Наконец, 26 августа1 в 4 часа вечера мы достигли губернского города Пензы и были расквартированы, как обычно, в отдаленном пригороде. В этом городе находились исключительно пленные офицеры, в основном баденцы и бергцы, а также небольшое количество французов2. Нас разместили по отдельным квартирам. Я попал к одним старым, бедным, но очень добродушным людям.
Губернский город Пенза находится в привлекательной, красивой и очаровательной местности3. Он расположен на нескольких величественных холмах. В долине вокруг города раскинулись его пригороды. Здесь в речку Суру впадает ручей Пенза, по имени которого был назван город. По величине он близок к Орлу. Население здесь многочисленное и благополучное, преимущественно торговое. Хотя вóды здесь и несудоходны, движение происходит по близлежащей Волге, куда товары доставляются на легких повозках.
В городе много маленьких домов, церквей и монастырей; он достаточно неплохо выстроен. Дом губернатора, князя Голицына находится в высшей точке города и из него можно наблюдать прекраснейший вид, включающий не только весь город и его пригороды, но и всю чарующе прекрасную местность до самых дальних рубежей.
Местная знать (Landadel) многочисленна и богата. К тому же, здесь находятся зимние дворцы (Winter-Palais) многих важных персон, благодаря которым зимой город очень оживляется. Здешний театр работает только в это время. Он просторен, хорош на вид, и, что особенно важно, снабжен хорошим оборудованием и декорациями.
Большой вклад в украшение города вносят терассоподобная конструкция у склона гор и многочисленные сады и садики с южной стороны города.
В Пензе, кроме иудеев, можно встретить различные религиозные течения. Есть там лютеранская и реформистская церковь, так как количество немцев в городе и окрестностях значительно. Большинство ремесленников там из немцев, и живут они достаточно благополучно. Среди других живет здесь и портной по имени Энгертмайер (Engertmeyer), из Бреттена в Бадене, отличившийся и ставший знаменитым благодаря самоотверженности, с которой он пытался помочь своим землякам и всем немецким офицерам. Этот порядочный, зажиточный человек жил в прекрасном доме напротив губернаторской резиденции, был нанимателем 20-24 подмастерьев и шил на всю губернию; каждый офицер одевался и питался у него за его счет, а баденцы еще и получали от него значительные денежные суммы. Я также несколько раз обедал у него и восхищался хорошо воспитанной и образованной семьей и действительно прекрасной обстановкой. Его жена, русская, хорошо говорит по-немецки и вообще достаточно образована4.
В Пензе я посещал многих немцев и везде получал теплый прием. Мать портного Альсдорфа (Ahlsdorff), родом из Эрфурта, основала здесь что-то вроде гостиницы и предоставляла также стол, кормили там хорошо и дешево и к тому же подавали замечательное пиво5. Знаменитый булочник из Кенигсберга поставляет отличный хлеб6, учитель рисования здесь из Саксонии, каретник из Кобурга7. Я знал его лично, как и еще несколько немецких семей, разных профессий и положений8.
Нигде в России нельзя встретить больше народностей, религий и различных сект, чем в Казанском наместничестве и, прежде всего, в Пензенской и Саратовской губерниях. От этих губерний и до Казани вдоль Волги живут люди самых разных национальностей, в братском согласии, без каких-либо обид. Здесь живут мордва9, черемисы10, менониты, гернгутеры, греки, татары, католики, лютеране и реформисты и, как все они могли бы подтвердить, отправляют свои религиозные обычаи свободно и без какого-либо принуждения. В Сарепте11, в Саратовской губернии, находится крупнейшая колония гернгутеров, многие из которых также рассеяны по Пензенской губернии.
Пензенская губерния – самая населенная в районе Казани. Торговля и ремесла расцвели здесь пышным цветом. Близость Волги и множества мелких речек также дают толчок для развития коммерции. В отличие от других районов, здесь мало деревень и мелких провинциальных городков, и нужно сказать, что нам повезло попасть в эту местность.
Я провел в России две зимы и лето, так что у меня была возможность наблюдать здесь все времена года и относящиеся к ним работы, в том числе сельскохозяйственные. Но в своем описании я ограничусь местностью, в которой мы в итоге поселились, и которая, как известно, принадлежала к лучшим.
Весной крестьянин направляется на поле, чтобы вспахать и засеять его. В не слишком заселенных местностях крестьянин должен обрабатывать большой и сильно удаленный участок, где во время посева и жатвы он и ночует под повозкой, не возвращаясь домой. Основными сельскохозяйственными культурами здесь являются яровые и озимые зерновые: ячмень, пшеница, овес, разного рода крупы, а также просо, знаменитый астраханский сорт которого очень популярен. Крестьянин обрабатывает и засевает поле самостоятельно. Сбор урожая очень различается в зависимости от местности и природных условий, но из-за очень быстрой здесь вегетации до конца августа все уже обычно собрано. Во время жатвы все женщины, и стар и млад, выходят с серпами на поле. Злаки здесь не косят, хотя большие косы и в ходу; мужчины занимаются только вывозом и обмолотом зерна в больших амбарах. Когда зерно сжинают, девушки сразу вяжут его в снопы, которые правда раза в четыре меньше, чем наши. Вместо приготовленных заранее подвязок, как у нас, они вяжут снопы соломой, что возможно только тогда, когда зерно сразу собирается и уже вечером вывозится домой и складируется.
