный отчет НИИ‑1 и ЛИИ, 1951 г. Архив Центра Келдыша, инв. № 3525.
8. Королев С.П. Принципы и методы проектирования ракет большой дальности. 1949 г. // Творческое наследие Сергея Павловича Королева. М.: Наука, 1980.
9. Королев С.П. Тезисы доклада по результатам исследований перспектив развития крылатых ракет дальнего действия. 1952 г. // Там же.
10. Леванов И.Б., Шебеко И.Ф. Технический отчет по стендовым испытаниям двигателя РД‑040: Совместный отчет ОКБ‑670 и НИИ‑1, 1953 г.
11. Постановление Совета Министров СССР о разработке межконтинентальных крылатых ракет "Буря" и " Буран". № 957‑409, 20 мая 1954 г.
12. Келдыш М.В, Бондарюк М.М., Беспалов И.В., Щетинков Е.С. и др. Основы теории, принципы проектирования, стендовые и летные исследования сверхзвукового прямоточного воздушно-реактивного двигателя: Отчет НИИ‑1, 1956 г.
13. Келдыш М.В., Егоров В.А., Камынин С.С., Охоцимский Д.Е., Энеев Т.М. Теоретические исследования динамики полета составных крылатых ракет дальнего действия. 1953 г. // М.В. Келдыш. Избранные труды. Ракетная техника и космонавтика. М.: Наука, 1988.
14. Каминский Д.Б. Методика испытаний на стенде Ц‑7: Отчет НИИ‑1, инв. № 6618, 1957 г.
15. Обработка результатов летных испытаний РД‑012У по результатам испытаний на стенде Ц‑9Н: Отчет НИИ‑1, инв. № 7658, 1958 г.
16. Лихушин В.Я., Поскачеев Ю.Д. Стенд Ц‑12Т для комплексной отработки крылатых ракет дальнего действия в соответствии с траекторией полета // Альбом НИИ‑1, инв. № 8693, 1959 г.
17. Щетинков Е.С, Колюбакин Р.А. Влияние порывов ветра на устойчивую работу прямоточного двигателя изделия "350": Отчет НИИ‑1, инв. № 5688, 1956 г.
18. Федяев Ю.Г. Исследование газовой динамики предкамерных диффузоров СПВРД: Отчет НИИ‑1, инв. № 59, 1957 г.
19. Черток Б.Е. Ракеты и люди. М.: Машиностроение, 1995. С. 281‑291.
20. Шевалев И., Фомичев А. Межконтинентальная ракета С.А. Лавочкина // Самолеты мира, № 4, 1996 г.
21. Евстафьев М.Д. Долгий путь к "Буре ". М.: Вузовская книга, 1999.
22. Раушенбах Б.В., Белый С.А., Беспалов И.В., Бородачев В.Я., Волынский М.С., Прудников А.Г. Физические основы рабочего процесса в камерах сгорания воздушно-реактивных двигателей. М.: Машиностроение, 1964.

Лидирующая роль М.В. Келдыша в космических исследованиях

Михаил Яковлевич Маров,
ИПМ им.М.В.Келдыша

Из всей многогранной деятельности М.В. Келдыша я остановлюсь лишь на одном из разделов, занимавших, однако, очень большое место в его деятельности: это изучение и освоение космического пространства, где его роль трудно переоценить. Мне довелось работать с ним в течение многих лет, помогая в подготовке и осуществлении разнообразных космических программ. Мстислав Всеволодович вкладывал в эту деятельность не только свой громадный интеллект, но и частицу души. Будучи рассудительным, но вместе с тем достаточно смелым человеком, не боявшимся принимать ответственные решения, он умело и решительно отстаивал свою позицию на всех уровнях, включая высшие эшелоны власти. Он был родоначальником и проводником многих из тех направлений в изучении и освоении космоса, которые снискали нам уважение в мире как к стране, которая положила начало этой новой сфере человеческой деятельности.

Вспоминая как-то период начала-середины 50-х годов, которые он называл прологом к первому спутнику, Мстислав Всеволодович заметил: "... мы были молоды, и даже космос не страшил нас". Мы не случайно называем М.В. Келдыша одним из пионеров космонавтики, поскольку он был в числе первопроходцев, которые перевели полеты в космос из фантастической мечты в практическое русло. В 1956 г. он был назначен председателем комиссии по так называемому объекту "Д". Тогда под этим понимался тяжелый спутник. А за два года до этого, когда вместе с М.К. Тихонравовым и С.П. Королевым он обратился в правительство с докладной запиской "Об искусственном спутнике Земли", у С.П. Королева еще не завершилась отработка ракеты, которая могла бы вывести такой спутник на околоземную орбиту. Вместе с тем уже тогда Мстислав Всеволодович собирал ведущих ученых страны для того, чтобы вместе с ними обсудить перспективы первых физических измерений в космосе с целью понять, что же представляет собой окружающее нас пространство.

В 1958 г. решением ЦК КПСС и Совета Министров СССР М.В. Келдыш был назначен председателем Межведомственного совета по космическим исследованиям при Академии наук (МНТС по КИ), и на этом посту он оставался вплоть до своей кончины в 1978 г. Три важнейших фактора определяли его деятельность как председателя МНТС по КИ: это глубокое понимание научных и технических проблем, которые непрерывно возникали при освоении космоса и требовали принятия решений; это искренняя увлеченность и преданность данному направлению деятельности, в сочетании с чувством огромной ответственности перед страной; и, наконец, это способность быть настоящим лидером — не по положению, а по призванию, и одновременно по признанию коллег и громадных творческих коллективов, привлеченных к космической деятельности. К нему шли за советом очень уважаемые и авторитетные люди — главные конструкторы направлений, крупные ученые — руководители НИИ и КБ. Вокруг его имени ходили легенды. И действительно, когда возникали сложные проблемы, казавшиеся неразрешимыми, тупиковыми (что часто случалось как при разработке изделий, так и при их испытаниях), говорили: "Надо пойти посоветоваться к Мудрому". И сама жизнь многократно подтверждала, сколь глубоки и справедливы были его советы.

