Из двух мнений тех двух философов лучше и справедливее мнение мудреца Ксенофонта; хотя и не происходит ничего на свете без воли бога и без суда его, вершится этот суд божий за грехи и преступления, совершаемые людьми, отпавшими от бога, и навлекают они на себя его страшный гнев, который ничем не отвести, кроме покаяния.
А возбуждается гнев божий на людей пороками их или же грехами их начальников. Примеров тому немало в священном Писании, среди которых такой пример: разгневался бог на Соломона, царя еврейского, за то, что отпало сердце его от бога и не стал он исполнять повелений его. И предрек ему бог за это наказание: решил разделить царство его и передать власть над ним слуге его, что впоследствии и свершилось. Поэтому когда умер Соломон, то распалось царство его по той причине, что одни избрали царем Ровоама, сына Соломонова, а другие — Иеровоама, сына Наватова.
Учит так же Иисус, сын Сираха, написавший такие слова: «Из-за несправедливостей и обид, из-за богатства, неправедно добытого и собранного, попадают царства под власть иноплеменников». Таким образом, показано, что злоба и грехи человеческие — являются причиной гибели царств, и зло это можно сравнить с болезненным чирьем, что зовется канцер, который если появится где-либо на человеческом теле, то уже не излечат его ни премудрые врачи, ни лучшие и дорогие лекарства: растет он до тех пор, пока не распространится на все тело и человека не погубит.
Так же и там, где множится и ширится зло человеческое, где нет единодушия начальников с подданными, все приходит к тому, что все царство переполняется злом и грехами человеческими, за которые карает бог.
Во всяком государстве властителям и начальникам подобает жить честно и праведно, чтобы являлись они образцом всех добродетелей, ибо каков будет царь, таковы же, глядя на него, будут и подданные его. Как говорится в народной притче: каков купец или торговый человек, таков и товар его.
Если грехами и иными неподобающими делами и жестокостью государей и начальников оскверняемо и развращаемо бывает государство, то, напротив, добродетель укрепляется смирением и милосердием их, ибо добрый нрав государя укрепляет подданных его.
До тех пор будет существовать всякое государство, пока будет править в нем добродетель и будут чтиться добрые святые и справедливые обычаи и установления. И не будет никаких таких измышлений коварных и такого насилия, которые смогли бы хорошо устроенное и сплоченное государство с вершины славы его свергнуть и разорить, ибо пока не овладеет государством гордыня и алчность, а также помыслы злые, и праздность, и жестокость, до тех пор в нем все деяния будут прочными и непоколебимыми.
Прежде всего каждому государю и начальнику следует остерегаться того, чтобы ничего не совершалось в государстве насилием и беззаконием. Если совершается что-либо насилием, то не будет оно ни долговечным, ни крепким, ибо никогда не были долговечны власть и могущество мучителя, так как злодеяния и насилие будят в подданных зависть и ненависть и порождают в людях думы и помыслы о мести, чему пример был в Римском государстве. Когда Аппий Клавдий, думный и верховный боярин Римского государства, составитель судебников и законов, захотел было принудить к бесчестной любви дочь одного римлянина Виргиния, но так как не смог осуществить злодейского своего намерения, то задумал добиться желаемого обманом и насилием, и это явилось причиной великой скорби и для отца той девицы, и для рода ее, а также и для всех людей. А поступок отца ее, убившего дочь свою собственными руками, не желая, чтобы она была взята для нечистой любви злого властителя и обесчещена, возбудил ненависть к Аппию и вызвал возмущение против него. А потом отец призвал весь народ к отомщению: убив дочь свою, с окровавленными руками предстал он перед римским войском и поведал воинам о своем горе и насилии того начальника. И это явилось главной причиной великого смятения в Римском государстве.
И если для всех начальников любовь подданных, которыми они повелевают,— их красота, и честь, и жизнь без страха, то, напротив, нелюбовь и ненависть подданных — бесчестье для всех государей и начальников, по большей части приводящее их к гибели. И те начальники, которые хотят и жаждут того, чтобы подданные скорее боялись их, чем любили, идут к гибели точно слепые, ибо ничего в мире не может быть лучше для поддержания славы государя, как любовь к нему всех подданных. Также нет ничего хуже, если все одного боятся.
