06.10.2015

К 120-летию Рихарда Зорге

«Я, может быть, слишком русский, я русский до мозга костей!..»



Говорил о себе друзьям Рихард Зорге, родившийся 4 октября 1895 года в посёлке Сабунчи Бакинской губернии у четы Зорге — Нины Семёновны (урождённой Кобелевой) и немецкого инженера-нефтяника Альфреда Зорге (Колесникова M.В., Колесников M.С. Рихард Зорге. Молодая гвардия, 1980).
В 2004 году в Японии были обнаружены документы с описанием казни советского разведчика Рихарда Зорге и его ближайшего помощника Хоцуми Одзаки (выписки из «Регистрационной книги приведения в исполнение смертных приговоров в тюрьме Итигая и токийском изоляторе Сугамо за 1932-1945 гг.»). Фотографии четырёх листков с описанием приведения в исполнение двух смертных приговоров 7 ноября 1944 года опубликовала газета «Асахи». Их случайно разыскал в одном из букинистических магазинов Токио исследователь деятельности группы Зорге Томия Ватабэ среди старых документов штаба оккупационных войск США. Так была поставлена точка в череде домыслов о последних минутах жизни выдающегося разведчика.

Утром 7 ноября 1944 года за ним пришли… Согласно ритуалу, при казни присутствовал буддийский священник. Он должен был прочитать молитву у тюремного алтаря. Но, повернувшись к священнику, Зорге учтиво произнес: «Я благодарю вас за вашу любезность. Ваши услуги не понадобятся. Я готов». Зорге провели через тюремный двор к железобетонной камере. Он взошел на эшафот и сам надел на шею петлю. Зорге плохо владел японским языком, но последнюю фразу произнёс именно на нём, а не на русском или немецком с тем, чтобы все присутствующие при казни поняли его слова: «Секигун (Красная Армия)! Кокусай кёсанто (Коминтерн)! Собието кёсанто (Советская компартия)!». В 10 часов 20 минут люк под Рихардом Зорге провалился.

Во время следствия и на суде он неоднократно заявлял, что не признает себя виновным: «Ни один из японских законов нами нарушен не был. Я уже объяснял мотивы своих поступков. Они являются логичным следствием всей моей жизни. Вы хотите доказать, что вся моя жизнь стояла и стоит вне закона. Какого закона? Октябрьская революция указала мне путь, которым должно идти международное рабочее движение. Я тогда принял решение поддерживать мировое коммунистическое движение не только теоретически и идеологически, но и действенно, практически в нем участвовать».
Вот именно поэтому Рихард Зорге – герой. Потому что он через всю жизнь пронес коммунистические идеалы, идеи освобождения рабочего класса и не отрекся от них даже на эшафоте. А вовсе не потому, что он точно сообщил советскому руководству дату начала войны, чего он, возможно, и не делал. Сегодня известно, что шифрограмма с предупреждением: «Война начнется 22 июня» является фальшивкой, появившейся в хрущёвские времена с единственной целью – скомпрометировать Сталина и доказать уже навязшую в зубах схему: предупреждение героического советского разведчика – глупая подозрительность Сталина, не поверившего ему – катастрофа 22 июня – провальное начало войны – вина Сталина (если бы послушал, мог бы предотвратить катастрофу). На эту версию работает целая армия либеральных фальсификаторов архивных документов и время от времени выдаёт все новые сенсационные находки типа матерных резолюций Сталина на донесениях разведки, о которых сами разведчики в своих мемуарах странным образом не упоминают.

Ещё одним распространенным вымыслом, связанным с именем Рихарда Зорге, является байка о том, что японцы предлагали Сталину обменять Зорге, на что Сталин якобы не пошёл. Об этом впервые написала в своей книге «Господь низвергает своих ангелов: Воспоминания, 1919 – 1965» Айно Куусинен, которая в 1934-1937 гг. по заданию Разведуправления РККА (впоследствии ГРУ) работала в Японии и была на связи у Зорге: «Два наиболее важных сообщения Зорге: он заранее информировал Кремль о дате нападения Гитлера на Россию и сообщил день нападения Японии на Америку. Но люди неблагодарны! Многим сведениям Зорге в Москве не доверяли, и в конце концов его оставили погибать на японской виселице! Он надеялся, что Сталин его спасёт, обменяв на задержанных в СССР японских шпионов, но был брошен на произвол судьбы». Отметим, что данные мемуары Айно Куусинен, которая в 1937 году была отозвана в Москву и получила 8 лет лагерей, написаны в 1965 году на немецком языке сразу после того, как ей разрешили выезд из Советского Союза в Финляндию, и опубликованы в 1972 году в Германии. Сама госпожа Куусинен позиционировала свой труд как «месть Сталину». Ясно, что об объективности здесь и речи не идет.