В конференц-зале нашего института на протяжении многих лет проходили заседания Межведомственного совета, собиравшие весь цвет ракетно-космической отрасли. Здесь обсуждались и решались наиболее принципиальные, самые кардинальные вопросы. Мстислав Всеволодович неизменно был лидером этих обсуждений. Я приведу лишь несколько примеров вопросов, выносившихся на заседания совета. В первую очередь, это, конечно, программы космических исследований, как краткосрочные, так и долгосрочные, с учетом актуальности и приоритетности стоящих задач и технической возможности их выполнения. Подробно рассматривались проекты автоматических космических аппаратов, пилотируемых кораблей, орбитальных станций. В частности, были подвергнуты всестороннему анализу технические характеристики так называемых ДОСов — долговременных орбитальных станций из первых предложенных к запуску 10 объектов, создававшихся в КБ С.П. Королева на основе разработанной ранее в КБ В.Н. Челомея орбитальной станции "Алмаз" оборонного назначения, и программы их полетов. Большое внимание уделялось вопросам адаптации человека в невесомости, включавшим в себя возможности создания искусственной силы тяжести и варианты их практической реализации, в контексте будущих пилотируемых полетов к планетам Солнечной системы. В поле зрения МНТС по КИ постоянно были вопросы создания перспективных ракет-носителей, в том числе очень близкие Мстиславу Всеволодовичу идеи использования нетрадиционных топлив для этих ракет с целью повышения удельной тяги двигателей. Недавно мне было приятно услышать, например, о том, что в настоящее время рассматривается проблема создания фтораммиачного двигателя, обсуждавшаяся на МНТС еще в 1971 г. Примерно в этот же период рассматривались вопросы разработки ядерных и электрореактивных ракетных двигателей. Учитывая, что материалы этих проектов сейчас рассекречены, я позволю себе привести небольшую цитату. В одном из подписанных Мстиславом Всеволодовичем решений, принятом в 1972 г. по докладу Виталия Михайловича Иевлева — одного из зачинателей данного направления исследований, истинного энтузиаста и замечательного ученого, работавшего в НИИ-1, — отмечалось: "Ядерные двигатели, так же как и ядерно-реактивные двигатели, как малой, так и большой мощности, являются наиболее перспективными типами двигателей для решения многих задач по изучению и практическому использованию космического пространства". Указывалось также на необходимость провести расчетную проектную проработку с целью выбора рационального типа ядерной силовой системы из числа ЯРД типа "А" и перспективных ЯРД типа "В", а также комбинаций этих двигателей с точки зрения возможности осуществления будущих экспедиционных комплексов.

Помимо официальных заседаний МНТС по КИ, в кабинете Мстислава Всеволодовича (где сейчас находится кабинет-музей М.В. Келдыша) происходили совещания, которые он собирал либо по просьбе главных конструкторов, либо по собственной инициативе. К нему постоянно приезжали с многочисленными сложными вопросами, возникавшими в процессе проектирования КА и ракетных комплексов. Там же обсуждались вопросы международного сотрудничества. Часто приглашались представители смежных организаций с тем, чтобы лучше понять, что мешает нам создавать более совершенные системы, делать их надежными, как избавиться от неприятностей, которые сопровождали, например, наши полеты к Марсу.

При формировании программ исследований на космических аппаратах М.В. Келдыш всегда находил время собрать у себя специалистов — ученых, авторов предлагаемых экспериментов. Обычно такие программы предварительно рассматривались на тематических секциях, и на этой основе готовились предложения по составу научной аппаратуры. Мне хотелось бы особо отметить демократизм происходивших обсуждений у Мстислава Всеволодовича, поскольку обычно приглашались и те ученые, чьи эксперименты не были одобрены на предварительной стадии. Он не боялся споров, острых дискуссий, предоставляя возможность высказаться всем участникам, чтобы разобраться, насколько правильно был сделан предварительный отбор, и принять окончательное решение. В первые годы, когда была чрезвычайно низкой пропускная способность наших радиолиний, он участвовал даже в обсуждениях оптимального распределения так называемых ламелей, наиболее оптимального количества телеметрических каналов для каждого эксперимента, обеспечивавших передачу информации на Землю.

Особый интерес у М.В. Келдыша вызывали исследования дальнего космоса, и это не было случайным. Здесь он был мечтателем, но, в отличие от К.Э. Циолковского, имел счастливую возможность воплощать многие мечты в жизнь. Он глубоко верил, что космос станет уделом человечества, это было его философской позицией. В своем докладе на Международном астронавтическом конгрессе в Баку в 1972 г. он говорил: "Можно с уверенностью сказать, что человечество придет к межпланетным полетам. И точно так же, как много лет назад нельзя было предсказать, что именно найдет человечество на новых континентах, нельзя заранее предсказать, что оно найдет на планетах. Может быть, через много лет тем, кто полетит на другие планеты, современные космические ракеты будут казаться столь же примитивными и несовершенными, какими нам кажутся древние пироги, на которых первые отважные мореплаватели переплывали океан. Ведь мы находимся только в самом начале пути за пределы Земли. Предстоит еще решить много сложных технических вопросов. Но этот процесс начался, его темпы стремительно нарастают, и нет сомнения в том, что пророческие слова К.Э. Циолковского о завоевании всего околосолнечного пространства станут уделом человечества грядущего столетия". Эта убежденность М.В. Келдыша подкрепляется тем, что уже сейчас в повестку дня поставлен вопрос о полете пилотируемой экспедиции к Марсу, и такие проекты серьезно изучаются ведущими странами мира.

Хотелось бы еще раз подчеркнуть роль М.В. Келдыша не только в определении самых перспективных направлений космических исследований, но и в решении многих вопросов прикладного, практического использования космоса, в первую очередь для космической связи и навигации, дистанционного зондирования земных ресурсов, решения экологических проблем. Около 30 лет назад обсуждалась, например, задача создания спутников для непосредственного телевизионного вещания и приема сигнала на обычную телевизионную антенну, которая в настоящее время успешно решена.

Роль М.В. Келдыша — организатора, умеющего видеть перспективу, заслуживает самой высокой оценки, и этот его выдающийся талант обеспечил как наши прошлые достижения, так и задел на многие десятилетия. Упомяну лишь о двух моментах.

Первый связан с ролью Мстислава Всеволодовича в переводе из КБ С.П. Королева лунно-планетной тематики в организацию, созданную на базе КБ С.А. Лавочкина и завода № 301, которую возглавил талантливый конструктор Г.Н. Бабакин. М.В. Келдыш пророчески увидел, что эту авиационную фирму, вместе с которой он работал, в частности, над проектом "Буря", обладавшую великолепным опытом создания и отработки сложных изделий, нужно нацелить на это важное направление. И жизнь показала, сколь правильным было данное решение. До этого момента была серия наших неудачных попыток осуществить посадку на Луну с использованием лунной автоматической посадочной ступени ЛАПС по программе "Е6". Но уже в 1966 г., т. е. спустя всего лишь год после передачи документации от С.П. Королева в КБ Г.Н. Бабакина, задача осуществления первой мягкой посадки на Луну была успешно решена, и станция "Луна-9" передала на Землю уникальную панораму лунной поверхности. Почти одновременно с этим были запущены первые искусственные спутники Луны, а создание нового поколения лунных автоматических аппаратов позволило нам хоть в какой-то мере конкурировать с американцами в "лунной" гонке, поскольку в 1970 г. мы смогли запустить станцию "Луна-16", которая автоматически забрала грунт с лунной поверхности и доставила его на Землю. Помимо этого были созданы самодвижущиеся аппараты "Луноход", которые до сих пор не имеют аналога в мировой практике.