Писал некий мудрец: если кого-либо люди боятся, то уже и видеть его не рады и всякий хочет, чтобы тот человек, кого боятся, поскорее сгинул. Поэтому начальникам, желающим, чтобы подданные боялись их, следует самим бояться своих подданных. Пример тому — сиракузский царь Дионисий, который так страшился мести за свою невиданную жестокость, что сам раскаленным углем опаливал себе бороду и волосы на голове, не доверяясь ножницам и ножу брадобрея. Так же и Александр, тирренский царь, всю жизнь свою прожил невесело и в тревоге. Как ни любил он свою жену Фебу, и то, входя в ее покои, всегда посылал впереди себя наемника с обнаженным мечом. А еще до этого посылал двух дворян, своих телохранителей, чтобы те дворяне обыскали все углы и все ящики в ларцах его жены, дабы где-нибудь не было припрятано оружия. Но не помогла ему эта великая осторожность, ибо та жена и убила его впоследствии.
Любовь подданных благотворна для сохранения жизни государя и для величия его и могущества, а страх подданных — плохой страж его долголетия, наполняющий жизнь государя страхом и великим бесславием. Полидор-мудрец написал об этом так: ничего не может быть худшего для человека, если он и при жизни своей пользовался у подданных дурной славой, и после смерти заслужил лишь бесчестие и проклятие. Бесславием покрыл себя лакедемонский гетман Лисандр, постоянно говоривший так: «Если где львиная шкура не поможет, то там лисья пригодится», иными словами, где нельзя добиться силой, там надо прибегать к хитрости.
Но, напротив, заслужил себе великую славу благородством своим римский цесарь Фабриций, которому как-то прислал грамоту лекарь эпирского царя Пирра, обещая отравить своего государя, если получит за это большую награду. Цесарь Фабриций не только не принял предложения изменника, но даже послал со своим приближенным грамоту от имени Римского государства к царю Пирру, хотя и воевал с ним, а в ней написал так: «Полагаем, царь Пирр, что не выпало тебе счастья самому узнать, кто тебе — верный друг, а кто — недруг и изменник, но об этом сам узнаешь, если прочтешь эту грамоту, нами тебе посланную, и из нее тебе станет ясно, что ты начал войну против благородных и справедливых людей, а надеешься на злых и лукавых советников, о чем извещаем тебя не для тебя самого, а для самих себя, чтобы нас не обвинили несправедливо в твоей смерти и чтобы никто не подумал, что мы погубили тебя хитростью, не сумев тебя честно победить».
Для сохранения в целости государства необходимо, чтобы не изменялись законы или судебники и государственные постановления, но как можно бережнее хранились, ибо изменение древних и старых обычаев ведет к переменам в государстве. А если уже необходимо изменить какой-либо из обычаев страны, то следует это делать не наспех, а постепенно, чтобы от неожиданных перемен не смутились сердца подданных и чтобы вслед за тем не пришло в смятение государство, ибо всякое новое несет государству больше потерь, чем прибыли, и нововведения приводят к смуте и мятежу в стране. А тем более если эти новые законы и постановления,— иначе говоря судебники,— вводятся не для блага всех людей в государстве, но либо для возвышения богатых и знатных людей, либо для угнетения неимущих.
Должно быть так, чтобы власть приказных людей в государстве оставалась бы справедливой, чтобы осуществлялась она в своих пределах и в соответствии с законом и чтобы приказные люди своей власти не превышали, а пользовались ею лишь настолько, насколько это предусмотрено судебниками. И чтобы та власть приказных людей над подданными не превышала определенной законом, записанным в судебниках, ибо во всяком государстве самое верное дело, если власть приказных людей сохраняется в своих пределах и не усиливается. Поэтому, когда такая власть возрастает и расширяется, то побуждает она государя и начальников к жестокости и восстанавливает их против своих же подданных.
