Для меня, как и для каждого физтеховца, одного из первых выпускников, имя Петра Леонидовича Капицы свято и глубоко чтимо. Мы - студенты физико-технического факультета Московского университета 1947 года приема - считали за счастье учиться на факультете, созданном по замыслу академика Капицы. Он был очень популярен среди тех, кто подрастал в военные или непосредственно в предвоенные годы, кто регулярно читал журналы "Техника - молодежи" и "Знание - сила". Нам в общих чертах была известна история его жизни и постройки Института физических проблем, мы представляли, какие задачи в нем решались. Многого, конечно, мы в те годы не знали. Не знали, как он уехал из Советской России с помощью академика Иоффе, как вернулся на родину, но мы знали, что он работал у Резерфорда в Кембридже, где получил мировую известность. Мы ничего не слышали ни о его взаимоотношениях с руководством страны - Сталиным, Молотовым, Берией, Маленковым, ни о его взглядах на атомную проблему. Мы знали, что основы преподавания в Физтехе (как бы мы сейчас сказали, его парадигма) были разработаны Петром Леонидовичем. И надо отдать должное государственным деятелям той поры: они, хотя и не сразу, но поняли необходимость создания нового института. В общем, для нас Капица был легендой.
Идеология физтеховского образования в ясной форме изложена Петром Леонидовичем в письмах к Сталину, Маленкову, в последующих государственных решениях. Она сводится к трем основным положениям.
Во-первых, необходим отбор одаренной, талантливой молодежи - формирование абитуриентского корпуса на сложном, многоступенчатом экзаменационном пути. При этом внимание следовало уделять не только определению уровня формальных знаний абитуриента, но и оценке его творческой направленности и самобытности.
Во-вторых, в обучении студентов должны участвовать как штатные преподаватели, так и преподаватели-совместители, активно занимающиеся научными исследованиями.
В-третьих, образование должно быть тесно связано с исследовательской работой. С одной стороны, студент получает фундаментальное образование в области математики и естественных наук, прежде всего физики, а с другой - возможно раньше приобщается к творческому процессу: работе в лаборатории или в составе теоретической группы. На временной шкале эта схема обучения выглядит примерно так. На трех первых курсах студент проходит фундаментальную подготовку по математике, физике, химии, английскому языку, основам инженерного дела. На последующих трех курсах он работает в составе исследовательской группы, где развивает вкус к производству научных результатов. После окончания вуза (а может быть и раньше) он сразу становится активным работником в избранной области науки. Привлечение студентов малыми группами, а то и поодиночке в научные коллективы, развитие у них того, что теперь называется "духом команды", планировалось Петром Леонидовичем и осуществлялось по его начертаниям.
И еще одна особенность физтеховского образования, также заложенная Капицей. Это - высокая ликвидность или высокая способность перетечке. Студент свободен в выборе научной лаборатории, но, как правило, если его отношения с руководством нормальные, студент хорошо фиксируется.
Таким образом, идеология физтеховского образования, разработанная Капицей, покоится на трех краеугольных камнях: абитуриентском корпусе, профессорско-преподавательском составе и фундаментальном образовании, сочетающемся с исследовательской работой. Эта идеология сохранилась до наших дней. Мы к ней добавили только одно, следуя велению времени, - серьезную гуманитарную подготовку студентов. Мы считаем, что технократически ориентированный ум опасен социально, если он совершенствуется только в узкопрофессиональной области.
В физтеховском сленге существует еще одно понятие, впервые появившееся в письме Капицы к Сталину: "базовый институт". Сейчас оно теряет свою конструктивную значимость, поскольку система базовых институтов - академических и отраслевых - находится в коллапсе.
Долгопрудный как месторасположение будущего Московского физико-технического института выбран самим Капицей. Он мечтал о кампусе, удаленном от городской суеты, где можно легко концентрироваться на научных занятиях. И вместе с академиком Христиановичем нашел для Физтеха разрушенное в то время здание Московского авиационно-технологического института. Этому выбору способствовали также режимные соображения, поскольку предполагалось ориентировать часть выпускников на решение оборонных задач. Капица сформулировал и основную задачу Физтеха - ликвидировать разрыв между фундаментальным уровнем подготовки в ведущих университетах страны и узкой, но глубокой профессиональной направленностью технических вузов. Мост над этой пропастью, по его мнению, предстояло возвести именно Физтеху.
