Легасов Валерий Алексеевич

Академик Валерий Алексеевич Легасов.
(1 сентября 1936, Тула — 27 апреля 1988, Москва)

Страницы истории.

Л.СУМАРОКОВ,
журналист,
чл.-кор. РАН (1991г.), чл.-кор. АН СССР с 1984г.

В яркой, но не столь уж долгой, жизни академика Легасова уместилось много значительных событий, и все же с течением времени, пожалуй, в качестве наиболее весомого из них вырисовывается его участие в преодолении последствий катастрофы на Чернобыльской АЭС и недопущении подобных событий в будущем. Передо мной журнал "Проблемы анализа риска" 2005, Том2, No2. Его главная тема, как указано на обложке: цена риска. Значительное место в выпуске отведено воспоминаниям об академике В.А.Легасове. Недавно журнал любезно прислала мне Маргарита Михайловна Легасова - вдова академика, сама ученый-химик, предоставившая материалы из своего личного архива. Там, среди других, есть и моя статья, посвященная Валерию Алексеевичу. Оригинал этой статьи появился в свет к десятилетию со дня смерти академика. Здесь публикуется с небольшими дополнениями и изменениями в рубрике, к которой время от времени обращается ее автор: "Встречи с интересными людьми", представляя свои воспоминания в электронном портале "Современная Россия", известном также под именем "Духовное наследие". Сегодня во вступительной части, полагаю, уместно привести несколько строк о Легасове, написанных в свое время его коллегой, известным ученым-ядерщиком покойным академиком Л.П.Феоктистовым: "Имя академика Легасова, который с первых минут как член правительственной комиссии был привлечен к выяснению причин и ликвидации последствий Чернобыльской аварии, было очень популярным, почти легендарным. Широко известным стало его имя и за границей, особенно после поездки в Вену в конце сентября 1986г. и сделанного им глубокого и откровенного доклада в Международном Агентстве по Атомной Энергии (МАГАТЭ) "Анализ причин аварии на Чернобыльской АЭС и ликвидации ее последствий".

Четыре скупые строчки в Советском энциклопедическом словаре, изданном в 1990г.: "Легасов Валер. Ал. (1936-88), сов. химик-неорганик, акад. АН СССР (1981). Тр. по химии благородных газов, плазмохимии. Лен. пр., Гос. пр. СССР (1976)"... Чуть больше-в вышедшем вскоре Большом энциклопедическом словаре. Редакторы добавили следующее: "Был членом правительственной комиссии по устранению последствий аварии на Чернобыльской АЭС. Покончил жизнь самоубийством".

Сегодня, когда со времени трагической смерти Валерия Алексеевича прошло уже более 10 лет (ЛС - статья была написана в 1999 году), а последняя фраза вошла в "энциклопедический стандарт" и появилась в словаре еще после нескольких известных фамилий, она по-прежнему вызывает боль и ощущение совершившейся несправедливости. Да и не ясно, какую смысловую нагрузку придают ей редакторы, в большинстве других случаев экономящие в своем издании буквально каждый символ?... Тогда же, в 1988 году то, что происходило в траурном зале Института Атомной энергии им. Курчатова (ИАЭ), а чуть позже на Новодевичьем кладбище, помимо боли и неприятия, можно охарактеризовать только словами "шок и полная растерянность". Ошеломленные сотрудники института, высказывавшие резкие, а порой самые невероятные объяснения причин самоубийства; коллеги из Академии Наук; работники Совмина, ЦК и Военно-промышленного комплекса; военные с генеральскими и маршальскими погонами, скорбно проходили мимо гроба покойного, на голове которого почему-то выделялась черная бархатная "ученая" шапочка в "стиле академика Зелинского". Большинство словно в оцепенении молчали, среди других слышался какой-то глухой ропот. В прощальной речи, подавленного горем директора ИАЭ академика Анатолия Петровича Александрова прозвучали слова о том, что он уже стар; не раз думал и говорил, что скоро уйдет, а институт передаст в надежные руки своему первому заместителю Легасову... Так он говорил, но этого не случилось.