У римлян было десять мужей, которые управляли государством и составляли законы. Но те мужи вскоре стали настолько всесильны, что во многих государственных делах начали прибегать к насилию, отчего и начались в государстве мятежи и смуты, и те мужи были впоследствии отстранены от своих
должностей.
Таковы же были и те тридцать мужей, которых Лисандр, лакедемонский царь, поставил правителями Афинского государства: многих горожан они истребили мечом и погубили отравой, но и сами впоследствии приняли такую же казнь за свои злодеяния. Трасибул, афинский боярин, воодушевленный любовью к своей отчизне и видя, что одни горожане несправедливо осуждены мучителями или приговорены к казни, а другие изгнаны из города, а у иных отнято имущество, вскоре возвратил свободу Афинскому государству, отняв власть и могущество у тех начальников, а после и их самих погубил с помощью людей, которые теми начальствовавшими мужами были осуждены на смерть или изгнаны прочь из города.
Философ Аристотель, размышляя о подобных деяниях, писал так: «Чем больше власть и сила начальников сохраняется в своих пределах, тем крепче и в большей славе будет такое государство, потому что люди не будут завидовать власти начальников, а начальники, как и прежде, будут справедливо поступать со своими подданными».
Теопомп, царь спартанский, ограничил власть правителей лакедемонян. Во главе государства он поставил эфоров, по-нашему — земских приказных людей, которые независимо от царя обладали всей властью в государстве и правом издавать постановления и судить, и когда судили, то уже не спрашивали на то царского разрешения. Эти же земские начальники не только заботились о всяких государственных делах, но и самого царя поучали, поправляя его, если он делал что-либо против закона и судебников. И над этим решением царя Теопомпа одно время смеялась его жена, говоря так: «Как не стыдно тебе, царь Теопомп, что ты оставишь своим сыновьям меньше власти и царского достоинства, чем получил сам от своих предков?» Он же на эти слова отвечал ей так: «Жена моя! Не меньшую власть, а более крепкую и совершенную я оставлю сыновьям моим». Те слова его справедливы и разумны, потому что все, в чем соблюдена мера, существует на свете долго и неизменно.
Достойная вещь — избегать зависти и тем более завидовать людям великим и почитаемым, ибо чем более чтим человек и чем он мудрее, тем больше у него завистников. А зависть безгранична, и преследует она тех людей, на чью долю выпало счастье, и такую зависть можно сравнить с болезнью, которую греки называли офталмия, иначе говоря — глазная болезнь, потому что если человек страдает этой болезнью глаз, то избегает он ярких предметов и не может смотреть на солнце. Так же и зависть преследует тех, кто всех людей знатнее и богаче, и зависть эта не только погубила почтенных людей, но и разорила немало государств и городов. Так же и Афинское государство погубило не что иное, как зависть.
Жалование за службу — тоже повод для зависти в государстве, и надо заботиться начальникам и людям иных чинов, чтобы никто не жаждал его сверх меры. Вот, например, благородный муж, мудрец Питтак, один из семи мудрецов. Когда он избавил свою отчизну от страданий и убил на поединке афинского гетмана Фринона, то предложили ему управлять государством, но он власть презрел и отказался ее принять, а когда все бояре государства предложили ему за его заслуги много вотчин, то он ответил им такими словами: «Не давайте мне ничего, чему бы стали завидовать многие люди, а еще больше людей желало бы иметь то же».
От зависти рождается наушничество, когда клевещет один на другого, чтобы отнять у него честь и добрую славу. От этого предостерегает и священное писание и говорит, что клеветники, мошенники и надменные насильники достойны смерти. И не только те, кто сам так поступает, но и те, кто побуждает к тому. А от зависти гибнет честь и слава, когда кто-либо чернит почитаемого всеми людьми и бесчестит его. Той же завистью порождается и радость, проявляющаяся тогда, когда ближнего нашего постигает несчастье. И таким людям священное писание грозит такими словами: «Люди, радующиеся скорби и печали добродетельных, увязнут в сетях, а перед смертью будут изнурены болезнью». Четвертое зло, происходящее от зависти,— это огорчение, которое испытывает завистливый человек, видя, что ближний его счастлив в богатстве и почестях. Пишет Екклезиаст: «Когда к человеку приходит счастье, то скорбь охватывает недругов его». Пятое зло от той же зависти рождается: когда кто-нибудь не только печалится, если к недругу его приходит счастье, но и завидует ему, и жаждет увидеть его в беде.
