Показано с 1 по 4 из 4

Тема: Щелкин Кирилл Иванович

  1. #1
    Кот, гуляющий сам по себе Аватар для skroznik
    Регистрация
    14.03.2009
    Адрес
    Российская империя
    Сообщений
    7,681
    Вес репутации
    151

    По умолчанию Щелкин Кирилл Иванович

    Хранитель атомной бомбы



    Владимир Губарев (журналист)




    Первый научный руководитель Российского Федерального ядерного центра „Челябинск-70“ Кирилл Иванович Щёлкин (1911–1968).


    Именно он взорвал нашу первую атомную бомбу. И вторую тоже. И третью. И все остальные, вплоть до термоядерной. Другим не доверили, только ему — Кириллу Ивановичу Щёлкину.


    Он был другом и соратником Курчатова, вместе с ним, Харитоном, Зельдовичем и Сахаровым получал звёзды Героя Социалистического труда. Их было у него три! Щёлкин создал „Челябинск-70“ — второй ядерный центр на Урале, который не только стал конкурентом „Арзамаса-16“, но и по многим позициям опередил его.


    И вдруг, это было в сентябре 1960 года, научный руководитель и главный конструктор „Челябинска-70“, член-корреспондент АН СССР, трижды Герой Социалистического труда К.И. Щёлкин уходит со всех постов. Его полностью отлучают от проблем, связанных с созданием ядерного оружия, более того, лишают права не только получать информацию в этой области, но даже посещать ядерные центры, в которых проработал большую часть своей жизни.


    Что же произошло? По официальной версии, здоровье Кирилла Ивановича Щёлкина резко ухудшилось и он попросил освободить его от занимаемых должностей. Не могу сказать, что оснований для такого утверждения не было. Умер Игорь Васильевич Курчатов — слишком дорого достались ему создание первого промышленного реактора и получение плутония для атомной бомбы. Безрассудное отношение к собственному здоровью, работа под лозунгом „бомбу любой ценой“, столь популярным в конце 1940-х годов, начали сказываться спустя десять лет. Медики били тревогу: инфаркты, инсульты, раковые заболевания обрушились на создателей атомного оружия. Конечно, Щёлкин не стал исключением. Но тем не менее уход его из „Атомного проекта“, столь резкий и неожиданный, нельзя объяснить только ухудшением состояния здоровья. Причины здесь гораздо глубже.


    К началу 1960-х годов наступило „горячее время“. Ядерные испытания шли непрерывно, создавались всё более мощные заряды и „изделия“. В сущности, происходило то, что чуть позже назовут „ядерным безумием“. Против него выступили сами создатели сверхмощного оружия во главе с А.Д. Сахаровым. Насколько мне известно, Кирилл Иванович Щёлкин тоже не соглашался с таким развитием „Атомного проекта“. К сожалению, пока документов, подтверждающих или опровергающих его точку зрения, я не обнаружил (возможно, он заявил об этом устно), но из рассказов соратников и учеников Щёлкина вольно или невольно напрашивается вывод о том, что он был против испытания мощных и сверхмощных ядерных зарядов.


    Почему? Для ответа на этот вопрос нужно вернуться в то время, когда атомное оружие в нашей стране только начинали создавать.


    Говорят, экспериментатором нужно родиться. Пример Щёлкина — тому подтверждение. Ещё будучи аспирантом Института химической физики в Ленинграде, он провёл ряд оригинальных исследований и сложных экспериментов. Особенно его интересовали горение и детонация газов. Щёлкин будто чувствовал, что газодинамика лежит в основе создания ядерного оружия, и шёл навстречу своей судьбе. В 1938 году он защитил кандидатскую диссертацию и стал старшим научным сотрудником. Работу над докторской прервала война. В июле 1941 года Щёлкин добровольцем ушёл в народное ополчение. Вряд ли судьба уберегла бы его, если бы Президиум Академии наук СССР не обратился к Сталину с просьбой вернуть из армии наиболее одарённых учёных. Верховный главнокомандующий поддержал Академию, и среди тех, кого отозвали с фронта, оказался молодой учёный Кирилл Щёлкин.


    В ноябре 1946 года Щёлкин защитил докторскую диссертацию на тему „Быстрое горение и спиновая детонация газов“. Эта его научная работа прямого отношения к атомной бомбе не имела, но тем не менее сыграла определяющую роль в его дальнейшей судьбе. Когда подбирали специалиста, на которого можно было бы возложить всю экспериментальную отработку атомной бомбы, выбор пал на Щёлкина. В „Атомный проект“ его взяли благодаря академику Н.Н. Семёнову. Случилось это в марте 1947 года. Щёлкин сразу стал заместителем научного руководителя и заместителем главного конструктора ядерного центра „Арзамас-16“, то есть „левой“ и „правой“ рукой Ю.Б. Харитона.


    Известно, что его принял Сталин и они долго беседовали один на один. Кирилл Иванович открыто вспомнил об этом разговоре лишь однажды. Это было вечером 29 августа 1949 года, в день первого успешного взрыва атомной бомбы, когда ведущие учёные, конструкторы и испытатели отмечали это грандиозное событие.




    Испытатель В.И. Жучихин.


