Казахстан.

[Волгарь]

обгадиться в совершенно анектодическом стиле

Это в Украине или в России было бы - "обгадиться", и тут же журналисты, адвокаты, правозащитники, разборки, расследования, наказание непричастных и увольнение кого не жалко.

А Казахстан сейчас - Азия-с. "Восточная тирания" во всей красе, да еще и запустившая мясокрутку на полную мощность. И на все такие неувязочки ответ будет стандартным: "Аааа, малчи, харашо дэлаю, даааа!" - ну, может быть, немножко пожурят перестаравшегося исполнителя. Переведут на другую должность - вместо выбивания показаний на утилизацию сознавшихся...

Ведь в главном-то они были правы: киргиза прихватили на месте массовых беспорядков в Алма-Ате. Если музыкант-шмузыкант - зачем протест ходил, зачем гостиница не сидел? Теперь его еще поспрашивают, почему на гастроли именно сейчас поехал, сколько ему за это заплатили и пулемет какой системы провозил в футляре от контрабаса...

Впрочем, там уже вступились уважаемые люди - так что отпустят, конечно же. Если еще не утилизировали.

Монах сунул руку под клобук и громко поскребся.

– Будах? – сказал он раздумчиво. – Это который же Будах? Растлитель, что ли?

– Не, – сказал другой монах. – Растлитель – тот Рудах. Его и выпустили еще ночью. Сам отец Кин его расковал и наружу вывел. А я...

– Вздор, вздор! – нетерпеливо сказал Румата, похлопывая себя бумагой по бедру. – Будах. Королевский отравитель.

– А-а... – сказал смотритель. – Знаю. Так он уже на колу, наверное... Брат Пакка, сходи в двенадцатую, посмотри. А ты что, выводить его будешь? – обратился он к Румате.

– Естественно, – сказал Румата. – Он мой.

– Тогда бумажечку позволь сюда. Бумажечка в дело пойдет. – Румата отдал бумагу.

Смотритель повертел ее в руках, разглядывая печати, затем сказал с восхищением:

– Ну и пишут же люди! Ты, дон, постой в сторонке, подожди, у нас тут пока дело... Э, а куда этот-то подевался?

Монахи стали озираться, ища провинившегося палача. Румата отошел. Палача вытащили из-за бака, снова разложили на полу и принялись деловито, без излишней жестокости пороть. Минут через пять из-за поворота появился посланный монах, таща за собой на веревке худого, совершенно седого старика в темной одежде.

– Вот он, Будах-то! – радостно закричал монах еще издали. – И ничего он не на колу, живой Будах-то, здоровый! Маленько ослабел, правда, давно, видать, голодный сидит...