Если лето выдается дождливое, что нередко в тех краях, то из снопов зерно отправляется на сушилку, которая имеется за домом у каждого крестьянина. Здесь зерно раскладывается, сушится при умеренной температуре и только после надлежащей просушки отправляется на хранение. При уборке урожая один злак следует за другим, и за четыре недели необозримые и необъятные поля пустеют.
Крестьяне никогда не молотят больше, чем им нужно на прокорм или больше, чем собираются продать на рынке. Эта молотьба обычно происходит глубокой зимой. От снега очищается продолговатый прямоугольник. Это место подметается, и зерно выбивается легкими цепами. Очищение производится подбрасыванием и просеиванием. При этом методе теряется много зерен, а надлежащая чистота не достигается, на что в большинстве случаев не обращают особого внимания.
В областях, где выращивают лен и коноплю, вся работа, начиная от удобрения и заканчивая ткацким станком, производится исключительно женщинами.
Картофель не слишком распространен и выращивается только в городах и их окрестностях в огородах; он отличного качества, но дорог и повсеместно заменяется морковью и видом брюквы из так называемого сорта «тарелочной брюквы» (Tellerrueben)12. Основные крестьянские овощи – капуста и огурцы, с той стороны Дона все отличного качества. Я видел здесь капустные кочаны такой величины и крепости, которые при нашем климате недостижимы со всей нашей культурой.
Овощи выращивают таким образом (и из-за климата они хорошо родятся): с южной стороны вкапывают четыре крепких шеста с развилкой сверху футов шести высотой, сверху кладут поперечины, внизу раскладывают доски, и таким образом формируется ящик. На доски накладывают конского навоза и лучшей земли. Через короткое время в таком парнике вырастают прекраснейшие растения. Вечером или при холодной погоде парники прикрывают рогожей. Капуста не нарезается, как у нас, а шинкуется и потом солится. Иногда кочаны режут на четыре части или солят целиком. Крестьяне умеют заготавливать очень хорошую квашеную капусту, но я предпочитал четверти кочанов толченой.
Кроме капусты, упомянутой брюквы, огурцов, некоторого количества картофеля и гороха, в деревне больше не выращивается никаких овощей. Только в городах зажиточные граждане и благородные сословия выращивают бобы и кольраби, но последние всегда родятся мелкими. Из Астрахани по Волге доставляется цветная капуста, которая правда дорога, и множество очень дешевых арбузов. Фруктовых деревьев в этих местах не видно. Есть немного вишен, которые редко плодоносят. Вместо этого в избытке лесные ягоды разных видов, особенно малина, красная и черная смородина и огромное количество лесных орехов и фундука13. Из первых здесь делают очень хорошее масло, которое употребляется в пищу и в лампах.
Огурцов больше всего выращивают в Орловской и Пензенской губерниях. Я видел здесь пространства на много часов пути, засаженные ими, и поля, покрытые морковью. Разные оттенки зелени производят замечательное впечатление. Огурцы широко распространены и являются любимой едой для русских. Они особенного качества, их засаливают и так едят. К тому же они составляют основной продукт в пост, ведь у русских пост почти три четверти года и они строго его держат.
Кроме земледелия, богатство крестьян происходит также из скотоводства всякого рода, особенно лошадей, которых даже у не слишком зажиточных часто бывает до полусотни. Весной столько лошадей, сколько нужно для хозяйства, оставляют, а остальные собираются со всей общины в большом количестве и отправляются с пастухом в зависимости от местности в низовья Волги, Дона или Днепра, где и пасутся до поздней осени. Потом они возвращаются и зимой в большом количестве используются торговыми людьми. Они применяются для дальних поездок на санях, для перевозки различного рода грузов. Везде используют одноупряжные сани. Из каравана в двадцать саней возницы только на двух – первых и последних. Кнут здесь не нужен. Все управляется с помощью голоса, и лошади точно следуют за ведущей.
Масло изготавливается путем топления в теплой печи, оно хорошего качества и вкусное, только на вид не очень. Молоко употребляется сладким или кислым. Оно перерабатывается в сыр, который они действительно хорошо умеют готовить. Домашней птицы также имеется в избытке. Только крестьяне ее не едят, но отправляют в город или продают торговцам, которые переправляют ее далее. Голубей здесь бесчисленное множество. Православные их не едят, потому что считают вместилищем Святого Духа, которого очень почитают.
Русский крестьянин не только сам строит свой дом, но и своими руками, причем с помощью нескольких простейших инструментов, делает всю свою домашнюю утварь и сельскохозяйственный инвентарь. Сложно поверить, что эти люди из плохонького дерева делают милые вещицы и плохоньким ножом вырезают красивые штучки. Их терпение и ловкость в этом деле достойны похвалы. Их повозки и сани полностью деревянные и не окованные. Даже колеса они изготавливают из цельного куска дерева и очень даже крепкие. Эти колеса делают из ольхи, лещины, березы или дуба следующим образом: древесина сначала обтесывается, и в ней просверливают отверстия для спиц. Потом она кладется в бане на самый верх. Пропитанная паром, древесина становится гибкой, как ива, и натягивается на блок подходящего размера, стоящий во дворе. Место соединения закрепляется крючком, и затем все накрывается тряпкой, вымоченной в холодной воде. Некоторое время, зависящее от толщины и породы дерева, заготовка остается натянутой на блок, и, будучи снятой, постоянно сохраняет эту форму. Теперь вставляются спицы и чеки. В такой паровой бане можно согнуть бруски значительной толщины.