    Работавший со Щёлкиным долгие годы В.И. Жучихин вспоминает:


    „Тогда впервые мы услышали из уст Кирилла Ивановича о том, каким образом формировался коллектив нашего института. Занимались этим делом по личному поручению Сталина высокопоставленные чиновники ЦК КПСС. Они отобрали известных учёных, партийных руководителей и директоров крупных производств — тех, кто зарекомендовал себя как талантливый организатор и высококвалифицированный специалист. Однако Щёлкин, которому Сталин предоставил право принимать окончательное решение по кадрам по своему усмотрению, почти все кандидатуры отверг. Он считал, что, если собрать под одной крышей заслуженных деятелей науки и видных руководителей, они скорее заведут междоусобную полемику, нежели объединят свои усилия в работе. Щёлкин решил, что поиском подходов к решению совершенно новой для всех очень сложной атомной проблемы должны заниматься молодые учёные. Они не испорчены именитым положением, им присущи задор, смелость, желание рискнуть, а без этих качеств в данном случае нельзя было обойтись“.


    Как известно, огромное количество данных об атомной бомбе было получено по линии разведки из Америки. Только Кириллу Ивановичу из этого „разведывательного пирога“ достались „крохи“. Эксперимент не спрячешь в потайном контейнере, не провезёшь через границы, не переправишь по радиосвязи. Его нужно было ставить „с нуля“, а потому испытательный отдел, возглавляемый Щёлкиным, быстро расширялся: если в марте 1947 года в нём кроме начальника числился один лишь Виктор Жучихин, то уже через год здесь работали и учёные, и конструкторы, и инженеры, и высококлассные механики и рабочие.


    В середине 1948 года испытатели провели первый эксперимент с натурным зарядом, в котором будущую плутониевую начинку заменял алюминиевый керн. Первый опыт, естественно, был неудачный: „шарик“ превратился в бесформенную массу, что свидетельствовало о непонимании процесса развития фронта ударной волны и неотработанности фокусирующих элементов. Второй опыт, третий — снова неудачи. В то время на многочисленных испытательных площадках „Арзамаса-16“ что-то постоянно взрывалось и ломалось.


    Из воспоминаний В.И. Жучихина: „Меня каждый раз поражал необычайный оптимизм Щёлкина. Казалось, его больше радовал отрицательный результат, нежели положительный. После очередного срыва он говорил нам: всё идёт хорошо, в науке не бывает так, чтобы новое давалось в руки само собой, хочешь получить желаемый результат, нужно попотеть, а если сразу все идёт хорошо — ищи ошибку в своей работе. И эта, казалось бы, странная логика всегда подтверждалась на практике“.


    В конце концов, группа испытателей под руководством К.И. Щёлкина добилась поставленной цели: алюминиевый керн, имитирующий ядерный заряд, после взрыва остался целым и сохранил идеальную форму. Это означало, что „обжатие“ шарика проходило равномерно. Керн разогревался до белого каления, и испытатели — высший шик! — прикуривали от него папиросы…




    Так выглядела 37-метровая металлическая башня в центре опытного поля Семипалатинского полигона перед испытанием атомной бомбы РДС–1.


    Напряжение возрастало с каждым днём. Щёлкин понимал, что результат первого испытания атомной бомбы во многом будет зависеть от него и его команды. Интересная деталь: когда забирали бомбу из сборочного цеха, чтобы везти на полигон, именно Щёлкин последним расписался „в её получении“, взял, так сказать, под свою ответственность. Потом над ним подшучивали: а куда ты дел атомную бомбу, за которую расписался? В документах полигона до сих пор значится, что за такое-то „изделие“ (следует номер и шифр) ответственен К.И. Щёлкин.


    В день испытания, 29 августа 1949 года, в 4 часа утра бомбу подняли на башню. Через час началось снаряжение заряда капсюлями-детонаторами. Первый поставил Кирилл Иванович, а остальные, под его контролем, Г.П. Ломинский и С.Н. Матвеев. В 5 часов 40 минут снаряжение заряда было закончено. Последним башню покинул Щёлкин.


    Много лет атомным и термоядерным изделиям присваивали индекс „РДС“. Как только не расшифровывали эти три буквы! Появилась даже такая версия: „Ракетный двигатель Сталина“. На самом деле „РДС“ — это „Россия делает сама“. Так предложил назвать бомбу К.И. Щёлкин ещё до её взрыва. Берия доложил Сталину, тот „благословил“, и „изделия“ среди прочих шифров и номеров приобрели индекс „РДС“.


    Все заметили, как волновался К.И. Щёлкин в те минуты, когда осуществлял подрыв первой атомной! Рядом с ним на столе стоял флакон валерьянки, и по бункеру распространялся её устойчивый запах… Но всё кончилось благополучно. Ядерный гриб над Семипалатинским полигоном возвестил о начале новой, атомной, эры в СССР.


    Как ни странно, все, кто контактировал с Кириллом Ивановичем в то время, запомнили его по-разному. Вот, к примеру, свидетельство одного из его ближайших сотрудников:


    „Он был скуп на похвалу, но внимание его к каждому сотруднику было видно всем. Когда Кирилл Иванович был доволен людьми, результатами их работы, на лице его сияла радость. Неудовольствие, вызванное, как правило, неисполнительностью или нечестностью подчинённых, обычно выражал словами: „Я-то на вас надеялся, а вы меня подвели“. Даже самые чёрствые люди воспринимали такие замечания значительно острее, чем грубый разнос или даже наложенное взыскание“.