В качестве второго момента необходимо отметить создание ракеты УР-500 или "Протон" в КБ В.Н. Челомея. На фоне эйфории 1964-1965 гг., когда мы были уверены в создании в ближайшее время ракеты Н1 грузоподъемностью порядка 100-105 тонн для полетов на Луну, предложение В.Н. Челомея о создании ракеты УР-500 грузоподъемностью "всего лишь" в 20 тонн казалось бесперспективным и ненужным. Но Мстислав Всеволодович, несмотря на отрицательные решения ряда комиссий, носившие, к сожалению, субъективный оттенок, пророчески увидел, сколь важно иметь такую ракету. Действительно, именно благодаря "Протону" стало возможным выводить на орбиту первые орбитальные станции, создать орбитальный комплекс "Мир" с его несколькими целевыми модулями, осуществить полеты нового поколения КА к Венере и Марсу. Другими словами, сейчас даже трудно себе представить, что было бы с нашей космонавтикой, если бы эта ракета не была в свое время твердо и решительно защищена М.В. Келдышем.

Мстислав Всеволодович тяжело переживал наши неудачи с созданием в КБ С.П. Королева тяжелой ракеты Н1 и соответствующего лунного комплекса Н1-ЛЗ. Я хорошо помню, как по прошествии времени, в 1974 г. он долго и мучительно колебался, подписывать ли решение о прекращении работ по программе Н1 после трех неудачных запусков.

Удивительно, как при такой занятости, будучи президентом Академии наук, председателем МНТС по КИ, директором ИПМ, М.В. Келдыш все успевал, откликаясь даже на просьбы кому-то позвонить, дабы поддержать то или иное начинание или ускорить решение вопроса, снять разногласия. Коллеги выказывали М.В. Келдышу свое уважение, как к выдающемуся ученому, который принес себя, свои научные интересы в жертву интересам организации науки в стране. Иногда, зайдя в его кабинет, я замечал разложенные на столе листочки, испещренные математическими выкладками, но это были занятия урывками — на большее не оставалось времени.

Мстислав Всеволодович бесконечно дорог нам и как наш директор, и как один из лидеров космических программ, в разработке, организации и осуществлении которых нашло яркое выражение творческое содружество С.П. Королева и М.В. Келдыша. Два десятилетия нашего мирового триумфа в космических исследованиях были периодом, когда их возглавляли и направляли эти два человека. Убежден, что утрата нами передовых позиций после их кончины в значительной степени обусловлена отсутствием равной замены в этом направлении.

М.В. Келдыш был ученым, которого отличало глубочайшее понимание всего комплекса проблем, связанных с изучением и освоением космоса. Им руководило не только стремление познать новое, но и высочайшая ответственность перед страной, что определяло его гражданскую позицию. Он руководствовался исключительно интересами дела, что снискало ему заслуженное уважение и громадный авторитет. Мне доводилось бывать с ним на совещаниях у Д.Ф. Устинова, в то время секретаря ЦК КПСС, где присутствовали ведущие ученые и специалисты, руководители ракетно-космических и других отраслей промышленности. Атмосфера нередко накалялась, особенно если обсуждались сложные проблемы и аварийные ситуации. В этих случаях Дмитрий Федорович обычно обращался к Мстиславу Всеволодовичу со словами: "А Вы что по этому поводу думаете?" И неизменно к его неторопливому негромкому голосу, обстоятельному и бескорыстному анализу проблемы присутствовавшие прислушивались с особым вниманием, а основные положения его выступлений или замечаний часто ложились в основу принимавшихся решений на самом высоком уровне.

К сожалению, в последние десятилетия нашу космонавтику преследуют серьезные неудачи. Утрачены многие наши позиции как ведущей космической державы. Тем не менее это передовое направление науки и техники сохранило свою жизнеспособность и даже в условиях крайне ограниченных ресурсов способно решать многие актуальные задачи исследований, одно из них связано с изучением планет Солнечной системы, чему при жизни уделял такое внимание М.В. Келдыш. Неслучайно поэтому, что именно группа энтузиастов из ИПМ им. М.В. Келдыша совместно с МАИ, НПО им. С.А. Лавочкина и ЦНИИМАШ успешно работает сейчас над проектом космического аппарата для возврата грунта со спутника Марса Фобос. С этим проектом связаны возможности изучения реликтового вещества, что крайне важно для решения проблемы происхождения и эволюции Солнечной системы. И хотя сроки осуществления этого проекта пока не вполне ясны, мы убеждены, что он будет реализован, что стало бы достойным вкладом в мировую космонавтику и одновременно данью уважения к памяти о М.В. Келдыше.

От авиации к ракетной технике

Юрий Георгиевич Демянко,
Исследовательский центр им.М.В.Келдыша

Через несколько дней после избрания М.В. Келдыша действительным членом АН СССР начался второй 15‑летний период его трудовой биографии, круто изменивший сферу научной деятельности, да и всю его научную судьбу. 2 декабря 1946 г. Мстислав Всеволодович назначается начальником НИИ РА (НИИ реактивной авиации) — НИИ‑1 Министерства авиационной промышленности СССР. Если первое 15‑летие трудовой деятельности М.В. Келдыша целиком принадлежало авиации и обозначено вехами от юного выпускника МГУ до академика АН СССР, то второе — отмечено решительным (но отнюдь не лишенным последовательности и внутренней логики) поворотом к проблемам получившей в те годы бурное развитие ракетно-космической техники и взлетом до поста президента Академии наук СССР.

НИИ‑1 находился в течение первого послевоенного года в сложном положении. После крупной реорганизации в феврале 1944 г., связанной в том числе с его передачей из непосредственного подчинения Совнаркому СССР в Министерство (до марта 1946 г. — Наркомат) авиационной промышленности, институт еще не в полной мере определил свое место в послевоенном распределении работ в сфере новой техники. Роль М.В. Келдыша — достаточно молодого ученого, не имевшего к тому же административного опыта "директорского уровня", — в развитии НИИ‑1 оказалась бы нераскрытой, если это положение института хотя бы кратко не охарактеризовать.

