16 февраля 1925 года правительство Швейцарии направило советскому руководству текст изменений, которые предполагалось внести в Женевскую конвенцию 1906 года с учетом положений Гаагских конвенций и опыта Первой мировой войны, который продемонстрировал, что установление даже самых гуманных законов ведения войн еще не означает их соблюдения. После широкой дискуссии в высших политических и военных кругах СССР было принято решение установить режим плена за счет внутреннего законодательства.
Дело в том, что новая военная доктрина, разработанная Михаилом Тухачевским, предполагала ведение вооруженных действий на территории противника с небольшими потерями и незначительным количеством военнопленных с советской стороны. В такой ситуации связывать себя какими-либо обязательствами с "классовыми врагами", казалось, не имеет смысла. Но главный камень преткновения состоял в том, что в обновленном тесте конвенции гарантировался доступ представителей Красного Креста в лагеря военнопленных. Каждому из подписавших ее государств давалось право через МККК оказывать гуманитарную помощь своим военнослужащим, попавшим в неприятельский плен, что шло вразрез с убеждениями советского руководства.
Мнение Сталина о том, что воину Красной Армии лучше погибнуть, чем оказаться во вражеском плену было закреплено в советском законодательстве. "Положением о воинских преступлениях" 1927 года устанавливалось равенство понятий "сдача в плен" и "добровольный переход на сторону противника", который карался расстрелом с конфискацией имущества. К тому же Сталин опасался, что слишком мягкие условия международных конвенций могут отрицательно сказаться на политико-моральном состоянии солдат и командиров РККА.
Советский Союз отказался от участия в третьей Международной Женевской конференции, на открытие которой 27 июля 1929 года прибыли представители 47 государств. На этом международном форуме были приняты две новые конвенции - "Об улучшении участи раненых и больных в действующих армиях" и "Об обращении с военнопленными". Первое соглашение устанавливало, что военнопленные, нуждающиеся в медицинской помощи, получают ее на одинаковых основаниях с военнослужащими государства, осуществившего пленение, а второе распространяло нормы обращения с пленными не только на граждан стран, ее ратифицировавших, но и на всех людей, независимо от их гражданства, в том числе гражданское население. В обновленном тексте конвенций было подтверждено, что отношение к военнопленным должно строиться на гуманных основах. В них содержался не только запрет на жестокое обращение, оскорбления и угрозы, но и на применение мер принуждения для получения от военнопленных сведений военного характера. В документе подчеркивалась неправомерность развертывания тюрем и концлагерей, а также расстрелов по этническому признаку, гарантировался доступ представителей Красного Креста в лагеря.
В советской печати того периода новые Женевские конвенции были преподнесены как часть буржуазного права, несовместимого с идеологией Советского государства. Встретив негативную реакцию международного сообщества, 25 августа 1931 года советский МИД все же выпустил декларацию о присоединении СССР к конвенции 1929 года "Об улучшении участи раненых и больных в действующих армиях". При этом советским гражданам было объявлено, что подписывает документ "буржуазного права войны" Советский Союз только потому, что преследует цель "облегчить положение массы братьев по классу, массы трудящихся, поставленных враждебным ему классом по ту сторону фронта". Отказ от присоединения ко второй конвенции 1929 года - "Об обращении с военнопленными" - советская сторона мотивировала несогласием с содержащимися в ее тексте нормами, запрещающими применение в отношении военнопленных репрессивных мер и придающими привилегированный статус захваченным в плен офицерам.