Похлебство, то есть лесть, также происходит от зависти и является злым ядом в государстве, поэтому людям, облеченным властью, не подобает прислушиваться к таким разговорам, которые не только не принесут государству никакой пользы, но и создадут для него еще большие затруднения, ибо коварные люди живут одними слухами, понося и оговаривая добродетельных и честных людей, почитаемых в государстве, и тем самым прирожденные добродетели своих государей превращают в жестокость и немилосердие. И хотя бы донос или клевета могут иметь основания, но надо помнить, что написал мудрец Солон: «Для блага больших и мудрых деяний не должен начальник потакать желаниям и пристрастиям всех людей и не годится государю впадать в мыслях своих в гнев и прибегать к жестокости, ибо лишь милосердие и добродетель государя приносят здоровье государству». Примером того служит мучитель Нерон, царь римский: от рождения бывший лютым и жестоким мучителем, одной обладал добродетелью, достойной прославления: ничего не терпел он, но когда его ругали или говорили о нем непочтительно, не обращал на это внимания. Эпаминонд, греческий князь, терпеливо сносил злые наветы людей, являя собой пример того, как подобает мужеству и разуму человеческому презирать злые сплетни. Юлий, цесарь римский, ко всем был ласков и милостив, даже к тем, кто говорил о нем непочтительно, и ничем не мстил им, но даже запрещал и осуждал такую месть. Всякому государю не подобает слушать слов, рождающихся в устах злых, если он сам во всех своих делах поступает по законам государства.
Алчность так же является причиной гибели государств, ибо для государства нет большей помехи, чем алчность, а особенно алчность начальников, им управляющих. Как Екклезиаст об этом пишет: «Нет ничего худшего, чем алчный человек, который душу свою продает и живет так, как будто его что-то гложет внутри и раздирает».
Цицерон-мудрец писал: «Если кто хочет торговать государством и ищет себе в этом выгоды, тот — бесчестный, злой и бездушный человек, и смуты и мятежи возникают в государстве, как только начальники начинают больше заботиться о своей корысти, нежели о делах, благих для своего государства, и это не приводит к добру, но еще большей причиной гибели государства является то, что думные бояре спорят между собой о чинах, почестях или богатстве, и из-за такой их ненависти и междоусобицы само государство не бывает свободно от смут. За смутой же следует гибель, ибо от малой искры возникает большой пожар».
Два молодых думных боярина в Сиракузанском государстве поссорились и возненавидели друг друга, потому что один из них взял в жены невесту другого. Однажды, когда тот был послан на воеводство, обиженный, узнав об этом, тотчас стал раздумывать, замышляя месть против того, кто отнял у него невесту, и обвинил его в прелюбодеянии. Это вызвало смуту в городе, а потом одни люди стали на сторону одного, другие — на сторону другого и начали войну, в которой погибло много достойных и именитых бояр. А после народ захватил власть в государстве.
В великую смуту и в распри ввергли Римское царство, расссориашись, два думных боярина, Марий и Сулла. Марий послал Суллу к царю Бокху, чтобы тот выдал ему изменника Югурту, а Сулла, приведя того, возгордился такой удачей и возомнил о себе. И в знак своих заслуг, принижая тем Мария, велел вырезать на своем перстне изображение отданного ему Югурты и постоянно носил этот перстень на пальце. Оскорбленный Марий отдалил от себя Суллу. А впоследствии Сулла, объединившись с Метеллом и Катуллом, врагами Мария, начал междоусобную войну и погубил Мария.
