На фестивале "Вина Кубани" в Краснодаре мне предложили продегустировать вино "Улыбка". На этикетке была молодая блондинка анфас. Вино было так себе, но я приобрел целую бутылку — "специальное десертное вино из белых сортов винограда". Очень сладкое.
В гостинице мне понадобился штопор. Барменша, орудуя штопором, умиленно воскликнула: "Да это же 'Улыбка'! Ее все еще выпускают?!" И рассказала, что еще ее мама с папой пили это вино. Вот только этикетка была другая: девушка была изображена в профиль, причем на черном фоне, а не на белом. Да и на вкус (она попробовала вино) разница заметна.
Потом совсем рядом с моей гостиницей "Москва" я обнаружил фирменный магазин "Кубанские вина". На полках были два варианта "Улыбок", обе — в профиль. Я долго пытал продавцов, какая из "Улыбок" настоящая, а какая — фальшивая. Мне ответили, что хороши обе, но геленджикская — аутентичнее. Купив бутылку, я попросил вновь пересказать мне легенду. Трудовой коллектив выдвинул вперед молодую продавщицу, которая сообщила: девушка на этикетке была любовницей директора винзавода, который таким образом решил ей сделать подарок.
Статус легенды сразу снизился: все-таки директор советского винзавода при всем могуществе — не первый секретарь крайкома (а в дальнейшем член Политбюро ЦК КПСС). Но следующая фраза продавщицы заставила меня сделать стойку.
ФОТО: СЕРГЕЙ ДУВАНОВ
— А ведь бабушка иногда заходит сюда. Стоит, смотрит...
Я чуть не прослезился: старушка стоит на пороге шикарного магазина, не решаясь войти (потому что нет денег?), разглядывает сквозь витрину бутылки с ее (!) "Улыбкой" и вспоминает прожитые годы, свою любовь и того человека, который увековечил ее на этикетке...
— Как, просто стоит?
— Да нет, берет вино и уходит.
Вот как. Еще трогательнее. Боевая старушка.
В следующие дни я, наверное, сделал этому магазину план по "Улыбке", регулярно пополняя свои запасы. Во-первых, вино оказалось отменным — огромная разница с первым экземпляром, который анфас. Во-вторых, я надеялся застать мою героиню в магазине — раз сюда заходит, значит, недалеко живет. Наверное, я вел себя как свихнувшийся влюбленный.
Однажды девушка-продавец попыталась меня утешить:
— Когда-то эта женщина была неземной красоты. Но сейчас она уже старая, ей 80 лет.
Я попросил на этот раз завернуть вместе с бутылкой еще и бокал для вина. В тот день я уже знал, с кем буду чокаться.
"Мои мужчины были ба-а-альшие дядьки"
Евгению Михайловну Белоусову я нашел там, где и следовало искать с самого начала,— в местном отделении Союза театральных деятелей. Из интернета я узнал, что здесь можно приобрести книгу журналиста А. Колесникова под названием "Евгения Белоусова: судьба актрисы — судьба жанра". Еще одно удачное совпадение: мне достался последний экземпляр книги. А на мой робкий вопрос, можно ли организовать встречу с героиней, ответили: запросто — как раз обещала зайти за зарплатой — только накрасится. Оказалось, бывшая примадонна театра оперетты по сей день работает здесь консультантом. А всего десять лет назад на ее 70-летний юбилей Евгении Михайловне устроили бенефис, где она шесть раз сыграла главную роль в комедии "Не пришить ли старушку?". В 2000 году, на 75 лет, краевые власти присвоили ей самовольно учрежденное звание народной артистки Кубани — за особые заслуги перед краем (ее удостоверение #1 — единственное и, видимо, последнее). По сей день поет на ветеранских вечерах.
И вот за столом передо мной сидит бодрая пожилая дама с бокалом вина.
— Очень вкусное вино,— сказал я, чтобы завязать разговор.
— Вы знаете, одно время оно сильно испортилось. В 90-е это была бурда красного цвета. Зато теперь немцы покупают у нас только "Улыбку" и "Каберне". Еще это вино идет в Америку, Францию, Израиль.
— А сейчас вкус тот же, что и в 60-е?
— Да, вполне. Чуть изменилась этикетка: листья, закрывающие грудь, были не золотые, а зеленые. Помню, когда на "Абрау-Дюрсо" выпустили это вино...
