Швейцар из Швейцарии (продолжение второе)...
Текст свернут. нажмите + чтобы посмотреть
- Ты зря выбрал в молчанку играть – говорит Бонапарт задержанному через час уже в кабинете.
Этот час мы потратили, чтобы дотащить мужика до райотдела, а потом изучить содержимое портфеля. Пока изучали, задержанный сидел в дежурке. Но еще по дороге в отдел заявил, что говорить ничего не будет.
Теперь он явно успокоился, освоился в новой ситуации и ведет себя вызывающе. Я привел его снизу сюда на второй этаж. Он без предложения уселся на стул, ухмыляется, демонстративно разминает запястья, намекая, что давят наручники. Похоже, подготовил какую-то версию, и будет пытаться выкрутить дело в свою пользу.
- А я уже передумал… – мужик недобро улыбается Бонапарту, потом оглядывается на меня. – Я поначалу трухнул, на измену подсел. Решил, чужого пытаетесь мне грузануть. Но теперь-то разобрался, понял, нормальные же опера, только попутали концы, дулю с кукишем в темную поменяли.
А было, короче, так. Шел я из гостей пешедралом, автобусов не было уже. Засиделся, чай с баранками, все дела. У женщины сидел, адрес-имя не скажу, дело личное, впутывать не хочу. Не пили, кстати, только закусывали и телевизор глядели. Еще фильм показывали после «Времени», с Мироновым, соломенные шляпки там, водевиль нудный какой-то, короче.
Ну, и домой после пошел. Автобусов-то нет, говорю же. А идти недалеко, можно и пешком. Вот, иду. Смотрю, кошка за углом сидит. Такая, приличного вида, сбежала, наверное, от хозяев. А я кошек люблю, страшное дело! С детства еще люблю по доброте, всегда кошаков дома держал. Дай, – думаю, – заберу к себе, чего животному на улице, пропадет же кошара…
Короче, забрал, сунул за пазуху, дальше себе иду. Тут, какая-то подворотня на пути. Ну, кошак вдруг и ломанись туда в темноту. Я – за ним. Жалко кошака, привык уже, что мой теперь будет. А он – на леса и в окно открытое сиганул. Я тоже туда, дело на принцип, не люблю отступать, если такое творят.
А там дырка в стене была. Кошак в дырку, я давай там руками сослепу шерудить. Ухватил что-то, потянул. Оказалось, какой-то портфель, не знаю, откуда он там.
Тут орут сзади: «Руки вверх, стрелять буду!» Я перетрухал, решил – бандиты вокруг! Схватил ломик защищаться, он на полу случайно лежал. Вот и все, остальное вы и так знаете.
- А кошка, значит, убежала? – сочувственно спрашивает Бонапарт.
- Убежала, прикинь, начальник… – задержанный огорченно цокает языком. – Веришь, до сих пор жалко, хороший был кошак, холеный, хозяйский.
- Верю. – Бонапарт одобрительно кивает и даже показывает большой палец, высоко оценивая рассказ. – Я вообще верю людям, работа такая, без веры у нас нельзя. Я, как тебя увидал, сразу проникся доверием навсегда. Парень ты сообразительный, с головой дружишь. Не зря, видать, университеты кончал, партаки на руках грамотно набиты, всю твою историю хозяйскую выдают.
Теперь уже я тебе расскажу. И ты мне тоже поверь, не возьми за труд.
Даже не стану, что кошачью шерсть любая экспертиза на твоем свитере найдет сразу. Или, не найдет. Глупо строить такой вариант, кошачья шерсть – не доказательство в нашем случае совсем. Если не найдем, прокурору все равно не аргумент – тебя по «сотке» закрыть. Ты это понимаешь, потому и доволен собой сейчас.
Беда в другом, и шерсть не влияет. Позавчера ночью в том здании ты уже был. Тебя там видели, и свидетели готовы подтвердить. А здание – на ремонте, закрытое стоит. Значит, случайно зайти не мог. Случайно два стекла в окне стеклорезом не вырезают. И свидетели подтвердят, что резал и выдавливал именно ты.
А в сумке, которая теперь в дежурке, тот самый стеклорез и лежит. Попробуй кому-нибудь доказать, что прихватил заранее инструмент на случай, – вдруг, какая-то бродячая кошка в окно сиганет.
Остается одно – тереть по ушам, что сумка тоже чужая была. Но если на стеклорезе твои отпечатки, – отмазка не канает никак. И вообще, парень ты неглупый на первый взгляд. Задай себе вопрос: что делали сыскари ночью в хате? Они ждали тебя. Потому что тебя заранее кто-то слил.
И первый умысел, таким образом, налицо, как досадный, но очевидный неоспоримый факт – подготовка места преступления.
