Цитированная выше записка отражает глубокое беспокойство И.В. Курчатова состоянием работ по проблеме урана в СССР, сложившимся в конце 1942 г., и уровнем развития этих работ, запланированным на 1943 г. Увеличение масштабов и повышение эффективности этих работ требовало принятия новых организационных мер. С конкретными предложениями о таких мерах в письмах на имя С.В. Кафтанова и А.Ф. Иоффе в декабре 1942 г. и январе 1943 г. выступили А.И. Алиханов и В.Г. Хлопин [1, с. 285–286, 293–297].
Проанализировав первые итоги организации и работы специальной лаборатории атомного ядра, С.В. Кафтанов и А.Ф. Иоффе 23 января 1943 г. обратились к В.М. Молотову с запиской, в которой представили отчёт о проделанных работах и изложили предложения по улучшению организации работ [1, с. 297–299]. Эти предложения включали создание базы специальной лаборатории атомного ядра в г. Москве, перенос в г. Москву основной части исследований и возложение на И.В. Курчатова руководства всей проблемой урана. В выборе И.В. Курчатова руководителем работ по урану, что уже давно предлагалось А.И. Иоффе, несомненно, сыграли роль видимые всеми неуёмное, заразительное стремление И.В. Курчатова к активной работе, сохранившийся в нём и в зрелые годы задор молодости, умение подбирать и объединять людей для решения конкретных научных и научно-технических вопросов, предельная ясность мышления, способность глубоко анализировать возникающие проблемы и научно-техническую информацию. Стремясь к максимальной чёткости в постановке научных задач и выборе методов их решения, он требовал такой же чёткости от всех других участников работ [15, с. 279–280].
Записка С.В. Кафтанова и А.Ф. Иоффе, к которой был приложен проект нового распоряжения ГКО, завершалась словами:
„В целях усиления и дальнейшего развития работ по урану просим рассмотреть и принять прилагаемый при этом проект распоряжения Государственного комитета обороны“ [1, с. 299]. К моменту представления проекта распоряжения ГКО на утверждение были подготовлены ещё две записки (С.В. Кафтанова и секретариата СНК СССР) на имя В.М. Молотова, в которых разъяснялись и обосновывались предлагаемые меры [1, с. 307–309].
11 февраля 1943 г. проект распоряжения ГКО после внесения в него ряда поправок был подписан В.М. Молотовым [1, с. 306–308].
В принятом распоряжении ГКО № 2872 сс, в частности, говорилось:
„В целях более успешного развития работы по урану:
1. Возложить на тт. Первухина М.Г. и Кафтанова С.В. обязанность повседневно руководить работами по урану и оказывать систематическую помощь спецлаборатории атомного ядра Академии наук СССР. Научное руководство работами по урану возложить на профессора Курчатова И.В.
2. Разрешить Президиуму Академии наук перевести группу работников спецлаборатории атомного ядра из г. Казани в г. Москву для выполнения наиболее ответственной части работ по урану…
…11. Обязать руководителя спецлаборатории атомного ядра проф. Курчатова И.В. провести к 1 июля 1943 г. необходимые исследования и представить Государственному комитету обороны к 5 июля 1943 г. доклад о возможности создания урановой бомбы или уранового топлива“ [1, с. 306–307], [15, с. 280], [17].
Отметим осторожную формулировку задачи в тексте распоряжения ГКО от 11 февраля 1943 г. (так же, как и в тексте распоряжения ГКО от 28 сентября 1942 г.) — представление доклада о возможности создания
„урановой бомбы или уранового топлива“, что, по-видимому, отражало отсутствие полной уверенности в этот период в том, что создание атомной бомбы возможно.
Вскоре на основании распоряжения ГКО от 11 февраля 1943 г. руководство Академии наук СССР приняло решение о создании в г. Москве для проведения предусмотренных указанным распоряжением ГКО работ по урану специальной лаборатории Академии наук СССР. Распоряжение по АН СССР № 121 об организации лаборатории гласило:
„В соответствии с постановлением Государственного комитета обороны организовать Лабораторию № 2 АН СССР“. Оно было подписано вице-президентом АН СССР А.А. Байковым и секретарём Президиума АН СССР Н.Г. Бруевичем 12 апреля 1943 г. Ещё ранее, 10 марта 1943 г., ими же было подписано распоряжение по АН СССР № 122 о назначении начальником Лаборатории № 2 И.В. Курчатова [1, с. 321].