В действительности нет ни малейших свидетельств того, что Япония предлагала обменять Зорге. Прежде всего, Зорге был германским подданным, членом нацистской партии Германии (НСДАП) и высокопоставленным чиновником МИД Германии – пресс-атташе германского посольства в Токио. Это подтверждает найденное в мае 2015 года письмо министра иностранных дел Германии Иоахима фон Риббентропа, адресованное Рихарду Зорге. Письмо от 4 октября 1938 года обнаружил 71-летний сотрудник отдела иностранной литературы токийского книжного магазина Tamura Shoten среди книг, приобретенных у одного из букинистов. Оно содержит поздравление Рихарду Зорге с 43-летием, благодарность за «выдающийся вклад» в работу немецкого посольства в столице Японии и фотографию Риббентропа размером 29 на 23 сантиметра с автографом министра. Как отметили эксперты-почерковеды, он с высокой вероятностью принадлежит Риббентропу.



Следовательно, Япония могла выдать Зорге Германии, чего и потребовал лично Гитлер после того, как ему были предоставлены расшифрованные радиограммы группы Зорге и другие доказательства. Однако даже своему союзнику Япония отказала. Дело в том, что Зорге играл ключевую роль в разыгранной японскими спецслужбами операции по компрометации японских коммунистов и разгрому коммунистической партии Японии, особенно после того, как в самом начале следствия Зорге показал, что работал на Коминтерн. Находясь в Японии, он «вёл коммунистическую работу», поддерживая при этом связи с сотрудниками советского посольства в чисто технических целях для передачи информации. Тем самым Зорге выводил из-под удара советскую разведку, что в условиях войны было крайне важно. В результате в кратких японских газетных сообщениях и бюллетенях МИД Японии особо подчёркивалось, что группа работала на Коминтерн, а Советский Союз и его спецслужбы даже не упоминались.

Характерно, что ту же линию продолжили после войны американцы.
Оккупировав Японию, они получили доступ к документам японских спецслужб, в том числе, касающимся Рихарда Зорге и его группы. Документы эти сохранились не полностью, часть их сгорела во время одного из налетов авиации США на Токио. Но и того, что сохранилось, было более чем достаточно, чтобы удивиться и поразиться тому, сколь многого сумел добиться Рихард Зорге со своими товарищами.

На основании этих документов начальник токийского отдела военной разведки (G-2) оккупационных сил США в Японии генерал-майор Уиллоуби составил отчет и направил его в Вашингтон, о чем рассказал американский исследователь Роберт Ваймант в своей книге «Сталинский разведчик»: «…Он приказал, чтобы исправленная версия отчета была отослана в Вашингтон с рекомендациями использовать его в военных училищах для исследования советских разведтехник. Сначала Уиллоуби противился его публикации, однако вскоре понял, что для американской публики этот материал имел образовательную ценность: он был призван служить предупреждением о том, что он видел как международный коммунистический заговор, направленный против западных демократий. Уиллоуби, которого генерал Макартур трогательно называл “мой любимый фашист”, намеревался использовать дело Зорге, чтобы продемонстрировать, как советская разведка рекрутировала и рассылала во все края армию симпатизировавших коммунизму и их попутчиков для проведения саботажа в свободных обществах…».

