Страница 3 из 3 ПерваяПервая 123
Показано с 67 по 67 из 67

Тема: Из истории атомного проекта

  1. #67
    Кот, гуляющий сам по себе Аватар для skroznik
    Регистрация
    14.03.2009
    Адрес
    Российская империя
    Сообщений
    7,681
    Вес репутации
    151

    По умолчанию

    Сверхмощные ядерные взрывы в США и СССР
    как проявление научно-технической и государственной
    политики в годы холодной войны


    академик РАН Ю.А. Трутнев

    доктор физико-математических наук В.Б. Адамский

    кандидат физико-математических наук Ю.Н. Смирнов
    Об авторах:


    Адамский Виктор Борисович 1923г.р., главный научный сотрудник Всероссийского научно-исследовательского института экспериментальной физики (Арзамас-16). Работает во ВНИИЭФ с 1950 г., один из ветеранов-создателей отечественного ядерного оружия. Участник разработки 50-мегатонной термоядерной бомбы и её испытания 30 октября 1961 года. Известен своим вкладом в подготовку Московского договора о запрещении ядерных испытаний в трёх средах. Один из научных руководителей и участников программы создания ёмкостей с применением подземных ядерных взрывов и опытов по наработке трансплутониевых элементов взрывным методом. Автор многих публикаций по истории советского атомного проекта.


    Смирнов Юрий Николаевич 1937 г. р., ведущий научный сотрудник Российского научного Центра „Курчатовский институт“. В 1960–1963 гг. работал в группе А.Д. Сахарова (Арзамас-16). Участник разработки 50-мегатонной термоядерной бомбы и её испытания 30 октября 1961 года. Один из инициаторов программы глубинного сейсмического зондирования с помощью подземных ядерных взрывов. В 1968–1974 гг. участвовал в обосновании и подготовке 14 „мирных“ взрывов. При проведении 11 из них (для глубинного сейсмического зондирования) был заместителем председателя государственной комиссии. Автор многих публикаций по истории советского атомного проекта, в том числе в соавторстве с В.Б. Адамским, а также с академиками РАН Ю.Б. Харитоном, Е.А. Негиным, Ю.А. Трутневым.


    Трутнев Юрий Алексеевич 1927 г. р., первый заместитель научного руководителя Всероссийского научно-исследовательского института экспериментальной физики (Арзамас-16), академик РАН, Герой Социалистического Труда. Работает во ВНИИЭФ с 1950 г. Один из самых ярких, выдающихся создателей отечественного ядерного оружия. Соавтор идей, которые легли в основу схемы конструирования современных термоядерных зарядов и их „чистых“ вариантов для применения в мирных целях. Один из инициаторов разработки сверхмощных термоядерных зарядов. Инициатор и участник разработки 50-мегатонной термоядерной бомбы и её испытания 30 октября 1961 года. Является научным руководителем перспективных разработок, связанных с совершенствованием ядерного оружия и повышением его безопасности.
    ______________________________________________________________________________
    Иногда со стороны может показаться, что разработчики ядерного оружия в Арзамасе-16 только то и делали, что создавали и взрывали большие бомбы. Это совсем не так.

    История советского термоядерного оружия начиналась со „слойки“ Андрея Сахарова. Затем, 22 ноября 1955 года, состоялось испытание заряда, в котором для обжатия термоядерного узла использовалось излучение. В этой работе принимало участие множество людей и вклад каждого специалиста был весом. Идея принадлежит Андрею Сахарову, Юрию Трутневу и Якову Зельдовичу.

    Далее в СССР развитие термоядерного оружия пошло по нескольким направлениям.

    По одному из них велись работы во ВНИИТФ, в Снежинске. Несколько направлений сложилось в Арзамасе-16.

