. Когда Брежнев с опозданием посмотрел "Семнадцать мгновений весны", медсестра, втершаяся к генсеку в доверие, с которой у него сложились особые, скажем так, отношения, вдруг сообщила Леониду Ильичу, что разведчик Исаев жив и поныне и всеми позабыт. Сперва Брежнев мучил нас поручениями найти Исаева. Затем сам позвонил Андропову. Тот: проверили, нету такого. Но Брежнев уже так настроился дать награду заслуженному человеку, что пришлось наградить Золотой Звездой актера Тихонова за исполнение роли Исаева-Штирлица. - Застолья в семье Брежневых были обильные? - Когда генсек был помоложе, стол ломился. Как-то директор охотохозяйства увлекся за столом черной икрой, ел ее ложками. Леонид Ильич дождался, пока он закончит, и напомнил: "Это же икра, а не гречневая каша". Директор не смутился: "Что вы говорите? А я и не заметил". Брежнев немедленно отдал команду: рацион сократить! Кроме того, Брежнев и в молодости, когда был стройным красавцем, строго следил за своим весом, а с возрастом и болезнями борьба с весом стала родом недуга. Он следил за каждой ложкой. При росте 178 сантиметров он удерживал вес 90-92 килограмма. На ужин - капуста и чай. Я признавался: "С такого ужина, Леонид Ильич и ног таскать не будешь..." Он удивлялся: "Ты что, голодный уходишь? Витя, - просит жену, - принеси ему колбасы!" Если Брежнев прибавлял в весе пятьсот граммов, то раздражался и приказывал поменять весы. - А как Брежнев относился к людям, обслуживающим его быт? - К людям он привязывался, держал их близко и барства не позволял. Снисходителен был безгранично. Например, был у него парикмахер Толя. Приходить он должен был дважды в день: брить и укладывать, прическа у Леонида Ильича была сложной. Но Толя часто запаздывал, а то и вообще не приходил, потому что пил. Брежнев сидит, ждет, кипятится: "Если еще раз повторится! Сам же сейчас позвоню, чтоб выгнали!" Но быстро остывал и, когда Толя появлялся, сочувственно расспрашивал его: "Ну, как праздник провел?" "Да ничего, собрались, шарахнули". "Стаканчик-то опрокинул?" - "Да побольше". И главная беда не в том, что Толя запивал и не приходил. Беда, когда он являлся с похмелья и скреб лицо главы могучего государства опасной бритвой! - Когда здоровье генсека не было еще разрушено, он был падок на лесть? - Виноват не Брежнев, система сложилась до него, все смотрели ему в рот.
Однажды он вызвал меня к себе, поманил и с улыбкой протянул телефонную трубку. Я услышал голос Капитонова, тот взахлеб докладывал Генеральному, что народ любит своего мудрого вождя Леонида Ильича, волнуется за его здоровье и мечтает о встрече. Это длилось несколько минут. После разговора Брежнев рассмеялся: "Очень уж хочет быть кандидатом в члены Политбюро". Кандидатом Капитонов так и не стал. - Увлечение Брежнева охотой прибавляло вам хлопот? - Не просто хлопот - опасности. Раненый кабан очень опасен, бывает, он разворачивается и набрасывается на преследователя. Леонид Ильич любил, спустившись с вышки, подойти к убитому кабану, насладиться результатом. Однажды он повалил огромного зверя, спустился и направился к нему. Осталось метров двадцать, кабан вдруг вскочил и бросился на Брежнева. У егеря в руках был карабин, он мгновенно, навскидку, дважды выстрелил и... не попал. Зверь отпрянул и побежал по кругу. Телохранителем в тот день был Геннадий Федотов, у него в левой руке карабин, в правой - длинный нож. Он быстро воткнул нож в землю, карабин перекинул на правую руку, но выстрелить уже не успел - кабан бросился на него, попал рылом в нож, нож согнул и помчался дальше, замначальника личной охраны Борис Давыдов попятился, зацепился ногой за кочку и упал в болото - кабан перепрыгнул через него и ушел в лес. Леонид Ильич стоял рядом и даже бровью не повел. Борис с маузером в руке встал из болотной жижи, грязная вода стекает, весь в водорослях. Брежнев спросил: "А что ты там делал, Борис?" "Вас