Но самому Рихарду Зорге не нужно было рассказывать, какую «свободу» несут миру западные «демократии». В октябре 1914 года, не окончив реального училища, он вступил добровольцем в немецкую армию, участвовал в боях Первой Мировой войны. «Я обратил внимание, – пишет он, – на то, что участвую в одной из бесчисленных войн, вспыхивавших в Европе, на поле боя, имеющем историю в несколько сот, нет, несколько тысяч лет!.. Знают ли люди, во имя чего велись в прошлом эти войны? Я задумался: каковы же скрытые побудительные мотивы, приведшие к этой новой агрессивной войне? Кто опять захотел владеть этим районом, рудниками, заводами? Кто ценой человеческих жизней стремится достичь вот этих своих целей? Никто из моих фронтовых товарищей не хотел ни присоединить, ни захватить себе это. И никто из них не знал о подлинных целях войны и, конечно же, не понимал вытекающего из них всего смысла этой бойни».

В одном из этих сражений под Ипром Рихард Зорге получил первое серьезное ранение – в правое плечо. После этого он был направлен на восточный фронт в Галицию для поддержки австро-венгерских войск в боях против русской армии. Однако не прошло и трёх недель, как он получил осколочное ранение. После внезапного обстрела его батареи русской тяжелой артиллерией Зорге едва не погиб. Из всего расчета уцелел только он. Два осколка перебили плечевую кость, один угодил в колено. Очнулся в полевом лазарете… Был произведен в унтер-офицеры и награждён Железным крестом II степени.



В 1916 году после госпиталя Рихард участвовал в боевых операциях под стенами крепости Верден. В апреле 1917 года он был очень тяжело ранен разрывом снаряда и трое суток провисел на колючей проволоке. В лазарете Кёнигсберга был прооперирован, в результате чего одна нога стала короче на несколько сантиметров. В январе 1918 года Рихард Зорге был уволен с военной службы по инвалидности.

Впечатления от войны привели к глубокому духовному перелому, в результате которого Зорге в госпитале сблизился с левыми социалистами: «Мировая война… оказала глубочайшее влияние на всю мою жизнь, — писал он. — Думаю, что какое бы влияние я ни испытал со стороны других различных факторов, только из-за этой войны я стал коммунистом».
Ноябрьская революция застает Зорге в Киле, где он участвует в восстании матросов 4 ноября 1918 года, становится членом Кильского Совета Рабочих и Матросов, едва не погибает, вооружая население. После падения революции он перебирается в Гамбург, где начинает заниматься журналистикой, поступив соискателем в университет, и получает учёную степень доктора государства и права, а в августе 1919 года — степень по экономике. Его диссертация до сих пор хранится в городской библиотеке Гамбурга и с ней может ознакомиться любой желающий.

Именно в Гамбурге, в одном из пионерских отрядов, произошла встреча Рихарда Зорге с будущим лидером Коммунистической партии Германии Эрнстом Тельманом. 15 октября 1919 года он официально оформил свое вступление в КПГ, получив партбилет № 086781. Сейчас этот партбилет выставлен в Центральном музее Вооруженных Сил Российской Федерации.
Вскоре после запрета деятельности германской компартии Зорге по приглашению исполкома Коминтерна приезжает в Москву. В марте 1925 года Хамовнический районный комитет ВКП(б) принимает его в коммунистическую партию Советского Союза.

В Москве Рихард Зорге познакомился с Екатериной Максимовой, выпускницей Ленинградского института сценического искусства и преподавательницей русского языка. С этим событием связан еще один либеральный миф. Дело в том, что Екатерина была арестована в 1942 году, сослана по решению Особого Совещания в поселок Больше-Муртинск Красноярского края, где погибла в 1943 году в результате несчастного случая. Ретивые журналисты тут же «определили», что на самом деле она была убита «кровавой гэбней» по приказу Сталина.
Необходимо сказать, что Екатерина, с которой Рихарда связывали самые теплые чувства, никогда не была его женой. Его женой была Кристиана, сотрудница Франкфуртского института социальных исследований, где штатную должность преподавателя занимал и Рихард. Однако Кристиана не прижилась в Советском Союзе и вынуждена была вернуться в Германию. При этом она через всю жизнь пронесла память о своем муже, написав книгу «Мой муж – доктор Р. Зорге», вышедшую в 1964 году в цюрихской газете «Weltwoche».