Русские жить не могут без парной бани и в любой деревне можно их увидеть по три-четыре. В городках и городах каждый домовладелец имеет в доме свою собственную баню. Это маленькая, 5-6 футов высотой четырехугольная крытая каморка. В пол вмурована четырехугольная решетка с шуровочным отверстием. На ней нагромождены круглые валуны. Под этими камнями поддерживается огонь, пока они не раскалятся. Тогда двери и заслонка закрываются и раскаленные камни поливаются холодной водой. Образуется обжигающе горячий пар, который русские обоих полов, и стар и млад, вдыхают, лежа на полках и потеют. Я тоже это испробовал, но смог выдержать лишь несколько минут, да и то внизу. А русские голышом выходят из этой жаркой и душной атмосферы наружу и в разгар зимы валяются в снегу. Такого я ни разу не проделывал. После этой духоты люди чувствуют себя сильно утомленными и быстро засыпают, но пробуждаются с новыми силами, словно заново рожденные.
Эти же бани используются для очищения одежды и шуб от различных паразитов.
В окрестностях городов освещение у жителей производится с помощью сальных свечей, которые здесь отличного качества и дешевы. В удаленных областях в деревнях жгут березовые лучины, которые на зиму заготавливаются про запас и в основном женщинами. Дерево обтесывается в палки в руку толщиной, любой длины, а затем они из снега, покрытые льдом, отправляются в горячую печь. Там они находятся, пока не пропарятся, потом вынимаются, сверху топором делаются зарубки, и потом обдираются до самой сердцевины. Такие лучины дают яркий свет, не чадят и не дымят.
Крестьянин в 5-6 часов вечера ложится спать, и встает рано: в 2-3 часа утра. Зимой женщины при свете прядут или ткут. Мужчины из липовой коры делают обувь, плетут рогожи или вьют из нее или из конопли разного рода веревки с помощью деревянного крючка. Они делают их толстыми или тонкими, но очень добротно.
Если в семье затевается стирка, то перед отходом ко сну в большое деревянное корыто в холодную воду закладывается белье. С утра белье посыпают золой и в воду забрасывают раскаленные булыжники, которые доводят ее до кипени. Потом корыто накрывается. Когда вода до определенной степени остынет, белье протаптывается ногами и отбивается палками, после чего прополаскивается в холодной воде и, наконец, раскатывается.
Крестьяне живут просто и размеренно. Их частые и длинные строгие посты располагают к этому, но живут они неплохо. С утра готовится еда на весь день. В 9 часов – плотная трапеза, после обеда они едят свой отличный домашний хлеб с молоком или с сыром. Вечером оставшееся доедается в кругу семьи. В скоромные дни они едят много разного мяса, но забой скота для себя, как у нас, у них не в обычае.
Их напиток, квас (Quas), делается из поджаренного хлеба, молотого солода и тому подобного. После брожения туда добавляют некоторые травы, в основном курчавую мяту14. Квас вкусен и полезен для здоровья. В праздничные дни из жареного проса, хмеля и молотой еловой или сосновой коры готовят что-то вроде пива, оно пьется и опьяняет, но никогда не бывает светлым.
Печь в крестьянской избе служит не только для обогрева помещения, но и для выпечки хлеба, приготовления еды и еще для некоторых подобных надобностей. Посуда, в которой они готовят, состоит из железных котелков и глиняных горшков без ручки, похожих на наши сосуды для молока. Их переносят туда-сюда при помощи чего-то вроде рогатины, закрепленной на шесте, которая обхватывает горшок. При этом в обращении с посудой требуется соблюдать осторожность.
Хотя в России все делается из дерева, в деревнях или городах крайне редко услышишь о пожаре. Этому они обязаны строгому наблюдению за огнем. Табак здесь не курят, и когда мы хотели покурить, нам приходилось выходить из деревни, так как на дворе или в селе мы всех подвергали бы опасности. В комнатах это тоже терпели с неохотой.
Там, где для освещения жгут лучины, под светильником всегда ставят посудину с водой. Только при крайней необходимости крестьянин с хорошо закрытым фонарем выйдет ночью во двор.
Насколько умеренно русские живут обычно, настолько невоздержанны они во время так называемых праздников (Prasdnik) – это неделя после поста. Главные праздники – после Рождества и Пасхи. Большего обжорства и расточительства, чем в это время, вообще вряд ли где можно увидеть, и можно подумать, что в это время три четверти русских вообще не просыхает, будь то в городах или деревнях. К этому времени производятся огромные приготовления. Квас, пиво и водка запасаются во множестве, забивается, зажаривается и отваривается все, что только можно и производится всякого рода выпечка.
Любимый вид печеных изделий – пироги (Piroggen). Тесто из муки и воды, начиненное луковым фаршем, выпекается в растительном или сливочном масле и подается горячим. Я часто с удовольствием вспоминаю эти праздничные пирушки. На них всегда было весело и кроме песен и радостных возгласов ничего нельзя было услышать.
Но все же вернемся к нашему дальнейшему передвижению.
В Пензе полицией, в лице полицмейстера Ивана Васильевича15, очень милого и приятного человека, мы были распределены по маленьким городкам губернии и благодаря любезности этого человека я остался вместе с Ландсбергом (Landsberg)16 и Гофманом (Hofmann)17. Но секретарь Семен Петрович18 был полной противоположностью своему начальнику. Я никогда не встречал таких грубых и необходительных людей, как он.
