Так вот почему у нас такое развитое богословие Евхаристии, как мне кажется. Нередко бывает так, что у живого организма (а мы ведь считаем Церковь именно такой), если он лишился каких-то своих качеств (зрения, например), в виде компенсации развиваются другие (например, слух). Было бы неверным утверждать, что Церковь начисто забыла, скажем, заповеди блаженства, но наивно отрицать, что они не имеют для неё основного значения. В самом деле, при поставлении на иерархические степени церковного служения обычно мало интересует, насколько успешно ставленник реализовал в своей жизни заповеди о нищих, миротворцах, плачущих, алчущих правды и т.д. Гораздо важнее, чтобы он умел совершать богослужение. Исполнение Христовых заповедей, касающихся нравственного совершенствования - работа тяжелая, кропотливая, с неочевидным и негарантированным результатом. Другое дело - ястие и питие в Его воспоминание, как было заповедано на Тайной вечере.
Поэтому совершенно естественным образом исполнение именно этой заповеди, как самой легкой, стало самым главным для Церкви. Появились догматы и особое учение, богословские труды в их обоснование, полемика и её жертвы, всё это теснейшим образом переплелось с антропологией и сотериологией, и задвинуло нравственные максимы Иисуса на совершенно неподобающее им место - в лучшем случае они стали наравне с трехдневным постом и вычиткой правила частью мероприятий по подготовке к достойному участию в Евхаристии. Но мы-то знаем, что и пост перед причастием, и исповедь, и все эти многоэтажные правила к причащению - суть позднейшие придумки и, в общем-то, можно обойтись и без них. И как бы ни протестовала наша совесть (кто бы её ещё спрашивал), мы чувствуем и даже опытно знаем, что можно обойтись и без этих блаженных заповедей - в крайнем случае на помощь придёт исповедь, которая всё простит и переведёт через неудобные ступеньки кротости, милосердия и чистоты сердца. Главное - причаститься.
...Что в результате? В результате мы даже не сознаем того, насколько мы искалечили себя этой шкалой ценностей. А любая попытка задуматься на эту тему обречена.
Наша Церковь навсегда останется собранием едоков, и никогда не станет сообществом любящих сердец.