С Екатериной Максимовой Зорге виделся очень мало, поскольку с 1929 года практически непрерывно находился за границей – сначала в Китае, затем – в Японии, присылая ей время от времени нежные письма. Что касается ареста, который, кстати, произошел не в 1937, а в 1942 году – то нужно сказать, что Катя была Максимовой по отцу, а по матери – Гаупт (нем. Haupt). У нее был муж, художественный руководитель театральной студии Юрий Юрьев, который страдал туберкулезом и с которым они на несколько лет выезжали на лечение в Италию, проживая там в немецком пансионе.

Осенью 1927 года муж умер, а Катя вернулась в Москву, где жили его родные. Здесь она и познакомилась с Рихардом, который брал у нее уроки русского языка. Незадолго до казни, на допросах в тюрьме Сугамо, Зорге говорил следователю: «Когда я находился в Москве, у меня был любимый человек – Максимова. Тогда ей было 40 лет. Я думаю, что если бы я был сейчас в Москве, мы бы наверняка оформили свой брак и жили бы вместе».

В мае 1942 года в Свердловске сотрудники НКВД по подозрению в шпионаже в пользу Германии арестовали таксировщицу финансового отдела Управления свердловской железной дороги Елену Гаупт – двоюродную сестру Кати. Елена Гаупт сообщила, что ее двоюродная сестра Екатерина Максимова, тоже немка, с 1926 по 1928 гг. проживала за границей с мужем, который там умер, а сестра вернулась и живет в Москве, в браке не состоит, но сожительствует с каким-то немцем, будто бы сотрудником Коминтерна… В дальнейшем Елена Гаупт показала, что была завербована для разведывательной деятельности своей двоюродной сестрой и по её заданию в 1938-1941 гг. собирала сведения о движении воинских поездов, литерных грузов для РККА, а собранные сведения направляла шифром в письмах Максимовой. В свою очередь, Максимова на допросах в Свердловске виновной себя не признала, но сообщила, что показывала письма Зорге своему другу – Вилли Шталь-Готфриду, по национальности немцу… (Александр Михайлов, Владимир Томаровский. Обвиняются в шпионаже, 2004). После самоубийства Елены Гаупт Максимову этапировали в Москву, и хотя показания, данные ей в ходе предварительного следствия, не подтвердились, по законам военного времени её дело было передано в Особое Совещание при НКВД СССР, по решению которого Екатерина Максимова 13 марта 1943 года была сослана в Красноярский край сроком на 5 лет, где заболела и 3 июля 1943 года скончалась в районной больнице.
Как видим, утверждения, что Сталин якобы уничтожил Максимову, сводя личные счеты с Рихардом Зорге за то, что тот признался в работе на советскую разведку, не имеют под собой ни малейших оснований. Возможно, что сестра Кати Максимовой Елена Гаупт и оговорила себя и ее, но винить здесь нужно не НКВД, а гитлеровцев, навязавших Советскому Союзу тотальную войну на уничтожение, забирая советских граждан в гестапо при малейшем подозрении в нелояльности к «новому порядку». Почему же наши спецслужбы должны были вести себя по отношению к немцам иначе?


Рихард Зорге с Екатериной Максимовой, 1929


Кстати говоря, не стал исключением и сам Рихард Зорге. Айно Куусинен пишет: «В течение почти всего 1937 года я действовала самостоятельно, но в конце ноября позвонила женщина, два года назад передавшая мне приказ вернуться в Москву. Она попросила прийти в тот же вечер в ресторан “Мицубиси”. Ничего хорошего это не предвещало. В ресторане женщина сказала, что по приказу Зорге я должна снова встретиться с его помощником, как и два года назад, в цветочном магазине на площади Роппонги. <…> Я встретилась с помощником Зорге в цветочном магазине, он отвёл меня к Зорге. Грустно было видеть человека, выполняющего столь ответственное задание, мертвецки пьяным. На столе стояла пустая бутылка из-под виски, стаканом он, видно, не пользовался. Зорге объявил мне, что нам всем, ему тоже, приказано вернуться в Москву. Я должна ехать через Владивосток, там меня встретят. Чем вызван приказ, он не знал, но сказал, что бояться мне нечего, хоть в Москве и царит «нездоровая обстановка». Он сам, конечно, тоже подчинится приказу, но, если я встречусь с руководством военной разведки в Москве, я должна передать, что тогда все с трудом отлаженные связи порвутся. Выехать он сможет не раньше апреля. В заключение Зорге сказал слова, которые должны были заставить меня задуматься, я их потом вспоминала не раз: “Вы очень умная женщина, я должен признать, что никогда раньше не встречал столь здравомыслящей женщины. Но мой ум превосходит ваш!” Только позже — слишком поздно! — я поняла, что он имел в виду: он умнее меня, потому что лучше меня чувствует опасность, которая грозит в Москве нам обоим. Прямо он меня не предостерегал, говорил обиняком — рад был избавиться от обязанности быть моим связным, хотя работы я ему доставляла немного. Да и не доверял никому, считал, что прямое предостережение я смогу использовать против него. Если бы Зорге тогда послушался приказа и вернулся, его бы, несомненно, уничтожили. СССР потерял бы источник информации, который через два года, после начала Второй мировой войны, оказался бесценным.