Четырнадцать19 из нас получили назначение в городок Краснослободск. Это были три баварца – я, Франкель (Frankel)20 и Хинтермайер (Hintermayer)21, семь вестфальцев – Ландсберг, Гофман, Симонис (Simonis)22, Круземарк (Krusemark)23, Шуц (Schuez)24, Мендель (Mendel)25 и Морио (Morio)26, а также трое французов: Сципио (Scipio)27, Богледу (Bogledou)28 и Шеен (Schoen)29 и хорватский капитан Думлунович (Dumlunowitsch)30. Мы сердечно попрощались с нашими товарищами по несчастью и 1 сентября отбыли из Пензы. Прошли большую деревню Рамзай (Gransee) и в трех верстах за ней поздно вечером расположились на ночлег. С этого места нас снова сопровождали офицер и два унтер-офицера и наше продвижение благодаря хорошим лошадям очень ускорилось.
Мы миновали маленький городок Мокшан (Mokschan), где находилось около двадцати офицеров31. Из наших среди них был оберстлейтенант Обермайер (Obermaier)32 из второго полка, которого я посетил.
После этого городка мы снова наткнулись на своеобразную народность – мордву. Эти мордвины или мордваны – крещеные язычники и живут рассеянно в селах в Казанском регионе. Многие еще преданны язычеству. Скотоводство и пчеловодство, как и земледелие – вот их занятие. Это сильный народ, мирный, гостеприимный и любезный. У них собственный язык и обычаи и они не смешиваются с другими народами. Мужчины носят в ушах серьги из крашеной шерсти, формой и размерами сходные с нашими ротными кокардами на каскетках, женщины – широкие пояса, разукрашенные ужиными головками и на голове вид венца. Их дома выше и просторнее, чем у русских.
После пяти дней пути мы добрались до нашей стоянки – Краснослободска.
Вечером 5 сентября мы были расквартированы городничим или городским судьей33. Здесь мы встретили 23 пленных офицеров разных национальностей. В основном это были бергцы и вестфальцы, так что теперь с нами было 37 офицеров34.
На другой день нас записали в полиции и по двое распределили на квартиры. Я и Сципио отправились к красильщику у рынка. Наше жалование мы получали здесь на семь дней в неделю в медной монете так, как следовало35.
Город Краснослободск36 находится в привлекательной местности на горе, у подножья которой прокладывает путь река Мокша, впадающая в Волгу. Весь город построен из дерева, открыт, и улицы не замощены. Число жителей достигает 1500, в основном православные. Во всем городе была только одна портниха, урожденная курляндка, которая говорила по-немецки. Есть несколько ремесленников. Жители занимаются земледелием и торговлей, которая здесь довольно развита из-за близости к Волге. Большинство здешних жителей очень зажиточны. Нет недостатка в мелких лавочках. Есть также коммерсант, который торгует достаточно крупным оптом. В действительно красивой местности много деревень.
По берегу Волги мало русских по национальности, все больше татары, мордвины и черемисы. Помещиков здесь немного, так как живут столько различных народностей.
Обращались с нами очень сносно, и так как мы за все платили наличными, среди жителей мы были в почете и популярности и жили с ними на дружеской ноге. Мы подчинялись непосредственно городничему37, который в маленьких городках то же самое, что в больших – губернатор. Наш был очень резким и строгим, точно соблюдал законы и держал в страхе весь город. Но я заметил, что этот человек был на своем месте, так как с этим народом нужно быть строгим и серьезным.
Мы могли гулять по городу, его окрестностям и в долине, но не далее чем за версту от города и не собираясь в большие компании. Утром и вечером нас посещал унтер-офицер инвалидной команды (Stadtsoldaten). Каждый день подавался рапорт, и все взаимные жалобы или разногласия сразу устранялись.
В каждом маленьком городке находится отряд полуинвалидных (halbinvalider) солдат, которые служат для поддержания порядка вместе с полицией, охраны складов, сообщения с губернскими городами и охраны арестантов. Они живут в государственном помещении, к которому пристроен штокгауз, который все время забит до отказа. Важные преступники отправляются в губернский город. Все небольшие проступки разбираются здесь, но все же без разрешения губернатора городничий не имеет права бить кнутом, хотя может самовольно сечь нагайкой, хотя бы и до смерти.
Хозяева были обязаны только предоставлять нам крышу над головой в прямом смысле этого слова, да еще давать нам готовить на их огне. Я жил в прекрасном месте: в маленьком домике на дворе красильщика мы были целиком предоставлены самим себе. Люди здесь были очень порядочные и услужливые. На закрытом дворе был колодезь, и с дровами проблем не было. Постройка была совсем новая и предназначалась, собственно, как дом для престарелых. Мы занимали здесь небольшое помещение с чуланом и имели в распоряжении хорошую печку с дымовой трубой и хорошо закрывающуюся. Внизу маленький погребок. Сени и чердак только для нас, что очень подходило для нашего нового домохозяйства.
Теперь мы расположились основательно. Я купил рогожу, набил ее соломой, и положил себе на лавку. Сципио таким же образом спал на койке. Затем мы приобрели необходимую посуду для приготовления пищи, а также чашки и тарелки, которые здесь достаточно неплохо изготовляли из дерева.