1946 год стал рубежным для всей ракетно-авиационной отрасли СССР. Постановлением Совнаркома СССР от 26 февраля 1946 г. Наркомавиапрому были поставлены новые масштабные задачи, но его руководству предъявлены суровые обвинения в том, что НКАП "допустил серьезное отставание в развитии новой авиационной техники" и что его руководители А.И. Шахурин и П.В. Дементьев "проявили недальновидность и ограниченность, не использовав своевременно и в должной мере всех возможностей и ресурсов, которыми располагала авиационная промышленность, для решения задач развития новой авиационной техники". В числе основных задач авиапромышленности постановлением определялось "быстрейшее развитие и расширение существующих научно-исследовательских институтов и опытно-конструкторских баз, создание... новых опытно-конструкторских баз по строительству реактивных самолетов и реактивных двигателей".

Менее чем через три месяца было подписано другое известное постановление Совета Министров СССР от 13 мая 1946 г. о широком развертывании работ по ракетной технике. Эти огромного масштаба работы после имевшего драматические последствия отказа наркома А.И. Шахурина принять их в Наркомавиапроме стали осуществляться на базе Министерства вооружения (Д.Ф. Устинов) — в части ракет на жидком топливе — и Минсельхозмашиностроения (Б.Л. Ванников) — в части твердотопливных ракет. В том же 1946 г. в Минвооружения был создан головной институт по ракетной технике — НИИ‑88, а в его составе отдел № 3 во главе с С.П. Королевым — основа будущего ОКБ‑1. Параллельно широко развернулись работы по изучению опыта немецких ракетчиков — в Германии прошли стажировку сотни наших специалистов.

Минавиапром (новый министр — М.В. Хруничев) и НИИ‑1, возглавлявшийся в то время генералом Я.Л. Бибиковым (после гибели в авиакатастрофе 7 февраля 1945 г. прежнего начальника института П.И. Федорова), оказались, в свете указанных выше событий, с одной стороны, удаленными от магистрального пути развития ракетной техники (а к работе именно в этой области институт был в большой мере готов), а с другой — недостаточно подготовленными (в части экспериментальной базы и опытных кадров) для деятельности в сфере реактивной авиации. К тому же в том же 1946 г. на долю института выпали серьезные реорганизации, вызвавшие в дальнейшем (уже с участием М.В. Келдыша) перестройку всей его структуры.

Приказом Министра авиапромышленности от 30 марта 1946 г. из НИИ‑1 было выведено ОКБ А.М. Люльки (в институте оно именовалось отделом № 24), и новому ОКБ поручались, совместно с институтом, доводка и сдача в серию первого советского турбореактивного двигателя ТР‑1 (С‑18), испытания которого начались в НИИ‑1 еще в 1944 г. Через два месяца совместным приказом Минавиапрома и Минсельхозмаша от 24 мая 1946 г. в состав МСХМ передан расположенный во Владыкине филиал № 2 института численностью 450 человек во главе с Ю.А. Победоносцевым со всей тематикой по реактивному вооружению. Еще через две недели на основании приказа М.В. Хруничева от 7 июня 1946 г. от института был отделен филиал № 1 в Химках (ранее возглавлявшийся В.Ф. Болховитиновым) и на его базе организован опытный завод № 293 во главе с М.Р. Бисноватом.

Чтобы оценить шокирующий масштаб последнего события, надо заметить, что упомянутое решение Министерства не только лишало институт 1200 человек (из общего числа около 3000) научного и производственно-технического персонала, но и закрывало ему намеченную перспективу развития, поскольку развертывать на основной площадке строительство стендов для испытаний мощных ракетных двигателей было невозможно. Этим решением институт лишался и собственной летно-испытательной станции, где в то время велись испытания, в частности, оборудования первого в СССР самолета-лаборатории, полеты которого все же начались в начале 1947 года, и отчеты об этих полетах утверждал уже М.В. Келдыш.

А ведь институт выполнял в 1946 г. срочные и объемные работы. Так, А.М. Исаеву (возглавлявшему один из конструкторских отделов института) приказом министра было поручено "спроектировать и построить... ЖРД У‑1250 с химическим зажиганием", причем начать заводские испытания этого двигателя в трехмесячный срок. Л.С. Душкину (руководителю другого конструкторского отдела) тем же приказом поручалось "обеспечить сборку, испытания и поставку двух двигателей РД‑2МЗВ главному конструктору А.И. Микояну для установки двигателей на опытный самолет" — и тоже в срок, измеряемый десятью неделями.

Неудивительно поэтому, что за приказом об отчуждении от института филиала № 1 последовали резкие протестные действия руководства института и его ведущих творческих работников.

Так, заместитель начальника института по научной работе В.Ф. Болховитинов в письме министру отметил: "Вашим приказом от 07.06.46 г. разрушается коллектив, начавший работать над проблемами, порученными институту решением СНК СССР, и приводится в неработоспособное состояние производственная база, обеспечивающая работу всех научных и конструкторских подразделений института", и попросил, "считая невозможным при такой обстановке работать в институте", освободить себя от занимаемой должности.

2 сентября 1946 г. ушло письмо с просьбой пересмотреть решение М.В. Хруничева на имя заместителя председателя Совета Министров СССР Л.П. Берии. Его подписали главный конструктор М.М. Бондарюк и его заместитель Г.А. Варшавский, главный конструктор А.М. Исаев, главный инженер института Н.В. Волков, начальники исследовательских лабораторий доктора наук Л.А. Вулис, А.А. Гухман, Г.Ф. Кнорре, а также Г.В. Миклашевский, Е.С Щетинков и другие ведущие работники.

В наиболее резком тоне было составлено письмо начальника института Я.Л. Бибикова министру (20 августа 1946 г.): "В таком состоянии организовать работу считаю невозможным, Ваш приказ о передаче филиала, а фактически о сокращении работ в институте не разделяю... прошу освободить меня от работы в институте. Считая Ваше решение не способствующим делу развития реактивной техники в стране, обращаюсь с жалобой к Председателю Совета Министров СССР и прошу Вас лично мою жалобу ему доложить". А в жалобе на имя И.В. Сталина утверждалось, что МАП не только не уделяет внимания институту, но "разоряет даже то, что создано с большим трудом".