защищал". Кабана, сколько ни искали, так и не нашли. - В правлении Брежнева, как в правлении каждого русского царя, есть светлая и темная половина. Когда начался закат? - В ноябре 1974-го, тогда обнажилась слабость к подаркам и наградам. Брежнев пристрастился к снотворным, "лечил" себя бесконтрольно, мы, охрана, пытались его удержать, сражаясь за каждую лишнюю таблетку, но Чазов не смел перечить генсеку и легко ему покорялся. Начались попытки подменять настоящие таблетки "пустышками". Затем кто-то из членов Политбюро посоветовал Леониду Ильичу запивать лекарства водкой, дескать, так лучше усваивается, выбор пал на "зубровку", и она стала для него наркотиком, нам приходилось разбавлять "зубровку" кипяченой водой. Он после выпитой рюмки настораживался: "Что-то не берет". Чтобы упорядочить прием лекарств, придумали постоянный медицинский пост при генсеке, одна из медсестер, как на грех, оказалась молодой и красивой, установила с Брежневым "особые отношения", и он решил: "Пусть будет одна". Медсестра сперва держалась тихонько, но быстро стала полной хозяйкой, садилась за стол с членами Политбюро, в ее присутствии обсуждались международные проблемы, даже Андропов просил Чазова убрать эту даму, но Чазов уклонялся: "Вряд ли председатель КГБ должен заниматься такими мелкими вопросами, как организация работы медсестер". Муж этой медсестры, несомненно укоротившей вольной выдачей таблеток жизнь генсеку, из капитана превратился в генерала и погиб в дорожной аварии в 1982 году - в год смерти Брежнева. В конце концов ее удалось удалить, для этого проводилась целая операция с участием руководства КГБ, Министерства внутренних дел и Минздрава. Не медсестра, а Мата Хари! - И все-таки Брежнев не выпускал власть из рук... - Во-первых, он был болен, личность его разрушалась. Во-вторых, Виктория Петровна не раз заводила разговор: "Леня, может, ты уйдешь на пенсию? Тяжело тебе уже. Пусть молодые..." Он отвечал: "Я говорил, не отпускают". Это было правдой. Один из ближайших сотрудников Брежнева Александров-Агентов свидетельствовал, что только за последние годы Леонид Ильич дважды ставил вопрос о своей отставке, но старцы Политбюро его не отпускали, многие из них выглядели не менее жалко. Разваливался Черненко, также принимавший большие дозы снотворного. - Немощь Брежнева уже невозможно было скрыть перед миром. Вас это смущало? - Конечно. Когда-то чехи смущались перед нами за Гусака, потом мы поменялись местами. В 1981-м Брежнев выступал на съезде компартии Чехословакии, все ждали оценки положения в Польше, но генсек перепутал листки и еще раз повторил уже прочитанное. С ответной речью выступил Гусак, закончил по-русски: "А сейчас, Леонид Ильич, я скажу по-русски. Мы очень рады, что вы приехали на наш съезд. Большое вам спасибо!" Брежнев внезапно повернулся к переводчику и громко, с обидой спросил: "А ты почему мне не переводишь?" В зале - гробовая тишина. - Где вы были, когда генсека не стало? - Все телохранители понимали: дни сочтены. Каждый молил: только не в мою смену. Я говорил ребятам: не волнуйтесь, это будет моя смена. 7 ноября на параде Генеральный секретарь пытался отдавать честь народу, но рука не поднималась выше плеча. Два следующих дня он "охотился", сидел безоружный в машине и азартно следил за выстрелами своего охранника. Вечером девятого ноября, в мою смену, он не стал смотреть "Время" и поднялся к себе спать. Утром мой сменщик попросил: "Пойдем вместе разбудим". Виктория Петровна завтракала за столом, мы кивнули ей и поднялись на второй этаж, вошли в спальню. Сменщик шумно раздвинул шторы, но Брежнев не пошевелился, как обычно при этом звуке. Лежал на спине, подбородок опущен на грудь. Поза была странная. Я легонько потряс его: "Леонид Ильич, пора вставать". Не отвечал, я сильно затряс его, по щекам моим уже пробежал легкий морозец, сказал сменщику: "Леонид Ильич готов..."