С Валерием Алексеевичем Легасовым я познакомился в конце 70-х годов. Произошло это так. В институте, где я тогда работал, основная проблематика заключалась в создании крупных электронных массивов по различным направлениям науки и техники и компьютерной обработке этих массивов с целью "выжимки" наиболее ценной информации в том числе для аналитических применений. Дело это в нашей стране было тогда совершенно новое, а нам в институте удалось достигнуть довольно существенных результатов. Теперь, с позиции возможностей ИНТЕРНЕТА и современных алгоритмов обработки текстов, многие из них показались бы простыми, но тогда, повторяю, дело только начиналось и уже получило определенное признание.

Мне посоветовали проинформировать руководство АН СССР, и я обратился через помощников к Президенту академии, директору ИАЭ с приглашением приехать. Он долго собирался, но, наконец, появился в институте вместе с тогдашним Ректором МГУ, Первым вице-президентом АН СССР Анатолием Алексеевичем Логуновым. Был поздний вечер. Президент, которому было уже далеко за 70, выглядел очень усталым. Он расположился за столом и стал рассматривать, разложенные на нем справочники и еще какие-то издания института. Я несколько раз пытался отвлечь его от этого, как мне казалось, довольно унылого занятия и перетащить к мониторам. Он решительно сопротивлялся, от разговора со мной уходил, лишь несколько раз повторив: "Нет-нет, Вы не правы. Справочники это очень интересно". Наконец, все-же уступил и пересел к дисплею. По мере того как задавал вопросы и наблюдал за результатами поисков лицо его все более светлело. На каком-то этапе сказал, что углубился уже в достаточно профессиональную область, связанную с особенностями канадских атомных реакторов. И тут на экране пошли канадские публикации. После этого Александров переменился окончательно. Обвел глазами мой кабинет с его многочисленными шкафами, полочками, папками и надписями и поинтересовался, как организовано мое рабочее место. Выслушав краткие пояснения, вдруг стал распрашивать о моей параллельной работе в МИФИ. Меня это поразило, значит он готовился к приезду заранее! Я рассказал, что моя кафедра готовит инженеров математиков по профилю системного анализа и информационных систем, изучаются курсы по менеджменту, читаются лекции по сопоставительной плановой и рыночной экономике, в частности, на базе известной (хотя тогда практически недоступной) книги Самуэльсона. Прощаясь, он сказал: "Ну что ж, все это интересно, и теперь по Вашим работам и научным интересам мне многое ясно. Могу ли я прислать для встречи с Вами моего первого заместителя по институту? Он почти такой же молодой, как и вы, и у вас с ним, как я понял, довольно много общего в подходе к планированию и организации работ". Тогда я и познакомился с В.А.Легасовым, который приехал в институт уже на следующий день.

К этому времени имя Валерия Алексеевича Легасова, как компетентного, авторитетного, энергичного специалиста, умевшего четко организовать и свою личную работу и работу всего института, было уже очень хорошо известно и в научных кругах, и в промышленности. Он курировал в ИАЭ вопросы атомных электростанций и атомной энергетики в целом, включая оборонные аспекты. Кто мог думать тогда, какие испытания и огромная ответственность лягут по долгу службы на его плечи в связи с катастрофой в Чернобыле? Он не участвовал, да просто по своему возрасту и не мог иметь никакого отношения ни к конструкции реактора на четвертом блоке Чернобыльской АЭС, ни к строительству сооружений. Но именно он в качестве члена правительственной комиссии в числе самых первых был привлечен к выяснению причин и ликвидации последствий Чернобыльской аварии и сразу же 26 апреля вылетел на место катастрофы.