Заметим еще, что на протяжении того же 1946 г. НИИ‑1 вел изнурительную борьбу с Министерством, защищая свой доведенный до высокой степени готовности проект (И.Ф. Флорова) ракетного самолета 4302 с ЖРД, а Министерство в лице первого заместителя министра А.С. Яковлева стремилось эту работу закрыть. Добавим, что институт оставался в 1946 году полувоенной организацией (здесь с 30‑х годов служили немалым числом военные специалисты, направленные в оборонную промышленность в счет так называемой "тысячи"), что им в последние годы руководили генералы (А.Г. Костиков, П.И. Федоров, Я.Л. Бибиков), что в институте сложился конгломерат исследовательских и конструкторских подразделений, причем предпочтение отдавалось последним, как дающим конечную продукцию. Лишь увидев все это в совокупности, мы в полной мере сможем оценить значение крутого поворота, который предстояло совершить коллективу.

И вот на смену начальникам-генералам в институт в один из первых дней декабря 1946 г. приходит 35‑летний академик, мягкий, внешне спокойный, с интеллигентными манерами и негромким голосом, который, казалось бы, и приказывать не умеет. Приходит М.В. Келдыш из области науки, далекой от сферы деятельности НИИ‑1, о нем в институте если и знали, то понаслышке. Новый руководитель, конечно же, видит непростую обстановку в коллективе, ощущает напряженную, а порой раздраженно-недоверчивую атмосферу, созданную неурядицами прошедшего года. Ему, М.В. Келдышу, предстоит влить в людей новые силы, дать им верные целевые ориентиры.

Уже в первые дни работы в институте М.В. Келдыш формулирует эти ориентиры. Они предусматривают масштабное развитие актуальных исследовательских задач и постепенный вывод на самостоятельные базы конструкторских подразделений института:

"Установить следующие основные направления научно-исследовательской работы НИИ‑1:

1. Исследование рабочего процесса жидкостных реактивных двигателей;
2. Исследование рабочего процесса воздушно-реактивного двигателя;
3. Испытания на стендах и в полете экспериментальных образцов и разработка рекомендаций по проектированию и улучшению жидкостных реактивных двигателей, бескомпрессорных воздушно-реактивных двигателей и отдельных элементов турбокомпрессорных воздушно-реактивных двигателей (камера сгорания и др.);
4. Исследование свойств различных топлив и окислителей для реактивных двигателей и изыскание новых видов горючих смесей;
5. Исследование прочности реактивных двигателей."

(Из написанного М.В. Келдышем 14 декабря 1946 г. проекта приказа министра).

В приложенном к этому документу проекте письма М.В. Хруничева И.В. Сталину (также написанном лично М.В. Келдышем) подчеркивалось, что "в самом ближайшем будущем понадобятся истребители и бомбардировщики с V_max > 1500 км/час, для которых необходимы жидкостные и бескомпрессорные реактивные двигатели, первые образцы которых в СССР были созданы в НИИ‑1, успешно прошли госиспытания и ставятся на экспериментальные самолеты, скорость которых должна превысить скорость звука — 1200 км/час".

Отметив, что эта работа требует мощной экспериментальной базы, а лабораторные установки НИИ‑1 существенно отстают от имевшихся в Германии и существующих в США, автор проекта обращается с просьбой к И.В. Сталину "об издании постановления Совета Министров СССР, которое должно обеспечить развитие и строительство первоклассных научно-исследовательских лабораторий НИИ‑1 в течение ближайших трех лет".

Вскоре (27 декабря 1946 г.) М.В. Келдыш проводит большое совещание по вопросам строительства испытательных стендов ЖРД с приглашением специалистов Гипроавиапрома и Управления капитального строительства Министерства. Имелось в виду создание четырех стендов различной размерности и на различных компонентах, отдельных стендов для испытаний ТНА, парогазогенераторов, а также кислородного завода и завода нестандартного оборудования. Масштабность и основательность, пристальное внимание к мелочам, взгляд в далекую перспективу и одновременно забота о сегодняшнем дне, глубокая научная проработка вопросов, учет многообразных, в том числе личностных, обстоятельств сотрудников — в этой объемности, многоплановости ярко прорисовывался привлекательный стиль нового руководителя.

Интересы М.В. Келдыша и института сосредоточены в первое время почти исключительно в сфере реактивной авиации. Одной из доминант этого периода явились исследования, вызванные случайным обнаружением в июле 1945 г. в Германии сотрудником НИИ‑1 Г.В. Миклашевским экземпляра суперсекретного, предназначенного для высшего руководства рейха научного отчета Зенгера-Бредта "Дальний бомбардировщик с ракетным двигателем". Этот уникальный экземпляр был привезен в институт, переведен на русский язык и доложен руководству страны. Результатом явилось поручение о тщательном изучении проблемы и подготовке предложений. Под руководством М.В. Келдыша в НИИ‑1 был в 1947 г. подготовлен по этой теме обстоятельный отчет, в котором Мстислав Всеволодович написал главу "О силовой установке стратосферного сверхскоростного самолета". В качестве альтернативы немецкому самолету в отчете предлагался оригинальный проект дальнего бомбардировщика с расчетной дальностью 12000 км, оснащенного комбинированной (СПВРД+ЖРД) двигательной установкой. Эта идея, тогда не реализованная, материализовалась через десять лет в выполненной под научным руководством М.В. Келдыша блестящей разработке (главный конструктор С.А. Лавочкин) межконтинентальной крылатой ракеты "Буря", чьи достоинства и высокие летно-технические характеристики по сей день вызывают восхищение специалистов.

В 1948 г. М.В. Келдыша как крупного математика и механика пригласили для консультаций в НИИ‑88, где тогда завершалась подготовка к летным испытаниям первой советской баллистической ракеты Р‑1. Там Мстислав Всеволодович познакомился с С.П. Королевым, и с той поры началась их творческая совместная работа и рожденная взаимной симпатией многолетняя человеческая дружба.

Одним из первых совместных действий С.П. Королева и М.В. Келдыша стало участие в программе исследований с помощью ракет верхних слоев атмосферы в научных и оборонных целях. 30 декабря 1949 г. по этому поводу было выпущено постановление правительства. М.В. Келдыш участвовал в работах в качестве заместителя председателя учрежденной Президиумом АН СССР в январе 1950 г. специальной комиссии по этим проблемам (председателем комиссии являлся президент АН СССР С.И. Вавилов). Так завершился эволюционный этап перехода Мстислава Всеволодовича от авиации к новой области деятельности, так он вплотную приблизился к ракетам и космосу.