Шпионская сеть, созданная Зорге, проникала и в высшие правительственные круги Японии. На основании переправленных Зорге данных о нейтралитете Японии Советский Союз смог в 1941 году сосредоточить все силы на германском фронте».
Таким образом, Зорге не был, как это иногда утверждается, «невозвращенцем». Он передал в Москву свои аргументы, и к ним, судя по всему, прислушались, позволив ему работать дальше. А что касается утверждений, будто бы чрезмерное пристрастие Зорге к алкоголю и женщинам, его многочисленные романы, в том числе с женой немецкого посла Ойгена Отта фрау Хельмой не могли не привести его к провалу, то пусть это останется на совести Айно Куусинен и более поздних биографов Зорге. Да, в полицейских протоколах были обнаружены записи о выходках Зорге в нетрезвом состоянии. О выходках представителя высшей арийской расы. Но заявления о том, что «напившись, он обычно садился на мотоцикл и с бешеной скоростью мчался куда глаза глядят», явно списаны с Джеймса Бонда. Они могут произвести впечатление на людей, не знакомых с немецким менталитетом. А Рихард Зорге был не только высокопоставленным немецким чиновником, но и одним из руководителей токийской ячейки НСДАП.

В Японию он прибыл 6 сентября 1933 года в качестве корреспондента влиятельных немецких газет «Бёрзен курьер» (газеты немецких финансистов), «Франкфуртер цайтунг» и журнала «Цайтшрифт фюр геополитик». С этого времени и до октября 1941 года под его руководством в Токио успешно функционировала нелегальная резидентура советской военной разведки «Рамзай» (по инициалам «Р.З.» – Рихард Зорге), куда входили его ближайшие соратники – корреспондент французского агентства «ГАВАС» югослав Бранко Вукелич, владелец фирмы по изготовлению множительной техники немец Макс Клаузен, японские патриоты – журналист, писатель и поэт, специалист по Китаю Ходзуми Одзаки и художник Ётоку Мияги.