Вот как оценивал первые месяцы Чернобыльских событий сам Валерий Алексеевич: "Такая неготовность, такая безалаберность. Сорок первый год, да еще в худшем варианте. С тем же Брестом, с тем же мужеством, с теми же отчаянностями, и с той же неготовностью...". 5 мая 1986 года впервые вернувшись всего на несколько часов в Москву, он буквально со слезами на глазах, скупо только самым близким людям рассказывал об отсуствии элементарных препаратов и приборов для профилактики. В те дни никто не мог подсчитать число жертв аварии. Только позже стали называть факты и самые разные, еще не достаточно подтвержденные, цифры о больных обреченных детях, о том, что число больных и ликвидаторов в то время оценивают цифрой приблизительно в 600 тысяч человек, и есть опасения, что число так или иначе подвергнутых опасности может нарастать.

Валерий Легасов на Чернобыльской АЭС при ликвидации катастрофы.

Чернобыльские события стали рубиконом в жизни ученого. Именно тогда Легасов стал активным сторонником полной информированности населения об особенностях АЭС, об уровнях радиации, опасных и безопасных для человека, о необходимости медицинского контроля, необходимости массового производства индивидуальных дозиметров и т.п. Тогда же стало оформляться следующее направление его работ, связанное с техногенными проблемами и новой концепцией безопасности, которым он уделил огромное внимание в оставшиеся последние месяцы своей жизни.

Наше сотрудничество, а вместе с ним и товарищеские отношения при всем огромном различии наших положений в науке (и это я хорошо понимал) развивались исключительно быстро. Вскоре постоянный электронный доступ к массивам нашего института (в том числе к имеющимся у нас полным массивам Международного Агентства по Атомной Энергии) стал возможен из ИАЭ. Эта была первая в нашей стране линия теледоступа с возможностью удаленного поиска смысловой информации. К работе нашего института Легасов проявлял огромный интерес и часто обращался с различными довольно неожиданными предложениями и заданиями. Помню, например, одно из них, над которым пришлось особенно тщательно поработать. Он предложил найти с помощью компьютерного информационного анализа объяснение для одной из актуальных тогда проблем, беспокоивших руководство ИАЭ. Речь шла о причинах явного снижения темпов развития атомной энергетики в США, в то время как в СССР такой тенденции не было и в помине. Высказывались различные причины, но единого мнения не существовало. Думаю, нам удалось тогда выполнить эту работу. Была дана оценка различных факторов, влияющих на эту проблему. Особо отмечалось то обстоятельство, что после известной тяжелой аварии в 1979 году с расплавлением активной зоны реактора на атомной электростанции Три Майл Айленд в США за короткое время количество всякого рода нормативных регламентирующих документов в отношении конструкции и строительства новых станций выросло более, чем в 10 раз. Анализ этой информации свидетельствовал об удорожании проектов, удлинении сроков их согласования, что в конечном итоге снижало их конкурентоспособность. Попутно был выявлен ряд других результатов, в частности по материалам, применявшимся при изготовлении оболочек. Мы подготовили специальный доклад, передали его Легасову; мне поручили выступить по этому поводу в ИАЭ и Академии Наук.

Еще одно поручение, во время которого произошел памятный для меня разговор, было связано с так называемой "проблемой гелия". Гелий - легкий инертный газ. По словам Легасова, гелиевые технологии составят основу высоких технологий 21-го века. Один из вопросов заключался в том, что этот газ обладает высокой летучестью, а его запасы в природе ограничены и невосполнимы. Существовала реальная опасность его высоких потерь, особенно при попутной добыче. Газ надо было сохранить для будущего. Высоким руководством была образована специальная комиссия по гелию (уже точно не помню, когда это было, думаю, в 1986 году). Возглавил ее В.А.Легасов, он же убедил меня стать его заместителем по этой комиссии. Все мои возражения, что я не специалист, он отмел уже привычной для меня логикой: "Вы аналитик и системщик, а мне как раз важен взгляд человека из Вашей области знаний".