Имеем и вторую печаль. Домик этот принадлежит государству. И любое имущество внутри – сам понимаешь, кому. Вот только пока не врубаешься еще, что там было в портфеле…
Бонапарт многозначительно демонстрирует портфель, приоткрыв дверцу сейфа, продолжает:
- В целом, тянет на тайное завладение ценным государственным имуществом, с предварительной подготовкой и применением специальных технических средств и орудий взлома. А фигурант у нас – ранее неоднократно судимый. И даже в контексте неважно, за какие заслуги раньше судим.
Важно, что прокурор при таком раскладе подмахнет на тебя документ со свистом. А суд – арестует для проведения следственных процедур, предусмотренных законом, на месяц. И за этот месяц тебе сошьют добротное дело, с учетом былых заслуг и рецидивных факторов, лет примерно на десять. А может, и больше, как еще повезет.
И теперь, в свете решений судьбоносного Двадцать пятого съезда КПСС, предлагаю трезво оценить для себя перспективу грядущих трудовых пятилеток. Выйдешь, когда уже песок сыпаться из одного места будет. Оно тебе надо? А пока, эту картину ты себе грамотно рисуешь в судьбу.
Есть предложение. Ты нам сливаешь, кто навел тебя на тайник. Кто указал, что посулил и в каком месте у вас назначена встреча? Баек не нужно, шутки кончились, истории про кошек оставь бабушкам на скамейке.
Альтернатива: или – радостно прёшь паровозом в Колымский край на лесосеку сучкорубом за чужие грехи, или – сдаешь организатора и мы подумаем, как тебе отскочить. Тем более что госкража – профиль явно не твой. Иначе, и версию достоверную сразу бы задвинул, и стеклорез выкинул, не таскал про запас.
Кстати, чай будешь? С баранками, как тебе нравится…
Задержанный перестал улыбаться, угрюмо молчит, разглядывает браслеты наручников. После долгой паузы говорит:
- Значит, слушай сюда, старшой. Сучкорубом – не в масть, я в мужиках не ходил, в повязку «СВП» на зоне сморкался, с кумом не дружил. Но чужого брать на душу не хочу, не комсомолец, повышенные соцобязательства тащить.
По раскладу – так. Завладение мне вписать не выйдет, вы меня взяли рано, присвоить не успел. Я, может, посмотреть только хотел, что за портфель, все дела. Посмотрел бы, да и обратно положил. Так что, облом на этом крючке, не пристегнуть.
Проникновение – да, тут отбрехаться сложно. А я и не стану, залез без преступного умысла, не имея цели обогащения. За разбитое стекло готов возместить. Дадут, с учетом багажа, года полтора и то если.
Но мне сейчас и такое – «в лом». Я жениться собрался, да «воздуха» мало. Деньги, короче, нужны. Вот и вписался в блудняк. Давай, баш на баш. Я тебе – кто заказал, ты мне – вчистую или «условку» на крайняк.
- Нормальный разговор – Бонапарт деловито подтягивает по столу блокнот, берет ручку записывать. – Вчистую не выйдет, сам виноват. На хате был, портфель брал, на вознаграждение рассчитывал. Но условный срок будем просить и чистосердечное оформим. Обещаю, слово офицера. И еще на свадьбу потом позовешь, я твою жену научу, как тебя дурака в узде держать.
- Вот же ты сволочь! – говорит задержанный восхищенно. – Учат же где-то вас, гадов, без мыла в дырку пролезть. Не приглашу, у меня в мильтонах друзей нет. Короче, записывай себе.
Зовут его Кирилл Сергеич, научный сотрудник какой-то из института в Академгородке. Я там железо им разгружал, трубы всякие привезли. А этот бегал, командовал, куда заносить. Потом говорит: «Тебе, вижу, деньги сильно нужны».
Ну, понятно, нужны. Вот он про тайник и рассказал. Сам, конечно, не полезет, кишка тонка. Интеллигенция, всегда чужими руками. Обещал двести рублей, когда портфель принесу. Полтинник я с него слупил вперед, как подъемные чтобы.
По срокам не обсуждали, он сказал: «Понимаю, дело требует подготовки, не торопись. Лучше – дольше, да в масть». Картежник, наверное, все они в этих институтах такие.
Короче, могу его показать. А можете сами, он телефон свой дал. Внутренний телефон, с вахты позвонить, сразу и выйдет. Записывай, я на память помню…
***
Бонапарт уводит задержанного в КПЗ, возвращается, говорит мне:
- Вот, блин, дельце! Теперь этого Сергеича трясти, что он в том портфеле забыл…
- Ну да, потому и поручил. Не боялся, что сбежит.
В портфеле ничего интересного нет. Несколько газет, толстая общая тетрадь в клеточку с какими-то записями чернилами от руки. Еще кисет, в котором старый почерневший ключ на короткой цепочке из металлических шариков.