Мы ввосьмером вели общее хозяйство: Ландсберг, Гофман, Сципио, Круземарк, Бугледу, Думлунович, Гильза38 и я. В хозяйство ежедневно вкладывалось 15 копеек, по нашим деньгам 4 ½ крейцера, которые на всю неделю собирались в складчину и которым мы со Сципио вели учет. Так как кроме меня никто не был искушен в приготовлении пищи, то мне пришлось заниматься этим все время. Я все собственноручно закупал, сам все готовил, варил и мыл посуду. Редко случалось, что кто-то помогал мне чистить овощи. Готовить на восемь человек да еще тащить до дома все продукты – вот занятие на весь день, и так как я должен был страдать за всех, мне требовалось возмещение. Бесплатную стирку из кассы я себе выговорил. Мы питались исключительно хорошо. Ни в какой другой стране невозможно жить на такие деньги.
Чтобы привести доказательство чудовищной дешевизны, я перечислю стоимость некоторых продуктов на наши деньги. Фунт говядины стоил 3 3/5 пфеннига, фунт свинины – 1 ½ крейцера, фунт баранины – 1 крейцер, телятины – 5 пфеннигов. И все наилучшего качества. 8 фунтов плотного, хорошо выпеченного домашнего хлеба – 4 ½ крейцера, действительно прекрасная пшеничная булка – 6 пфеннигов. Ободранный заяц – 6 пфеннигов. Глухарь – 20 крейцеров, рябчик – 12 крейцеров, серая куропатка – 4 крейцера, молодой петух – 4 ½ крейцера, молодая утка – 6-7 крейцеров. 10 штук яиц отдавали за 4 ½ крейцера, фунт масла за 6 крейцеров. Большой горшок стоил 3-4 крейцера. Также сравнительно дешевы были квашеная капуста, морковь и брюква. Картофель был несколько дороже. Мука, овес, горох также были очень доступны.
Местоположение городка влияло на дешевизну еще и потому, что до губернского города 40 часов пути. Поэтому крестьяне вынуждены поставлять сюда все свои продукты. Рыба всякого сорта здесь даже не имеет определенной цены. Она зависит от погоды. Но рыба также всегда очень дешева. Однажды я купил по нашим меркам 4 баварские меры39 лучших огурцов за 6 крейцеров.
Наше хозяйство всегда было лучшим, и мы питались прямо-таки деликатесами. Я ежедневно менял меню и достиг высших вершин кулинарного искусства.
Понедельник здесь был базарным днем, когда нужно было закупать на всю неделю. Сохранение мяса в России очень просто. У каждого крестьянина есть свой ледник (Eiskeller), а зимой мясо вывешивается для заморозки в амбар, после чего оно становится еще лучше. Я часто покупал сразу целую четверть говяжьей туши, барана и полсвиньи. Все вида мяса были очень хороши и жирны. Из астраханского бараньего костреца можно было вытопить множество жира.
23 сентября нас, трех баварских офицеров, вызвали в полицию. Нам был зачитан указ, по которому каждый из нас должен был получить от принцессы Амалии Баварской40 в качестве награды 76 рублей 42 копейки медью41. Мы сразу же получили деньги, и для нас это был очень приятный сюрприз. Я выправил себе пару сапог, пальто, кое-что из белья, меховое одеяло и большой льняной тюфяк для сна. Теперь я мог спокойно дожидаться зимы, хотя мои капиталы в основном на этом и закончились.
В начале октября мой сосед по спальне Сципио против всех ожиданий был отделен от нас и отправлен далее. Куда, мы так и не смогли узнать42. Об этом все время говорили. На его место поселился хорват Думлунович, глупый, ханжеский и суеверный тип, который нисколько не заменил мне образованного Сципио.
Приблизительно в четырех верстах отсюда жил в своем имении в деревне Барановке (Borunn) русский офицер в отставке фон Фалькенклау (v. Falkenklau), урожденный курляндец, в высшей степени честный и порядочный человек, который очень любил немцев43. Он познакомился с Ландсбергом, а через него и я вошел в эту чудесную семью. Старик часто посещал нас, и особенно ему понравилось наше хозяйство и кухня. Он часто посылал нам картофель, кормовую капусту, лук и петрушку со своего огорода.
С большим трудом он получил у коменданта для нас разрешение по воскресеньям приходить к нему. Кроме Гофмана, Ландсберга и меня там бывали иногда и другие немцы, но не французы, убежденным врагом которых старик являлся.
Барановка – маленькая деревушка, расположенная в романтической местности. Жилище полковника очень простое, но очень удобно им спланированное. Хозяйственные и рабочие здания устроены очень целесообразно, полковник был старым, опытным управляющим. В большой прихожей находилось множество мужской и женской прислуги, занятой различной работой. Всю прислугу полковник заставлял учиться рукоделию, что в России в обычае среди дворянства и очень необходимо, так как при таком удалении от города это приносит много пользы. Часто среди прислуги можно было увидеть настоящих искусников, а женщины также ловко пряли и ткали.
Семья состояла из старого полковника, его достопочтенной супруги и их дочери – девушки около 20 лет, симпатичной, здоровой и милой. Зять полковника, майор в отставке, жил в здании поблизости.
Нас здесь очень дружелюбно приняли и мы всегда очень приятно проводили время. Хозяева были по-русски гостеприимны. Мы пили отличный квас и водку (Brandwein). К тому же барышня играла на пианино. Мы пели, и всем было очень весело. Часто также готовили пунш. У нас было разрешение оставаться до полуночи.