    Принципиально новый подход предложили Ю.Н. Бабаев и Ю.А. Трутнев. Это было многообещающее предложение с точки зрения уменьшения габаритов, повышения удельной мощности и того, что называют миниатюризацией. Речь не шла о совсем маленьких размерах. Но теперь заряды реально становились оружием: их можно было ставить на те или иные носители. Новый заряд 23 февраля 1958 г. был успешно испытан. В течение года на базе этой идеи была сконструирована довольно большая серия зарядов различных калибров, в том числе на тот период и самый маленький из них.

    Проверка нового принципа могла состояться ещё в 1957 году. Помешало неожиданное обстоятельство. В СССР запустили спутник, страна ликовала, а в это же время один из зарядов на полигоне отказал. Министр Ефим Славский распорядился: „Хватит нам отказов, давайте отложим немного …“ Сахаров и Трутнев обратились за помощью к Игорю Курчатову: всё равно в этом направлении двигаться придётся. Хотя и с задержкой, испытание состоялось. Выступая 3 февраля 1959 г. на XXI съезде КПСС и оценивая результаты испытаний минувшего года, Курчатов заявил: „… эти испытания оказались весьма успешными. Они показали высокую эффективность некоторых новых принципов, разработанных советскими учёными и инженерами. В результате Советская Армия получила ещё более мощное, более совершенное, более надёжное, более компактное и более дешёвое атомное и водородное оружие.“

    Серия зарядов 1958 года, а затем и дальнейшие разработки во время моратория (его недолговечность чувствовалась всеми) привели к тому, что к 1961 году у нас оказалось разработанным довольно большое количество изделий, и мы вышли на испытания. В том же 1961 г. Трутнев обратился к Сахарову с предложением создать 100-мегатонную бомбу. Цели были вполне определённые: её испытание должно было показать наши возможности и возможности уже проверенных принципов. С другой стороны, показать человечеству: столь мощный взрыв означал бы, что возможны ещё более мощные заряды, а это угрожало человечеству гибелью.

    В 1961–1962 годах у нас было много таких испытаний, которые заложили идеи на будущее. В частности, в дальнейшем они позволили создать заряды предельной „чистоты“. Первое их применение — создание озера Чаган на Семипалатинском полигоне, когда взрывом была образована воронка глубиной 90 метров, диаметром около 500 метров и объёмом порядка 7 миллионов кубических метров. Кроме этого первого (внутреннего) водоёма образовался за счёт перекрытия русла реки насыпной плотиной ещё и внешний водоём объёмом около 10 миллионов кубических метров.

    Палитра американских и советских ядерных испытаний

    Ядерные испытания в США и СССР преследовали разнообразные цели. Но приоритетной задачей всегда оставалось совершенствование ядерного оружия. Сверхмощные взрывы, проведённые обеими странами, стали не только вехами технологического продвижения вперёд. В отношении потенциального противника они являлись также актом устрашения. Наиболее впечатляющие эксперименты подобного класса представлены в таблицах 1 и 2.


    Кроме шести взрывов сверхбольшой мощности (Е > 10 Мт, Таблица 2) СССР провёл 22 воздушных испытания мегатонного класса (1,5 Мт < E < 10 Мт), которые были осуществлены в период 1955–1962 гг. Все они, за исключением взрыва 22 ноября 1955 г. под Семипалатинском, были проведены на полигоне Новая Земля.

    Соединённые Штаты, помимо указанных в таблице 1 сверхмощных взрывов, реализовали в период 1954–1962 гг. ещё 24 воздушных эксперимента мегатонного класса (1Мт < E < 8,5 Мт), используя для этой цели баржи, самолёты, ракеты или же проводя взрывы на поверхности земли.

    Сверхмощные американские испытания были проведены в 50-е годы. Советские супервзрывы пришлись на начало 60-х, чему, естественно, есть своё объяснение. Ниже мы коснёмся этой темы.

    Общая картина ядерных испытаний, проведённых в США и СССР, сводится к следующему.