Нелишне, кстати, вспомнить о том, что Капица обосновывал необходимость полного государственного обеспечения студентов Физтеха. При этом планировалось на каждый курс принимать около сотни студентов. Петр Леонидович мечтал создать аналог Царскосельского лицея, в котором и бедняк Кюхельбекер, и середняк Пушкин, и богач Пущин жили в одинаковых условиях на казенном коште. Примерно это и имел в виду Капица.
Общую физику нам преподавали в основном сотрудники Института физических проблем, а также Физического института им. П.Н. Лебедева. Первые занятия и семинары проходили в Институте физических проблем, так как здание в Долгопрудном еще ремонтировалось. В то время этот институт находился на окраине Москвы. Здесь троллейбус № 4 делал круг. Ближайшее большое здание принадлежало ВЦСПС, а дальше расстилалось голое поле. Напротив института строился большой купол ускорителя Института химической физики.
На нашем курсе был проведен интересный эксперимент: общую физику нам читали одновременно Ландау и Капица, причем оба, естественно, начали с механики. Первой была лекция Ландау. Я не теоретик, мне не свойствен абстрактный характер мышления, а потому мне трудно восходить в своих мыслимых построениях от общего к частному. Человек, как правило, познает мир не индуктивно, а дедуктивно. Но не таким был Ландау. Он начал курс механики с принципа наименьшего действия. После его первой лекции я решил, что не смогу здесь учиться. Однако на следующий день или через день я попал на лекцию Капицы, после которой я все понял (или мне так показалось). И с каждой новой лекцией приходило все более глубокое понимание сути физических явлений. На меня и многих моих друзей-сокурсников произвели огромное впечатление лекции Петра Леонидовича с их ярким физическим смыслом, доступной наглядностью, удивительно остроумным изложением. Он показывал, как делались открытия, рассказывал об истории развития человеческой мысли, очень поучительной.
Лекции Капицы и Ландау записывались. Лекции Ландау были изданы. Я взял этот том, когда готовился к вступительным экзаменам в аспирантуру. И только тогда понял, как прекрасен этот курс. В нем приведены в систему физические знания, увязано одно явление с другим, показана их общность, будь то в электростатике, гравитации или механике. Очень нужный и полезный курс, но не для всякого ума сразу. Люди ведь созревают по-разному... Лекции Капицы, к сожалению, не были изданы. Они хранятся в музее Физтеха. Одна из моих задач - их издание.
Большое значение придавал Капица физическому практикуму. Он был организован по его замыслу в основном нами, первыми студентами Физтеха. Преподаватели очень хорошо использовали наши возможности. Они быстро разобрались, кто из нас радиолюбитель, кто умеет паять или легко "читает" электрические схемы, кто лучше разбирается в механике.
В сущности, по рекомендации Петра Леонидовича в Московском физтехе была создана в 50-х годах кафедра физической электроники. Капица считал, что студенты должны уметь паять стекло, вваривать в него электроды, откачивать вакуум, делать электронные лампы. В то время у него уже был интерес к мощным генераторам СВЧ-колеба-ний, которые он предлагал использовать для плазменного разогрева.
Капица положил начало интересной физтеховской традиции. В завершающий курс физики экзамен (нынешние студенты называют его государственным) он ввел помимо письменного экзамена, на котором проверялось, как студент решает задачи, так называемый вопрос по выбору. В сущности, это была маленькая диссертация. Студент мог рассказать, предварительно проконсультировавшись с руководителем группы или физического практикума, а возможно, и с научным руководителем его базовой лаборатории, о каком-нибудь исследовании - теоретическом или экспериментальном, мог притащить на экзамен экспериментальный макет и продемонстрировать его в действии, мог сделать реферат интересной классической работы. Этот экзамен мы сдавали лично Петру Леонидовичу в актовом зале нашего факультета (теперь института). Капица сидел в углу сцены, отгородившись от зала столом, и мы поочередно подходили к нему и излагали тему, используя плакаты или давая пояснения на доске. Его дополнительные вопросы были ясны, точны, обладали потрясающей воспитующей силой.