В заключение я хотел бы поделиться с читателями воспоминанием об одной встрече с М.В. Келдышем, встрече, которая в мельчайших подробностях осталась в памяти на всю жизнь. Эпизод относится к маю 1959 г., когда мне, молодому инженеру, только что пришедшему в НИИ‑1 после окончания Московского авиационного института, было поручено составить, а затем и подписать у научного руководителя института деловое письмо на имя заместителя председателя Совета Министров СССР. Я приведу из состоявшегося разговора лишь две фразы М.В. Келдыша, которые он произнес после того, как, пригласив меня сесть и подписав письмо, неожиданно исправил в нем авторучкой одну из цифр и спросил меня, согласен ли я с этим. Увидев на моем лице растерянность (цифра была принципиальной и, по моему представлению, правильной) и услышав неуверенное: "Ну, если Вы так считаете...", он вдруг с неуловимой улыбкой, сугубо "по-келдышевски", слегка растягивая слова, сказал: "Никогда не соглашайтесь с тем, в необходимости чего Вы не убеждены. Это будет очень трудно, но это единственный способ достойного существования". Затем, еще раз улыбнувшись, добавил: "Но цифру сейчас давайте все-таки исправим. Так будет лучше".

Замечу в скобках, что в письме содержалась просьба о выделении целевых ассигнований на капитальное строительство ряда сооружений на Семипалатинском ядерном полигоне. М.В. Келдыш тогда удвоил написанную сумму. К моему удивлению (и в этом состоял еще один урок — результат разговора с М.В. Келдышем), средства были не только очень скоро выделены, но и составили ровно половину от исправленной им суммы, то есть в точности равнялись исходной — правильной.

Много раз в течение дальнейшей жизни я убеждался в справедливости произнесенных тогда Мстиславом Всеволодовичем слов и его действий. В том числе и в том, что даже многократно выверенные, не подлежащие сомнению цифры следует иногда исправлять, и так, действительно, в ряде специфических случаев оказывалось "лучше".

Мстислав Всеволодович Келдыш

(10.02.1911 – 24.06.1978)

Я думаю, что помимо общего своего назначения служить инструментом познания
природы и общества, помимо своей практической роли,
наука есть еще показатель уровня развития страны.
Без большой науки не может быть высокого уровня решения грядущих задач.

Академик Мстислав Всеволодович Келдыш родился в профессорской семье с традициями, заложенными его дедами: по линии матери - полным генералом от инфантерии (пехоты) Скворцовым А.Н. и по линии отца – Келдышем М. Ф., закончившим духовную семинарию, но затем избравшим медицинскую стезю и дослужившимся до генеральского чина. Свое дворянское происхождение М.В.Келдыш никогда не скрывал (на вопрос анкеты о социальном происхождении отвечал "из дворян"). Конечно, в тридцатые и более поздние годы такие факты биографии не служили украшением. Да и репрессии конца 30–х годов не обошли стороной семью Келдышей. Поэтому начало жизненного пути Мстислава Bсеволодовича не предвещало неординарного продолжения. После окончания физико-математического отделения МГУ 24.VII.31 г. он был направлен на работу в ЦАГИ (Центральный аэро–гидродинамический институт), куда его настойчиво рекомендовал руководству его учитель (а впоследствии старший товарищ, академик) один из ведущих сотрудников Общетеоретической группы ЦАГИ М.А.Лаврентьев.



Академики Келдыш и Лаврентьев (слева).
Келдыш с женой у себя дома.

Так 20-летнего Келдыша взяли работать в знаменитый научный авиационный центр. Уже своими первыми работами (1933 г.) Мcтислав Всеволодович обратил на себя внимание такого выдающегося ученого, каким был научный руководитель ЦАГИ С.А.Чаплыгин. Научная ценность этих работ не только в том, что они решали актуальные задачи тех лет, – они (что очень важно) положили начало новым подходам в применении математических методов для решения проблем гидро- аэродинамики. В 30–е годы одной из таких в авиации была проблема преодоления явления "флаттера", который неожиданно возникал при увеличении скоростей самолетов. С.А.Чаплыгин, поставивший перед молодым теоретиком–математиком и механиком задачу с немедленным практическим применением, распознал в нем скрытый дотоле талант инженера, от воспитания идущее, повышенное чувство ответственности и умение работать так, как того требует дело.





Келдыш и Королев

С явлением флаттера столкнулось авиастроение всех передовых стран, но раньше других и в наиболее полном наборе всех его разновидностей флаттер был преодолен у нас в стране, благодаря работам М.В.Келдыша и его коллег. И сейчас с большим интересом читаются работы того времени, где на основании сложных математических исследований очень доступно формулируются выводы и излагаются практические приемы, следование которым исключает возникновение автоколебаний самолетных конструкций (флаттера) во всем диапазоне скоростей полета. Так явление флаттера перестало быть барьером на путях развития скоростной авиации, и к Отечественной войне (1941-1945 гг.) наше самолетостроение пришло без этой болезни, чего нельзя было сказать о противнике. Это были работы, за которые М.В.Келдышу (совместно с Е.П.Гроссманом) была присуждена первая Сталинская премия II степени (1942 г.), и спустя год он получил свой первый орден Трудового Красного Знамени.



Слева направо: академики Королев, Курчатов, Келдыш и Мишин (первый зам. Королева, после его смерти - Главный конструктор).

Война проходила для Мстислава Всеволодовича в работе на авиационных заводах, где он как руководитель отдела ЦАГИ курировал противофлаттерные конструкции. Появление следующей проблемы в самолетостроении тех лет обязано переходу на трехопорную схему шасси с передним колесом. Такой переход (теперь мы уже не представляем, как может быть иначе) диктовался увеличением взлетно–посадочных скоростей самолетов. Однако, он оказался не безболезненным: при достижении некоторой скорости у передней стойки шасси начинались самовозбуждающиеся колебания, которые приводили к ее поломке. Это явление получило название "шимми". Используя опыт, накопленный в исследованиях по флаттеру, и высокий научный потенциал математика и механика, М.В.Келдыш в своей работе "Шимми переднего колеса трехколесного шасси" (1945 г.) полностью решает проблему теоретически и, как всегда, формулирует практические инженерные рекомендации, избавляющие конструкцию от этого опасного явления. Работа была удостоена второй Сталинской премии в 1946 г. И до сих пор математики неизменно сопровождают эпитетом "красивая" любое упоминание о ней.



Келдыш и Боголюбов (слева).
Келдыш и Семенов

Еще в середине тридцатых годов академик И.М.Виноградов пригласил М.В.Келдыша в докторантуру Математического института им. В.А.Стеклова АН СССР (МИАН). Здесь в 1938 г. Келдыш защитил докторскую диссертацию на тему "О представлении рядами полиномов функций комплексного переменного и гармонических функций". Специалисты расценили ее как классическую, завершившую большой этап исследований в важном разделе математики и одновременно открывающую новый. К исходу войны М.В. Келдыш, продолжая работать в ЦАГИ, получил возможность вновь вернуться к активной научной деятельности в МИАН, где в апреле 1944 г. был создан отдел механики, которым до 1953 г. заведовал (по совместительству) М.В.Келдыш. Со временем главными задачами отдела стали ракетодинамика и прикладная небесная механика, но об этом будет сказано ниже.



