— Тогда нудизм, — предложил Добрыня. — То есть это... Будизм!
— Спать не дает? — удивился Владимир.
— Наоборот. Садишься, ноги кренделем, и дрыхнешь, пока не ощутишь в себе Буду.
— Неплохо устроился твой Буда! — Владимир, неловко извернувшись, почесал широченный зад. — Какая-то подозрительная религия, скажу я тебе. Что еще?
— Ну, допустим, спам. Жутко надоедливая вещь, по пять раз на дню ей кланяешься. Тьфу, какой спам? Слам!
— Пять раз на дню кланяешься... — повторил Владимир, оглядывая свое толстое брюхо.
— Но зато слам воспитывает злобных воинов! И разрешает иметь помногу жен.
— Жен я и так имею, — хмуро заметил Владимир. — А от злобных воинов на Руси буквально спасу нет. Вон хотя бы приятель твой, что в порубе сидит. Старый казак, не знает слов любви... Муромец хренов. Тьфу! Нет уж, не надо нам спама нерусского. Своего как грязи.
— Там еще хмельное пить запрещается, — наябедничал Добрыня. — Но зато можно курить дурь-траву с утра до ночи.
— Понятно, — сказал Владимир. — Вот откуда у них злобные воины. Курить вредно, Никитич.
— Есть еще этот, как его, иуда... иуда... иудиотизм!
— Даже не рассказывай, спасибо, не хочется. М-да... И это всё?
— Хорошую религию придумали индусы... А почему ты спрашиваешь? — насторожился Добрыня.
— Да нипочему. Эх, Никитич, народ у нас такая сволочь, что его хоть сейчас в мудизм обращай. Все равно ничего другого и не получится. Но ведь у всех приличных людей какая-то идея есть, пусть и полный идиотизм! А наши русаки такие древляне, что даже идиотизма выдумать не могут. И вот приедут к нам, допустим, из Рима — а мы сидим в лесу, молимся колесу. Что о нас подумают?.. Короче, Никитич, будем Русь крестить. Иди, готовься.
— Крестить — в латинскую веру?
— Зачем в латинскую? — удивился Владимир. — В греческую, конечно. Сам прикинь, где Рим, а где Константинополь. Да и били мы греков — значит, особо кочевряжиться не станут.
— Да ты сдурел! — Добрыня вскочил, едва не уронив стол. — Да это же греки! У них же... Там одних епископов — тьмы и тьмы! Монахи всю страну натурально объели, теперь по дорогам нищенствуют. Греки спят и видят, как бы эту ораву нам сплавить!
— Вот и хорошо, — Князь потер руки. — Земля наша велика и обильна, всех расселим, всех прокормим. Зато к каждому дружиннику приставим по священнику. С посохом. И если какая тварь на дружинника косо посмотрит, священник этой твари посохом — да по репе! От имени и по поручению Господа! По репе! По репе! — Князь занес жирный кулак, будто ударяя воображаемым посохом по воображаемой репе.
— Они, может, и священники будут, — сказал Добрыня. — Но все равно останутся греки. Вот когда они у твоей дружины все имущество выпросят заради посмертного спасения души...
— У дружины выпросят, зато со мной поделятся!