Выбранной мной темой были опыты по световому давлению Петра Николаевича Лебедева. Я изучил все его работы конца прошлого - начала нынешнего века и все, что было опубликовано по этой проблеме в русской и немецкой литературе, после чего посчитал то, что можно было посчитать. Мне казалось, что я понял все, но не тут-то было! Своими вопросами Капица "вытащил" из меня все паразитные эффекты, связанные со световым давлением, А ведь это было задолго до открытия лазеров - в конце 49-го или в начале 50-го года. Я получил у Петра Леонидовича четверку, а не пятерку, столь для меня желанную. Но этой четверкой я горжусь, пожалуй, не меньше, чем всеми остальными своими достижениями.
Мой товарищ, ныне профессор Веселаго, сдавал экзамен непосредственно передо мной. Он вполне заслуженно получил у Капицы пятерку и пошел со сцены гордый и радостный. Вдруг из угла раздался несколько скрипучий голос Петра Леонидовича: "Товарищ Веселаго, вернитесь, пожалуйста". Мой друг осел, развернулся и пошел к нему, совершенно потерявшись. И тут Петр Леонидович его спрашивает: "Скажите, пожалуйста, а в 1912 году никто из ваших родственников не служил в Кронштадте?" Тот ответил: "Да, служил мой двоюродный дед". Петр Леонидович пожал ему руку, и он наконец спустился со сцены. Напомню, что Веселаго - известная морская семья. Адмирал Феодосий Федорович Веселаго был историографом российского флота. У Новикова-Прибоя в "Цусиме" есть герой - "беспутный" мичман Веселаго. И вот этот мичман служил в начале века в Кронштадте, где, как известно, вырос Петр Леонидович.
Экзамен, введенный Капицей, положил начало милой, несколько буршевской традиции в Московском физтехе. После государственного экзамена студенты вывешивают на заборе, окружающем институт, нарисованные ими плакаты и схемы. Потрясающая симфония (или какофония?) цветных линий и схем производит удивительное впечатление на непосвященного человека. В прошлые времена государственные и партийные руководители возмущались, требовали убрать плакаты, ссылаясь на возможность разглашения государственной тайны. Но студенты делали это в прошлом, делают сейчас и, надеюсь, будут делать в будущем.
Через 20 лет после запомнившегося мне экзамена Капицы я вместе с Виктором Георгиевичем Веселаго был в США в Кембридже, в Массачусетсском технологическом институте. Здесь мы увидели объявление о том, что процессор Капица будет читать лекцию о своих плазменных исследованиях. Естественно, мы пошли на лекцию, хотя плазменная тематика не представляла для нас особого интереса. Зал был полон. Капица, как всегда, очень хорошо рассказывал. Вот тут-то я впервые услышал его английскую речь. Говорил он абсолютно свободно, но с чрезвычайно плохим произношением. Правда, все его понимали. После лекции мы к нему подошли, он узнал нас, и мы немного поговорили о теме лекции. Почтительная публика образовала на некотором расстоянии от нас полукруговой вакуум: демократизм демократизмом, но научные ранги в США чтут. Публика наблюдала, как мэтр беседует с нами, тогда далеко не юношами - нам уже исполнилось по сорок лет, - но выглядели мы несерьезно.
Вскоре я снова встретился с Петром Леонидовичем, когда он в извечном своем стремлении к новому открывал факультет проблем физики и энергетики в Московском физико-техническом институте. Новый факультет разместился рядом с Институтом космических исследований, в "стекляшке", переданной Физтеху академиком Сагдеевым. Мой "предместник" на посту ректора Физтеха академик Белоцерковский пригласил Капицу открыть этот факультет. Петр Леонидович перерезал ленточку и произнес соответствующую случаю речь.