Здесь я впервые попробовал медвежатину и нашел ее вкусной. Особенно мне понравились крестец и лапы, которые готовятся примерно так же, как у нас бычьи ноги и это был настоящий деликатес.
Мне представилась здесь неожиданная возможность снова применить мой симпатетический метод44, так как у барышни появился жар. Семья ее уже была через Ландсберга осведомлена о моих прошлых излечениях. Так что однажды у моей двери совершенно неожиданно появились дрожки (Troske), которые забрали меня в Барановку, чтобы и здесь попробовать мой дар, который возымел такое благоприятное действие, что через короткое время барышня оправилась от жара.
Семья ее была очень обрадована, и в благодарность полковник сделал мне следующий приятный сюрприз. Старик должен был по торговым и меновым делам предпринять путешествие в городок Вольск на Волге в Саратовской губернии. Он тихонько устроил мне восьмидневный отпуск и взял меня, ничего не подозревающего, с собой. Чтобы я не выделялся, он переодел меня совершенно по-русски и так 6 или 8 октября мы на коляске, запряженной почтовыми лошадьми, в сопровождении одного слуги, отправились в путь. Через городки Инсар, Мокшан, Городище, Кузнецк, Белый Ключ мы попали в Вольск. Мы двигались чисто по-русски, без задержек и пролетели путь примерно в 42 мили меньше чем за 48 часов.
Городок Вольск прижался к Волге. Он гораздо крупнее Краснослободска и густо населен. Торговля здесь очень развита, и везде кипит живая деятельность. К тому же тогда была ярмарка, и все вокруг кишело людьми разных народностей. Здесь были и персы, и турки, и армяне, китайцы и жители дальних северных и южных областей этой необъятной империи, которых собрала здесь Волга. Река была покрыта судами всякого рода, которые прибывали и отчаливали, так как каждый хотел до зимы добраться до своего места жительства. За несколько минут я услышал здесь 20 языков. Прекрасное зрелище создавали многочисленные национальные костюмы, разные характеры и поведение этих людей.
Волга даже при самом низком уровне воды имела ширину примерно в 5 верст и являла великолепный вид. Я и не думал, что увижу эту реку, и даже сейчас, перед близкой зимой, у большого рынка все дышало здесь жизнью.
Мы поселились у торгового партнера полковника, и я был принят как старый знакомый. Тут я попил хорошего немецкого вина и несколько сортов турецкого.
Во время моего пребывания там я почти не отходил от Волги, так как каждый миг можно было увидеть что-то новое.
Наше возвращение происходило также быстро, и на восьмой день в 9 часов утра, к радости товарищей, я снова был дома.
В эту поездку я испытал много радостей, и некоторые для меня остались незабываемыми.
После своего прибытия я снова вернулся на свой пост на кухне, и таким образом мы продолжали жить на прежний лад.
Наше расположение граничило со следующими губерниями: с востока с Симбирской, с запада с Тамбовской, с юга с Саратовской и с севера с Нижегородской.
На этот год выпало прекрасное сухое лето, и так же проходила осень. Только в конце октября погода начала портиться, а настоящие холода пришли в середине ноября. Мы запаслись всем необходимым к зиме, засолили два бочонка кислой капусты, закупили на зиму овощей в избытке, а я засушил много разных трав для супов, так что нам не о чем было беспокоиться.
Неприятностью для нас стали укорачивающиеся дни, так как насколько приятны и коротки в России летние ночи, настолько мрачны и удручающи вечера и ночи глубокой зимой. В 4 часа пополудни уже сумерки, а при плохой погоде и совсем ночь. В 9 часов утра всегда еще темно.
Худшим для нас было то, что когда смеркалось, мы должны были оставаться на квартирах, и, так как мы жили по двое, скоро мы переговорили обо всем. Но не может же человек все время спать! Сколько раз я по полночи ворочался на моем ложе без сна!
Мы питались хорошо и плотно, но испытывали недостаток в движении. Часто нас вспугивали крики часовых «Слушай!» (Lutschoi)45 или звоны железной пластины. Пожалуй, во всей Российской империи существует этот обычай. В городах и деревнях (от губернских городов до сел), в зависимости от величины населенного пункта, в различных местах подвешиваются на столбах железные пластины, а рядом находится железный молоток с короткой рукояткой, похожий на обычные у нас молотки для отбивки кос. Пластина около двух дюймов толщиной, в высоту и в ширину как средняя грифельная доска для вычислений. В деревнях она обычно помещается перед домом сотника или сельского старосты. Молотком бьют по пластине затем, чтобы созвать общину. Ночью патрулирующие часовые ежечасно дают таким образом подтверждение своего бодрствования. В других местах ударами отмеряется время. У русских есть особый навык передачи сведений с помощью ударов. Например, о пожаре, о замеченных волках или медведях. В деревнях, лежащих на большой дороге, где маршрут опасен или проходит рядом с водой, в туманные или снежные дни удары являются ориентиром, по которому можно найти верное направление. Сложно поверить, как далеко слышны эти пронзительные звуки, при хорошей погоде за много верст, нельзя сказать, что это очень благозвучный, зато очень простой и дешевый метод передачи сообщений.