Стремление к добродетели или соперничество в ней, напротив, славно и благородно в любом государстве и идет на пользу ему, и то государство, где бояре без хитростей стремятся к добродетели,— наилучшее; кто поистине добродетелен, тот одного желает — лишь бы принести всему государству пользу. Но в наш испорченный век больше таких людей, которые заботятся о том, чтобы превзойти другого в возможности разбогатеть или приобрести состояние, а не в славе и добродетели. И кто захотел бы сравнить добродетель с этими суетными вещами, то увидел бы, что являются они немалым препятствием на пути к славе и чести, а больше всего — для тех людей, кто лишь в них надеется обрести свое счастье.
Не нашел бы он в наше время такого человека, которому было бы чуждо желание богатства, и кто поступил бы, как некий благородный грек Фемистокл, который как-то, гуляя, увидел на земле золотую цепочку и, не подняв ее, подозвал одного из младших дворян своих и сказал ему: «Что же ты не поднимаешь эту цепочку, ведь ты не Фемистокл!» Этим поступком он показал, что есть много людей, жаждущих богатств, которых он сам не искал, ибо и того не поднял с земли, что нашел по счастью.
Желание богатства — дело пагубное и корень всех зол, и называют его мудрецы злым ядом государства, потому что богатство достается по большей части недостойным, а не тем, кто его заслужил, из-за чего смута и мятежи возникают в государстве, когда честные и заслуженные люди лишаются высоких и почетных должностей, а ничтожные люди возвышаются. Во время такой смуты некий благородный римлянин Нума был убит, чтобы после его убийства открылась дорога к почестям для человека глупого, по имени Сатурнин. Желание это побуждает разумных и честных людей объединиться в единомыслии, чтобы между собой разделить почести, не допуская к ним иных мелких людей. Но при этом власть в государстве оказывается в руках немногих людей, а такая власть не обходится без жестокостей.
Властелин, жаждущий богатства, вызывает в народе зависть и нелюбовь. И особенно, если он иноземцам больше, чем своим, здоровье свое доверяет и такие поступки совершает, которые препятствуют укреплению государства. Народ, придя в отчаяние и смятение от насилий и бедности, восстает против тех, кто властвует над ним, как произошло это с сыновьями мучителя Пизистрата, которые были убиты за свое честолюбивое и завистливое правление.
Справедливыми и мудрыми кажутся слова философа Аристотеля, который советовал людей неимущих облекать властью и ставить их начальниками, то есть тех, кто прежде жил в нищете и бедности, но только чтобы, достигнув богатства, они не стали гордыми и спесивыми.
Плохо бывает в том государстве, где бояре не могут свободно говорить о делах, которые принесли бы государству только пользу, боясь тех, кто, объединившись в своем едномыслии, все творят по своему произволу. Такой произвол грозил гибелью Демосфену, оратору греческому, когда Александр, царь македонский, суля свободу, вторгся со своим войском в греческие государства и хотел взять славный город Афины и поработить его. Впоследствии, в посланиях и через своих послов, он оправдывался перед боярами и афинским народом, утверждая, что поступал так не потому, что хотел лишить их свободы и прав и поработить город, но потому, что видел нерадение десяти мужей — афинских бояр и гневался на них, ибо они в думе поминали его всегда недобрым словом и поносили его. И если бы те бояре были ему выданы, то он снял бы осаду с города и избавил народ от голода и войны. А прежде всего он добивался выдачи оратора и красноречивого мужа Демосфена, лучше и знаменитее которого не было в то время в греческом государстве, и с ним вместе и десяти других мужей. У бояр по этому поводу были различные мнения. Одни соглашались и говорили, что лучше потерять несколько человек, но всем остаться целыми. Те же, кого Александр требовал выдать себе на расправу, не желали этого, но не смели противоречить, потому что смерть их давала надежду остаться в живых остальным. И уже было решено выдать их царю Александру, но Демосфен красноречивый представил хитрость царя Александра в притче, которую и поведал афинским боярам и народу: «Однажды волк, желая усыпить бдительность пастухов, предложил им дружбу и братскую любовь и, чтобы укрепить эту взаимную любовь, попросил отдать ему всех собак, которые стерегли овец и были причиной ненависти и вражды между ним и пастухами. После этого волк без страха и боязни потаскал и поел весь скот не только для насыщения, но и по своей прихоти, и поел не только скотину, а и самих пастухов. Так же поступает и царь Александр: хочет у вас отнять всех тех, которые разоблачают его коварство, чтобы после этого и всех думных и вас, народ, взять в свои руки, истребив тех, кто охраняет вас своей мудростью». И надо, чтобы притча та была наукой для думных бояр, чтобы остерегались они коварства людей, клевещущих и оговаривающих тех, с кем не могут даже сравниться в добродетели.