Не привязываясь теперь к конкретным событиям, хочу отметить прагматическую мудрость Капицы. У него была ясно выраженная система взглядов и целей, реализацию которых он осуществлял не донкихотскими способами. Он всегда находился в реалистических взаимоотношениях с окружающим миром. Старался избегать ненужных конфронтаций, находил нетривиальные пути для решения нетривиальных задач, а к тривиальным целям шел более простым путем. Эту мудрую множественность подходов Капица использовал при реализации идеи Физтеха, в акциях по спасению Фока и Ландау. Когда же дело касалось принципиальных вопросов, он был столь же непреклонен, как Мартин Лютер, - "На том стою и не могу иначе". И конечно, Капица был настоящим российским патриотом.
Для нашей интеллигенции характерна конфронтация с властью. Ее представители зачастую не видят того, что декларация, пусть даже правильных принципов, может оказаться пагубной для дела. Они не понимают, как важно добиваться высоких целей в тех конкретных условиях, в которых мы живем. Умение добиваться высоких целей, не поступаясь при этом убеждениями, было свойственно Петру Леонидовичу Капице.
---------- Добавлено в 20:49 ---------- Предыдущее было в 20:48 ----------
С моей точки зрения, наиболее замечательная особенность Капицы как человека - это абсолютная внутренняя независимость и сильно развитое чувство собственного достоинства.
Мое знакомство с ним состоялось еще до войны. В то время круг московских физиков был очень узок, так что все друг друга знали. Приведу один пример. В 1937 г., если не ошибаюсь, Нильс Бор остановился на несколько дней в Москве, и Капица устроил у себя в институте специальное заседание (регулярных семинаров у него тогда еще не было), на котором Бор рассказал о результатах своей последней работы. Так вот, на это заседание пригласили всех московских физиков (занимавшихся ядерной физикой и теоретической, как-то связанной с проблемами ядерной физики и физики элементарных частиц) - от аспирантов до академиков. И все это собрание не заполнило и четверти конференц-зала Института физических проблем.
Я не был, что называется, близок с Капицей. Посещал его семинары, входил в состав редколлегии "Журнала экспериментальной и теоретической физики" в то время, когда Петр Леонидович был его главным редактором, и, принимая участие в работе редколлегии, неизбежно с ним встречался.
Мне трудно давать оценку разнообразным научным работам Капицы, хотя бы потому, что тем, чем он занимался, я сам не занимался никогда. И все же, думаю, не ошибусь, если скажу: самое замечательное, что он сделал, - это исследование свойств вещества при сверхнизких температурах, разработка методов достижения этих температур и прежде всего открытие сверхтекучести гелия. Эта работа столь же этапна для развития физики, как, например, открытие сверхпроводимости. В силу сказанного на мою научную работу Капица не оказал никакого непосредственного влияния. Но его гражданская позиция, которая до эпохи гласности мне, как и многим, была известна лишь частично, очень привлекала и служила примером мужественного поведения.
Напомню, что, после того как Петру Леонидовичу было запрещено возвратиться в Англию, он в знак протеста сначала вообще хотел уйти из физики и стать ассистентом академика Павлова по вопросам физиологии. Однако вскоре смягчился. Ему создали прекрасные условия для работы, построили институт, и он вернулся к своим физическим занятиям. Надо помнить, что в то время Капица, как и многие наши ученые, считал условия, созданные советской властью для развития естественных наук, исключительно благоприятными. В зарубежной печати было опубликовано письмо Капицы Резерфорду, в котором он говорил о том, как много делает советская власть для науки и ученых. Кстати, такого же мнения придерживался и Ландау, называвший себя "красным". И действительно, естественные науки у нас развивались тогда исключительно быстро.
Между тем и Капица и Ландау, и другие интеллигенты видели, что происходит вокруг, знали об арестах, о погибших в узилищах коллегах, испытывали отвращение к идеологическому давлению, которое на них оказывалось. Тем не менее представление о том, что социализм - это желаемый идеал, к которому страна идет (и придет, несмотря ни на что), было широко распространено. Многие считали, что в принципе советская система имеет преимущества перед капиталистической, в особенности когда дело касается науки.
