Функциональное христианство
В Московской патриархии атмосфера настолько противоположная, что в какой-то момент возникает иллюзия, что в России не одна, а две церкви. Тут царит оптимизм. Заряд бодрости в кабинетах такой мощный, что его излучают даже журналисты из «церковного пула». Здесь говорят: да, патриарх строит «вертикаль», и правильно делает, потому что многие епархии превратились в болото. В 90-е годы из-за кадрового голода было рукоположено много людей случайных, с тех пор они сделали карьеру, а теперь их загоняют в семинарии, понуждают повышать свой образовательный уровень — вот они и гундят. И ничего церковь с властью не сращивается, а даже наоборот — на харизматичного и энергичного патриарха уже косо смотрят в Кремле.
— А что касается антиклерикальных настроений, то их генерирует в основном узкая прослойка либеральной интеллигенции, которая у нас всегда была далека от простых людей, — говорит «медиастарец» Всеволод Чаплин. — Этим людям всегда очень нравились полуразрушенные храмы — именно потому, что они полуразрушенные. Они могут любить церковь лишь как маленького беззащитного котенка, которого можно погладить и пожалеть. Теперь же, когда церковь выросла и окрепла, эти люди никак не могут смириться, что мы открыты для всех, а не только для их единомышленников.
Если бы я сначала пришел в патриархию, а потом поехал по регионам, то поверил бы отцу Всеволоду на все сто. Но я же точно помню, что общался вовсе не с либеральной интеллигенцией. От этого парадокса атмосфера в патриархии все больше начинает напоминать кабинеты госменеджеров, которые точно знают, как модернизировать страну, и не чувствуют особой нужды советоваться на этот счет с самими модернизи*руемыми.
— Если ты реально активен, если ты понимаешь, что ты делаешь в своем приходе, то написать отчет несложно. Даже сфотографировать крещаемого — это не такой уж и великий труд.
РИА НОВОСТИ
Игумен Савва (Тутунов) — руководитель той самой контрольно-аналитической службы, которую на местах сначала иронично, а теперь уже и с раздражением называют «инквизицией». Ему всего 32 года, он окончил университет Orsay-Paris XI по специальности «высшая математика», десять лет назад пострижен в монахи, служил во Франции, при новом патриархе сделал стремительную карьеру. Про «серого кардинала РПЦ» за глаза даже в самой патриархии говорят, что это выставочный экземпляр новой генерации церковных функционеров: продвинутый технократ, лично преданный патриарху, гиперактивный, хорошо разбирающийся в методах управления. Некоторые добавляют: «Но плохо знает страну».
— Мы мониторим ситуацию в епархиях фактически в ежедневном режиме, — опровергает это мнение игумен Савва. — СМИ, отчеты с мест, интернет, регулярные звонки по телефону. Наша задача — выявлять сильные и слабые стороны управления, смотреть, как выполняются решения Синода, а если не выполняются, то почему. Каждый сотрудник нашей службы имеет географическую привязку по федеральному округу. Десять-пятнадцать командировок в год на человека — это уже норма. Такие поездки выполняют роль некоего перекрестного информационного опыления: мы рассказываем на местах, что видели в других епархиях, даем повод задуматься и что-то взять на вооружение.
— Ох… — стонут по этому поводу сами опыляемые в одной из епархий. — Приезжала к нам тут недавно такая комиссия, самому старшему 33 года. Люди с психологией опричников, абсолютно не представляющие себе реальной приходской жизни, но с удовольствием демонстрирующие свою власть. Из представителей епархии никого до конца не дослушали, а когда давали священникам практические советы, наши люди еле смех сдерживали.
— Отец Савва, а как вы думаете, возможно ли управлять не только административными, но и духовными процессами?
— Ожидать, что у нас каждый священник будет харизматичным лидером, похожим на апостола Павла, к сожалению, не приходится. А раз так, административные меры — это вполне нормальные инструменты управления, — отвечает игумен, и я начинаю понимать его логику и правду: если не хватает апостолов, приходится тиражировать администраторов.
— Но есть же, например, афонские традиции наставничества, когда юных послушников направляют к духовно зрелым отцам, рядом с которыми они укрепляются до тех пор, пока не будут готовы создать собственный очаг веры. У нас же часто вчерашнего семинариста забрасывают в какую-нибудь безнадежную глубинку, где он перегорает за полгода.
— Мы уже начинаем внедрять практику наставничества: все молодые священники в Москве давно проходят службу в храме Христа Спасителя, — отвечает игумен Савва, и я понимаю, что он меня просто не понял.
— Скажите, а какими вы видите свои задачи на самую дальнюю перспективу?
Этот дежурный вопрос почему-то ставит игумена Савву в тупик. Он долго думает, растерянно улыбается, ищет что-то в интернете и наконец признается, что о «самой дальней перспективе» пока не задумы*вался.
— То есть я мог бы, конечно, сказать что-то про спасение душ человеческих, а так…
Собственно, я и хотел сейчас услышать какую-нибудь «евангельскую банальщину, о которой никто не будет читать». Про спасение души, про ловцов человеков, про горчичное зерно. Только чтобы это было сказано всерьез, тихим голосом и с горящими глазами. Но я снова этого не услышал и теперь почти не сомневаюсь, что РПЦ — это все-таки не одна церковь, а две. И живут они в параллельных мирах, на самых разных уровнях, от рядового священства до высших иерархов. Первая — это собственно хрис*тианство, живое и настоящее, вторая — христианство функциональное, бодрое и мертвое. Функционал-хрис*тиане не похожи на тех, кто растворен в теле Христовом. Скорее они смотрят на него как хирург на пациента под наркозом. «Как нам обустроить церковь?» — такой вопрос в принципе не может задать христианин живой и настоящий. Он сформулирует его иначе: «Как моя вера обустроит меня самого?»
Сбивчивый ответ игумена Саввы очень характерен. Сегодня даже к собственной вере все больше людей относится как к некоему «проекту», и это мировая тенденция. На смену универсальной христианской лич*ности приходят тактики, для которых церковь — инструмент. Одни хотят ее модернизировать, другие — архаизировать, третьи — социализировать, но по сути это все тот же побег из хосписа в лабораторию по спасению человечества. Вирус десакрализации стремительно пожирает православие в России, делает его обык*новенной «социальной сетью», некоей формой организации в меру осмысленных или бессмысленных слов и действий. Такие «Единоверцы.ру». В контакте. Кстати, это почти буквальный перевод слова «религия». Только когда-то имелся в виду контакт с Богом, а теперь — друг с другом.