Демосфен, тот всеми чтимый оратор, писал, что нет ничего худшего для человека, если лишен он возможности свободно говорить о своих делах. И подтвердил он это своим поступком, когда, будучи в посольстве от афинских бояр у македонского царя Филиппа, он свободно и смело говорил с царем. И сказал ему царь Филипп: «Не боишься ли ты, Демосфен, что я прикажу отсечь тебе голову?» Ответил Демосфен: «Не боюсь этого: если голову мою возьмешь, то это принесет мне великую и бессмертную славу».
Во всяком государстве не обходится дело без преступлений, однако преступников не следует наказывать жестоко, ибо начальники должны проявлять милосердие к своим подданным, но наказывать строптивых. И покроет себя бесславием всякий начальник, кто не сможет совладать со своим гневом, толкнувшим его на месть своим подданным.
Милосердие начальников дорого всему народу и вызывает любовь к тем, кто его проявляет. В Афинском государстве в древности милосердие как бога славили, чтоб начальствующие люди учились милостиво наставлять виноватых. Всякому властителю подобает помнить о том, что любому из них, поставленному от бога, следует избегать кровопролития. Но если уж это необходимо и невозможно усмирить зло в государстве, не прибегая к кровопролитию, то тогда надо поступать по примеру лекарей и докторов: если видят они, что жестокая болезнь не может быть излечена никакими лекарствами, то — не радуясь, а жалея — отрезают они те или иные части человеческого тела, но притом только те, которые пострадали, чтобы остальное тело не заразилось от пораженной болезнью части.
Не следует также всегда проявлять милосердие к виноватым, чтобы государство от этого не погибло, но наказания всегда необходимы для сохранения целостности государства, так как злобу, только что возникшую, еще можно изничтожить, но если уже она застареет, то нельзя ни излечить ее, ни усмирить.
Вот слова мудреца Солона, достойные того, чтобы их помнили: «Всякий государь, который хочет, чтобы подданные его любили, не должен быть ни слишком милосердным, ни слишком жестоким». Лисандр, царь лакедемонский, будучи спрошен о том, каким представляется ему наилучшее государство, ответил так: «Если в государстве достойные люди за свою добродетель почитаемы и вознаграждаемы, а злые, напротив, за свои злодеяния наказуемы, то такое государство пребывает всегда в славе и могуществе». Не приводит к добру в государстве и то, если вводятся в нем иноземные обычаи. Видя это, Ликург, лакедемонский законодатель, в государственных установлениях, среди прочих законов, ввел и такой, чтобы в лакедемонскую думу не принимали иноземцев. А делал это не для унижения достоинства иноземцев и не из-за их нерадения, но чтобы не принесли перемен в обычаях и делах государства. А всего более следует остерегаться, чтобы из-за иноземных обычаев не распространились расточительность или мотовство в быту людей, иначе говоря, в еде и одежде. Как только появится это в государстве и пустит корни, то принесет оно безграничное зло, а за этим последуют большие беды.
Расточительность, или, как ее называют, мотовство,— это источник бедности и убожества. На это цесарь римский Тиберий обратил внимание думного своего Атиллы, который из-за своей расточительности и мотовства впал в жестокую нищету и постоянно плакал, вспоминая свое богатство. И сказал ему цесарь Тиберий: «Поздно и не вовремя ты одумался, растратив все свои богатства. А за таким расточительством последует желание чужих богатств, когда утрачены свои». И если это желание начнет осуществляться, тогда не будет единодушия и любви между людьми, а за этим последуют смуты и мятежи в государстве, а потом и разорение государств и царств.