Как-то после одного из заседаний, проходивших у него в кабинете, я задержался и подошел, чтобы поздравить. В этот день чуть ли не весь ИАЭ уже знал из уст А.П.Александрова, что имеется решение Политбюро ЦК КПСС, о присвоении В.А.Легасову звания Героя Социалистического Труда. Что такое решение Политбюро, объяснять в ту пору никому не требовалось. Я высказал поздравления. Легасов нахмурился и пригласил меня продолжить разговор в комнате отдыха. Здесь я узнал, что действительно, решение Политбюро по указанному вопросу состоялось, и у Александрова, знавшего об этом решении, были все основания говорить о высокой награде. Однако то, что произошло дальше было беспрецедентным. Практически сразу вслед за этим решение, принятое под председательством Горбачева, было каким-то образом пересмотрено. Кто и с помощью каких аргументов сумел его так быстро переубедить? Объяснения не было. Казалось бы, только что по просьбе Генерального секретаря ЦК КПСС именно Легасов сопровождал его в поездке в Венгрию, на тот случай, если будут нужны какие-то объяснения по обстановке на Чернобыльской АЭС. Но Легасов, разумеется, ни к нему, ни кому другому обращаться не стал...

Почти через десять лет случилось так, что я уже в качестве журналиста присутствовал на выступлении Горбачева в Венской Ратуше, посвященном так называемому "Зеленому кресту" (международное движение, в чем-то близкое по проблематике к идеям безопасного мира Легасова). Меня заметила и узнала Раиса Максимовна, кажется даже обрадовалась, и по окончании выступления подвела к своему мужу. Поздоровались и в связи с темой его выступления я заговорил о нашем общем знакомом - Легасове (только потом подумал, что этим мог напомнить ему об одном из не самых, мягко говоря, удачных его решений). На мгновенье он, казалось, о чем-то задумался. Потом сказал: "Да, академик Легасов был действительно необыкновенный человек" - вот все, что я тогда услышал. Что ж Михаил Сергеевич - признанный мастер говорить так, чтобы ничего при этом не сказать... Надо отметить, что ошибку в конце концов, по счастию, поправили. На это потребовалось десять лет. Сегодня Указом Президента Российской Федерации от 18 сентября 1996 года Валерий Алексеевич - Герой России, но уже посмертно. В тексте Указа говорится: -за мужество, стойкость, героизм, проявленные при ликвидации последствий аврии на Чернобыльской АЭС. Со своей стороны почему-то думаю, что к вопросу о роли Горбачева в принятии указанного позорного решения об отмене награды еще придется вернуться, в том числе, возможно, и мне.

Вернемся в конец 80-х. Обстановка в стране быстро развивалась и накалялась. В институте Атомной энергии, как и повсюду в стране в духе тогдашних перестроечных настроений и поветрий, создавались какие-то многочисленные новые советы, комиссии и комитеты; кого-то куда-то выдвигали и выбирали. На каком-то из узких заседаний в состав одного из советов академик-президент Александров предложил и Легасова. Стоит ли говорить, что выглядело это вполне естественно: Легасов - в течение многих лет - авторитетный и признанный руководитель института, Первый вице-директор. Уже многие годы он работал под непосредственным руководством Александрова, в том числе и в период его пребывания на самом высоком научном посту в Академии, когда академик-президент мог уделять институту лишь часть своего рабочего времени. Справедливости ради следует отметить, что именно в этом случае Легасов по какой-то причине ("шестое чувство"?) пытался снять свою кандидатуру. Что-то его, видимо, беспокоило, кто это скажет теперь? Однако, Александров настоял, чтобы кандидатура осталась, сказав, что голосование в данном случае носит всего лишь формальный характер, а авторитет Легасова известен и непререкаем. Состоялось тайное голосование, и ... Легасова провалили. Это было, как гром среди ясного неба. В голосовании участвовала и та небольшая группа "близких" коллег, с которыми он практически ежедневно встречался по рабочим вопросам и которые, казалось, сами постоянно искали его поддержки.

