Те же США, начиная с применения к противнику своих односторонних мер, обычно всегда изыскивают способы привлечь к давлению партнеров по Евросоюзу, затем азиатов, а потом и всю ООН, как это было с нынешним Ираном или с Ираком во времена Саддама Хусейна.
Конечно, сейчас в ООН на такие планы наложат вето Китай или сама Россия, поэтому широких международных санкций россияне избегут. Однако приходится делать первый неутешительный вывод:
санкции, если уж вводятся, то на годы, имея тенденцию к усилению.
Бывали исключения, когда в подверженном давлению государстве что-то медленно, при взаимном недоверии, но сдвигалось. Так было в Ливии, где Муаммар Каддафи, уступив, начал отказываться от программ производства химического и ядерного оружия. Похвалив его за это, США в 2006 году восстановили с Ливией дипломатические отношения, которые были прерваны еще в 1980 году. В сентябре 2008 года впервые после длительного перерыва в Триполи приехала американский госсекретарь Кондолиза Райс.
Экстравагантный ливийский полковник обращался к ней «дорогая Лиза», публично объясняя, что «любит ее». Американские политологи тем временем назидательно замечали, что прогресс на переговорах — «добрый урок всем изгоям». Но время показало, что урок оказался совсем не добрым, а «изгои» сделали из этой истории противоположный вывод.
И если после разгрома в Ираке в 2003 году Саддама Хусейна, тоже шедшего до этого на уступки, кто-то все-таки еще сомневался в правильности твердокаменной позиции, то после того как в Ливии началась война и в октябре 2011 года Муаммара Каддафи убили, эти сомнения развеялись как фронтовой дым.
Получилось, и это вывод второй, что уступать давлению не менее опасно, чем испытывать его.
Полностью санкции против Ливии были сняты только после гибели Каддафи и смены режима.
Ни Куба, ни Северная Корея, ни Иран, ни Сирия, ни Зимбабве, ни многие другие страны своей политики под давлением санкций не поменяли. Санкции редко помогают добиться заявленных политических целей. Это оружие, которое стреляет вхолостую. Тем, против кого оно применяется, бывает и страшно, и противно, но это не смертельно опасно. И если задача США и их союзников — что-то изменить в свою пользу, то эмбарго здесь не поможет.
Санкции не работают — это третий вывод.
И все же США применяют эти меры чаще других и обычно выступают инициаторами введения как можно более широких санкций. Но сами американцы (на эту тему регулярно проводят исследования) хорошо понимают, что санкции малоэффективны. Вместе с тем всякий раз с приходом той или иной администрации возникает вопрос, а что же все-таки делать? И здесь, судя по современной истории, возникает несколько вариантов.
Первый — оставить все как есть, с той лишь разницей, что давление будет неизменно усиливаться.
Второй вариант сводится к попыткам смены режима в указанном государстве. Этому могут способствовать объективные процессы — ухудшение экономической ситуации, социальные протесты и тому подобное. В ход также идут искусственные схемы расшатывания обстановки.
Крайняя мера — война. Ирак и Ливия подошли к этому рубежу ослабленными, в том числе из-за санкций. Против саддамовского Ирака эмбарго действовало более 12 лет, и государство, богатое нефтью и газом, за это время обнищало и погрузилось в коррупцию.
Проблема была еще и в том, что в отличие от соседнего Ирана в Ираке образовался слишком большой разрыв между авторитарной властью и населением. В Иране, например, граждане более сплочены вокруг духовного руководства. Санкции этому только способствуют. Они разжигают антизападные настроения среди населения, а правительству удобно списывать на внешнее давление проблемы в экономике.
Вывод четвертый — на каком-то этапе санкции могут быть властям даже выгодны.
Могут быть и другие сценарии. Мало кто сегодня помнит, что эмбарго против Ирана впервые было введено не после исламской революции 1979 года, а на несколько лет еще при шахе, когда иранцы пошли в 1951 году на национализацию своей нефтяной промышленности. США и Великобритания, чьи компании потерпели убытки, сразу же ввели против Ирана санкции.