    Программа США за 47 лет (первый взрыв состоялся 16 июля 1945 г., последний — 23 сентября 1992 г.) включает 1056 ядерных испытаний (с учётом двух взрывов в 1945 году в Японии, 27 экспериментов в мирных целях и 24 ядерных испытаний, проведённых на Невадском полигоне совместно с Великобританией). Общее число взорванных ядерных зарядов и устройств 1151. Из них 1116 было взорвано в военных целях. Полное энерговыделение всех ядерных испытаний США оценивается в 180 Мт.

    Программа СССР за 41 год (29 августа 1949 — 24 октября 1990) включает 715 ядерных испытаний (124 из них было проведено в интересах народного хозяйства страны). Таким образом, в среднем, СССР ежегодно проводил около 17 испытаний (США — 22). В общей сложности эта программа потребовала 969 ядерных зарядов и устройств, из которых 796 были взорваны в военных целях. Полное энерговыделение всех ядерных испытаний СССР составило 285,4 Мт.

    Таким образом, в ходе 1771 испытания суммарная мощность ядерных устройств, взорванных двумя странами, превысила 460 Мт, из которых 205 Мт — или 45% — приходятся на 12 сверхмощных советско-американских взрывов, приведённых в таблицах 1 и 2.

    В США и СССР были созданы чудовищные арсеналы нового оружия. Затраты на создание ядерного потенциала и гигантской инфраструктуры, прямо или косвенно задействованной на его поддержание, а также меры для обеспечения безопасности в атомную эпоху обошлись Соединённым Штатам в сумму около 4 триллионов долларов. Надо полагать, эквивалентные затраты выпали на долю и Советского Союза. Беспрецедентным расходам сопутствовало, однако, не повышение реальной безопасности для каждой из сторон. Напротив, в годы холодной войны мир не раз оказывался на грани всеобщей катастрофы. Но страх перед угрозой взаимного уничтожения удержал горячие головы от рокового шага. То есть в этом отношении ядерное оружие сыграло положительную роль.

    Неизбежность сверхмощных взрывов

    Первый в истории взрыв атомного устройства в США 16 июля 1945 года и атомная бомбардировка Японии потрясли современников. Человечество вступило в новую эпоху. Ничего подобного мир не знал, и, естественно, эти взрывы воспринимались как сверхмощные. Соединённым Штатам казалось: цель достигнута и можно остановиться.

    Действительно, с лета 1945 года до весны 1948-го США произвели только два атомных эксперимента мощностью по 21 кт каждый. Ни один из них не способствовал совершенствованию атомного оружия: это были взрывы бомб образца 1945 года. Они должны были ответить на вопрос, как повлияет атомное оружие на планы развития военно-морского флота. Но уже тогда Эдвард Теллер ставил условием своей работы в Лос-Аламосе проведение 12 испытательных взрывов в год (реальность дала 22!).

    Как бы там ни было, в 1948 году Соединённые Штаты осуществили три новых эксперимента. Ситуация резко изменилась, когда стало известно, что 29 августа 1949 года Советский Союз ликвидировал монополию США на новое оружие.

    Уже в 1951 году США провели 16 экспериментов. Разработчики стремились сделать габариты оружия минимальными, а, с другой стороны, добиться максимального выгорания дорогостоящего ядерного „горючего“. Эти противоречивые цели толкали на расширение полигонных экспериментов: они позволяли определить оптимальные параметры нового оружия. И приближали эру оружия водородного.

    Итак, с первых шагов ядерной гонки в обеих странах акцент был сделан прежде всего на программах опытных взрывов. Их проведение открывало путь для совершенствования зарядов и увеличения их мощности. Разумеется, прежде чем появлялось принципиально новое решение, старались „выжать“ максимум из уже известной конструкции: увеличение мощности достигалось обычными усовершенствованиями, а также размещением в изделии возможно большего количества делящегося вещества. Советские разработчики в своё время даже рассматривали вариант атомного заряда, больше чем на порядок превышающий по мощности уже испытанные отечественные заряды. Но о его реальном изготовлении всерьёз не думали и эту откровенно прямолинейную конструкцию окрестили „Дураком“: экстенсивный путь (в особенности при развитии новой техники) никогда не выглядел привлекательным.