Такой же хорошей и полезной идеей я считаю верстовые столбы. По всей империи, на всех дорогах и перекрестках дорог, на каждой версте установлены 6-футовые четырехугольные столбы серьезной толщины, выкрашенные в национальные цвета. На лицевой и обратной стороне обозначены города и оставшееся до них или пройденное от них количество верст. В глубоком снегу они являются самым надежным указателем пути и действительно сберегают время. В морозную зиму на каждом из них обычно восседает ворона, которая голодным взглядом провожает проезжающих. За повреждение или кражу верстовых столбов секут и пожизненно ссылают в Нерчинские горные разработки.
Вечером я обычно на часок заходил к хозяевам, или красильщик сам нас посещал. Это был очень благоразумный и трезвомыслящий человек, полный интереса к нашим странам и законам. Он никогда не уставал нас расспрашивать, и сам был интересным собеседником и хорошим рассказчиком. Я вообще заметил, что русские знают свои корни. Этот человек рассказывал нам эпизоды из древнейшей русской истории и всегда правильно приводил годы жизни и правления упомянутых личностей.
Много рассказывал он нам о Пугачеве46, который сыграл историческую роль в этой местности. Он сжег город, ограбил или убил множество его жителей. Тогдашний городничий был им обезглавлен и теперь похоронен у дома коменданта, о чем и свидетельствовала надпись на надгробном камне.
Много материала для рассказов доставляли также ужасные волчьи и медвежьи охоты. Например, случай, в который трудно поверить, но который подтверждается многими жителями города. Где-то за пять лет до нашего прибытия сюда, в морозную зиму, очень большой и хищный медведь держал в страхе всю округу. Весь уезд был мобилизован на охоту, но даже смелые и поднаторевшие в этом деле татары не смогли его убить. Наконец один старый татарин придумал хитрость: перед берлогой зверя поставили много сосудов с водкой и медом, медведь с жадностью все это употребил и, охмелев, стал беззащитен. В этом состоянии татары решили живым доставить его в город, крепко связали, положили на сани и триумфально двинулись в путь. От тряски и режущих веревок животное очнулось от хмельного сна, разорвало путы как нитки, двоих смертельно ранило и в гневе побежало к городу. Тогда был понедельник, базарный день. Зверь ворвался на рынок, многих разорвал и устремился к кабаку, где лапой разбил бочонок с водкой и опять начал ее лакать. Здесь его и убил кто-то из охотников. Его огромная шкура висит теперь на ратуше47.
В нашем городке не было недостатка в церквях, и ни одну нельзя было выделить в качестве особенно красивой. Русский с охотой жертвует последнюю копейку на поддержание в исправности своей церкви, и в небольших деревушках я видел отлично построенные, хотя и деревянные, но хорошо выкрашенные храмы. Церковный двор обычно ограничен живой изгородью и содержится в большой чистоте. На кладбищах редко увидишь могильные камни, а больше искусно вырезанные и ярко раскрашенные деревянные кресты.
Смертность была очень низкой, и во время моего пребывания здесь умерло всего несколько человек.
Среди мужского и женского пола очень много пожилых. Мужчины 80-ти лет, которые еще не оставили своей профессии, здесь не редкость. В нашем городке и его окрестностях были столетние старики, один даже 108 лет, которые еще выходили и сами покупали себе водку. Женский пол здесь очень даже приятного склада и совсем не так уж неприступен.
24 ноября48 после обеда я в одиночестве занимался дома чисткой брюквы, когда вошел унтер-офицер (Sergent) и спешно потребовал от меня и двух моих товарищей следовать за ним. С тяжелым сердцем я шел за ним, ведь мы уже с тоской ожидали распоряжения о дальнейшей транспортировке или чего-нибудь в этом роде. Мы предстали перед самим городничим и воспряли духом, увидев радостное выражение его лица. Но еще больше мы были ошарашены тем, что он произнес, благожелательно протягивая нам руку: «Баварцы, вы свободны. Ваш король заключил союз с нашим императором и вы без промедления должны быть доставлены на родину». Нам были зачитаны выписки из указа. Мы стояли, словно окаменев. Я ожидал этого меньше, чем того, что небо упадет на землю. Тут же принесли водки, и мы с городничим выпили за здоровье короля и императора.
Мы должны были отбыть на следующее же утро, но попросили день на сборы, который и получили.
Мы не вышли, а выпорхнули из полиции, и я сразу разыскал своих друзей Ландсберга и Гофмана, которые со слезами на глазах восприняли весть о нашем расставании. Меня это очень растрогало. Я рад был возвращению домой, но не хотел покидать товарищей. Слух о нашем освобождении распространился по городу со скоростью молнии и все наши товарищи, вплоть до французов, явились, чтобы пожелать нам счастья.
Все уважаемые горожане принимали нас как самых желанных гостей, и все предстало перед нами в другом свете. В кабаке мы поставили солдатам водки и долго еще праздновали.
В указе было отмечено, что мы должны были собраться в соответствующем губернском городе, получить там зимнее обмундирование и 100 рублей награды от императора Александра, помимо текущего жалования до Радзивиллова49 на границе с Галицией, так как мы должны были пройти через Австрию.
После того, как мы попрощались со всеми друзьями из города и его окрестностей, 26 ноября на двух повозках в сопровождении унтер-офицера (Sergent), мы тронулись в наш обратный путь к Пензе. До этого снег еще не выпадал, но, по счастливой случайности, в эту ночь его выпало так много, что на следующий день мы смогли продолжить наш путь на санях.
Ландсберг и Гофман вместе с остальными немцами проводили нас до городской черты, где мы с болью в сердцах расстались.