В западных банках были заморожены иранские активы, но самым тяжелым были ограничения на закупку нефти из Ирана. Иранские экспортные поставки снизились до минимума, доходы в бюджет упали, начались волнения, а уже в 1953 году правительство иранского премьера Мохаммеда Мосаддыка было свергнуто, как считается, не без участия ЦРУ.
Пятый вывод заключается в том, что санкции бывают прелюдией для других, более решительных, действий.
Иногда для этого-то они и вводятся — чтобы ослабить страну. Санкции — это пауза, длительная или не очень, но перед бурей.
Однако правительство Мосаддыка и само допустило немало экономических просчетов, так что исторически неверно полностью списывать внутренние неурядицы на внешние козни. Пример современного Ирана, где в государстве существует грамотное планирование и четко выстроена система управления, где контроль государства сочетается с развитием малого и среднего бизнеса, показывает, что при наличии воли с санкциями можно справляться.
Шестой вывод еще и в том, что каждая страна противостоит санкциям по-своему, да и меры давления бывают разными.
Против Ирана периодически вводят новые санкции, но иногда на время их ослабляют, решая, что лучше вести переговоры и договариваться. Американские санкции действуют против Исламской республики Иран уже 35 лет, с 1979 года. Позже к ним добавились санкции Евросоюза, а затем и ООН. Выстоять против такого давления все же можно, но это требует большой мобилизации ресурсов.
Самый яркий пример, когда давили, но в меру и без толку, — это санкции против Китая, введенные США и Европой после подавления студенческих выступлений на площади Тяньаньмэнь в 1989 году. От китайских инвестиций, товаров и рабочей силы настолько зависят многие, что, к огорчению правозащитников, эти меры были как щекотка панде.
Тут же напрашивается и седьмой вывод.
Чем сильнее политическая система, чем шире и лояльнее правительству прослойка среднего класса, чем прочнее экономика и чем более от нее зависят другие — тем труднее на такое государство давить извне.
Однако в любом случае жизнь населения неизбежно ухудшается, и, несмотря на бодрую риторику властей, в том же Иране растут безработица и инфляция, падает курс местной валюты, увеличиваются тарифы, ухудшается инфраструктура. Правительству все сложнее выполнять свои социальные обязательства.
А планы развития национальной экономики сталкиваются с реальностью глобализации, не терпящей изоляции. Знаю это не понаслышке, поскольку много раз бывала в различных странах, затронутых санкциями, и видела их воздействие в динамике.
Вывод восьмой — из-за санкций всем придется затянуть пояса.
А вот насколько туго — зависит от обстоятельств и от разумности ответных действий.
Санкции, как показывает опыт, в любом случае не могут длиться до бесконечности. Это-то и понятно, потому как от них страдают и сами их инициаторы. Это финансовые потери для правительственных бюджетов и законопослушных торговцев, хотя и золотая жила для контрабандистов. А поскольку заинтересованные бизнесмены по обе стороны всячески пытаются ограничения обойти, включая незаконными методами, то это еще и источник коррупции.
Вывод девятый: эмбарго — это холодное обоюдоострое оружие, и его опасно держать в руках долго.
Раз уж санкции так плохи, то, спрашивается, зачем их вводить? Как пишут многие американские политологи, США применяют санкции чаще всего тогда, когда не имеют четкой линии поведения в отношении того или иного государства и, главное, не хотят ввязываться с ним в горячий конфликт.
Десять уроков для России от стран, столкнувшихся с эмбарго
Текст свернут. нажмите + чтобы посмотреть
Те же США, начиная с применения к противнику своих односторонних мер, обычно всегда изыскивают способы привлечь к давлению партнеров по Евросоюзу, затем азиатов, а потом и всю ООН, как это было с нынешним Ираном или с Ираком во времена Саддама Хусейна.
Ответить с цитированием