    В США, однако, прошли и этот путь: мощность заряда King, испытанного 15 ноября 1952 года, составила 500 кт и целиком определялась реакциями деления. Политическая подоплёка была проста: „… единственно возможный путь для Америки гарантировать собственную безопасность состоял в том, чтобы создать намного более мощную бомбу, чем имели русские“. Примечательно — эксперимент состоялся, хотя двумя неделями ранее был проведён сверхмощный термоядерный взрыв Mike. Понятие „супервзрыв“ приобрёло новый смысл.

    Тем не менее, для американской программы разработки термоядерного оружия оказались важными уже испытания 1951 года. „Удивительной случайностью было то, что идея инициирования под воздействием импульса, генерируемого излучением, уже была, хотя без осознания заложенного в ней потенциала, применена до появления работы Улама-Теллера 1951 г. в качестве одного из элементов схемы ядерного устройства George … Так что вариант схемы Улама, предложенный Теллером, явился как бы экстраполяцией уже осуществлённой схемы передачи энергии атомной бомбы к термоядерному устройству, осуществлённой в эксперименте“ (Д. Хирш и У. Мэтьюз). George был испытан 8 мая 1951 года. Его мощность составила 225 кт.

    Таким образом, осознание возможностей „идеи инициирования под воздействием импульса, генерируемого излучением“, пришло после взрыва George.

    Принцип Улама-Теллера привёл к форсированному осуществлению эксперимента Mike, который состоялся 31.10.52. Мощность его поражала воображение — 10,4 Мт. Это был первый термоядерный супервзрыв в современном понимании этого термина.

    Однако термоядерное оружие в США появилось позднее: 28 февраля 1954 года было взорвано экспериментальное термоядерное устройство Bravo мощностью 15 мегатонн. „Это устройство уже было приспособлено для доставки самолётом к цели и, таким образом, стало первой большой американской водородной бомбой“ ( Herbert F . York ).

    Видимо, поддавшись азарту и стремясь сделать оружие огромной разрушительной силы, Соединённые Штаты следом проводят ещё два супервзрыва — Romeo и Yankee мощностью 11,0 и 13,5 мегатонн, которые также были готовы для использования в военных целях (см. таблицу 1). Игра мускулами требовала информационной поддержки. И 7 апреля 1954 г. американское правительство „официально раскрыло тайну, выпустив кинофильм о взрыве Mike, производивший весьма сильное впечатление“ (Р. Лэпп).

    В результате в США появился монстр — сверхмощная бомба MK 17, состоявшая на вооружении в середине 1950-х годов. Она весила 19 050 кг и достигала 7,37 м в длину. К слову, ещё в 1949 г. американцы провели испытание бомбы весом 19 050 кг в районе сухого озера Мьюрок, штат Калифорния. Таким образом, когда в Советском Союзе была создана 100-мегатонная бомба, испытанная над Новой Землёй 30.10.61 в варианте 50 мегатонн, её параметры (длина около 8 м, диаметр 2,1 м и вес, примерно, 26 т) уже нельзя было считать беспрецедентными.

    Супериспытания (кроме взрыва советской 50-ти мегатонной бомбы и, возможно, эксперимента Mike), перечисленные в таблицах 1 и 2, сопровождались значительным радиационным загрязнением окружающей среды. Трагедия, разыгравшаяся с японскими рыбаками после взрыва Bravo, вызвала острый резонанс в мире. Таковы были реальности холодной войны между двумя ядерными гигантами.

    Подобные взрывы проводились, чтобы снарядить мощными зарядами существовавшие тогда средства доставки и чтобы одновременно произвести должное впечатление на потенциального противника. „Атому предстояло стать универсальной сдерживающей силой. Сверхбомбы, или стратегическое оружие, должны были предотвратить мировую войну“ (Р. Лэпп). Большие мощности рассматривались тогда как необходимость, чтобы преодолеть неточности доставки заряда к цели. Наконец, справедливо отмечают, что сказывалась и психология ядерной гонки: чем больше — тем лучше, чтобы оказать впечатление на людей. Наконец, чтобы продемонстрировать предполагаемое „превосходство“ и получить финансирование.

