Эти ребята были рядом, когда стреляли, когда очень сильно стреляли, когда стреляли так, что, казалось, выжить не было никакой возможности.
...С военкорами — та же история.
Несколько раз видел, как по-свойски, по-братски общается Захарченко с Женей Поддубным.
Много после Захарченко, посмеиваясь — когда он смеётся, лицо у него сразу становится открытым, почти детским, — так вот, посмеиваясь, рассказывал, как влетели с Поддубным под жуткий обстрел.
Ночью, в грязи, с разлёту едва не врезались в другую подбитую машину.
(Захарченко тогда, выскочив на улицу, наступил на мину — «Закрыл глаза, считаю: раз, два, три, четыре… Открыл — не взорвалась»).
Но даже под жутким обстрелом вся его команда быстро сориентировалась, бойцы вычислили, откуда ведётся огонь, дали координаты своей артиллерии.
...Когда уже всё закончилось и добрались к месту следования, Поддубный явился с восемью бутылками коньяка (команда, снимая стресс, давилась одной бутылкой палёной водки, а тут — такое).
Тостовал тогда Поддубный примерно следующим образом (за точность текста никак не ручаясь, пересказываю с пересказа Захарченко): «Ну вы, ребята, даёте. Всякое видел в Чечне (и далее везде — прим. З.П.), но чтоб под таким обстрелом — и так чётко работать...»
Когда в минуту благодушия Захарченко рассказывает о подобных моментах — кажется, что он говорит про самые счастливые минуты жизни.
Возможно, так оно и есть.
Причём, в минуту откровения, он вдруг признаётся: «Ну какой я военный — никакой я не военный. Так, пришлось заняться по случаю».
Другие, более сведущие люди говорят другое: Захарченко до такой степени военный, что вы даже не догадываетесь. Потом как-нибудь узнаете.
Ну, не важно. Пока не важно. Историки будут разбираться.
***
В Донецке маревное солнце, жара-жаровня, ощущение мира и благости на улицах, и всё это — такое обманчивое.
Последний месяц идёт покушение за покушением на самый ближний круг Захарченко, на самых заметных людей из числа легендарных ополченцев.
Только что была попытка покушения на самого Захарченко. Только что едва не взорвали Моторолу (вместе с беременной женой — и когда приводили в действие взрывное устройство, видели, с кем он). Только что подорвали полковника, выходца из России — фугасом. Только что обстреляли другого офицера высшего звена в машине — успел упасть на пол, выжил, но ранило его жену, ехавшую в той же машине. Только что один из самых первых ополченцев, бывших при Захарченко с самого начала, вышел из дома за хлебом, оружия не взял — и его выкрали. Тело подбросили через неделю: страшно пытали, профессионально отрезали голову.
(Может ли Донецк ответить действиями своих диверсионных групп? Конечно. Но не делает этого. Порой в последнее время война между донбасскими и киевскими напоминает мне советские фильмы про Гражданскую войну, где белые способны на любую подлость и зверство, а красные — честны, чисты, упрямы и принципиальны. И пусть им сравнение с белыми не льстит. Разрушители памятников, неугомонные люстраторы, тати ночные, держатели бритоголовых батальонов, неустанно стреляющие по мирным кварталам — никакие они не белые).
То, что при всём при этом никакой «охоты на ведьм» в Донецке даже не предвидится, никто не запихивает людей в урны, по улицам не ходят маршем бешеные молодчики и доносчики не пишут миллион доносов в месяц, — просто потрясает.
Всего этого нет до такой степени, что никто не в состоянии оценить ситуации.
Не очень понимаю, как в Донецке умудряются выдерживать такое равновесие, невзирая на, и на, и на.
Каждый вечер, когда я ложусь спать, я слышу жесточайшую канонаду. Могу спросить в блоге: дончане, где? Они спокойно отвечают: там-то. А могут ответить так: у нас.
И никаких криков, никаких истерик.
В городе работают диверсионно-разведывательные группы, окраины города под постоянным обстрелом — и при этом стопроцентная выдержка.
...Хотя, может, я знаю одно из объяснений.
Едем по улицам Донецка — я в машине Захарченко.
Захарченко за рулём.
У него открыто окно. Всю дорогу.
Мы едем полчаса или даже больше, Донецк огромный — и мы почти весь его пересекаем.