    По-иному воспринимали Щёлкина военные на полигоне. Инженер-полковник С.Л. Давыдов вспоминает:


    „Щёлкина я увидел тогда впервые и не знал, что до прихода в КБ он занимался наукой в Институте химической физики. Первое впечатление от встречи было не в его пользу. Высокий, широкоплечий, полный, с громадными кистями рук, с массивной коротко стриженной головой на толстой шее, с крючковатым носом и вызывающе дерзким выражением больших круглых глаз, с походкой вразвалку, в неимоверно свободном пиджаке, в широченных брюках, болтающихся вокруг ног, и в сандалиях, в сдвинутой набок шляпе с загнутыми вниз полями он меньше всего походил на учёного. Да и угловатая манера держаться и разговаривать, бесцеремонность обхождения с людьми вызывали настороженность и отрицательное отношение к нему. Правда, при дальнейшем общении эти его черты отступили на второй план, и я всё больше проникался уважением к Кириллу Ивановичу, но первое впечатление не проходило“.


    Щёлкин не умел заботиться о том, чтобы его „хорошо воспринимали“, и, возможно, пренебрежение к собственному виду и манерам, на что больше всего обращали внимание партийные и государственные чиновники, сказалось на его дальнейшей судьбе. Кирилл Иванович предпочитал идти напролом, если видел, что интересы дела и государства требуют именно этого.


    В середине пятидесятых К.И. Щёлкин выступил инициатором создания второго ядерного оружейного центра на Урале и стал его первым научным руководителем. Почему он настоял на таком решении? Об этом мне рассказал нынешний научный руководитель „Челябинска-70“ академик Е.Н. Аврорин:


    — Раньше не очень было принято задавать вопросы, а когда ситуация изменилась, я поинтересовался у Ю.Б. Харитона: с какой целью организовали второй институт — чтобы сохранить хотя бы один ядерный центр в случае войны или чтобы между ними было соревнование? Харитон сказал, что, по его мнению, с самого начала было понятно, что элемент соревновательности полезен и необходим. По крайней мере, он и Щёлкин это хорошо понимали.


    „Челябинск-70“ стал дублёром „Арзамаса-16“, — продолжил свой рассказ академик Аврорин. — Между двумя ядерными центрами завязалось соревнование, своеобразная конкуренция. Кирилл Иванович Щёлкин стал научным руководителем и главным конструктором „Челябинска-70“ и в течение самых трудных первых пяти лет возглавлял его. Игорь Васильевич Курчатов ему очень доверял. Щёлкин был великолепным физиком. В нашей области его идеи до сих пор развиваются. Занимаясь детонацией, он обнаружил не известные ранее явления, названные впоследствии „детонациями Щёлкина“… Вообще, на руководителей „Челябинску-70“ везло. Среди них не было высокомерных людей, они жили в коллективе, много внимания уделяли образованию и воспитанию сотрудников. Рабочая атмосфера всегда была творческой, интересной“.


    Академик Л.П. Феоктистов, много лет проработавший и в „Арзамасе-16“, и в „Челябинске-70“, тоже интересовался историей „Атомного проекта“. Вот его мнение:


    „О причинах разделения старого „объекта“ и возникновения нового можно только догадываться. Назывались стратегические соображения: два — не один, подальше от западных границ. Но, думается, истинная причина создания второго ядерного центра более прозаична: нужен был конкурент, чтобы „старый кот не дремал“. Собственно говоря, такое было не внове. Во всех сложных производствах стремились исключить монополизм: в авиации, ракетостроении, на морском флоте. В довольно подробных „Воспоминаниях“ А.Д. Сахарова не нашлось места, чтобы оценить творческие достижения нашего института. Он пишет: „Сложные взаимоотношения со вторым „объектом“ во многом определили наш „быт“ в последующие годы… Министерские работники между собой называли второй „объект“ „Египет“, имея в виду, что наш — „Израиль“…“ Что можно сказать по этому поводу? О такой терминологии острословов министерства или кого-то другого я и, думаю, многие мои товарищи впервые узнали из книги А.Д. Сахарова.


    В начале 1960-х годов по совершенно не ясным до настоящего времени причинам репрессии подвергся научный руководитель „Челябинска-70“, очень сильный учёный и организатор Кирилл Иванович Щёлкин… Я не помню, чтобы подобная участь постигла кого-либо из научного руководства КБ–11. И Сахаров (в своё время) и Харитон имели доступ к самым высоким ступенькам власти, тогда как возможности руководителей „Челябинска-70“ всегда были значительно более ограниченными…“



    Пожалуй, сегодня уже можно более или менее точно сказать, что именно позиция К.И. Щёлкина в вопросе о судьбе ядерного оружия сыграла свою роль в освобождении его от работы „по состоянию здоровья“. В то время разработки А.Д. Сахарова положили начало „эре сверхмощных зарядов“. Её кульминацией стало повергшее весь мир в ужас испытание 50-мегатонной бомбы на Новой Земле 30 октября 1961 года. Шла работа и над 100-мегатонным зарядом, по мощности в несколько тысяч раз превосходящим бомбу, сброшенную на Хиросиму. Появление 100-мегатонного заряда поставило планету на грань мировой войны во время Карибского кризиса. „Ядерное безумие“ властвовало над миром. Диссонансом звучал голос одного из создателей советского ядерного оружия Кирилла Ивановича Щёлкина, который утверждал, что необходимо иметь лишь небольшие ядерные заряды: „Разве для такого большого города, как Москва, недостаточно взорвать бомбу мощностью 20 или 50 килотонн, чтобы деморализовать население, подавить связь, управление? Преимущество небольших зарядов огромно. Их при необходимости мы сделаем вместе с ракетой у нас на Урале, в тех же Каслях“.