И как всякие добродетели приносят государству славу и честь, так же, напротив, гибнет слава того государства, в котором властвует злоба, неправда и коварство. И поэтому все властелины всех государств должны их остерегаться, чтобы смогли сохранить целостность своего государства и о себе оставить навеки бессмертную славу. И о том должны помышлять, чем бы божий гнев усмирить, и таких бы грехов остерегались, которые осуждаются богом.
Праздность и лень — также убыток для государства, когда должностные люди не исполняют своих обязанностей, возложенных на них богом, из-за своей праздности и лени. И те города — Содом и Гоморру ничто иное не привело к гибели, как только безграничная гордость, избыток хлеба и праздность, от которой и происходит всякое зло.
Лакедемонский гетман Клеомен, будучи спрошен одним человеком, почему лакедемоняне, воюя с аригвянами и не раз побеждая их, до конца их не разгромили, ответил: «Не хотим мы того, чтобы аригвяне были нами разгромлены: пусть останутся у нас враги, которые будут учить молодых наших воинов». Тем самым показал он, что юность портится праздностью. Видя это, законодатель Ликург готовил на подвиги не только молодых людей мужского пола, но и девушек приучал к различным делам, например, скакать на лошади, стрелять и иным разумным делам. А когда один человек спросил Ликурга о том, для чего он это делает, тот ответил: «Для того есть различные причины, а именно: пусть женщины и девушки с большой выносливостью и без страха смогут переносить болезни и терпеть боль при родах, а тем более, если бы то понадобилось,— воевать, защищая себя, детей своих и свою отчизну». Агесилай, царь лакедемонский, царствуя, не знал праздности, но всегда пребывал в великих трудах и другим советовал поступать также. Эта праздность принесла гибель Сарданапалу, царю ассирийскому, которого однажды его приближенный, воевода Арбацес, увидел прядущим нити в кругу бесстыдных женщин. И подумал он, что не годится, чтобы такой царь повелевал и владел множеством людей, если он сам хуже женщин, и сделал так, что царь и себя и все богатство свое, возложив на столп каменный, спалил.
Хилон-философ называл хорошим царем того, кто заботится, чтобы все подданные любили его не от страха, а за милосердие.
Агесилай, царь лакедемонский, был спрошен одним человеком, каким образом может всякий государь царствовать без страха, не имея вокруг себя никакой охраны, и так ответил: «Если он повелевает своими подданными так, как отец повелевает сыном своим». Эти слова его достойны размышления, ибо отец по своей отцовской природе больше заботится о детях своих, чем сам о себе. И поэтому дети любят отца. Так же и государи должны больше заботиться о достатке и богатстве своего государства, нежели о своем собственном богатстве и имуществе, вызвать к себе любовь и привлечь подданных, каковая любовь является прочным основанием их долгого царствования, так как если царь или начальник добр, то он — счастливейший из людей, и напротив, царь мучитель — самый несчастливый, потому что добрый царь живет без страха, а злой, напротив, живет в страхе и постоянно окружен многочисленными изменниками.
Агесилай, царь лакедемонский, будучи спрошен о том, какая из добродетелей лучше: мужество или правда, ответил: «Мужество не принесет блага, если при нем правды не будет, потому что если бы все люди были праведными, то не понадобилось бы и мужества. Так же премудрость без правды есть хитрость, смирение без мужества — лень, справедливость без милосердия — жестокость».
Желание и стремление к захвату чужих царств происходит не от добродетели, а от злобы, и это желание толкает человека на неправедные поступки и приводит его к плохому концу. Об этом сказал Диоген-философ Филиппу, царю македонскому, когда Филипп, собрав свое огромное войско, пришел к Херонее. Туда же пришел в это время Диоген; его поймали и привели к царю. Царь, увидев незнакомого ему Диогена, спросил того наугад: «Ты не лазутчик ли?» Диоген ответил царю: «Правда, я лазутчик, пришел я посмотреть на вздорный и глупый рассудок твой, которого едва хватает тебе, чтобы править в Македонском царстве, а ты еще и чужие царства добываешь и сам себя в такой страх приводишь, что и здоровье и престол свой понапрасну утратишь».