— Разве не в Геленджике? — Я было приготовился услышать историю про директора винзавода.
— Нет, геленджикское вино появилось недавно. Но тоже хорошее. Ах, я помню, в "Абрау" меня так принимали... Поливали шампанским (смеется). Сначала предложили назвать вино "Улыбка блондинки". А Байбаков (Николай Байбаков — председатель Госплана СССР.— "Власть") говорит: нет, пусть будет просто "Улыбка".
— А Полянский? — спросил я осторожно.
— Дмитрий Степанович... Очень добрый, заботливый человек. Высокой культуры. Знаете, мне везло в жизни на добрых людей. Тот же Николай Константинович Байбаков. Он ведь жив до сих пор, кажется. Мы были очень дружны с его женой Клавдией Андреевной. Вместе отдыхали в Кисловодске... И с Галиной Даниловной дружили, женой Полянского. Я гостила у них в Москве, в квартире на Ленинском проспекте, потом ездила к ним на дачу. Да, так вот, когда в 1993 году про меня написали статью, то автор позвонил Байбакову, и тот сказал: "Как же, Женечка, помню..." А когда он приезжал сюда, в Краснодар, ему как раз было 90 лет, его чествовали в театре, а меня не было, и он все спрашивал: "А где же Женечка? Мы ведь для нее этот театр строили..."
— За что они вас так любили? Вы были первая красавица в городе?
— Я была обаятельная. У меня был магнетизм и то, что называется "светоносность". Автор книги, что вы купили, Саша, то есть Александр Колесников, он еще мальчиком занимал ближние места в партере, приносил мне огромные букеты цветов... Да, так вот он говорил, что я — светоносная. Вы там прочитаете. А еще у меня были потрясающие ножки!
Тут ее глаза сверкнули, и я догадался, почему по ней все сходили с ума.
— У вас было много поклонников?
Она весело посмотрела на меня:
— Мои мужчины были ба-а-альшие дядьки! Племянник Орджоникидзе, да мало ли... А что? Я была молодая, красивая, незамужняя — что мне теряться, правильно? Зато есть что вспомнить...
— Красивые женщины обычно вызывают ревность, зависть,— продолжил я.
— У-у-у, этого хватало. Особенно в актерской среде. Когда я только приехала в Краснодар, то все сразу сказали — звезда! Думаете, в театре это многим понравилось? Даже сейчас... Вы ведь были на фестивале "Вина Кубани"? Странно, что мы там с вами не встретились. Так вот, подскочила какая-то сумасшедшая и давай кричать: "Это меня, меня фотографировали на 'Улыбку'!" А однажды появилась статья, где написали — мол, как у нас народ любит легенды... Но потом извинились.
Все-таки был не до конца понятен главный сюжет легенды.
— И все же, кто это был — Полянский или Байбаков?
— Что — кто?
— Ну э-э-э... который поместил ваш портрет на "Улыбку".
— Байбаков.
— Каким вы его запомнили, как человека, как мужчину?
— Прекрасный человек! Высокой культуры человек, добрый и прекрасно относился ко мне.
— А... жена не ревновала?
Евгения Михайловна вскинула брови.
— Да вы что! У меня же с ним никогда ничего не было. Вот вам крест! Ни с ним, ни с Полянским. Я же была вхожа в их дома, дружила с их женами, как же я могла? Николай Константинович и Дмитрий Степанович любили меня за красоту и талант, они любили искусство. А мне и своих мужиков хватало.
Романтическая легенда трещала по швам.
— Я же говорю, мне в жизни повезло на добрых людей,— задумчиво сказала она.— Когда-то меня спас от гестапо латышский полицай, ему потом отбили почки в Магнитогорске... Потом, уже в советских лагерях, находились начальники, которые освобождали меня от общих работ, давали играть на сцене. И в Краснодаре такие люди, как Байбаков, Полянский, другие руководители признали меня как актрису — я ведь уже в 1960 году получила заслуженную России, хотя еще и не была реабилитирована... Встречи с такими людьми и дали мне эту светоносность...
Вся история безмятежной "Улыбки" повернулась другим боком, когда выяснилось, что лучшие годы своей молодости вплоть до своего 30-летия будущая примадонна провела за колючей проволокой.
"Я не способна грусти томной..."