Мы уже на десять раз перетряхнули этот портфель. Ничего ценного. Зачем он лежал в тайнике, непонятно.
http://koba-sam.livejournal.com/196090.html
Швейцар из Швейцарии (продолжение третье)...
Алексей Григорьевич недоволен. И не особенно это скрывает. Хотя, обычно, за ним такое не водится. Он не из тех, кто вымещает недовольство на подчиненных.
- Вот скажи мне, Валера – гудит Алексей Григорьевич монотонным басом – ты головой думать, когда у нас начнешь? Не теми отвлеченными рассуждениями, что вбили тебе в университете, а нормальной головой опера на земле?
Бонапарт обиженно сопит, пытается оправдаться:
- А чо уж такого, Леша, посуди?.. Ну, была информация, обязаны отработать по существу. И потом, мы же в личное время, не на службе совсем…
- И что? – перебивает его старший сектора, повышая тон голоса. – А где-то сказано, мол, «в личное время – своя рука владыка»? Или, в уголовном кодексе изменения, да я проспал, не в курсе предмета? Объясни, где здесь преступление против социалистической собственности?
- Ну… – неуверенно начинает Бонапарт, – я ведь, как тут подумал себе. Восемьдесят девятую здесь, конечно, не пристегнуть, за малозначительностью ущерба, всякое такое. И рецидив не пристегнуть, он за «хулиганку» раньше тянул. Но девяносто седьмая, вроде бы, вырисовывается в перспективе. По крайней мере, даже если потом «отказуху» соорудить, даст возможность поработать с фигурантами построже…
- Построже? – Алексей Григорьевич усмехается язвительно и свирепо – построже, однажды тебе прокурор врежет доходчиво и по-братски, с матом до потолка и волчьим билетом после в карман. Ладно, закрыли чудака по «сотке», по подозрению в совершении. Ладно, не подтвердилось. Ладно, разобрались, отпустили, перекрестился, пошел домой без приключений.
Но у тебя-то – не ладно! И на что ты меня теперь подбиваешь еще?
- Но ведь обязаны же отработать… – тянет Бонапарт уныло.
- Тебе мало обязанностей? Могу сыпануть на бедность. У нас четыре грабежа на секторе, «темные», ни один не идет на раскрытие. У нас вот серия квартирных краж, признаки квалифицированной группы. У нас сейчас шапки полетят на остановках под вечер, зима на пороге. У нас и другого добра… и везде тикают сроки.
Значит, так! – Алексей Григорьевич хлопает ладонью по столу. – Слушать и выполнять, два дня от силы. Справку по ущербу отобрать, в дело подшить. Протокол осмотра места, допроса свидетеля – туда же. Завтра к шести – отказной материал начальнику розыска на стол. Задача ясна? – не слышу ответа.
- Ясна, – говорит Бонапарт угрюмо. – Но так, Леша, тоже не дело…
- А я тебе запрещал дело? – удивляется Алексей Григорьевич. – Значит, теперь дальше. Это, судя по всему, не тайник. Точнее, место для сокрытия портфеля выбрано спонтанно, по случаю.
Почему думаю так? Потому что, заложенный кирпичом старый дверной проем. Слишком велика полость для хранения небольшого предмета. А труд был значительный – заложить с двух сторон, заштукатурить. Кирпич нужен, раствор, силы, время, умение, наконец.
Вероятно, портфельчик там оказался все-таки случайно. Возможно, представлял собой какую-то ценность, а засунуть больше и некуда, ситуация подвела. Но вот какую именно ценность и для кого? – интересный вопрос. Но это, пойми, не вопрос для уголовного дела. По крайней мере, пока, точно так.
Уголовный кодекс – не детективная книжка для развлекательного чтения на досуге. Там четко указано для всех: мотивы деяния должны иметь криминальный умысел и характер, нести очевидный ущерб государству или личности.
Вот ты мне и найди эти умысел и ущерб. И криминальный характер найди. И, главное, определи мотив к совершению преступления. Докажи, что здесь дело нечисто. Не интуитивно, а логически, на фактах и причинно-следственных связях.
Но только, как говорят у тебя на кафедре, «факультативно». То есть, в личное время, по влечению к истине. Потому что народ тебе платит зарплату, чтоб очевидные преступления раскрывал, и по улицам было спокойно людям ходить. А истина из далекого прошлого – это на сладкое, когда отчитаешься, что всех бандитов на сегодня закрыл.
- Так я и собирался, факультативно! – Бонапарт повеселел, оглядывается на меня, подмигивает ободряюще. – Я же сразу сказал: «мы, в личное нерабочее время…»
- Чего ты собирался, я вижу – старший сектора вновь печатает ладонью по столу. – И на помощника не кивай, с него пока спрос никакой. Собирались лететь в Академгородок, потрошить этого Кирилла Сергеича пионерским нахрапом.