Тем более поразительное впечатление произвели на меня сравнительно недавно опубликованные Павлом Евгеньевичем Рубининым письма Капицы к Сталину, Молотову, Берии и другим "вождям", например, к Межлауку, теперь менее известному, но тогда занимавшему высокое положение. Эти письма, в том числе и к Сталину, написаны необычайно свободно. Не думаю, что он считал для себя лестным быть равным Сталину, уж очень различным был уровень их культуры. Они написаны человеком, обладающим огромным чувством собственного достоинства, уверенным, что он имеет право говорить все, что думает. И эти письма пронизывает требование к власти проявлять глубокое уважение к науке вообще и научному работнику в частности.
Первое письмо к Сталину датировано 1 декабря 1935 г. В нем Капица рассказывает, в какое тяжелое положение попал, когда его "неожиданно задержали и резко прервали в очень интересном месте" его научную работу. По словам Капицы, его заподозрили в чем-то нехорошем и отношение к нему было самое недоброжелательное и недоверчивое, так что даже некоторые коллеги относились к нему с опаской и сторонились его. И в этом письме он высказывается настолько свободно, что осмеливается таписать всемогущему диктатору: "...отношение, которое было проявлено ко мне, очень скверно (просто свинство)".
Как известно, до реформ Александра II в российской судебной практике наряду с вердиктами "признать виновным" и "признать невиновным", применялась и такая формула - "признать невиновным но оставить в подозрении". Капица, даже признанный невиновным, всегда оставался под подозрением. Капица пишет Сталину о недопустимости подобного обращения не лично с ним, а с любым ученым, не говоря уже о тех, кто к тому же руководит научным учреждением. И это требование уважения к науке и к ученым звучит открыто (или чувствуется) едва ли не во всех его письмах.
Следующее письмо к Сталину от 12 февраля 1937 г. начинается так: "Вчера в Ленинграде я узнал об аресте профессора В.А. Фока". И далее он приводит различные аргументы относительно недопустимости подобной акции. В разгар страшного террора он совершенно естественно говорит, что "такое обращение с Фоком вызывает как у наших, так и у западных ученых внутреннюю реакцию, подобную, например (реакции) на изгнание Эйнштейна из Германии". Написав такие слова, Капица фактически сравнил сталинский режим с гитлеровским. И после этого необычайно смелого письма Фок был сразу же освобожден.
Если современный читатель спросит, почему же Фок был арестован, то нужно напомнить, что в те времена такой вопрос считался просто неприличным. Тогда арестовывали без всякого повода.
Пользуясь случаем, замечу, что неправильно говорить о "репрессиях" 30-х годов. Репрессия - это наказание или преследование в ответ на что-то совершенное. В те же годы арестовывали и уничтожали людей просто для наведения ужаса. Осуществлялся террор, а не репрессии.
28 апреля 1938 г. Капица вновь пишет Сталину: "Сегодня утром арестовали научного сотрудника института Л.Д. Ландау". Далее он сообщает, что у Ландау прескверный характер, что он не стесняется в выражениях по поводу коллег, занимавшихся, с его точки зрения, псевдонаукой. По словам Капицы, и ему нелегко с Ландау, но он прощает "его выходки ввиду его исключительной даровитости".
Теперь, когда открылись архивы КГБ, мы узнали из дела Ландау, которое изучил и прокомментировал Геннадий Ефимович Горелик, что случай с ним был редчайшим исключением, ибо Ландау как раз совершил нечто небывалое: участвовал в составлении листовки, которую предполагалось распространить во время первомайской демонстрации. В ней прямо говорилось, что Сталин предал идеалы Октябрьской революции и его режим - это тот же режим Гитлера. Под текстом стояла подпись: "Антифашистский комитет".
Год ждал ответа на свое письмо Капица и, не дождавшись, обратился к Молотову, затем к Берии, которого просил освободить Ландау под свое личное поручительство. Наконец, его пригласили на Лубянку, где перед ним разложили тома дела Ландау, прослоенные закладками. Они отмечали места, свидетельствующие о признании Ландау в совершенных злодеяниях. И тут Капица проявил удивительную мудрость: он категорически отказался знакомиться с материалами дела. Предполагаю, он допускал, что пытками из Ландау могли выколотить любое признание. И если бы он начал знакомиться с делом, ему пришлось бы вступить в дискуссию, опровергать каждый пункт обвинения. Он понимал всю бесполезность подобной дискуссии и не позволил себя в нее втянуть. В конце концов его борьба за освобождение Ландау увенчалась полным успехом.