    Сверхмощные взрывы: заказчики и исполнители

    Появлению сверхмощных зарядов способствовала их относительная дешевизна, политический расчёт и профессиональный энтузиазм разработчиков. Наивно полагать, что, скажем, Никита Хрущёв сам навязал советским ядерщикам создать 100-мегатонную бомбу. Всё случилось на встрече в Кремле 10 июля 1961 года, когда при обсуждении вопроса о выходе СССР из моратория на ядерные испытания руководители Арзамаса-16 доложили о возможности разработать подобную конструкцию. Другое дело, что Хрущёв немедленно „ухватился“ за неё: „Пусть 100-мегатонная бомба висит над капиталистами, как Дамоклов меч!“

    Интерес к сверхмощным зарядам со стороны разработчиков носил характер именно увлечения, не продиктованного глубоко продуманными стратегическими соображениями: преобладало стремление дойти в том или ином техническом направлении до предельных характеристик. Независимо от того, насколько осмыслен, оправдан и практически применим экстремальный вариант.

    Состязательность с Западом стимулировала. Влияние оказывало и соревнование между двумя ядерными центрами страны. Оно особенно проявилось в серии испытаний 1961–1962 годов. Соперничество между коллективами вызывало даже большее эмоциональное напряжение, чем ощущавшееся абстрактно соревнование с заокеанскими конкурентами. Ведь выигравшая сторона получала „приз“: её заряд принимался для оснащения того или иного носителя, в серию. Соревнование становилось очень жёстким. Оно заставляло руководителей институтов добиваться разрешения министерства на фактически дублирующие испытания. Такая практика была выгодна и высшим чиновникам ведомства. Она возводила их, а также представителей министерства обороны, на роль арбитров. Оба конкурирующие института работали в высшей степени профессионально, и заряды получались с высокими характеристиками, но, случалось, близкими друг к другу. Поэтому выбор между ними определялся „политическими“ соображениями, когда необходимо было поддержать разумный баланс между конкурентами.

    Простор для увеличения мощности термоядерного оружия открывался и по другой причине: суперзаряды не становились супердорогими. Высокую стоимость имеют, в основном, уран-235, плутоний-239 и тритий. Другие компоненты, например, уран-238 и дейтерий, обеспечивающие наращивание мощности, недороги. Не возрастают заметно и расходы на изготовление заряда. Поэтому затратный механизм, который обычно сдерживает стремление к неумеренному росту характеристик технических изделий, здесь отсутствовал.

    Наконец, воодушевляло „встречное движение“: советское руководство видело в ядерной мощи страны козырную карту, сильнейший аргумент в политике противостояния Западу. Это особенно проявилось в 1961–1962 гг.

    Высшие власти Советского Союза в лице Никиты Хрущёва считали полезным продемонстрировать могущество СССР в период берлинского и назревавшего Карибского кризиса. Он лично нацелил разработчиков ядерного оружия на проведение серии испытаний, чтобы подчеркнуть жёсткость позиции Советского Союза в сложившейся напряжённой ситуации. Подразумевалось также (и об этом говорилось), что супервзрывы в атмосфере, сопровождаемые рядом эффектов, которые будут зарегистрированы многими наблюдательными станциями в мире, увеличат всеобщее ощущение опасности, страха перед ядерным оружием и усилят движение за его запрещение.

    Советские разработчики ядерного оружия, как уже отмечалось, понимали: действовавший мораторий — временное, конъюнктурное явление. И продолжали интенсивно работать впрок. Предчувствуя скорую серию испытаний, они предложили новые конструкции ядерных и термоядерных зарядов, которые в ряде случаев имели принципиальное значение и даже заложили будущее для советских подземных испытаний. К концу моратория основная часть расчётно-теоретических разработок была выполнена в металле и могла быть испытана. Это позволило полигонным службам сразу взять высокий темп.