Когда началась война, 16-летняя Женя Белоусова — юное дарование, чей голос через репродукторы разносил песни Дунаевского по всему Ленинграду,— гостила у бабушки в Псковской области и оказалась под оккупацией. Следующие два года она была партизанской связной, работая танцовщицей в варьете, но в 1944-м, незадолго до прихода наших, немцы раскрыли агентурную сеть и забрали ее в гестапо. Дважды ее собирались расстрелять, но спас влюбленный в нее латыш-полицай: он заявил, что намерен взять Женю в жены, и его коллеги, уже успевшие подобрать себе "наложниц" из числа заключенных, махнули на нее рукой.
Она сбежала от своего спасителя и вернулась в Ленинград. На следующий день за ней пришли из "Смерша". После трех месяцев допросов дали десять лет каторжных работ по 58-й статье ("Измена Родине") — стандартный срок для тех, кто был у оккупантов.
Пошли годы, о которых Евгения Михайловна не любит вспоминать, лишь отсылает к книге Александра Колесникова. Единственное, что она вспоминает охотно и с теплотой,— людей, помогавших ей выжить. Оперуполномоченного, который перевел ее с режимного завода на лесоповал в Новолисино — там заключенным можно было участвовать в самодеятельности. Генерала Деревянко, начальника Главного управления лагерями и колониями Ленобласти, который под свою ответственность устроил ее в ИТК-2 в ансамбль Ладной-Гуртнер: там сидели не "политические", а "бытовые" — например, концертмейстер Кировского театра Сергей Брудинский, пианистка Татьяна Юнгфер. На прослушивание ансамбля однажды явились великие Николай Черкасов и Софья Преображенская, увидели Белоусову, заохали и попытались ходатайствовать за нее, но впустую.
С 1947 по 1949 год артисты ездили под охраной с концертами по области, а в электричку тайком подсаживались родные, подкармливали... Неплохо жили, в сущности.
В 1949 году Белоусову перевели в Воркуту, где ей поначалу повезло. Она попала в театр, где подобрался отличный творческий состав — тут отбывали сроки главный режиссер Большого театра Борис Мордвинов, дирижер оркестра Большого театра Николай Голованов, тенор Большого Николай Синицын, Валентина Токарская из московского Театра сатиры, кинодраматург Алексей Каплер, Борис Дейнекин, голос которого перед войной будил по радио весь народ: "Широка страна моя родная..." Достойнейшие люди, изумительный оркестр, сплоченный коллектив — возможно, сильнейший во всем ГУЛАГе.
— Меня сразу взяли Ольгой в "Евгения Онегина",— вспоминает с ноткой ностальгии Евгения Михайловна и весело пропевает: — "Я не способна грусти томной..." Мной остались довольны, было еще много ролей, а вот в оперетте давали роли субреток. Помните дуэт из "Холопки": "Куда ни глянь, народ..."? И я еще так вытанцовывала на пуантиках...
"Творческий кризис" наступил в 1951-м: Сталин ввел режимные лагеря, и Евгению с ее 58-й статьей отправили в настоящий гулаговский ад. Там пошла совсем другая карьера — сначала работала скотницей, потом перевели на лесопилку — таскать и укладывать бревна штабелями.
Освободилась в 1954 году, недосидев четырех месяцев, зачтенных за сверхурочные. По совету актеров—коллег по Воркутлагу поехала на актерскую биржу в Москву, где всех поразил голос необученной певицы: по тембру — темноватое густое меццо, по диапазону — драматическое сопрано. Ее с руками оторвали в Краснодарский театр музкомедии с аргументом: "У нас море и помидоры по три копейки!"
Уже на второй день в Краснодаре ее вызвали в КГБ. Но даже там, по ее словам, полковник, беседовавший с ней, "оказался человеком": напомнив про документ о 101-м километре, посоветовал молчать о своем прошлом.
Дальше был бешеный успех: сразу же доверили петь Марицу (в Воркуте героиню Имре Кальмана пела только жена начальника Воркутлага). За первые пять месяцев Евгения Белоусова спела героинь в пяти спектаклях и на долгие годы заняла в театре место примы. Получила все, что к этому прилагается: восторги поклонников, ревность завистников, слухи о ее нарядах, квартире, высоких покровителях, первом замужестве, длившемся всего месяц. И 50 лет на сцене: от главных героинь до характерных ролей, не исключая Бабы-яги в детских спектаклях.
— У вас есть семья? — спросил я.