Хотя я был довольно близок с Ландау, о подробностях его дела и истории освобождения знал смутно. Свои письма к "вождям" Капица держал в глубоком секрете. Он понимал, что престиж власти не допускал утечки информации. Если бы это произошло, то пострадали бы и сам Капица, и его семья, и институт, и те, за кого он боролся. Так что переписку эту он вел необычайно умно.
Еще раз подчеркну: во всех своих письмах Капица защищал не себя лично, а честь и достоинство ученых. И в тех условиях, в которых мы прежде существовали, проявление личной независимости и чувства собственного достоинства требовало огромного гражданского мужества. Готовность Капицы достойно выполнить свой гражданский долг, едва ли не главный урок, который он нам преподал.
Кстати, его высокая гражданственность проявилась и в том, что он взялся за решение прикладной народнохозяйственной задачи, когда увидел, насколько она важна для страны. Я имею в виду создание новой системы ожижения воздуха и разделения его на компоненты, разработку высокоэффективной установки для выработки кислорода, необходимого металлургии. Не сомневаюсь, он занялся этой проблемой не потому, что хотел добиться славы или хорошей репутации у власти, а потому, что ее решение настоятельно требовалось стране. В этом его поступке я тоже вижу высокое понимание гражданского долга.
---------- Добавлено в 20:49 ---------- Предыдущее было в 20:49 ----------
академик Е.М. Лифшиц
Девяностолетие Петра Леонидовича Капицы и пятидесятилетие созданного им Института физических проблем — события, уникальные для нашей физики, как уникальна личность самого Капицы и уникальны его достижения. Основные факты биографии и деятельности Петра Леонидовича Капицы широко известны в физическом мире — о Капице написаны книги и статьи (которые он сам, по собственному признанию, никогда не читает); были опубликованы по аналогичным поводам статьи о Петре Леонидовиче и в этом журнале. Представляется уместным поэтому не столько повторять эти факты, сколько попытаться подчеркнуть те особенности, которые придают исключительность положению и роли, занимаемым Капицей в развитии советской и мировой физики.
Без сомнения, наиболее выдающаяся черта характера и личности Капицы — воля и непоколебимость в проведении в жизнь своих принципов и убеждений. В том, что относится к организации научной работы, воспитанию научных работников, взаимоотношению между "чистой" наукой и ее применениями, — эти принципы изложены самим Петром Леонидовичем в его широко известной книге "Эксперимент. Теория. Практика". Но его приверженность раз и навсегда установленным принципам отнюдь не означает догматизма. С годами и десятилетиями лицо науки неизбежно меняется, и с ним менялось и конкретное воплощение принятых Капицей принципов. Если в 1943 г. он писал, что "чужими руками хорошей работы не сделаешь", то в своих выступлениях 60-х и 70-х годов он подчеркивает также и роль научного руководителя и организатора — как следствие возросшей сложности и комплексности эксперимента.
В своей собственной научной работе Капица следует этим принципам всю жизнь и в полной мере. Подавляющая доля его научных статей опубликована без соавторов (среди работ с соавторами имеется теоретическая статья совместно с Дираком (1933) — об отражении электронов от стоячей световой волны!). Его основные научные открытия сделаны почти в буквальном смысле собственными руками. Более того, он никогда не ставил экспериментов, идея которых не принадлежала бы ему самому; так, если близкий к его работе опыт предлагался теоретиком, — выполнение поручалось кому-либо из сотрудников; но это, возможно, следствие уже не сто¬лько общих принципов, сколько самого характера Капицы. С этими особенностями стиля работы связано, вероятно, и сравнительно небольшое (по нынешним временам!) число опубликованных Капицей научных статей — 78 (сюда не входят публицистические и популярные статьи). Зато каждая из них несет в себе действительно новое слово.