    Естественно, сверхмощным взрывам на Новоземельском полигоне уделялось особое внимание. Какие-либо ограничения на мощность испытываемых зарядов здесь практически отсутствовали: населённые территории находились на большом удалении. Беспокоила только остаточная радиоактивность — при воздушном взрыве она не локализуется и рассеивается по всей атмосфере. При этом к радиоактивности трития и осколочной радиоактивности продуктов взрыва добавляется радиоактивность, наведённая нейтронами на азоте воздуха.

    Для эпохи сверхмощных взрывов было характерно какое-то чудовищное смещение акцентов во взаимоотношениях двух великих держав — лидеров противостоящих блоков. Господствовало извращённое сознание: борьба между ними важнее общечеловеческих интересов. В большинстве аналитических оценок и планов политического и технологического характера приоритет отдавался направлениям, обеспечивавшим „победу“, даже если она оборачивалась бедой для всего человечества. Как-то забывался обоюдоострый характер ядерного оружия: радиоактивные осадки, распространяясь повсеместно, не щадят ни жертву, ни агрессора. Обе противостоящие стороны очень медленно „выздоравливали“ от такого подхода. Испытания 1961–1962 годов стали своеобразным апофеозом, а сверхмощный 50-мегатонный взрыв в этой серии сыграл особую роль.

    Наши разработчики ядерного оружия, конечно, понимали ультраварварский характер зарядов большой мощности, способных в ядерной войне уничтожить не только отдельные страны и народы, но и вообще всю человеческую цивилизацию. Среди них были люди высокой и технологической, и гуманитарной культуры. Достаточно назвать Юлия Харитона, Якова Зельдовича, Андрея Сахарова. Но и они, поддаваясь чувству технологической эйфории, с энтузиазмом работали над изобретением и совершенствованием ядерных зарядов, увлекаясь, по выражению Э. Ферми, „хорошей физикой“.

    Но главным побудительным мотивом было другое. „Мы исходили из того, — говорил Андрей Сахаров, — что эта работа — практически война за мир. Работали с большим напряжением, с огромной смелостью … Со временем моя позиция во многом менялась, я многое переоценил, но всё-таки я не раскаиваюсь в этом начальном периоде работы, в которой я принимал с моими товарищами активное участие … Я считаю, что в целом прогресс есть движение, необходимое в жизни человечества. Он создаёт новые проблемы, но он же их и разрешает… Я надеюсь, что этот критический период человеческой истории будет преодолён человечеством. Это некий экзамен, который человечество держит. Экзамен на способность выжить“.

    В те годы в нашей памяти ещё были живы ужасы второй мировой войны. И довольно часто в ходе наших обсуждений, когда речь шла об усилении работы, раздавались голоса: „Мы не хотим повторения 1941 года!“

    Рекордный советский взрыв

    Испытание 30 октября 1961 года над Новой Землёй 100-мегатонной термоядерной бомбы (в варианте половинной мощности) стало знаковым событием для всей многолетней программы испытаний советского ядерного оружия. В какой-то мере появление такой бомбы было спровоцировано и тем, что в начале 1960 г. в иностранной печати появились публикации о возможности создания супербомбы мощностью в 1000 мегатонн.

    Рассказы о создании 50-мегатонной бомбы, её технических параметрах, обстоятельствах испытания, а также поисках возможного применения опубликованы. Мы остановимся на основных моментах.

    В этом событии, как в фокусе, сошлись профессиональный азарт, политическая интрига, возможности государства, безумие ядерной гонки и пережитый миром шок. Конечно, всегда интересно узнать точку зрения авторитетного профессионала, каким является Л.П. Феоктистов, об этой супербомбе: „Вскоре стало ясно, что речь идёт не о каком-то сверхоткрытии, а всего лишь об увеличении веса, габарита. Но зачем? Дело в том, что тенденция на наращивание мощности таким простым способом представлялась нам тривиальной — с одной стороны, и ненужной — с другой“. Однако оценивать такую бомбу и её испытание только по одному какому-то признаку нам представляется упрощением.