    Мнение К.И. Щёлкина противоречило доктрине того времени, и от него избавились. Уже не было И.В. Курчатова, который конечно же не допустил бы увольнения Щёлкина, а другие руководители „Атомного проекта“ видели в нём лишь конкурента и „неуживчивого“ человека. Обстановка в мире изменилась лишь в 1963 году, когда был подписан договор между СССР, США и Великобританией о введении моратория на испытания ядерного оружия в трёх средах — в атмосфере, в космосе и под водой. Правда, нельзя сказать, что впоследствии оно неукоснительно соблюдалось обеими сторонами.


    После увольнения Кирилл Иванович Щёлкин жил в Москве, был профессором Московского физико-технического института. Мало кто из студентов знал, что им преподаёт человек, который на заре атомного века во время испытаний последним уходил от атомных и термоядерных „изделий“.


    Однажды, это было в 1968 году, я пригласил Кирилла Ивановича в Дом журналистов на встречу с научными обозревателями центральных газет. Формальным поводом для приглашения послужила его книга „Физика микромира“, которую учёный только что написал. Несколько раз мы пытались завести разговор об атомном оружии, но ни единого слова о нём Кирилл Иванович так и не сказал…


    Я провожал его к машине.


    — Извините, — сказал он, — я не имею права говорить об оружии. Но обещаю, когда это будет возможно, я расскажу всё подробно…


    Пожалуй, это единственное обещание, которое он не смог выполнить. Через несколько дней К.И. Щёлкина не стало.
    Украина наиболее успешна при внешнем управлении ею.
    Академик НАН Украины Юрий Пахомов

  2. #2
    Кот, гуляющий сам по себе Аватар для skroznik
    Регистрация
    14.03.2009
    Адрес
    Российская империя
    Сообщений
    7,681
    Вес репутации
    151

    По умолчанию


    Константин Рязанов

    К 100-летию со дня рождения К.И. Щёлкина




    Написать эти заметки меня сагитировал учитель математики троицкой Гимназии, неоднократный лауреат фонда «Династия» Ю. О. Пукас (недавно Юрий Остапович опубликовал статью [1] о талантливом математике Н. А. Дмитриеве, также ключевом, но малоизвестном участнике Атомного Проекта).

    Сначала я отказывался. Мол, что я скажу нового? Разве что семейную шутку-легенду (абсолютно правдивую), как моя мама, вчерашняя студентка медтехникума, безуспешно рвала Щёлкину больной зуб? Так и то уже описано и напечатано. Или пересказать своими словами то немногочисленное, что опубликовано? Но и это уже не раз сделал известный «атомовед» В. C. Губарев. И нельзя написать лучше, чем написал сын Щёлкина — Феликс Кириллович [2]. Его книга (см. ниже фото обложки) небольшая, но очень интересная — ее прочтут не отрываясь не только физики, но и просто неравнодушные к отечественной науке и истории.

    И тем не менее, я взялся за перо
    ...

    В Советском Атомном Проекте нет другой фигуры, сделавшей столь много, но столь мало известной. Судите сами.

    В самом начале работ по Проекту о них знали только 12 человек. Этот список возглавляли Сталин и Берия, а замыкал 35-летний Щёлкин [2. С. 22]. Уже к 1954 г. после удачных взрывов первых бомб Кирилл Иванович становится трижды Героем Соцтруда в числе пяти «апостолов-атомщиков» (в 1962 г. шестым к ним присоединится Сахаров).

    Четырежды Героем СССР был Жуков, трижды — летчики Кожедуб и Покрышкин (и кавалерист Буденный). Они получали «Золотые Звезды» за войну и фронт. Пять «Звезд» носил Брежнев, но это — экзотика и no comment.

    Всего в истории СССР было 16 трижды Героев Соцтруда. Если убрать председателя колхоза и членов Политбюро и правительства, останутся академики и член-корры: Александров, Духов, Зельдович, Курчатов, Ильюшин, Келдыш, Сахаров, Туполев, Харитон, Щёлкин.

    Думаю, подавляющему большинству читателей ничего не говорят две фамилии: Духов и Щёлкин. Оба в середине прошлого века были заместителями научного руководителя и главного конструктора Арзамаса-16 (КБ-11) Ю.Б. Харитона. Но Щёлкин по ответственности, объему и важности работ был вровень Харитону де-факто, а возглавив позже Челябинск-70, стал и де-юре.

    «...все документы КБ-11, направляемые в СК (Специальный Комитет; создан Сталиным сразу после взрывов в Хиросиме и Нагасаки. — К.Р.), подписаны Харитоном и Щёлкиным, а все постановления и распоряжения СМ (Совета Министров СССР. — К.Р.), представленные на подпись Сталину Спецкомитетом (читай — Берией) никогда не разделяли главного конструктора и его первого заместителя... «Обязать... Харитона, Щёлкина», «принять предложения Харитона, Щёлкина», «поручить Харитону, Щёлкину» и т.п.» [2. С. 63].