Наверное, сегодня, когда выборы проходят на альтернативной основе и ведется интенсивная предварительная кампания, где анализируются предвыборные программы кандидатов, подобный результат выглядел бы совсем иначе. Не выбрали, ну и не выбрали, мало ли кого куда сегодня не выбирают. Тогда же все выглядело по-другому. Никакого предварительного обсуждения, тем более критики, не было и в помине. Казалось, действительно данные выборы - чисто формальное дело. Кто из нас, живших в то время, не помнит, как это, бывало, проходило? И вдруг... Результат был настолько неожиданным, что ведущий собрание Президент Академии наук СССР А.П.Александров просто не нашелся, что сказать.

Что ж, жизнь полна парадоксов. Именно в это время, как напишет позднее о Легасове академик Л.П.Феоктистов, Валерий Алексеевич с первых минут как член правительственной комиссии был привлечен к выяснению причин и к ликвидации проследствий Чернобыльской аварии. Он при его уме и организаторском таланте стал очень популярным, почти легендарным. Широко известным стало имя академика Легасова и за границей, особенно после его поездки в Вену в конце сентября 1986г и сделанного по поручению советского руководства глубокого (в полном виде он составил 380 страниц и скрупулезно готовился более трех месяцев) и откровенного доклада перед полутысячной международной аудиторией экспертов в МАГАТЭ "Анализ причин аварии на Чернобыльской АЭС и ликвидация ее последствий".

Но одновременно, оказывается, какие-то силы работали против Легасова. Дело было организовано расчетливо и методично. А главное - оно почему-то получило поддержку на самом верху (как иначе можно объяснить беспрецедентную отмену награды?). Что лежало в основе: ревность "классических" физиков, вынужденных допустить в свое лоно специалиста из другой области? Зависть к его популярности, организаторскому таланту, авторитету и умению влиять на людей? Я не берусь сказать, что именно. Академик Феоктистов в своих воспоминаниях дает такую оценку: -Я не раз думал, что если бы не было Чернобыля и громкой славы Легасова, может быть его жизнь в спокойном русле не кончилась бы так трагично. Вместе с внешним признанием, положение Валерия Алексеевича внутри института становилось неустойчивым. Если не предполагать худшего (зависть, ревность), такой оборот событий представляется лишенным смысла, потому что авторитет Легасова шел от его ума, самоотверженности в работе, а не от корыстолюбивых устремлений, разметающих конкурентов. Судьба сильных личностей незавидна: они не вступают в компромиссы, и их окружают не только почитатели, но и недоброжелатели... Честолюбивая натура Валерия Алексеевича не выдержала, он был подорван морально и психически со стороны мутных кругов внутри института, которому отдал всего себя. В свои неполные 52 года академик В.А.Легасов добровольно ушел из жизни". Нервы человека, отвечавшего по своему положению по линии ИАЭ за атомные электростанции и атомную энергетику в целом и чувствовавшего на своих плечах огромный груз ответственности за Чернобыльскую аварию были напряжены до предела...

Помню фразу, которую как-то на одной из первых встреч в беседе со мной произнес Валерий Алексеевич по поводу места ИАЭ в тогдашней советской науке: "Наш институт, директор которого сегодня одновременно является и Президентом АН СССР, формально в систему Академии не входит. Это уникальное научное учреждение принадлежит Министерству среднего машиностроения. Но ИАЭ органически связан и является очень важной неотъемлемой частью огромного механизма, включающего большинство ведущих научных учреждений страны, и оказывает влияние на работу очень многих академических учреждений, вузов (в том числе и на ваш родной МИФИ, также курируемый Минсредмашем) и научных школ. Институт с его огромным десятитысячным коллективом - это настоящий флагман советской науки. И если ИАЭ, не дай бог, вдруг "подхватит простуду", то "чихать" начнут во многих, порой самых неожиданных местах...". Слова эти оказались в известной мере пророческими.

