Три кривые пересекались в одной точке. Каждый из маятников, проходя над ней, цеплял почти невидимый лепесток релейного контакта. Реле срабатывало, включая одну из трех пишущих электромашинок – в зависимости от того, какой из маятников прошел над точкой. Литеры в машинках были убраны, кроме нескольких букв, сплавленных в слово. Каждая машинка печатала свое слово. Каждый маятник имел слово. И после каждого слова конвейер пневмопочты продвигался на расстояние одного листа. Ровно одного листа. Сейчас на конвейере не было бумаг, но маятники качались, верша вечный перебор - неисчислимых вариантов, и на вечную ленту конвейера падали приказы, обращен-ные к пустоте. ...'Да'. «Нет». «Отложить». Занятная игрушка. Нелепая машина. В школьном кабинете она могла наглядно продемонстрировать теорию вероятностей самым маленьким ученикам. Но зачем она здесь, в кабинете Великого Кормчего.
Бин расхохотался.
Он смеялся, уронив голову на руки, смеялся над графиком, где из точки пересечения координат задорно выгибалась вверх упругая экспонента, – смеялся, всхлипывая, страшноватым недобрым и горьким смехом, не вытирая мокрого лица.
– Болваны... Все мы болваны с гипертрофированным самомнением... И только... Всех нас, молодых и старых, надо собрать, снять все регалии и смокинги... и физиков, и философов, и экономистов... в короткие штанишки... в первый класс... в младшую группу детсада... в песочники... в слюнявчики... Ну и Кормчий... Ну и молодчина... По носу зазнайкам, по носу...
...Но такое надувательство... Мы полтораста лет стояли на коленях перед тремя простейшими маятниками! Полтораста лет! И полтораста лет вся Большая Земля, освоившая и обжившая галактические просторы, ломала голову над самоделкой физика-недоучки! Как это назвать?
– Ты хочешь сказать... хочешь сказать, что этот заурядный гибрид...
– ...и есть могучий мозг, безошибочно правящий Свирой!..
- ...Игра в рулетку... Бред какой-то.
– Не совсем рулетка, Шан. Принцип один, а устройство разное. У рулетки двоичный код: угадал – не угадал, «да» – «нет». Если бы аппарат был устроен, как рулетка, с двумя маятниками, он работал бы с КПД пятьдесят процентов – половина его решений была бы правильной, а половина неправильной. И график работы можно было бы представить вот так... прямой линией...
– И что за прок от такого аппарата?
– Совершенно верно: проку от такого аппарата мало. Но если сделать еще третий маятник – слово «отложить», то есть, говоря на языке математики, ввести в график константу причинно-следственной неравномерности во времени, начнутся чудеса. Нелепая прямая превратится в экспоненту...
– Бин, я учил математику лет двадцать назад.
– Ну... Как бы объяснить попроще... Словом, вред от неправильного решения может уменьшаться за счет последующих правильных решений, так?
– Пожалуй, так.
– А польза от правильных решений соответственно возрастет, так?
– Допустим.
– Так вот, если ввести понятие «отложить» в график... получается этакая... вот этакая кривая, которую называют экспонентой. Видишь, как она изгибается?
– Вижу.
– Здесь по вертикали у нас правильные решения... по горизонтали – неправильные... И что ты теперь видишь?
– Что я вижу? Как будто... сначала аппарат вообще будет нести ахинею... потом... потом...
– Что потом?
– Кривая будет с каждым днем все ближе к вертикали, то есть процент правильных решений будет неуклонно расти. Вплоть до полной гениальности...
– Или наоборот.
– В зависимости оттого, что считать правильным решением, а что неправильным. Ты об этом, Бин?
– Разумеется! Теперь тебе ясно?
– Ясно, Бин. Правитель хотел обмануть историю с помощью математики...
– А заодно избавить себя от скучных хлопот по управлению Свирой...