    И тем не менее, с торжествами по поводу столетия Харитона (в 2004 г.) недавний юбилей Щёлкина не идет ни в какое сравнение. Можно сказать, что на фоне 90-летия Сахарова россияне «щёлкинский» юбилей даже не заметили. А ведь, по сути, Кирилл Иванович подвергся обструкции, аналогичной «сахаровской», на 10 лет раньше Андрея Дмитриевича... Не говоря уж о некоторых «странностях», которые преследуют его даже после смерти (о чем ниже).

    Вот уж воистину: Щёлкин «самый неизвестный среди самых заслуженных»! И чтобы о нем узнали чуть-чуть больше, я и пишу эти строки.

    Кирилл Иванович Щёлкин

    (17.05.1911 — 08.11.1968) — первый научный руководитель и главный конструктор ядерного центра Челябинск-70 (с 1992 г. РФЯЦ—ВНИИТФ — Российский Федеральный Ядерный Центр-Всероссийский научно-исследовательский институт технической физики).

    Член-корреспондент АН СССР (с 23 октября 1953 г., отделение физико-математических наук). Специалист в области горения и детонации и роли турбулентности в указанных процессах (именно ему принадлежит формулировка теории спиновой детонации [9]), в научной литературе известен термин «зона турбулентного пламени по Щёлкину».

    Именно Щёлкин расписался «в получении» первого советского атомного взрывного устройства РДС-1 из сборочного цеха. Потом над ним подшучивали: а куда ты дел бомбу, за которую расписался? В документах полигона до сих пор значится, что за «изделие» (следует номер и шифр) ответственен К. И. Щёлкин. Именно он 29 августа 1949 г. на Семипалатинском полигоне вложил инициирующий заряд в плутониевую сферу. Именно он вышел последним и опломбировал вход в башню с РДС-1.

    В 1960 г. Щёлкин переехал в Москву, работал зав. кафедрой горения в МФТИ.
    Не буду подробно останавливаться на годах учебы (Щёлкин закончил физико-технический факультет Крымского пединститута — тот же, что и Курчатов; в их судьбах много удивительных совпадений), начале научной работы в Институте химфизики (у Н.Н. Семенова), военных эпизодах (с фронта его вызвали как уже известного специалиста по горению и детонации для решения вопросов надежности работы реактивных двигателей самолетов), приходе в Атомный Проект, напряженнейшей работе «на объекте» в КБ-11 (Саров). Главный итог: при ключевом участии К.И. Щёлкина за 2,5 года была создана первая советская атомная бомба и проведен ее успешный подрыв.

    «После взрыва Берия обратился к Курчатову с предложением дать название заряду. Игорь Васильевич ответил, что название уже есть и крестный отец — Щёлкин: «Россия делает сама». Дело в том, что в документах заряды давно обозначались аббревиатурой «ракетный двигатель» — РДС-1,2 и т. д. Ю.Б. Харитон слышал, что это наименование расшифровывал секретарь Спецкомитета Махнев как «реактивный двигатель Сталина». Очень может быть. Однако очень важно, что, пожалуй, в самый важный день их жизни и Курчатов, и Щёлкин поддержали расшифровку "Россия делает сама». Это очень символично. Оба наверняка знали расшифровку Махнева. И тем не менее, «Россия делает сама». И Берия поддержал. Два из трех самых информированных о роли разведки в Атомном Проекте человека — Берия и Курчатов — согласились со Щёлкиным, одним из двух самых информированных в стране людей, о том, как делали нашу первую атомную! Это принципиальнейший факт для истории Российской науки! Официальный отчет об испытании, адресованный Берии и написанный по поручению Спецкомитета от КБ-11, подписал один Щёлкин» [2. С. 70].



    Открытие бюста К.И. Щёлкину на родине, в Тбилиси, 1982 г. Второй слева — Л.П. Феоктистов (академик, работал в Сарове, Снежинске, Троицке, Москве), третий слева — Е.Н. Аврорин (академик, научный руководитель центра в Снежинске с 1985 г.) пятая слева — Кира Фомина (внучка К.И. Щёлкина), десятый слева — Г.П. Ломинский (директор центра в Снежинске в 1964–1988 гг.), шестой справа — Ф.К. Щёлкин. Фото из книги «Апостолы атомного века. Воспоминания, размышления» (2)



    Бюст Щелкину в Тбилиси.

    Еще цитата (о взрыве РДС-2 24 сентября 1951 г.): «После успешного взрыва Курчатов, передав всем поздравления Сталина, пригласил руководство вылететь в Семипалатинск самолетом. Как потом выяснилось — на банкет. Отец пригласил с собой в самолет рядовых бойцов из «окопа на башне» — Ломинского (впоследствии руководителя Челябинска-70 в 1964-88 гг. — К.Р.), Жучихина и Буянова. Эти трое были единственными не начальниками, участвовавшими в историческом банкете. Этот простой и естественный для нормального человека жест — делить с людьми не только трудности, но и радости — многое может сказать о человеке: здесь и уважение к товарищам по труду, и доброжелательность, и порядочность, и справедливость, и благодарность за труд подчиненных. Второй раз отец, видимо, не смог «по-тихому» отколоться от начальства и праздновать новую победу «с народом», как это было 29 августа 1949 года». [2. С. 83]

    18 октября 1951 г. взорвали РДС-3 «бомбометанием по цели» с самолета, как и РДС-4 23 августа 1953 г. В 1954 г. было принято правительственное решение создать второй ядерный центр. Об этом в Арзамасе-16 объявил И.В. Курчатов и предложил назначить научным руководителем и главным конструктором нового центра Щёлкина, так как «Харитону и Щёлкину на одном объекте стало тесно» [2. С. 96]. Но самостоятельная работа началась с конфликта и продолжалась всего 5 лет.