    На вопрос „зачем?“ ответил Андрей Сахаров. Именно он назвал запланированный взрыв „гвоздём программы“, а в отчёте по результатам испытаний собственноручно написал: „Успешное испытание заряда … доказало возможность конструировать на этом принципе заряды практически неограниченной мощности“.

    Конструкция бомбы была совсем не простой. Хотя она и основывалась на уже известных принципах, можно было ожидать всего — вплоть до сильного снижения мощности (см. опубликованные здесь воспоминания А.Д. Сахарова). Но наши специалисты сделали так, что бомба сработала безупречно.

    Беспрецедентное событие изначально готовилось как многоплановое „действо“, в котором доминантой, безусловно, был политический аспект: произвести на потенциального противника максимальное впечатление и показать, что мы тоже „не лыком шиты“. Никто тогда не гнался за рекордом. Но то, что это было рассчитанной политической демонстрацией, подкреплённой технической компетентностью и умением — факт. Фактом является и то, что были предприняты максимальные меры, чтобы исключить отрицательные последствия взрыва. И в самом деле: „Испытание 30.10.61 является уникальным достижением, позволившим совместить, казалось бы, несовместимое. С одной стороны речь шла о проверке работы заряда с номинальной мощностью в 100 Мт с беспрецедентными поражающими возможностями. А с другой стороны, в результате не полномасштабного испытания с энерговыделением в 50 Мт удалось исключить значимые радиоактивное загрязнение и разрушения на площадках полигона и сколько-нибудь сопоставимое с масштабом взрыва воздействие на окружающую среду. Это испытание наиболее ярко демонстрирует достигнутую к 1961 году степень развития технологии ядерных испытаний СССР“ (Ядерные испытания СССР, т. 2, стр. 6).

    Взорванная бомба никогда не являлась оружием и военного значения не имела. Это был акт разовой силовой демонстрации, сопутствовавшей конкретным обстоятельствам политической кухни, „большой игре“ на устрашение между сверхдержавами. Это было единичное изделие, конструкция которого при полной „загрузке“ ядерным горючим и при сохранении тех же габаритов позволяла достигнуть мощности даже в 100 мегатонн. Столь ужасающий взрыв в боевых условиях мгновенно породил бы гигантский огненный смерч, который охватил бы территорию, близкую по площади, к примеру, всей Владимирской области России.

    Рекордный взрыв стал одной из кульминаций эпохи холодной войны и одним из её символов. Он занял место в Книге рекордов Гиннеса. Перекрывать его когда-либо в будущем ещё более мощным взрывом вряд ли потребуется человечеству. В отличие от всемирно известной, но ни разу не стрелявшей русской Царь-пушки, отлитой в 1586 году Андреем Чоховым и установленной в московском Кремле, небывалая термоядерная бомба потрясла мир. Она по праву может называться Царь-бомбой. Её взрыв отражал политический темперамент Хрущёва и был дерзким ответом на призыв Организации Объединённых наций к Советскому Союзу воздержаться от проведения подобного эксперимента. В дни подготовки к празднованию 50-летнего юбилея атомной отрасли страны, организаторы выставки в Москве спросили Трутнева, не порекомендует ли он какой-либо экспонат. И в ответ услышали: „В столице есть Царь-пушка, которая никогда не стреляла, и Царь-колокол, который никогда не звонил. Возьмите макет нашей сверхбомбы … Тогда в Москве будет и Царь-бомба, которая никогда не была на вооружении армии“. Но это предложение так и не было реализовано.

    Теперь макеты советской супербомбы выставлены в музеях ядерного оружия в Сарове (Арзамас-16) и Снежинске (Челябинск-70) и до сих пор привлекают всеобщее внимание посетителей.

    Испытание 30 октября 1961 г. со всей наглядностью продемонстрировало глобальный характер воздействия мощного ядерного взрыва на атмосферу Земли: резкое повышение фона трития в атмосфере, перерыв на 40–50 минут радиосвязи в Арктике, распространившаяся на сотни километров ударная волна.