Постоянство Петра Леонидовича относится не только к его убеждениям и принципам, но и к свойствам характера. Его характер лучше всего описывается русским словом "крутой", и — во всяком случае за последние 50 лет — он не стал мягче. Но не следует хоть в какой-нибудь степени отождествлять эту крутость с важностью; важность — в обычном смысле этого слова — в характере Капицы отсутствует вполне, что проявляется и в его доступности; Петр Леонидович, возможно, — один из самых доступных для своих сотрудников директоров институтов. Правда, говорить с директором о делах не всегда бывает легко; Петр Леонидович всегда точно знает, чего он хочет, а чего не хочет, и в последнем случае без обиняков говорит "нет"; зато если он говорит "да", то можно быть уверенным, что так он и поступит.
У Капицы нет, пожалуй, прямых учеников (в буквальном смысле этого слова) — в этом тоже сказывается уже отмеченный стиль его собственной научной работы. Но это не умаляет колоссального вклада, вносимого им в подготовку новых поколений физиков. Именно к этому направлена положенная им с самого начала во главу угла "кадровая" политика в созданном им Институте: значительная доля научного штата должна быть непостоянной, через Институт должны проходить студенты, стажеры, аспиранты, временные сотрудники из других институтов; тем самым воспитательная роль Института физических проблем распространяется далеко за его пределы. Вся созданная Петром Леонидовичем научная атмосфера в Институте имеет воспитательное значение, и в этом смысле все сотрудники являются его учениками. За все время, в течение которого Капица руководит Институтом, ни одна сделанная в нем работа (во всяком случае — экспериментальная) не была направлена в печать без обсуждения с его участием. В течение ряда лет это было на еженедельных заседаниях-семинарах в кабинете директора; с течением времени, с неизбежным (хотя и постоянно сдерживаемым) ростом Института обсуждение было перенесено на более широкие собрания Ученого совета.
Педагогические устремления Капицы распространяются и на университетское образование: он был одним из главных инициаторов и вдохновителей построенного по новым в то время (1946) принципам физико-технического факультета МГУ (вскоре преобразованного в Московский физико-технический институт). Одно время он читал на этом факультете общий курс физики — вдвоем, по очереди, с Л.Д. Ландау: лекции Капицы были посвящены избранным вопросам, выдающимся экспериментам, в то время как Ландау читал систематический курс. Приходится пожалеть, что лекции Капицы не были в то время записаны. Существует, однако, замечательный сборник задач, на протяжении многих лет придумываемых Капицей для аспирантских экзаменов, которые он всегда проводит лично.
Вот список самых основных научных достижений Капицы:
- Новый метод создания сверхсильных магнитных полей (1924).
- Открытие линейного закона зависимости электрического сопротивления от магнитного поля (1928-1929).
- Новый продуктивный метод ожижения гелия (1934).
- Открытие сверхтекучести жидкого гелия (1938).
- Открытие двух видов движения в жидком гелии (1941).
- Открытие температурного скачка между жидким гелием и твердой стенкой (1941).
- Разработка турбодетандерного метода ожижения воздуха и новых способов промышленного выделения кислорода (1936-1946).
- Новые типы СВЧ генераторов большой мощности (1950, 1962).
- Получение сверхмощного высокочастотного шнурового разряда (1969).
Этот список не нуждается в особых комментариях — существо этих открытий и изобретений хорошо известны физикам. Но этот список обнаруживает еще одну уникальную черту научного облика Капицы - он один из очень немногих (если не единственный), в ком выдающийся физик-экспериментатор объединен с талантливым инженером; он сам неоднократно называл себя инженером и писал о своем инженерном задоре. Именно этот задор побудил Петра Леонидовича не ограничиться внедрением (или, как он сам предпочитает говорить — освоением) своего метода производства жидкого кислорода по обычным административным каналам, а самому же заняться дальнейшей разработкой этого метода в промышленных масштабах.
Высшим научным достижением Капицы, открытием непреходящего значения, несомненно, является открытие сверхтекучести жидкого гелия и детальное изучение ее свойств. Эти исследования, произведенные с необычайной полнотой, явились основой для построения теории сверхтекучести Львом Давидовичем Ландау. Две статьи Капицы с изложением его экспериментальных исследований и теоретическая статья Ландау были опубликованы в одном и том же томе XI "Журнала экспериментальной и теоретической физики" в 1941 г. и, без сомнения, должны быть причислены к классическим произведениям физики. Они ознаменовали собой рождение новой области физической науки — физики квантовых жидкостей. В то же время история этих открытий являет собой пример того, к каким успехам может привести тесный контакт великого экспериментатора с великим теоретиком.