— Живу с мужем, Уваровым Пал Палычем, так что я теперь Уварова-Белоусова. Он был известный хирург, но ему сейчас 72 года, он почти не ходит. Зато я в свои 80 — как бабочка!
— А вино свое часто покупаете?
— Не покупаю — мне платят натурой (смеется). Тот самый магазин "Кубанские вина" подарил мне на 80-летие 50 бутылок "Улыбки". И еще выдали дисконтную карту с 10-процентной скидкой. Я же говорю, мне всегда везло на добрых людей. Вот московская компания "Русимпорт" купила торговую марку "Улыбка" — так их начальство мне высылает каждый месяц 1500 рублей, очень им за это благодарна. Правда, я почти все деньги трачу на своих кошечек и собачек — уже со счета сбилась, сколько их у меня... В общем, так и напишите: все мое обаяние, моя светоносность — от добрых людей!
Евгения Михайловна попросила проводить ее до дома. Я галантно подставил локоть и медленно пошел по центральной Красной улице под руку с бывшей примадонной, живой легендой, героиней винного брэнда и многих других романов — той, которую разыскивал столько времени.
— А знаете,— игриво сказала она,— мне составили собственный гороскоп, и по нему выходило, что на этой неделе меня ждет потрясающая встреча, которая вновь принесет мне много... добра. Я терялась в догадках — а тут вы! Это же не случайное совпадение, а?
— Ну что вы... Я польщен,— улыбнулся я.
— И знаете, я могу быть с вами откровенной... Если бы я была молоденькой, я бы с вами кокетничала, строила вам глазки...
— И свели бы меня с ума,— я улыбнулся еще галантнее.
— Так вот, Володечка, мне 80 лет, и я скажу откровенно: вы не знаете, как они меня пользовали там, в лагерях,— вдоль и поперек. И вы не знаете, как я это пережила.
Улыбка застыла на моем лице.
— Но пережила. И не только это. Когда нас вели колонной, 50 мужиков-заключенных и одна я, девчонка, навстречу шли наши танки. И солдаты на броне не знали, за что нас ведут, но знали, что за дело, и они плевали мне в лицо... И это пережила, и еще много чего. Пойдем, пойдем, моя хорошая, сейчас я тебя угощу!
Это относилось к паршивой собачонке, увязавшейся за нами. Собака была слепая и узнала мою спутницу по запаху — очевидно, давняя знакомая. Мы так и дошли втроем до дома Евгении Михайловны.
— А детей у меня так и не было. Тот полицай, он взял мою невинность и устроил мне аборт у хороших врачей. И потом, в следующем браке, я забеременела, но был выкидыш, и я уже не смогла иметь детей. Вот почему я так люблю всех этих кошечек и собачек... А не потому, что я такая сумасшедшая старуха.
Оказалось, что ее дом стоит прямо напротив моей гостиницы, и все эти дни, пока я ее искал, ее окна смотрели прямо в мои. Случайное совпадение?
Она была смела и раскованна
Корреспондент "Денег" Владимир Гендлин созвонился с автором книги "Евгения Белоусова: судьба актрисы — судьба жанра" искусствоведом и бывшим краснодарцем Александром Колесниковым и спросил, какой он ее помнит.
— Она была ослепительна. В те времена не было слов "суперзвезда", "секс-бомба", но именно так бы ее назвали сейчас. Не было слова "ньюсмейкер", но тогда весь город обсуждал ее новые роли. Хороших актрис много, но в ней соединялся целый комплекс черт, артистических и человеческих, которые притягивали людей. Блондинки вообще притягивают, но она еще искрила каким-то вакхическим буйством и той жизненной силой, которая пробивала все ее невзгоды и не давала ее сломить. Она была смела и раскованна для своего времени — в поведении, в одежде, но она не была "вамп", она была очень светлая. В те времена всем было плохо, у людей в 54-м еще не прошел страх, но когда она приехала в Краснодар, невозможно было поверить, что она только что из Воркутлага. Она была удивительная, и не только по своей судьбе, но из-за поразительной артистичности. Звезда, одним словом.
История одной улыбки...
Текст свернут. нажмите + чтобы посмотреть
На фестивале "Вина Кубани" в Краснодаре мне предложили продегустировать вино "Улыбка". На этикетке была молодая блондинка анфас. Вино было так себе, но я приобрел целую бутылку — "специальное десертное вино из белых сортов винограда". Очень сладкое.
Ответить с цитированием