Через какое-то время меня перевели из института на работу в ГКНТ СССР. В качестве зампреда я, среди других обязанностей, как раз курировал Академию наук, вузы и всю сеть отраслевых научных учреждений страны. Мне запомнились эти слова, и я хорошо понимал их справедливость. Готовились перемены в стране, и они сразу оказались связанными с общей ситуацией в институте Атомной энергии. Назревали перемены и в Академии Наук СССР. Пришедший в 1986г. после Чернобыля на смену Александрову бывший Председатель ГКНТ СССР академик Гурий Иванович Марчук стал последним Президентом АН СССР. Мало кто догадывался, что вскоре произойдут столь кардинальные перемены в нашей жизни, в том числе в атомной промышленности. Литературная газета в своем февральском номере за 1999г. на основе интервью с нынешним директором Курчатовского центра академиком Евгением Павловичем Велиховым напомнила (автор также писал об этом в портале "Наследие" в своем очерке, посвященном академику Е.П.Велихову), что осенью 1991 года Б.Н.Ельцын, в условиях жестокого цейтнота времени перед отлетом в аэропорту успел подписать переданные Велиховым основополагающие и, как уже отмечалось, действительно объективно связанные документа, реально повлиявших на ситуацию в области науки в стране на многие годы. Один из них - буквально накануне уже объявленных выборов в Академию наук (какую?) о переходе АН СССР под юрисдикцию РФ, т.е. о реорганизации АН СССР в Российскую Академию наук (говорят, что это "спасло" тогда одну из старейших в мире Академий, и уж во всяком случае позволило избежать многих недоразумений; и вот в конце 2005 года, почти через десять лет, Велихов, такая уж выпала ему роль, вновь выступает в телевизионном интервью с тревожным и, как оказалось, до конца не решенным тогда вопросом о судьбе не только Академии, но и науки в стране в целом). Другой - о преобразовании ИАЭ имени И.В.Курчатова в независимый российский научный центр "Курчатовский институт". Реально это означало, что в том виде, в котором его привыкли видеть в прежнем Минсредмаше (ныне часть его функций выполняет Минатом), он фактически перестал существовать.

Сегодня пресса буквально кипит вокруг проблемы переструктуризации, как пишут, едва ли ни последнего неприватизированного многомиллиардного "сладкого пирога" - атомной промышленности. В свое время это была главная составная часть Минсредмаша - третьего столпа и колосса бывшего СССР (после партийной структуры и КГБ). Случайное совпадение или в этом состоит какая-то закономерность: можно сказать, что вскоре вслед за смертью Легасова фактически завершился и перешел в другую стадию целый этап управления развитием работ по атомной программе, начатый еще И.В.Курчатовым. Таковы некоторые события того совсем недавнего времени, по-видимому, образно говоря, отражающие лишь малую часть огромного подводного айсберга.

А теперь обратимся к тому, что не уместилось в несколько строчек энциклопедических словарей о роли академика Легасова, о чем частично упоминалось в нашей публикации. Действительно, он добился выдающихся достижений в новой области химической науки и технологии - синтез и химия новых соединений благородных газов, сделав открытие, получившее название эффекта Н.Бартлетта-В.Легасова и многих других результатов в области неорганической химии. Но был ли Валерий Алексеевич только химиком-неоргаником и талантливым организатором науки? Думается, что нет. Давно прошли времена ученых-универсалов (возможно, последним был Гумбольт), работающих сразу практически во всех областях науки. Дай бог добиться крупных новых результатов именно в "своей" области. И все же действительно крупные ученые, помимо своего основного профиля, способны оставлять значительный след и в смежных областях, а порой выступать авторами целого жизненноважного для следующих поколений направления. Феоктистов пишет: "Легасову был присущ редкий дар-стратегическое мышление: он умел видеть проблему в целом и оптимизировать ее отдельные звенья, строить достоверный прогноз. Его совершенно оригинальные подходы явились полнее всего в комплексном использовании ядерной энергии, будь то экологически чистое водородное топливо, металлургические комбинаты или химические заводы, а также в совершенно неожиданных и сильных предложениях военного характера. Важное значение имеют работы Легасова по водородной энергетике и энерготехнологическому использованию ядерных реакторов".

