Чудна Протва при тихой погоде, когда вольно и петлисто мчит сквозь поля и перелески полные воды свои. Глядишь, и не знаешь, куда повернёт её причудливый берег; будто деревенская дорога, без особой меры и расчёта, вьётся она по зелёному миру.
Любо и жаркому солнцу снизойти с вышины и погрузить лучи в холод протвинских вод, и прибрежным ивам окунуть свои ветви в зеркальные струи. Зеленокудрые! они толпятся вместе с полевыми цветами к водам и, наклонившись, глядят в них и не наглядятся, и не налюбуются гривой своей, колыхающейся под ветром. В середину же Протвы они не смеют глянуть; никто, кроме солнца и голубого неба, не глядит в неё. Редкая стрекоза долетит до середины Протвы! Полноводная! Нет ей равной реки в мире.
Чудна Протва и при тёплой летней ночи, когда всё засыпает – и человек, и собака, и стрекоза; только стыдливо прикрывшаяся тучкой Луна и рассыпанные Богом звёзды светят над миром и все разом отдаются в Протве. Весь свет полуночного мира держит тогда Протва в лоне своём. Чёрные деревья и глинистые кручи силятся закрыть её своею тенью - напрасно! Нет ничего в мире, что бы могло прикрыть Протву. Синяя, катит она волны свои середь ночи, как и середь дня; отмахивает вёрсты и годы своим узорчатым рукавом.
Когда же пойдут горами синие тучи, когда сосны шатаются до корня и молния, разломив небо, разом осветит целый мир – страшна тогда Протва! Волны гремят, ударяясь о берег, и со стоном отбегают назад, и неистовый плач их сливается с раскатами грома. Так убивается мать козачки, выдающая дочу замуж; сияющая, стоит невеста под дождём фаты, а мать, рыдая, заламывает над ней руки и заливается горючими слезами.
Вот какова она, Протва наша; если скажет кто, что знает её – не верь ему, самозванцу и пустозвону; пускай идёт на протвинский рынок и расскажет кому другому, но не нам, впитавшим её молоко и мёд по самое не хочу.
Протвино, жара, июль...
Ответить с цитированием
Сообщение от Tkachenko