    24 мая в Центре научно-делового сотрудничества ВНИИТФ состоялось совместное заседание научно-технических советов РФЯЦ — ВНИИТФ (г. Снежинск) и РФЯЦ — ВНИИЭФ (г. Саров), приуроченное к 100-летию со дня рождения К.И. Щелкина.

    В ходе заседания НТС состоялось знаменательное для отечественной филателии событие — памятное гашение марок, выпущенных к юбилею ФГУП Издатцентром «Марка». Специально для этой церемонии Издатцентр изготовил сувенирный штемпель, на котором расположена надпись «К 100-летию со дня рождения К.И. Щёлкина», его портрет и дата гашения. В торжественной церемонии памятного гашения приняли участие дети великого ученого: Феликс Кириллович и Анна Кирилловна.

    Помощник директора ВНИИТФ Н.П. Волошин отметил, что 17 мая в Москве состоялось официальное гашение юбилейных марок. Тираж выпуска — 500 тыс. экземпляров.

    По материалам сайта ВНИИТФ
    Хрущев в целях экономии хотел разместить объект внутри областного Челябинска. Создавать ядерный центр в городе с полумиллионным населением было безумием, и Щёлкин попросил освободить его от участия в такой авантюре. Разгневанный Хрущев пошел на попятную. Челябинск-70 (Снежинск) стали строить в уральской тайге, туда съезжались специалисты, велись успешные исследования и испытания, «уральские» ядерные заряды не уступали «арзамасским», а даже превосходили их, но в 1960 г. Щёлкин вынужден был уйти на пенсию (в 49 лет). Официальная причина — по состоянию здоровья. Но вот как было на самом деле.

    У Щёлкина не сложились отношения со Славским — замминистра среднего машиностроения (сегодня это Росатом, хотя нынешняя корпорация Кириенко уже далеко не та «империя Средмаша»). В Челябинске-70, несмотря на запрет Славского, методом «народной стройки» мгновенно (чтобы не успели остановить и разобрать) воздвигли зимний бассейн (я посещал его в 1966 г. первоклассником и сейчас вижу в окно родительской квартиры, когда приезжаю на Урал). Чиновник был в бешенстве, но изменить ничего уже не мог. А еще Щёлкин лишил его Ленинской премии за 1957 г. Снова цитирую сына ученого:

    «Он случайно увидел в Министерстве этот список, подготовленный к отправке в Комитет по Ленинским премиям. В нем отсутствовал один из его «ребят», которого он представлял к награде, а вместо него оказался включен в список награжденных первый заместитель министра Е.П. Славский. Отец взял список, достал авторучку, чтобы вычеркнуть Славского, сотрудники Министерства буквально повисли у него на руках, доказывая, что замминистра прекрасно знает этот вопрос и много им занимался. Отец в ответ на это сказал, что это входит в его служебные обязанности, а Ленинскую премию присуждают за творческий вклад в работу, а не за знание вопроса. Славский Ленинскую премию не получил. Через несколько месяцев он на 30 лет стал министром, и отец получил врага не только на всю жизнь, но и после смерти. Противостояние с Берией, Хрущевым — и вот теперь беспрецедентный случай — лишение Ленинской премии всемогущего Славского — говорит о том, что отец глубоко уважал дело, которому служил, любил и опекал «ребят», которые творчески и беззаветно трудились рядом с ним. Его никогда не волновало, нравится ли он начальству. Главное, чтобы не страдало дело, которое ему поручено. Про таких говорят: их злейшими врагами были они сами» [2. С. 101].

    Основная же причина ухода Щёлкина — расхождение с властью во взглядах на развитие атомной науки и перспективы ядерного оружия. Как Курчатов (и позже Сахаров), Щёлкин был убежден, что время наращивания ядерного потенциала прошло, паритет достигнут, необходимо во имя и блага человечества сокращать военную часть Проекта и развивать научную (в том числе создавать управляемый «термояд»). Но Хрущев уже не слушал не только Щёлкина, но и Курчатова, а Славский сворачивал финансирование «не оборонных» программ. Это убедительно показывает Ф. К. Щёлкин в своей книге об отце [2. C. 112-115].

    В 1960 г. Кирилл Иванович в знак протеста ложится в больницу, чтобы оформить инвалидность. Там он и узнает о смерти своего соратника и друга Игоря Васильевича. Так закончилась идея Курчатова-Щёлкина создать Уральский научный центр. Кстати, в Троицке работали и работают многие из того «щёлкинского» набора, вынужденного разъехаться, чтобы заниматься наукой в других местах: В. Розанов, О. Матвеенко, Ю. Гендель, Ю. Медведев, Н. Ахмеров, В. Нестеренко, В. Дербилов, А. и Э. Зотовы, В. и Т. Борзенко, О. Крохин, А.Федотов...

    * * *


    После смерти Кирилла Ивановича семье пришлось вернуть стране все его награды. Сказали: «Так положено!». В. Губарев пишет: «Одним можно, а другим нельзя? Странно, не правда ли?» [3].

    Его юбилеи не объявлялись и не отмечались (вплоть до 90-летия). Как будто и не было такого физика-атомщика, трижды Героя Соцтруда...