И здесь мы вновь возвращаемся к упомянутому уже выше вопросу, значение которого со временем будет все более возрастать, связанному еще с одной гранью деятельности Валерия Алексеевича. Легасова следует без всякого преувеличения считать автором создания нового направления, связанного с техногенными проблемами, их влиянием на развитие человечества и саму концепцию безопасности и выживания цивилизации в новых условиях. Может ли человеческая цивилизация с учетом ее нынешних и будущих возможностей саморазвития существовать необозримо долго или существует какой-то предел? Иначе говоря, как оценить, сколько еще поколений человечество, не меняя своего биологического облика, может существовать на Земле с учетом всевозможных ограничений и рисков? В последний период жизни Валерия Алексеевича работа над этой проблемой составила важную, может быть самую важную часть его многогранной деятельности. В концентрированном виде суть этого направления сформулирована Легасовым в его статье "Проблемы безопасного развития техносферы". Ученого тревожит тот факт, что сегодня угроза разрушительного действия крупных промышленных аварий стала сравнима с военной. Более того, он идет еще дальше и в статье "Из сегодня в завтра" излагает в концентрированной форме общий подход и условия дальнейшего безопасного развития человечества, значительно расширяя само понятие безопасности (часть материалов из его архивных записей собрана буквально по-крупицам и опубликована женой академика, М. М. Легасовой, под названием "Путь к концепции безопасности"). Как не вспомнить сегодня предостережения академика о возможности фатального влияния заражения сельскохозяйственных продуктов в огромном регионе в результате военно-техногенных катастроф, как следствие разрушительных бомбежек химических предприятий в Югославии?

Подведем краткий итог. Сегодня имя Легасова стало частью истории нашей науки и не только науки. Он вошел в нее и как выдающийся ученый-химик, и как один из руководителей и непосредственных исполнителей работ по ликвидации последствий Чернобыльской аварии, и как ведущий специалист, представлявший нашу страну на историческом международном совещании в Международном Агентстве по Атомной Энергии по проблеме Чернобыля, и как инициатор новой концепции безопасного развития человечества. История снова и снова будет возвращаться к этому имени.

И еще позволю сказать в самом конце. Вскоре после его смерти супруга Валерия Алексеевича собрала у себя дома несколько человек. Язык почему-то не поворачивается говорить, что это можно назвать поминками, но что-то явно было от этого старого обычая. По очереди высказывались, вспоминая эпизоды из его жизни. И вот Маргарита Михайловна сказала: -пусть сейчас произнесет какие-то слова его близкий друг Леонид Николаевич Сумароков. Конечно, мне было приятно, что она меня так представила и, не сомневаюсь, Валерий Алексеевич рассказывал ей обо мне, не говоря уже о том, что его дочь Инга, до своего отъезда на работу в ЮНЕСКО, по моему предложению какое-то время работала у меня на кафедре в МИФИ. Но одновременно признаю, что я настолько понимал разницу в наших, я бы сказал «калибрах», что считать себя в чем-то равным ему другом было для меня неожиданностью. Я его буквально просто боготворил, и это, наверное, и характеризовало в моем понимании степень наших отношений. Не помню, что я тогда сказал, но совместных эпизодов в нашей работе и чисто человеческих отношениях, конечно, было много. И вот прошло время, и чем больше его уходит, тем острее, и даже с какой-то болью, я чувствую, как мне его не хватает.

Верно то, что Валерий Алексеевич был и остается в моей памяти очень близким человеком. Так уж получилось, что по своему воспитанию я отнюдь не религиозный человек (признаюсь, что иногда даже в каком-то смысле почему-то жалею об этом). Тем не менее, чтобы сохранить эту память, регулярно поминаю его среди немногих других самых близких, в основном родных мне людей, приходя, специально для этого, в храм Святого Штефана в центре Вены.



Могила Легасова на Новодевичьем кладбище