На фото справа: Королев, Титов, Келдыш

Говорить о работах М.В.Келдыша по флаттеру и шимми проще, чем о его работах по математике, выполненных в те же годы. Значимость этих работ для развития математики ничуть не меньшая, чем названных выше для авиации, тем более, что последние едва ли могли быть выполнены без фундаментальных исследований в соответствующих разделах математики. По–видимому, фундаментальные продвижения в математической науке, вытекавшие из работ М.В.Келдыша по теории приближений, функциональному анализу, дифференциальным уравнениям, были обусловлены его умением, сохранив существо проблемы, сформулировать решаемую задачу в наиболее простом виде. Владея в совершенстве знаниями разных разделов математики, он умел находить и строить неожиданные аналогии и тем самым эффективно использовать как имеющийся математический аппарат, так и создавать новый. Следует особенно подчеркнуть, что, казалось бы, абстрактные работы Мстислава Всеволодовича, например, по глубоко разработанной им теории несамосопряженных операторов, исходят из конкретных прикладных задач, в том числе по колебаниям конструкций с диссипацией энергии, о которых шла речь выше.

Работы М.В.Келдыша по математике и механике середины 40–х годов получили без промедления признание коллег и ученых, а их автору принесли известность в научном мире. В 1943 г М.В.Келдыш избирается членом–корреспондентом АН СССР, а в 1946 действительным членом Академии.



Сдева направо: Министр общего машиностроения Афанасьев, Глушко, Келдыш

С трудной победой в Отечественной войне страна как бы обрела второе дыхание. Несмотря на разруху и голод, энтузиазм и вера в будущее позволили нацелить общество на решение новых серьезных задач. Возникшее противостяние в стане держав-победительниц, память о недавно прошедшей страшной войне предопределили в сознании граждан нашей страны необходимость укрепления ее обороны. Синонимом укрепления оборонной мощи в то время были создание атомного оружия и перевооружение армии на ракетную технику. М.В.Келдыш как ученый, зарекомендовавший себя своими научными и прикладными исследованиями, был привлечен к работам по обеим проблемам. Для атомной тематики М.В.Келдыш создал и возглавил расчетное бюро, которое вместе с отделом механики в МИАН явилось частью организованного в 1953 г. Отделения прикладной математики МИАН. Здесь под его руководством собрался уникальный коллектив специалистов.



Келдыш и Королев в гостях у Курчатова

В 1946 г. М.В.Келдыш распростился с ЦАГИ, так как был назначен начальником Реактивного научно-исследовательского института (НИИ-1) и впоследствии оставался его научным руководителем до 1961 г. Так М.В. Келдыш занял второй административный пост.

Со второй половины сороковых годов характер деятельности М.В.Келдыша существенно меняется. На первый план выходит научно-организационный аспект. Он – руководитель больших научно-технических коллективов: НИИ-1, ОПМ МИАН (переименованного в 1966 г. в ИПМ АН СССР), председатель ответственных комиссий, потом член Президиума Академии наук, вице-президент. Личная сторона научного творчества уходит на второй план. Позже, в 1971 г., выступая с ответным словом на поздравления сотрудников ИПМ АН СССР по случаю его шестидесятилетия, он скажет, что все эти годы очень сожалел об этом.



Келдыш рядом с нобелевским лауреатом Ильей Франком в Дубне (Лаборатория нейтронной физики)

Но и в этих условиях при неимоверной загруженности М.В.Келдыш не встал на стезю лишь административного руководства, а оставался творческим научным руководителем, носителем проблем, автором идей и методов их решения. Как организатор он принимал все решения, руководствуясь только интересами дела, но не из каких иных, в том числе и политических соображений. Подтвержением этому служит весь его жизненный путь.



Келдыш с Брежневым и Хрущевым

С приходом в НИИ-1 в поле его творческой деятельности попадают проблемы, связанные с созданием реактивных двигательных установок большой мощности для оснащения крылатых ракет со всем шлейфом научно–технических вопросов по сверхзвуковой газодинамике, тепломассообмену, теплозащите и др. В 1959 г. первая в мире крылатая ракета прошла испытания и показала более высокие характеристики, чем разрабатывавшаяся в те же годы американская "Навахо". Эти работы в НИИ-1 тесно переплетались с математическими разработками под руководством Келдыша в отделе механики и ОПМ МИАН, где в 1949 гг. были развернуты пионерские исследования по ракетодинамике и прикладной небесной механике (механике космического полета), оказавшие существенное влияние на развитие ракетной и космической техники. В 1953 г. здесь были предложены и проанализированы оптимальные схемы составных ракет; баллистический спуск космического аппарата с орбиты и показана возможность его использования для возвращения космонавтов; возможная стабилизация аппарата посредством использования поля земного тяготения и многие другие идеи.

В 1954 г. М.В.Келдышем, С.П.Королевым и М.К.Тихонравовым было представлено письмо в Правительство с предложением о создании искусственного спутника Земли (ИСЗ). 30 января 1956 г. М.В.Келдыш был назначен председателем специальной комиссии Академии наук по ИСЗ.



После запуска в 1957 г. первого ИСЗ начинается новый этап в освоении космического пространства. В ОПМ МИАН под руководством Келдыша разворачиваются работы по слежению за ИСЗ и прогнозированию его траектории, по баллистическому проектированию межпланетных полетов космических аппаратов (КА) с минимальными затратами энергии и др. Примерами блестящих решений служат: найденная схема разгона КА с использованием выхода на промежуточную орбиту искусственного спутника, использование гравитационного поля планеты для целенаправленного изменения траектории движения. Эти решения оказались принципиальными для проектирования всех последующих перелетов. Нет необходимости приводить весь перечень успехов в освоении ближнего и дальнего космоса, пилотируемой космонавтике. Эти мировые достижения нашей страны общеизвестны. Велик в них вклад М.В.Келдыша и как теоретика космонавтики и как научного координатора общегосударственных программ.

28 января 1960 г. решением Правительства для координации работ был образован Межведомственный научно–технический совет по космическим исследованиям при Академии наук СССР, и М.В.Келдыш назначен его председателем. Заслугой Мстислава Всеволодовича на этом посту было проведение сбалансированной программы исследований, обеспечившей органичное сочетание всех аспектов освоения космического пространства. Подтверждением тому явились мировое признание успехов нашей страны, уважение и авторитет М.В.Келдыша, избранного в мае 1961 г. президентом Академии наук. Он руководил Академией 14 лет...