    Лишь в 1982 г. в Тбилиси, где Щёлкин родился, был открыт его памятник (хотя по советским законам бюсты дважды Героям разрешалось ставить при жизни). Видимо, помогло то, что одновременно в Гори воздвигли бюст другому дважды Герою — Сталину. Оба памятника шли одним постановлением Верховного Совета СССР.

    Теперь первый директор Снежинска (Д. Е. Васильев) и первый научный руководитель (К. И. Щёлкин) снова вместе, как 55 лет назад. Фото Н. П. Рязановой

    Но судьба не щадит Щёлкина и после смерти. Осенью 2009 г. памятник исчез. Из ответа грузинских властей нашему МИДу (апрель с.г.): «Бюст украден, ведется расследование, а если удастся его найти, то бюст будет установлен на прежнем месте». Но «формально не отказывая, грузинские власти дали понять, что положительного решения по этому вопросу не будет». Похоже, что расследованием безобразия активно занимается лишь «Российская газета»; собирались подключиться академии наук РФ, Украины и Грузии, но результата пока нет [4].

    Так что недавно (к столетию) открытый в Снежинске бюст — сегодня единственный. Там же есть проспект Щёлкина. Еще есть город Щёлкино в Крыму, основанный в октябре 1978 г. как поселок строителей Крымской АЭС. Здесь месяц назад была открыта мемориальная доска. Городок больше известен местом рок-тусовки «Казантип» — на развалинах здания реактора. К слову, здесь имел квартиру и часто бывал на отдыхе редактор «Троицкого варианта», к.ф-м.н. Юрий Поль.

    * * *


    Есть еще одна «странная и загадочная» история «по теме».

    Со Щёлкиным работал Дмитрий Евлампиевич Стельмахович, который трагически погиб (вынужденно застрелился) в Арзамасе-16 в 1947 г. Сведения о нем скупы и противоречивы (ср. [5, 6, 7 и 8]). Мне хочется разобраться, восстановить справедливость и истину. Прошу откликнуться тех, кто в курсе, кто что-нибудь знает о нем или его родственниках. В том числе — о его племяннике Эдуарде Лабби из Таллинна (в возрасте 9-10 лет Эдуард жил со Стельмаховичем и его женой в Арзамасе-16).



    Надгробие на Новодевичьем кладбище, к которому в день 100-летия никто кроме родственников так и не пришел...

    1. «Потенциал», №11, 2010; http://potential.org.ru/Home/ArtDt201011191402PH5C1J11
    2. Щёлкин Ф.К. «Апостолы атомного века. Воспоминания, размышления». М.: ДеЛи принт, 2004; http://scilib.narod.ru/Nukes/Schelkin/index.html
    3. Владимир Губарев. «Три звезды Кирилла Щёлкина» // «РФ сегодня», №12, 2007.
    4. Александр Емельяненков. «Родился в Тифлисе? Вон из Тбилиси!» // «Российская газета»— Столичный выпуск №5478 (102), 16.05.2011.
    5. Жучихин В.И. «Первая атомная». М.: ИздАТ, 1993. С. 35-36; news.trtk.ru/nauka/sarov/
    6. Альтшулер Л.В. «Рядом с Сахаровым» в кн. «Он между нами жил... Воспоминания о Сахарове». М.: Практика, ОТФ ФИАН, 1996; http://scilib.narod.ru/Nukes/CAXAPOB...tshuler_lv.htm
    7. Грабовский М.П. «Плутониевая зона» — М.: «Научная Книга», 2002; http://scilib.narod.ru/Nukes/Plutonium_zone/index.html
    8. Швилкин Б.Н. «Детские годы в Арзамасе-16» в кн. «История советского атомного проекта. Документы, воспоминания, исследования». Вып. 1. // Институт истории естествознания и техники им. С. И. Вавилова РАН. М.: «Янус-К», 1998.
    9. Асташенков П.Т. «Пламя и взрыв». М.: Политиздат, 1978. С. 28-38.


    Украина наиболее успешна при внешнем управлении ею.
    Академик НАН Украины Юрий Пахомов

  3. #3
    Кот, гуляющий сам по себе Аватар для skroznik
    Регистрация
    14.03.2009
    Адрес
    Российская империя
    Сообщений
    7,681
    Вес репутации
    151

    По умолчанию

    Рассекречено


    Секретарю ЦК КПСС Н.Г. Игнатову

    "Об Уральском научно-исследовательском центре по атомному и водородному оружию"

    13 января 1958 г.


    ...В последние годы из МСМ (Министерства среднего машиностроения. - Ред.) и вообще с работ, связанных с атомным и водородным оружием, ушло подавляющее большинство известных крупнейших ученых, например акад. И.Е.Тамм, Н.Н. Боголюбов, М.А.Лаврентьев, Л.Д.Ландау, чл.-корр. АН СССР Г.Н.Флеров, Е.К.Завойский, А.А.Ильюшин, И.М.Франк, В.Л.Гинзбург, проф. Д.А.Франк-Каменецкий, Халатников и многие способные молодые ученые.

    Отлив из МСМ крупнейших ученых я считаю явлением закономерным... После создания атомной и водородной бомб, когда это направление отошло на второй план, ученые ушли...

    Однако, если есть некоторые основания для демобилизации ряда крупных ученых, то, по моему убеждению, нет никаких оснований для полной научной демобилизации в этой области. К сожалению, такая демобилизация идет...