Сотни людей видят главу: глава за рулём, глава не прячется.
Многие улыбаются. Кто-то машет рукой. Но тоже без экзальтации, по-донецки: выдержанно и достойно.
Спокойствие определяет, конечно же, не только этот элементарный факт: главный едет за рулём, показывает, что донецкие в своём городе хозяева и бояться тут нечего. Нет, тут надо брать шире: само поведение главы диктует модель поведения всему его окружению.
Но начинается, как всегда, с личного.
...Хотя мне, признаться, не очень нравится, что он так себя ведёт.
То есть по совести — нравится, а рационально я понимаю: не надо бы.
***
В машине у Захарченко постоянно играет музыка.
Кто-то делает музыкальные сборки главе.
Мотороле, заметил я, собирают славные песни из Басты, 25/17 и Дигги.
У Захарченко — казачьи, Градский, Розенбаум... и ещё песни про эту войну пацанов из его «лички» и даже музыкальные сочинения одного высокого управленца из донецкой администрации, тоже отвоевавшего своё.
На самом деле все очень достойные песни: я был удивлён.
Поставили Кобзону — он вообще ошалел, неужели это здесь написано?
А где же.
Помню ситуацию, когда Захарченко и Саша Скляр за одним столом пели военные и народные песни. Причём на классический текст многих песен у Захарченко имелись свои варианты — длиннющие, бесконечные куплеты, и он их помнил наизусть.
Пел, правда, несколько мимо нот, но какое это имеет значение. По нотам пел Скляр.
Отчего-то мне симпатично это дружеское стремление друг к другу людей поющих и людей воюющих.
Ожидаемые совместки Моторолы с Диггой, его дружба с Глебом Корниловым, его неизменное присутствие на всех концертах славных представителей рок-н-ролла в Донецке — от группы «7 Б» до Чичериной и Вадима Самойлова (на 25/17 Моторола специально ездил в Ростов, кстати). И Захарченко с Кобзоном на одной сцене, их приятельство, и этот славный момент, когда они в обнимку со Скляром поют «На поле танки грохотали»... — я всегда чувствую в такие минуты, что происходят правильные вещи.
Что мир на своих местах.
***
Молодая поросль в Донецке просит отменить комендантский час.
Говорят: а как же рождаемость? Нам же надо встречаться.
Захарченко смеётся: всё наоборот.
Последний год рождаемость в Донецке растёт огромными рывками, всем на удивление.
Наверняка комендантский час тут отлично сказывается.
«Слушай, Ань (Свет, Оль, Ксюх, Кристин) — без десяти уже. Не успеешь. Оставайся у меня. Я тебе на полу постелю. А то задержат ещё, допросы, то-сё. Не бойся, всё будет нормально».
«Слушай, Жень (Коль, Петь, Гриш, Алёш) — без пяти уже. Не успеешь. Оставайся, наверное, у меня. Я тебе на полу постелю. Только чур, без этих всех шуток».
А не было бы комендантского часа — пошли бы в клуб. Плясали бы до утра. Напились бы. Никаких бы сил не было бы ни на что.
Похоже, надо писать работу в демографический сборник: «Положительное влияние комендантского часа на динамику рождаемости: опыт Донецка».
В клубах и ресторанах, впрочем, если договориться, можно просидеть всю ночь — ровно до отмены комендантского часа. Главное, не выходить на улицу.
Мы заехали как-то с главой в один из таких ресторанов в час ночи, заказали свиных ушей и просидели до четырёх.
К нам подъехали мои знакомые ополченцы, нужно было обсудить одну тему. Оказалось, что ополченцы так долго ждали аудиенции, что немного себе позволили.
В течение первых пяти минут был уверен, что глава их немедленно выгонит из-за стола: в таком виде явиться разговаривать.
Но произошло нечто удивительное.
Он просто спросил у них, где они воевали, уточнил некоторые подробности и тут же стал обсуждать заявленную тему невзирая на состояние некоторой расфокусированности у собеседников.
Для меня это было проявлением и демократизма, и профессионализма сразу.
«Ну позволили, ну чего теперь. Тема есть — будем решать. Передо мной сидят бойцы — с бойцами можно говорить».
Не сделал ни одного замечания.
Сам был кристально трезв при этом.
***
Пришла идея отпраздновать мой день рождения на передке.
