Продолжение по просьбам.
Учитывайте, это литературный персонаж, с ним спорить не стоит. К тому же, он говорит, во многом, словами своего реального прототипа. И время действия, 1889 год.
Ваш Коба.
"Князь К."
(фрагменты)
- Империя наша стоит на трех китах: церковь, тюрьма, кабак.
Чтоб завести самое захудалое бедняцкое хозяйство, нужно, хотя б триста пятьдесят рублей. Где их, скажите, взять? Казне такое хозяйство не нужно. Потому снимаются семьями, целыми, бывает, деревнями и уходят в Сибирь, на необжитые места. Так, вроде, можно получить ссуду казны, но будет она рублей до сотни, никак не больше еще.
На это – изволь построиться в новом месте, распахать, засеять, убрать, рассчитаться с податями, заплатить по ссуде, а на остальное живи – не хочу.
Вот именно: «не хочу!»
Потому что – не выжить. А и выжить, так впроголодь и в крайних долгах.
До пятнадцати десятин по закону может приходиться на работника теперь. И до трех человек с десятины, как известно, сыто. По такой арифметике вроде бы – аж полста ртов один работник прокормит и себе еще оставит с лихвой.
А посчитать, и выходит: кормится с них не он, а вся сотня нахлебников – от местного урядника до генерал-губернатора туда ж. А к тому и любой мало-мальски при власти, да и просто местный пройдоха-перекупщик обязательно имеет свой кус.
Понимаете теперь, как сказочно богат на самом деле русский крестьянин-бедняк?!
А что для того надо, чтоб так было всегда? А надо, чем уже обеспечили заботливо в государстве навек: для радости – кабаком, для страха – тюрьмой, а для иллюзий души – церковью с колокольней повыше. Паши, молись, да от страха трясись.
И – верь, что по-другому никак нельзя.
***
- …И обратите внимание еще вот на что – сказал К. задумчиво – есть у нас, у русских, такая интересная черта. У других народов ее нет, – не встречал, – а у нас она есть.
Вот дай, скажем, русскому десять тысяч рублей так просто, ни за что ни про что.
Как, по-вашему, что тут будет? Куда он определит эти деньги?
Нет, о мечтаниях, что возникают в разных просвещенных умах, речи не идет. В мечтаниях, там каждый горазд. А тут действительно – вдруг – десять тысяч и что же делать теперь?
А здесь и проявляется эта самая занятная наша черта.
Если, скажем, простолюдин, – скорее всего, пойдет гульба, пир на весь мир, на всю губернию, поднесут каждому встречному, прохожему и перехожему, постороннему совсем человеку. Не забудут и нищих, на всех купят пряников и другое нужное к случаю подобное баловство. И дегтю к кадках побольше, чтоб сапоги у всех не скрипели.
И так до тех пор, пока последнюю копейку не разменяет из тех тысяч.
Если же образованного сословия человек, этот вероятно сделает другое полезное дело.
Например, начнет строить мост, – как видел в том еще году на красивой картинке во французском журнале. Так с картинки по памяти и начнет, без инженеров и чертежей, – а зачем они и нужны, когда на картинке и так все просто.
В середине строительства деньги закончатся: половину растащили, половина ушла на рытье канала, чтобы подвести к тому мосту реку. И еще дали художнику, чтоб рисовал виды будущего моста для благодарных потомков. И еще дали в театр, чтоб не говорили потом, что не дали.
И долго после будут упоминать в разговорах: «А помните, ведь строили мост? Так если бы не интриги и глупость власти предержащих…»
А если будет вдруг неожиданным богачом офицер, он, понятно, накупит рысаков орловской породы. А третью часть денег проиграет в карты, а последнюю – раздарит цветами театральным актрисам тож.
Цветы повезут, конечно, из Голландии – так дороже и памятнее подарок.
А рысаков после будет отдавать вполцены, чтобы погасить карточные долги – не все, конечно, долги, а так, некоторые особо.
В общем, вывод: не знает русский человек, что делать ему с богатством.
Вернее сказать, знает: делать с ним ничего не нужно, а надо бы избавиться от него поскорее. Потому что богатство – грех. А лишние деньги – обуза.
А нелишние деньги можно добыть только тяжким трудом, десятым потом. И с неба они не упадут. И в таких деньгах – каждая копейка дорога...
А теперь представьте, что этакое же нежданное богатство свалилось на голову немцу.
Что станет?
Первое – отнесет все деньги в банк. Второе – сядет и рассчитает скрупулезным образом, какую часть прибыли вложить в собственное хозяйство, в его расширение. А какую – чтоб дать лучшее образование детям, но не так чтобы избыточное.
