Важное различение, в котором запуталась, в частности, западная машина санкций — это различение преступника и врага.
Преступник — тот, кто находится внутри твоей системы, но нарушил её правила, и должен понести наказание, в тч и чтобы другим внутри неповадно было. Враг — тот, кто вне её и представляет угрозу для неё как целого, и с ним ведётся борьба именно по внешнему контуру.
Если бы Россию однозначно идентифицировали как «преступника» — тогда была бы ясность: вот правила, вот преступление, вот наказание, а вот расплата. Но с врагом вся эта логика нерабочая полностью. Враг это по умолчанию не тот, кто предполагается-что-будет соблюдать какие-либо твои правила. Соответственно, и наказывать его не за что: его надо либо уничтожать, либо добиваться капитуляции, и дальше уже иметь дело с ним как со сдавшимся.
Состояние вражды обоюдно, и в этом смысле у нас всё яснее: раз мы им именно враги, значит и они нам враги. То есть бесполезно апеллировать к каким-либо правилам, которые они вроде как должны были соблюдать, но почему-то нарушили.
При этом вражда куда более сложное состояние, чем непрерывная битва: с врагом можно устраивать перемирия, вести переговоры, даже торговать или заключать временные альянсы против кого-то третьего: тот же Черчилль, помогая СССР в войне с Гитлером, ни минуты не забывал, что вообще-то коммунизм это враги.
Но, что важно, прекращение вражды возможно тоже только обоюдно. Этого не понимал Горбачёв, который попытался прекратить вражду со своей стороны в одностороннем порядке — и получил катастрофу.
А вот с преступником односторонний порядок вполне возможен. Амнистия это самый чистый пример — или, наоборот, «деятельное раскаяние».
Собственно, основной тезис пораженцев у нас — давайте не будем их врагами, давайте просто признаем себя преступниками и понесём наказание. Связан он именно с тем, что они не могут, даже в теории, помыслить себя вне той системы. А если ты внутри, то ты, её глазами, именно преступник. Но вот она сама так и не определилась, кто мы для неё: преступник или враг. И поэтому всё, что им остаётся — клянчить паспорт «хороших русских», который опять-таки не дадут именно по причине этой неопределённости.