Зорге писал свои материалы о Японии на очень высоком уровне, что быстро стало заметным фактом в небольшой германской колонии в этой стране. «Знания Японии, которые я получил в результате самообразования, ничуть не уступали тому, что мог дать немецкий университет. Мне были хорошо знакомы европейская экономика, история, политика; я провел три полных года в Китае, изучал его древнюю и современную историю, его экономику и культуру и занимался обширными исследованиями в области его политики. Кроме того, еще будучи в Китае, я написал несколько работ о Японии, стараясь получить общие представления об этой стране. <…> Я с большим усердием занимался японской древней историей, древней политической историей, а также древней социальной и экономической историей. Я скрупулезно изучал эпохи императрицы Дзингу, Вако и Хидэёси, довольно многое написанное мной основано на материалах истории экспансии Японии с древних времен. <…> Используя всё это как отправную точку для исследований, мне было легче взяться за проблемы современной японской экономики и политики. <…> Вскоре после моего прибытия в Японию для меня были сделаны переводы различных работ по истории Японии. У меня дома было очень много таких рукописей. Кроме того, для меня регулярно готовились выдержки из ряда японских журналов. <…> Если бы я жил в мирных общественных и политических условиях, я, вероятно, стал бы ученым, но, несомненно, не стал бы разведчиком. <…> Наконец, благодаря исследованиям я мог вырабатывать собственные суждения о положении в экономике, политике и военной сфере, а не только просто получать необходимую информацию, аккуратно ее передавать. Многие мои радиограммы и письменные донесения содержали не только подлинную информацию, но и результаты анализа, проведенного на основе отрывочных сведений. Я всегда был предельно откровенен. Когда я считал, что моя точка зрения или политический анализ были правильны и необходимы, я без каких-либо колебаний передавал их в Москву. Москва также поощряла подобную практику. Мне даже неоднократно давали понять, что высоко оценивают мои аналитические способности. <…> Изучение Японии имело большое практическое значение для моей разведывательной деятельности, но одновременно оно было абсолютно необходимо и как маскировка для нелегальной работы. Если бы я не занимался изучением Японии, то, вероятно, никогда не смог бы занять то прочное положение, которое было у меня в германском посольстве и среди немецких журналистов. Мое положение в посольстве определялось не только дружескими связями с его сотрудниками. Напротив, некоторые сотрудники возражали против моего влияния в посольстве и даже открыто возмущались по этому поводу. Я занял такое положение в посольстве, главным образом, благодаря большой общей эрудиции, исчерпывающим знаниям о Китае и детальному изучению Японии.

Без этих знаний, т. е. без моих детальных исследований, никто из сотрудников посольства не стал бы обсуждать со мной своих проблем или спрашивать моего мнения по конфиденциальным вопросам. Многие из них обращались ко мне именно потому, что знали: эта беседа даст им что-либо пригодное для решения проблемы. Никто из них не обладал такими знаниями о Китае и Японии, какие я приобрел в результате многочисленных путешествий и многолетних исследований. Многие из них не имели также той общей политической подготовки, которую я получил благодаря своим связям с коммунистическим движением, начиная с 1924 года. Мои исследования были очень важны и для того, чтобы утвердиться в положении журналиста. Без такого фона мне было бы очень трудно превзойти даже не слишком высокий уровень начинающего немецкого репортера. Благодаря же такому фону я был признан в Германии лучшим немецким корреспондентом, аккредитованным в Японии. Газета «Франкфуртер цайтунг», на которую я работал, часто хвалила меня и заявляла, что мои статьи повысили ее международный престиж. Газета «Франкфуртер цайтунг» в германском журналистском мире отличалась самым высоким уровнем и с точки зрения содержания статей превосходила прочие газеты. Это не только мое мнение. Так же считали и в германском посольстве, и в министерстве иностранных дел Германии, да и все образованные немцы» (Рихард Зорге. Тюремные записки. Перев. Проф. А.А. Прихожаева. Подлинность мемуаров Зорге американцам под присягой подтвердили причастные к делу Зорге прокурор М. Ёсикава и профессор Ё. Икома, осуществивший перевод документа с немецкого языка в феврале – апреле 1942 года).

Благодаря своим статьям Зорге вошел в доверие к послу фон Дирксену, которого поразила эрудиция журналиста, его осведомленность, умение заглядывать вперед, обобщать и делать выводы. «Рамзай» заводит дружбу с подполковником Ойгеном Оттом, «стажером германской армии в японских войсках». Чтобы завоевать его доверие, Зорге, прекрасно разбиравшийся в сложившейся на Дальнем Востоке военно-политической ситуации, снабжает его информацией о вооруженных силах и военной промышленности Японии. В результате докладные записки Отта приобретают несвойственную им ранее аналитическую глубину и производят хорошее впечатление на берлинское начальство. Когда же военный атташе Ойген Отт становится германским послом в Японии, Зорге тут же получает место пресс-секретаря посольства и, пройдя проверку в немецких спецслужбах СД и гестапо, становится ближайшим доверенным лицом посла Германии в Токио.


Японка Исии Ханако

Важнейшим источником информации «Рамзая» была группа лиц, вращавшихся около японского премьер-министра принца Коноэ, своего рода «мозговой центр», в который входил Хоцуми Одзаки. «Информация, исходившая от группы Коноэ, касалась внутриполитического курса кабинета Коноэ, разнообразных сил, оказывающих влияние на формирование внутренней и внешней политики, а также различных планов, находящихся в стадии подготовки. Иногда Одзаки представлял экономическую информацию и, в очень редких случаях, общеполитическую и военную. Одзаки иногда встречался непосредственно с принцем Коноэ, но наедине или нет, не знаю.