По свидетельству И.В. Курчатова, зафиксированному в его отчётах о работе по проблеме урана (например, в отчёте от 30 июля 1943 г., направленном на имя В.М. Молотова), Лаборатория № 2 начала свою деятельность в марте 1943 г., хотя процесс организационного оформления Лаборатории № 2 как самостоятельного научного учреждения — будущей Лаборатории измерительных приборов Академии наук СССР (ЛИПАН), затем Института атомной энергии им. И.В. Курчатова, в настоящее время Российского научного центра „Курчатовский институт“ — фактически растянулся на несколько месяцев 1943 г. и даже затронул начало 1944 г. [1,с. 321, 368–373, 382–383], [15, с. 280].
Возникает вопрос, с чем связано первоначальное название Курчатовского института — Лаборатория № 2? Почему головному институту по проблеме использования атомной энергии был присвоен № 2? Наиболее вероятным представляется следующее объяснение [20, 21].
В распоряжении ГКО от 28 сентября 1942 г. ответственным за возобновление работ по проблеме был назван вице-президент Академии наук СССР, директор Физико-технического института АН СССР А.Ф. Иоффе. Естественно, что формирование специальной лаборатории атомного ядра, которую в соответствии с указанным распоряжением должен был организовать Президиум Академии наук СССР при Академии, началось на базе эвакуированного из г. Ленинграда в г. Казань Физико-технического института. Однако до принятия нового распоряжения ГКО от 11 февраля о работах по урану, которым И.В. Курчатов был назначен научным руководителем этих работ и руководителем специальной лаборатории атомного ядра, а Президиуму АН СССР разрешалось перевести из г. Казани в г. Москву группу работников специальной лаборатории, никаких распоряжений по Академии наук СССР, связанных с организацией специальной лаборатории, не принималось. Первым таким распоряжением явилось распоряжение по АН СССР от 10 марта 1943 г. № 122 о назначении И.В. Курчатова начальником Лаборатории № 2. Согласно [20, с. 150–151] в ЛФТИ к этому времени было организовано 10 лабораторий, однако деятельность одной из этих лабораторий — лаборатории № 2, занимавшейся вопросами акустики и радиофизики, стала сворачиваться, и её начальник А.А. Харкевич к лету 1943 г. перешёл в Физический институт АН СССР им. Лебедева. С этим и было связано, что в распоряжении по АН СССР № 122, согласованном с дирекцией ЛФТИ, лаборатория И.В. Курчатова как лаборатория ЛФТИ получила номер два. Этот номер за лабораторией был сохранён, когда вышедшим вслед распоряжением по АН СССР от 12 апреля 1943 г. официально организовывалась юридически уже независимая от ЛФТИ лаборатория — „Лаборатория № 2 АН СССР“. Данная версия, в изложении которой авторы следуют [20, 21], находит подтверждение в подписанном А.Ф. Иоффе приказе директора ЛФТИ от 14 августа 1943 г. по Казанской группе ЛФТИ. В этом приказе говорилось:
- „Организовать лабораторию в следующем составе 1) Курчатов И.В., 2) Алиханов А.И., 3) Корнфельд М.О., 4) Неменов Л.М., 5) Глазунов П.Я., 6) Никитин С.Я., 7) Щепкин Г.Я., 8) Флёров Г.Л., 9) Спивак П.Е., 10) Козодоев М.С., 11) Джелепов В.П.
- В дальнейшем лабораторию именовать „Лаборатория № 2“.
- Заведующим лаборатории № 2 назначить профессора И.В. Курчатова.
- Весь состав лаборатории считать переведённым в Москву на постоянную работу.
- Профессора И.В. Курчатова освободить от заведования лабораторией № 3…“
[20, 150].
Своим приказом А.Ф. Иоффе не только закрепил ранее состоявшееся решение об организации Лаборатории № 2 АН СССР, но и с полным правом подчеркнул, что эта лаборатория выросла из Ленинградского физико-технического института. Отметим, что только 27 января 1944 г. приказом по ЛФТИ
„в связи с переходом на оплату по отдельной штатной ведомости И.В. Курчатов снят с оплаты и штатов ЛФТИ“, о чём сделана запись в его трудовой книжке [20, с.151].
Текст свернут. нажмите + чтобы посмотреть
Цитированная выше записка отражает глубокое беспокойство И.В. Курчатова состоянием работ по проблеме урана в СССР, сложившимся в конце 1942 г., и уровнем развития этих работ, запланированным на 1943 г. Увеличение масштабов и повышение эффективности этих работ требовало принятия новых организационных мер. С конкретными предложениями о таких мерах в письмах на имя С.В. Кафтанова и А.Ф. Иоффе в декабре 1942 г. и январе 1943 г. выступили А.И. Алиханов и В.Г. Хлопин [1, с. 285–286, 293–297].
Ответить с цитированием