Поздно вечером мы прибыли в Грибовку (Grybowka), мордовскую деревню на Мокше, и получили там хороший прием. Унтер-офицер (Sergent), мой хороший знакомый, все время заботился о том, чтобы мы получили лучшие квартиры и чтобы нам пришлось как можно меньше (или совсем ничего) платить. Также он всегда старался достать бесплатную выпивку.
27 ноября. Шелоны (Szelony), также мордовское село. Шел сильный снег и был чувствительный мороз. Дорога еще не была как следует проложена и мы пять раз, хотя и без ущерба для здоровья, переворачивались, что на низких русских санях совсем не редко и не опасно.
28 ноября. Лирский (Liersky), русская деревня. Мы проехали маленький городок Инсар (Insar) и здесь пообедали.
29 ноября. Грыботка (Grybotka), село. В городке Мокшан мы задержались на пару часов в середине дня и узнали, что оберстлейтенант Обермайер уже отбыл. Получили здесь отличную, удобную квартиру.
30 ноября. Пенза, губернский город, где к 9 утра мы здорово замерзли, но очень благосклонно были приняты в полиции и сразу же расквартированы в пригороде, я к судебному адвокату. Мне попалось очень приличное место, где жили очень приятные люди.
К нашему прибытию многие уже собрались здесь. Например те, кто жили в Саранске и Мокшане. В губернии было 10 баварских офицеров50 и, когда все мы оказались здесь, нас представили губернатору князю Голицыну51, который за 100 рублями направил нас в Тамбов, что нам совсем не пришлось по душе52.
Остановку здесь я использовал, чтобы посетить знакомые мне немецкие семьи или поучаствовать в кружке, включающем находящихся здесь баденских и гессенских офицеров53. Оберстлейтенант Обермайер, который располагал деньгами, купил себе собственные крытые сани и пригласил меня присоединиться к нему на обратном пути, на что я без долгих раздумий согласился. Остальные 14 офицеров54 по двое и трое также покупали себе сани, так что вместе с санями сопровождающих офицеров в караване их было 9.
В полиции каждый из нас получил к своему пальто еще солдатскую шинель, пару длинных валенок, подбитых мехом, пару меховых рукавиц и теплую шапку-ушанку. Без этой предосторожности в такую исключительно морозную зиму мы далеко бы не продвинулись. Об обогреве для носа и ушей каждый должен был позаботиться сам.
Мы с моим теперешним попутчиком запаслись всякого рода продуктами, так что нам полностью их хватило от одного губернского города до другого.
Здесь офицер, который должен был нас сопровождать, получил императорскую подорожную (Podoroschnaja), то есть документ на получение почтовых лошадей55. Государство платило 3 копейки за лошадь за версту. Это удивительно дешево, путешествовать на такой манер. Так, упряжка из двух лошадей на немецкую милю обходилась примерно в 19 ½ крейцеров наших денег! Если дать вознице 10 копеек на водку, то лошади просто летят. Денег нам давать не приходилось, но мы угощали их шнапсом.
Сопровождавший нас офицер56 вывел свои сани вперед и прикрепил на дугу колокольчик – почтовый знак в России, как у нас почтовые рожки. Таким образом мы ехали до границы с Польшей на реке Буг, где пересели на обычных перекладных.
Наконец 16 декабря57 после обеда в морозную снежную погоду мы покинули Пензу и добрались до Вышовки (Wyschowska), деревни, где получили плохие квартиры.
17 декабря. Студенец (Sckutieniez), деревня. Все также плохо.
18 декабря. Мочалейка (Miszeleizka), татарское село. Сюда мы прибыли очень поздно, так как мы совершили сложный переход в ужасную метель и снежный буран. Пришлось долго дожидаться квартир. К сожалению, я попал не туда, где был в прошлый раз, а к вдове, которая жила с сыном и очень красивой 13-летней дочерью. Но мы были приняты по-татарски, то есть очень гостеприимно. И мать, и дети очень старались нам услужить, особенно девочка, удивившая меня утром прекрасным исполнением Корана.
19 декабря. Чембар (Tschembar), городок на одноименной речке. В пути я испытал колики самой острой формы. Проезжая татарскую деревню, я купил сильно забродившее кобылье молоко и тотчас поправился. Здесь мы застали всех пьяными и шумными на пиршестве58. Рождественский пост подходил к концу, и начинались так называемые праздники (Prasdnik), которые продолжаются до нового года. Я могу утверждать, что тогда мы были пьяны ежедневно, постоянно встречая наилучший прием. Так как я владел русским языком и неплохо в этом преуспел, а их обычаи и блюда были мне привычны, то меня рады были видеть всюду и я также с радостью оставался пировать с ними.
Здесь к нам присоединились 5 рядовых нашей армии59, которые находились в этом городе с солдатами из других войск. Они также были одеты и подготовлены к пути, и мы попеременно брали их в наши сани. В дальнейших тяжелых переходах мы нуждались в их услугах.
Перевод А.А. Кузнецова (Самара).
Текст свернут. нажмите + чтобы посмотреть
Наконец, 26 августа1 в 4 часа вечера мы достигли губернского города Пензы и были расквартированы, как обычно, в отдаленном пригороде. В этом городе находились исключительно пленные офицеры, в основном баденцы и бергцы, а также небольшое количество французов2. Нас разместили по отдельным квартирам. Я попал к одним старым, бедным, но очень добродушным людям.
Ответить с цитированием