За "фундаментальные изобретения и открытия в области физики низких температур" Петру Леонидовичу была присуждена Нобелевская премия, хотя Нобелевскому комитету и понадобилось для этого 40 лет. В этой связи произошел единственный, по-видимому, в истории этих премий случай, когда лауреат произнес свою традиционную лекцию не о предмете награждения. Капица начал свое выступление с того, что поскольку работы, за которые он удостоен премии, сделаны очень давно, он уже успел их основательно забыть и потому будет говорить о том, чем занят теперь; и прочел лекцию о своих работах по физике плазмы.
Упомянув о сотрудничестве Капицы и Ландау, нельзя не вспомнить, что Петру Леонидовичу физика обязана и тем, что в его Институте, ставшем для Ландау родным домом, смог полностью развернуться его талант. В жизни Ландау были трудные времена, преодолеть которые помог со свойственным ему бесстрашием Петр Леонидович. Ландау никогда не забывал этого.
Трудные годы были и в жизни самого Петра Леонидовича, и в них, возможно, с наибольшей силой проявились твердость его воли и характера. Лишенный возможности продолжать работу в области физики низких температур, он нашел в себе силу, решимость и умение почти из ничего создать небольшую лабораторию, в которой занялся гидродинамикой тонких слоев жидкости, а затем — электроникой больших мощностей. К этому же времени относится и небольшая статья Капицы (1951), которую хочется упомянуть не столько из-за ее важности, сколько для демонстрации его интересов и возможностей; это — чисто математическая работа, в которой ему удалось найти (в процессе своих расчетов, связанных с электроникой) нечто новое в такой, казалось бы, уж вдоль и поперек исследованной области, как теория функций Бесселя!
С конца 1955 г. Петр Леонидович — бессменный главный редактор "ЖЭТФ". Верный себе, он начал с разработки основных принципов, которыми должна руководствоваться редакция как в своей общей политике, так и в повседневной работе. Эти принципы были сформулированы им в специально составленном "Положении о ЖЭТФ"; оставаясь в своей основе неизменным, оно тоже не стало догмой и в дальнейшем видоизменялось и дополнялось в многочисленных решениях, принимавшихся Бюро редколлегии и тщательно записывавшихся в протоколы его заседаний. В течение многих лет Петр Леонидович сам проводил (каждые две недели) заседания Бюро, и лишь с течением времени нашел возможным несколько отойти от текущих редакционных дел.
Конечно, физика и его собственная работа в ней — главное в жизни Петра Леонидовича Капицы. Но он отнюдь не замыкается в них. Его интересуют, и с годами даже все больше, все общечеловеческие проблемы — будущее науки вообще, проблемы сохранения окружающей среды и природных ресурсов, энергетический кризис, даже проблема организации досуга будущего человечества; но, конечно, в первую очередь — проблема сохранения мира на Земле и устранения опасности ядерной катастрофы. Высказывания и активная деятельность Петра Леонидовича в этих направлениях имеют тем большее значение, что они опираются на авторитет и легендарность, окружающие его имя.
С основания Института физических проблем в нем работает Александр Иосифович Шальников. Закончим эти краткие заметки принадлежащими ему словами:
"Когда-то, в годы молодости, Петр Леонидович прозвал своего любимого учителя — Резерфорда — крокодилом, за его упорство в продвижении только вперед. Самого же Петра Леонидовича сравнить по упорству и мощи можно только с бульдогом, который, в известных условиях, не обращает внимания на любые препятствия и не меняет своей хватки.
Петр Леонидович никогда ни с кем не советуется, никогда никого не слушает, всегда поступает как хочет и как решил, видит только им самим поставленную цель и достигает ее, когда все кругом утверждают, что достичь ее невозможно. Таков Петр Леонидович и его бульдожья хватка.
Капица — директор созданного им маленького Института физических проблем, в котором хотели бы работать все экспериментаторы и теоретики Советского Союза, а уходить из которого никто не хочет".