А что дальше, я тебе и сейчас нарисую. Пошлет он тебя по матушке, и будет глубоко прав – по закону. Потому что, презумпция невиновности. Скажет, что первый раз этого бандюгу видит. Никогда не встречал раньше и упаси Бог человека науки от таких связей. И добавит: «Буду жаловаться в прокуратуру, это навет, оговор и пороченье честного имени!»
И что сможешь возразить? Где доказательства обратного у тебя?
И те же вопросы задаст прокурор. И дадут сходу по шапке. Да еще, что там за фрукт. Если этот Сергеич умен и хитер, поднимет скандал до небес. Побежит в исполком, и в партийные органы обязательно тоже.
И после, думать забудь это дело заново расшевелить. Скажут: «Вопрос разбирался наверху, на предвзятый характер огульного обвинения следствию строжайше указано…»
- Ну, так-то да… – Бонапарт озадаченно скребет пятерней затылок. – Не подумал, честно если сказать.
- Подумай. С чего начинать будешь?
- Тетрадь, наверное, нужно внимательно почитать. Может, какие-то зацепки по тексту.
- Тетрадь – обязательно. Но сначала, за газеты из портфеля возьмись. Проштудируй содержимое от корки до корки. Если не обнаружится интересного, разложи по датам выпуска. Потом, дуй в архив краевого управления. Делай запрос, опираясь на эти даты. Возможно, здесь какие-то ниточки в истории сохранились. Обращай внимание на любые упоминания о преступлениях в этот период. Несчастные случаи, дорожно-транспортные происшествия, «ушел и не вернулся», тоже интересуют.
В общем, дерзайте, неразрешимых задач не бывает. Но решать их нужно грамотно, системно, не налетом цыган на водокачку.
А я тем временем найду тут одного человечка. Меня ключик на цепочке заботит. А этот товарищ – большой дока по слесарной части, бывший медвежатник, уходящая профессия. Больше, чем он, никто по замкам не знает.
***
- Понял?! – говорит мне Бонапарт в коридоре. – Практику никакая теория не заменит. Можно хоть пять диссертаций навалять, а будешь плавать в корыте, на большую воду не выйдешь. Суха теория, мой друг, а древо жизни зеленеет. А Леха – умный мужик, таких бы побольше. Жаль будет, если в верха заберут.
Правда, такие в верхах не особенно кому и нужны. На таких – пашут землю, чтобы наверху было, о чем рапортовать с высокой трибуны. Вот везде у нас так, хоть в науке, а хоть и в ментуре. Засели, гады, пушкой не вышибить из окопов никак…
- Ну, и шел бы в КГБ, чего из науки в чернорабочие мильтоны подался?
- Кто меня возьмет в КГБ, это своя каста. Там нужно, чтобы холодная голова и чистые руки. А у меня, только горячее сердце из этого списка. Значит, рано или поздно отовсюду вышибут самого.
- А из универа тебя за это попёрли?
- Да было там… – Бонапарт кривит рот. – Вспоминать в лом, ей-богу, но тебе скажу. Я же в аспирантуре сидел, хотел двигать советскую психологию на недосягаемые рубежи. И еще там группа была, человек десять аспирантов на кафедре у нас. Так-то интересно – споры, диспуты, мозги закипают иногда.
Однажды вдруг – парнишка из нашей группы неожиданно в окно вышагнул. Сказали: «нервное переутомление, не справился с психологической нагрузкой». А слухи пошли, что его жена – того самое с нашим научным руководителем. Ну, сам понимаешь, чего. Она тоже в аспирантуре, мы все дружили тогда.
В общем, я и сказал: «Если правда, этот мудила должен написать «по собственному». А потом, взять пистолет и застрелиться в лоб».
Тут же отнесли в нужные уши. И все, написать пришлось мне. И еще на прощание пояснили: «Вам, Бонапарт, в научной среде не место. Наука – не приемлет коридоров мещанской морали, она есть творческий эксперимент, полет мысли по ту сторону субъективно обыденного».
Понял, как завернули? Я даже наизусть потом выучил. Вот как услышу теперь подобную сентенцию вдруг, сразу понимаю: такую сволочь – пушкой не прошибить, даже если в упор. И все уважительно кивают: «Да-да, дерзновенное величие научного эксперимента…»
Вот поверь, однажды они всех нас экспериментально схарчат. И скажут: «Не справились с психологической нагрузкой, им дали возможность взлететь, а они – рабски шлепнулись коровьей лепешкой на бренную землю».
http://koba-sam.livejournal.com/196861.html
Ответить с цитированием