    Я сейчас говорю не только о НИИ-1011. Я знаю, что в КБ-11 существует аналогичное положение. Вообще из МСМ улетучилась научная атмосфера, без которой невозможна никакая творческая работа... Небольшое число крупных специалистов, оставшихся в МСМ, заняты залатыванием прорех, образующихся то здесь, то там. Их начинает захлестывать текущая работа по созданию зарядов для возросшего числа носителей...

    Мне представляется, что если не принять срочные меры, то институты МСМ - НИИ-1011 и КБ-11 - постепенно превратятся в заштатные КБ, захламленные неспособными, слабыми работниками, постепенно выдвигаемыми на высокие посты вследствие недостатка людей необходимой квалификации. Мне кажется, что только ЦК КПСС может исправить положение. По моему мнению, МСМ не в силах провести сколько-нибудь существенную мобилизацию научных сил...

    Прошу Вас принять меня для беседы по затронутым мною вопросам.

    Член КПСС с 1940 года,
    научный руководитель и главный конструктор НИИ-1011 МСМ
    К.Щелкин.


    Копию этого письма с сопроводительной запиской Кирилп Щелкин направил заместителю министра среднего машиностроения П.М.Зернову с просьбой "передать ее для сведения Е.П.Славскому". Почему не послал напрямую министру, а сделал это через его зама, можно лишь догадываться. "Я вовсе не хочу преувеличивать значение научных работников в коллективах НИИ-1011 и вообще в МСМ, поставить их в какие-то привилегированные условия, - поясняет Щелкин. - Я хочу только одного: чтобы высоко квалифицированные ученые охотно шли работать к нам и не уходили от нас на любые другие работы, как до сих пор уходили из КБ-11 и, есть угроза, будут уходить от нас. Прошу не рассматривать это письмо как жалобу на МСМ. Министерство здесь действительно ничего сделать на может. Мне, больше испытавшему неприятности от недостатка кадров, удобнее всего доложить об этом ЦК КПСС. К.Щелкин".

    Что стояло за этим и другими обращениями и как подобная активность аукнулась Щелкину, только через сорок лет, когда не было в живых основных фигурантов, смог рассказать академик Борис Литвинов, долгие годы работавший главным конструктором в Челябинске-70. "Написать и послать в ЦК такое письмо в то время было чрезвычайно смелым шагом, - утверждает он. - Но партийные чиновники не забили тревогу. Невольно возникал вопрос: кто он, в конце концов, - человек, сознательно участвующий в создании ядерного оружия, или слуга очередного партийного вождя? В 1959 году у Кирилла Ивановича участились сердечные приступы. Я видел заключение врачей 1960 года о его болезни, оно не выглядело таким, что ему необходимо было уйти, оставить эту работу. Но он сам попросил отпустить - понял, что работать по-прежнему не удастся. К этому добавилась 7 февраля 1960 года смерть Игоря Васильевича Курчатова, с которым Щелкин был давно дружен и которого он очень уважал. Это только усилило чувство одиночества и бессмысленности работать научным руководителем и главным конструктором ядерного оружия в складывающихся условиях. Даже разговор Славского, специально приехавшего для беседы к Щелкину, не дал результата...".

    В апреле 1960 года он сменил место работы. Но в Институте химической физики, куда вернулся Щелкин, был уже не тот масштаб задач, который всегда держал ученого в тонусе. 8 ноября 1968 года Кирилл Иванович умер. Так же неожиданно, как и Курчатов.
    Украина наиболее успешна при внешнем управлении ею.
    Академик НАН Украины Юрий Пахомов

  4. #4
    Кот, гуляющий сам по себе Аватар для skroznik
    Регистрация
    14.03.2009
    Адрес
    Российская империя
    Сообщений
    7,681
    Вес репутации
    151

    По умолчанию

    О скромности и дружеских подначках

    Во времена Курчатова и Щелкина умели не только самозабвенно работать, но и с юмором дружить. Тем самым, возможно, боролись со стрессами и особым образом поддерживали друг друга. Вот одна из таких невыдуманных историй (рассказывает сын).

    "Отец надел три звезды Героя, медаль лауреата Ленинской премии и три медали лауреата Государственной премии... один раз в жизни (все награды он не надевал ни разу). И надел не по своему желанию, а в результате блестяще удавшегося розыгрыша друзей. Научный руководитель и главный конструктор Челябинска-70 Щелкин был делегатом съезда КПСС от Челябинской области. В первый день съезда Ванников (сталинский нарком, а в ту пору - первый заместитель министра среднего машиностроения СССР. - Ред.) и Курчатов надели звезды Геров и знаки лауреатов, а отец как всегда пришел без наград. В перерыве Ванников и Курчатов стали строго ему выговаривать: тебя наградили, выбрали для такого торжественного события, как съезд, а ты пришел без наград, всеми пренебрег, мы этого от тебя не ожидали. Отец принял эти упреки за чистую монету, на следующий день пришел с наградами, а Ванников и Курчатов, договорившись, награды сняли. Увидев отца, оба стали его отчитывать: тебя на съезд выбрали работать, чего ты хвастаешься звездами, не ожидали, что ты такой нескромный. Этот момент и запечатлен на снимке..."

    Украина наиболее успешна при внешнем управлении ею.
    Академик НАН Украины Юрий Пахомов

Ваши права

  • Вы не можете создавать новые темы
  • Вы не можете отвечать в темах
  • Вы не можете прикреплять вложения
  • Вы не можете редактировать свои сообщения
  •