Притом, заметьте, аккуратно уплатит все возможные налоги, пожертвует и на церковь, но умеренно, чуть больше обычного.
А нищему возле церкви (если, конечно, такой там случайно найдется) все равно не даст. Потому что нищенство – низость и позор. А богатство – благо и уважаемая профессия. А деньги лишними не бывают, лишними бывают только люди, денег не имеющие никак.
Понимаете, в чем тут дело?
А в том, что лучшее в русском человеке – его взгляды на веру, на долг и на грех. Потому что у русского вера и долг – это веления души, а грех – отвращение души от противного его вере.
А у немца или француза вера идет из вещественного опыта жизни, а долг – категория экономическая, а грех – юридическое понятие, сродни отношению к писаному закону.
Отсюда весь западный прагматический эгоизм и есть он, по сути, простое безверие.
Когда нас – меня с женой – выгнали из Швейцарии, так шли мы пешком через горы к станции. Хотели, знаете, в последний раз осмотреть виды свободной страны, закрепить в памяти.
По пути проезжала дама из тех, что аккуратно посещают церковь по расписанию. И бросила нам пару книжонок, видимо, для спасения наших, явно никчемно блуждающих душ.
Я же не поленился и написал на одной из этих брошюрок евангельский стих о том, что легче верблюду пройти в игольное ушко, чем богатому в царство небесное. А на станции нашел ту даму и преподнес ее дар обратно со своим письменным пояснением.
Скажу вам точно, – она хотела бы меня убить, кабы смогла.
А книжек своих она не читала, ей просто сказали, что раздавать их – богоугодно и крайне добропорядочно для духовного человека.
Эта картинка встает пред моим мысленным взором теперь, когда говорят о Боге, а разумеют почему-то слово с похожим корнем – богатство. Потому-то и разумеют, что Бог богатых – богатство и есть. И другого у них нет.
А из добропорядочных они немедленно становятся прохвостами, как только затронули их бога – толстую мошну. А в царство небесное они не верят, поэтому и нет более ревностных служителей царства земного – жизнь коротка и нужно успеть откусить от нее послаще.
Но, – а у нас-то разве пока лучше?
У нас церковь для народа – все равно, что небесный кабак: здесь он хоть на минуту забывает свой голод, гнет и униженье, хлебнув божественного елея.
Да как забыл, так и вспоминает ведь через минуту – тем и горше похмелье.
И такая вера только тратит душу – божество сулит райские кущи на небесах, и нужно де поститься, креститься и трудиться в поте лица, принимая затрещины за великое благо.
А вышел он из церкви – мимо летят, кто жрет в три брюха, труд считает личным оскорбленьем и обезьяньей повинностью; да – в ту же церковь ходит креститься.
И где правда, что пред Господом едины все?
На небеси, где станет наоборот и по высшей справедливости вдруг?
Вот и не видит народ никакой правды. Не видит, но чувствует ее ускользающие черты: вся земля от края до края должна принадлежать народу, что орошает ее своим потом и трудом своим оплодотворяет собственноручно.
И нет права частной собственности отдельного лица на землю, а есть общинное право, наделяющее всех землею поровну или – по способности твоей и силам в обработке. А из этого выходит, что община – враг государства. По крайней мере, государства в тех его формах, что доселе известны и процветают.
Здесь и зерна народного бунта, что давно зреют и давно дают кровавые всходы. Пропасть лежит меж народным пониманием земли как блага для всех и царством капитала жадных и скупых одиночек.
И моста через такую пропасть не выстроить даже и на картинке. Да и строить его не станут, потому что непримиримы берега этой пропасти, да к тому ж – один из них равнинный, а другой – отвесная хмурая круча.
Вот для этого – анархизм.
Он говорит: «Государство – миф, сказка страшного смысла, скотство и произвол сильного над слабым, богатого над неимущим, хитрого над прямодушным и потребителя над созидающим».
Законы, писанные государством, есть катехизис грабежа и произвола под покровом лживого бесстрастия продажной Фемиды.
Деньги государства – средство изымать плоды труда за бесценок, торжество ростовщика над хлебопашцем.
Наука государства – давать блага цивилизованного сознания короне, держа народ в темноте ума и нищете духа.
Армия государства – узаконенный произвол торгового смертоубийства и способ регуляции поголовья мелкого скота, именуемого по недоразумению «человеческой особью».
Чего вам еще нужно, чтобы сказать: «Долой!»?
http://koba-sam.livejournal.com/?skip=30