Подобает государям заниматься такими делами, которые помогли бы государству разрастаться и шириться. А избегать должны всего, что недостойно их престола и что принесло бы престолу их какое-либо бесславие, и не устанавливать в государстве таких порядков, которые были бы ненавистны всем и принесли бы больше страху, чем покоя, и больше ненависти, чем любви.
Так подобает всякому начальнику избегать гнева, потому что гнев может затмить собой хорошие дела. Пишут мудрецы об Александре, царе македонском, не раз являвшем собой образец мужества, что он, однако, был иногда вспыльчив и этим мог заставить забыть все свои благородные и великие деяния, так он убил без вины своего старого приятеля, по имени Клит, а потом, когда отошел от гнева, выдернув меч из его тела, на себя его направил и убил бы себя, но близкие друзья его удержали.
Также вот и Дионисий-мучитель, когда хотел потешиться мечом, одежду свою и саблю давал подержать молодому наперснику, к которому благоволил. И как-то один из друзей и близких приятелей сказал шутя мучителю Дионисию: «Уж не тому ли молодому наперснику и жизнь свою вверяешь?», что услышав, наперсник рассмеялся, и за этот смех повелел мучитель и наперсника своего убить и приятеля. Приятеля за то, что намекнул ему на возможность убийства, а наперсника за то, что эти слова или вопрос подкрепил смехом. И после этого поступка мучитель Дионисий не бывал веселым до самой смерти.
Один философ был спрошен гетманом или воеводой, как можно властвовать и не быть порицаемым. Философ ответил: «Если никогда не дашь в себе вспыхнуть гневу». И тем самым подтвердил, что гнев — большая помеха во всех делах. Не может ведь здраво рассуждать тот, кто охвачен гневом, хотя бы и был он мудрым: поистине запутается в своих делах.
Мудрец Аристотель уподоблял и приравнивал гнев к дыму: в дыму человеческие глаза замутятся и теряется зрение, и невозможно видеть вещи, находящиеся перед глазами. Также и человек, когда распалится гневом, то затуманится разум его и ошибок своих не сможет увидеть.
Всякий начальник и судья, поставленный решать дела, должен держаться правды и судить, как записано в судебниках. И не должен он смотреть на посулы и позволить отвести себя от истины, чему есть немало примеров; так во времена Камбиза, царя персидского, судья Сисанес, получая взятки, судил неправедно и лукаво. Когда об этом сказали царю Камбизу, то он повелел содрать с него кожу, а потом и его самого удавить, а кожу, содранную с тела, велел повесить там, где сидели судьи. А потом поставил судьей сына его, Огана, и сказал ему такие слова: «Помни, на каком месте сидя, судишь».
Бияс, судья, осудив на смерть одного виновного человека, стал плакать, жалея бедную человеческую жизнь. Но когда его спросили, почему он плачет, если в его воле было казнить или освободить человека, Бияс ответил: «Хорошо показать милосердие к человеку, но от закона и истины отступить дело опасное и неподобающее судейскому чину». Следует собирать людей мудрых и богобоязненных, которые были бы праведными и гнушались бы мздоимства. А те, кто жаждет богатства и денег, не могут честно судить.
Пример тому — два начальника города, называвшегося Олинф, по имени Листенес и Евтикрастес, которые, прельстившись подарками и посулами, сдали город македонскому царю Филиппу. Поэтому Филипп не раз повторял свои слова, что ни один город не построен и укреплен настолько хорошо, чтобы его невозможно было бы взять, если в него войдет осел или конь с большим мешком золота. Ибо нет более жестокого и страшнейшего дела, чем мздоимство, из-за которого погибают многие государства.
Сообщение от Найтли
(цэ. ну почти цэ)...
Текст свернут. нажмите + чтобы посмотреть
позже.
Ваши права
Ответить с цитированием