Бате очень понравилось.
Не уверен, что понравилось его «личке», но он всё равно с передовой не вылезает (он там, как я понимаю, успокаивается), так что я за собой особой вины не чувствовал.
— ...В виду противника. Накроем белые скатерти, — засмеялся Захарченко и тут же вспомнил какую-то цитату из «Трёх мушкетёров» про тот самый обед на бастионе Сен-Жерве.
Я, конечно же, тоже помню этот отличный момент в книжке.
«Я держу с вами пари, — начал Атос, — что трое моих товарищей — господа Портос, Арамис и д’Артаньян — и я позавтракаем в бастионе и продержимся там ровно час...»
И далее, спустя страницу:
«Куда мы идём?» — сделал он вопрошающий жест.
Атос указал ему на бастион.
«Но нас там ухлопают».
Атос возвёл глаза и руки к небу».
Захарченко, кстати, «...мушкетёров» и ещё пяток романов Дюма именно что не смотрел, а читал; равно как и «Войну и мир», «Тихий Дон» и «Живые и мёртвые», которые помнит в подробностях и порой по цитатам.
Литературные аллюзии работают, оказываются, и в логове сепаратистов.
Вот ведь.
Киевские оранжисты будут втайне удивлены. Впрочем, киевские оранжисты воспитаны на других книжках.
***
Нас было чуть больше, чем четверо, но компания отличная.
Дмитрий, Виктор, Костя, Сергей, Саня.
Мы рассмотрели позиции нашего надоевшего хуже пареной репы неприятеля в бинокль.
Захарченко подарил мне казачью шашку — и тут же показал, как ей пользоваться: от несчастного дерева остался один остов — шашкой он работает профессионально, причём раненой рукой.
Накрыли по-солдатски принесённые с собой деревянные столы — тушёнка, хлеб, соленья, водка — и приступили.
Оттостовались все, и я в заключение.
Обсудили все темы и пришли по каждой к соглашению.
Ещё раз полюбовались видами.
Через полчаса по этому месту начали долбить.
Столы наши в щепки, стриженое деревцо вырвало с корнем.
Но мы уже уехали.
Извините, кто не успел. Спасибо за салют.
***
Мне давно уже надоели «серьёзные люди».
Люди, не способные к свободному жесту. Люди, так часто просчитывающие все плюсы и минусы, что у них начинают отмирать мышцы лица — на месте людей остаются говорящие манекены.
Иногда эти манекены даже умеют улыбаться.
Но они сдадут любую идею, любого ближнего и дальнего за «целесообразность» и прочую «политику».
Я устал от пустого пафоса, и устал от пересмешек над любым пафосом.
Мне надоели люди со «своим мнением», у которых нет ничего, кроме «своего мнения», — ни одного поступка за душой.
И мне очень нравится, когда живой жизнью, пафосом и правдой насыщен воздух: нарезай и ешь.
Нарезаем и едим.
Здесь этого предостаточно.
Всю историю с Донецкой республикой, со свободным Донбассом, с Новороссией и со всеми прочими входящими и исходящими придумали разные люди, и все они молодцы, одним — земля пухом, другим — дай Бог здоровья.
Но сейчас во главе этой истории стоит один человек. Я всё время чувствую, как ему ужасно надоело быть «серьёзным», быть в их «правилах», быть в «системе координат».
На передок бы, и забыть про это про всё.
Но ему — отвечать. На нём — миссия. Иногда это ещё называется: крест.
У меня мечта: я хочу, чтоб у него получилось.
Здесь будут рождаться дети. Здесь продолжится русский мир. Здесь помнят, что именно нам завещали правильные русские книжки и правильные русские песни. На какое-то время жизнь здесь победила «политику».
Вокруг суетятся какие-то люди и приговаривают: ты разочаруешься, вы проиграете.
Чудаки! Мои сегодняшние иллюзии всё равно выше всех ваших разочарований.
Мы сидим на самом краешке, ломаем хлеб, пьём и говорим. А вы смотрите за нами.
Вот и вся разница.
Сообщение от Zed
Сотрудники ОТБ говорят, что люди не пострадали (мы перезванивали недавно). Спасибо за беспокойство.
Текст свернут. нажмите + чтобы посмотреть
Ваши права
Ответить с цитированием