Вернемся вновь к 1946 году и проследим за участием Мстислава Всеволодовича в решении атомной проблемы, хотя разделять все стороны его деятельности можно только условно. "Вскоре после войны, – вспоминал академик И.М.Виноградов, директор МИАН, – пришли ко мне Ю.Б.Харитон и другие физики. Просили порекомедовать математика, который бы мог поставить расчеты по атомной тематике. Я им сказал взять Келдыша, он в любом приложении математики способен разобраться лучше всякого. Келдыш им понравился."

Овладение атомной энергией в те годы связывалось, в первую очередь, с проблемой создания оружия. Задачи, которые здесь требовалось решить, были по сложности беспрецедентными, с такими человечество еще не имело дела. Трудности усугублялись еще и крайне ограниченными сведениями по физике самих явлений, сопровождающих протекание ядерных процессов. Поэтому важным методом познания явлений было построение физико–математических моделей и последующее их воспроизведение в расчетах.

На космодроме: Гагарин, Комаров, Королев, Келдыш



За обсуждением ядерных ракетных двигателей с Иевлевым - академики Келдыш, Курчатов, Александров
Слева направо: М.В. Келдыш, А.И. Лейпунский, В.М. Иевлев, И.В. Курчатов, А.П. Александров, Ю.А. Трескин. 1959 г.



Редкие минуты отдыха. Пахра. 1969.

Однако, объемы необходимых вычислений были практически недоступны для имевшихся в то время вычислительных средств. Новые вычислительные средства – электронные вычислительные машины (ЭВМ), предстояло и создать, и освоить. Это была задача государственной важности, – первостепенная в решении проблемы овладения атомной энергией. М.В.Келдыш сам не занимался конструированием ЭВМ, но выступал заказчиком этой техники и первым ее крупным потребителем. Руководимый им институт должен был создавать методы расчета и на их основе решать на ЭВМ всю совокупность задач, подпадающих под атомную проблематику. Заметим, что те же вычислительные машины использовались коллективом Келдыша и для расчетов по ракетной и космической тематике. Вся эта огромная, впервые проводившаяся работа по созданию методов расчета и реализации их на ЭВМ стала основой нового направления в математике, оформившегося сегодня в ее самостоятельный раздел – вычислительную и прикладную математику.

В титанической работе по решению атомной проблемы и ракетно–космических задач большой вклад Мcтислава Всеволодовича состоял не только в руководстве научным коллективом, но и в личном участии как автора, создателя новых вычислительных методов и алгоритмов. Эти работы предопределили современное развитие в стране вычислительной математики и, в первую очередь, численных методов решения задач математической физики.



Признанием заслуг ученого в решении оборонной проблемы явилось присвоение М.В.Келдышу в 1956 г. звания Героя Социалистического Труда, а в 1957 г. присуждение Ленинской премии.

В 1961 г. за особые заслуги в развитии ракетной техники, в создании и успешном запуске первого в мире космического корабля "Восток" с человеком на борту М.В.Келдышу звание Героя Социалистического Труда было присвоено вторично.

C избранием М. В. Келдыша президентом происходят существенные изменения как в работе самого Президиума, так и в общественном положении Академии в целом. Часто употреблявшееся тогда выражение "Академия стала штабом советской науки" все больше наполнялось реальным содержанием. Благодаря высокому научному авторитету, глубокому уважению со стороны ведущих ученых, М.В.Келдышу удалось собрать коллектив единомышленников, стараниями членов которого были проведены глубокие преобразования. Они очистили ряд важных научных направлений, как, например, биологию, от "лжеучений", добились реабилитации от политических обвинений со всеми вытекающими отсюда последствиями и восстановили как научные направления генетику, кибернетику, создали условия для развития новых разделов науки – молекулярной биологии, квантовой электроники и др.

Успехи страны в решении ключевых научно–технических проблем сделали для всех очевидным, что фундаментальная наука становится главной движущей силой в развитии общества. Поэтому она должна занять подобающее ей положение в жизни страны. В осуществлении этого большой вклад принадлежит Келдышу, как президенту Академии, так и общественному деятелю государственного масштаба. Особое внимание он уделял выбору главных направлений: "что поддержать, а что менее поддержать". Годы, когда пост президента занимал М.В.Келдыш, были периодом наиболее быстрого роста Академии наук, превратившейся в крупнейший центр фундаментальной науки. В 1971 г. за исключительные заслуги перед государством в развитии советской науки и техники, большую научную и общественную деятельность и в связи с шестидесятилетием М.В.Келдыш был удостоен в третий раз звания Героя Социалистического Труда и золотой медали "Серп и молот".

Несмотря на свое высокое положение в иерархии власти, М.В.Келдыш никогда не был фанатичным приверженцем официального курса, но всегда был и до конца жизни оставался патриотом своей страны в высоком смысле этого слова, настоящим русским интеллигентом. Его служение науке было беззаветным и самоотверженным. Когда тяжелая болезнь сделала невозможным продолжать работу в привычном ему ритме, он счел для себя не вправе оставаться на посту президента. Он оставил его в 1975 г. накануне празднования 250–летия Академии. Думается, что прогрессирующая болезнь, приведшая к раннему уходу его из жизни, связана не только с экстремальными нагрузками каждодневной изнурительной работы, но и с дискомфортом душевного настроя последних лет, вызванного неудовлетвореностью от неосуществленных замыслов. М.В.Келдыш прожил 67 лет, его прах захоронен в кремлевской стене на Красной площади.









Имя Мстислава Всеволодовича Келдыша увековечено в названиях научно-исследовательского судна, малой планеты солнечной системы, кратера на Луне, площади в Москве. Его имя носят бывший НИИ-1 (ныне Исследовательский центр им.М.В.Келдыша) и созданный им Институт прикладной математики, где в Мемориальном кабинете–музее с любовью собираются и хранятся документы, рассказывающие о нем. Ему установлены памятники-бюсты на Аллее героев и Миусской площади в Москве, в Риге; памятные доски на зданиях, где он жил и работал. Дела его навечно остались в научных трудах и в этапах пути, пройденного страной, да и человечеством в целом. Память о нем бережно сохраняется всеми, кому посчастливилось знать его лично и работать с ним. Золотая медаль им. М.В.Келдыша, учрежденная Академией наук СССР, вручается за выдающиеся научные работы в прикладной математике и механике и теоретических исследованиях по освоению космического пространства.

К сожалению Мстислав Всеволдович не вынес трагедии своего сына ...