Информация, получаемая им в результате этих встреч, не представляла собой конкретные политические доклады, а отражала лишь мнения и соображения по общеполитическим вопросам, а иногда даже настроение принца Коноэ. Такая информация, хотя и не отличалась конкретностью, была чрезвычайно важной, так как давала более глубокое понимание политики японского правительства, чем целые горы подробных фактов. <…> В интересах работы моей разведывательной группы Одзаки использовал двух или трех помощников» (Рихард Зорге. Тюремные записки).

В октябре 1941 года по подозрению в принадлежности к коммунистической партии агентами японской тайной полиции был арестован один из помощников Хоцуми Одзаки. На допросах он среди прочих назвал имя Мияги, обыск у которого позволил обнаружить целый ряд разведывательных материалов. Арест самого Одзаки не заставил себя ждать. За ним последовали аресты всей группы «Рамзая»: сначала Макса Клаузена и Бранко Вукелича, затем и самого Рихарда Зорге. Это произошло 18 октября 1941 года. Однако все обстоятельства провала группы «Рамзая» остаются невыясненными до сих пор.

Казненный на чужбине Рихард Зорге не имел в Японии родственников и был погребен на кладбище Зосигайя в той его части, где хоронили бездомных бродяг. После войны молодая японка Исии Ханако с двумя подругами раскопала указанную им общую могилу и по следам от трёх ранений на ногах, очкам, пряжке на поясе и золотым коронкам опознала Рихарда Зорге. Урну с его прахом она хранила у себя дома до 8 ноября 1950 года, а потом перезахоронила в отдельной могиле на кладбище Тама в Токио.

Рихард и Ханако встретились 4 октября 1935 года, когда компания немцев отмечала в немецком ресторане «Рейнгольд» в Токио день рождения Рихарда. Ему исполнилось 40 лет. Официантками в ресторане работали японские девушки. Других языков кроме японского они не знали и общались с иностранцами языком жестов и поклонов. Среди них – Исии Ханако. Тогда ей было 23 года, очень милая и услужливая. Через пару дней Рихард вновь заглянул в «Рейнгольд». Узнав, что Ханако с детства мечтала заниматься музыкой, он устроил её к учителю пения Августу Юнкеру и купил пианино.

Однажды он оставил ей 5 тыс. иен (тогда средняя месячная зарплата составляла около 300 иен) со словами: «Возьми, положи в банк. Когда меня не будет, выходи замуж. Даже если он будет бедным, ты сможешь ему помочь».
Но Ханако сохранила верность Рихарду Зорге на всю жизнь. Летом 1965 года она была приглашена в Советский Союз. Отдавая должное ее преданности и тому, что она сделала для Рихарда Зорге, её окружили вниманием, оказали материальную поддержку. Пресса впервые упомянула о японской подруге Рихарда Зорге. Но сама Исии-сан отныне и неизменно стала представляться как его жена.

В 1967 году останки Рихарда Зорге были перезахоронены американскими оккупационными властями на кладбище Тама в Токио с отданием воинских почестей. На могиле установлены две гранитные плиты. Одна — с описанием жизни Зорге, вторая — с именами и датами смерти его соратников. Могила Зорге по японским меркам занимает значительную площадь. Место захоронения содержится в идеальной чистоте. К могиле ведут каменные плиты. На ней установлен овальный камень из базальта с надписью на немецком и японском языках: «Рихард Зорге» и даты жизни. На камне — плита из полированного чёрного мрамора с надписью на русском языке: «Герой Советского Союза Рихард Зорге», изображение Золотой Медали и лавровой ветви. Ниже — надпись на японском языке, слева и справа — гранитные плиты. Перед овальным камнем на мраморной плите — урна с прахом гражданской или, как уточняют японцы, «японской» жены Рихарда Зорге Исии Ханако.

Андрей Ведяев, историк спецслужб
http://nvdaily.ru/info/60105.html