    Взрыв невероятной мощи показал всеразрушительность и бесчеловечность созданного оружия массового уничтожения, достигшего апогея в своём развитии. Человечество, политики должны были осознать, что в случае трагического просчета победителей не будет. Как бы ни был изощрён противник, у другой стороны найдётся сокрушительный ответ.

    Огромная мощность должна была вызвать и вызвала тревогу во всём мире: ядерное оружие угрожает будущему человечества. Возникало понимание того, что это оружие должно быть взято под международный контроль, формы которого хотя ещё и не найдены, но их надо искать и реализовывать. Действительно, не сразу, но постепенно был заключён ряд соглашений и по ограничению испытаний ядерного оружия.

    Конечно, к необходимости таких соглашений мировая общественность и правительства мировых держав пришли в результате осмысления последствий от многих испытаний. Этому способствовал и беспрецедентный взрыв 30 октября 1961 г.

    Еще раз подчеркнём: суперзаряды и их испытания прежде всего были рассчитаны на сдерживание, на исключение гибельной для всех войны. В этом смысле миниатюризация ядерных зарядов потенциально могла сыграть прямо противоположную роль. Естественно, подобные заряды разрабатывались и, например, „самое главное достижение Челябинска-70 в военной области … в миниатюризации“ (Л.П. Феоктистов). Интерес к миниатюризации, к сожалению, сохраняется: китайское правительство заявило, что „КНР уже давно, с семидесятых-восьмидесятых годов, располагает технологиями создания нейтронной бомбы и миниатюризации ядерных зарядов“ (А. Кириллов).

    По любой военной логике, чем меньше масштаб того или иного военного средства, тем ниже уровень военного руководителя, принимающего решение о его применении. На это обращал внимание даже министр атомной отрасли Ефим Славский, обладавший хорошим „мужицким“ здравым умом. Его совсем не радовали успехи в миниатюризации ядерных зарядов, которыми могли гордиться разработчики. Он как-то с большой тревогой выразился в том смысле, что дело может дойти до того, что решение о применении ядерного заряда сможет принимать командир взвода. Даже на заседании Совета обороны страны в 1979 году под председательством Леонида Брежнева он выступил, хотя и безуспешно, в пику министру обороны Дмитрию Устинову, который „проталкивал“ новый вид артиллерийских ядерных боеприпасов. Отметив, что этот боеприпас ни в коем случае нельзя доверять ни командиру дивизии, ни тем более командиру полка, Славский сказал: „Ядерное оружие, как бы его не называли, остаётся ядерным оружием и ответственность за него нельзя перекладывать на людей, которые в боевых условиях могут оказаться не в состоянии обеспечить требуемую степень обращения с ядерным оружием“ (Б.В. Литвинов, „Самородок“).

    Московский договор о запрещении ядерных испытаний в трёх средах сделал проведение супервзрывов невозможным. Интерес к ним упал и в связи с повышением точности средств доставки зарядов к цели. Супервзрывы перешли в категорию явлений исторического порядка, которые требуют осмысления и моральной оценки.

    В то же время созданный 50-мегатонный заряд демонстрировал могущество человека: взрыв по своей мощи был явлением уже почти космического масштаба. Нельзя исключить — потребность в подобном заряде может возникнуть, чтобы отклонить траекторию крупного метеорита или какого-либо другого небесного тела при угрозе его опасного столкновения с нашей планетой. До создания ядерных зарядов большой мощности и надёжных средств их доставки, ныне тоже разработанных, человечество было беззащитно в подобной, хотя и маловероятной, но всё-таки возможной ситуации.
    Последний раз редактировалось skroznik; 05.03.2012 в 23:23.

Страница 3 из 3 ПерваяПервая 123

Ваши права

  • Вы не можете создавать новые темы
  • Вы не можете отвечать в темах
  • Вы не можете прикреплять вложения
  • Вы не можете редактировать свои сообщения
  •