Сергей Васильев
Зрим в корень
Сегодня 15:49 20 2640
Вместо эпиграфа.
Многое хочется написать про день сегодняшний, но нельзя. Посмотрите на моё место жительства, полистайте мои последние заметки и поймёте почему. Буду пока писать только исторические опусы и обязательно ссылаться на источники из США и ЕС. Ну а умные люди всегда поймут про что я хотел написать, но, к сожалению, лишён такой возможности.
Итак, окунёмся в историю:
1945 год. Рейх бьётся в агонии. Идут бои за Берлин. Военная промышленность наполовину уничтожена англо-американской авиацией, нефтяные промыслы в Румынии потеряны, пенсионеры и подростки из “фольксштурма” со старыми винтовками остановить советские войска не в состоянии. Но 12 апреля 1945 года симфонический оркестр Берлина выступил с концертом, и билетов было не достать. Народ Германии терпеливо выполнял свой долг перед правительством законно избранного канцлера Германии Адольфа Гитлера. Никаких массовых демонстраций протеста. Никакого серьезного антифашистского сопротивления. Даже за минуты до своего падения режим Гитлера имел поддержку 90% жителей Германии. Секрет этой стойкости не даёт покоя исследователям до сих пор.
Примеры:
8 апреля 1945-го девятнадцатилетний студент-богослов Роберт Лимперт из Ансбаха перерезал телефонные провода у штаба, дабы оборвать связь с позициями вермахта. К городу приближались американцы, и Лимперт хотел, чтобы Ансбах не стёрли с лица земли. Роберта заметили два подростка из “гитлерюгенда”, и немедленно сообщили в гестапо. Студента арестовали. Комендант города — полковник Эрнст Мейер — приказал собраться “трибуналу” из трёх человек, и за две минуты Лимперта приговорили к повешению. Его отвели к ратуше, накинули петлю на шею. Парень вырвался, побежал — “преступника” схватили полицейские: били студента ногами и тащили за волосы к виселице. “Добропорядочные граждане” рядом не сказали ни слова сочувствия: напротив, они плевали в приговорённого и старались пнуть побольнее. Верёвка оборвалась, несчастный упал на мостовую — палачи скрутили новую петлю, и повесили Роберта заново. Через 4 часа (!) полковник Мейер скрылся (уехал из Ансбаха на велосипеде), а в город без единого выстрела вошли американцы. Полицейские знали, что Ансбах обречён, но никто не сделал попытки спасти юношу. Горожане помогли убить “предателя”, не испытывая мук совести. Они действовали, как роботы, отказываясь соображать: ведь власть сменится за считанные часы, и им придётся ответить за всё.
Историк Николай Старгардт, исследуя фанатичную преданность жителей Германии нацистскому режиму обратился к так называемым эго-документам — письмам и дневникам выходцев из разных слоев общества, а также к сведениям, которые получали нацистские осведомители, внимательно следившие за настроением граждан Третьего рейха и его солдат.
Наблюдение первое: Вера в чудодейственный ЗАПАД:
“Лидерам НСДАП казалось смехотворным, что большевики возьмут Берлин, — отмечает в своей книге “Конец Германии Гитлера” британский историк Иэн Кершоу. — Они исступлённо считали — Запад такого не допустит”.
Наблюдение второе: «Мы только защищаемся! и «Мы-жертва!»
Вторая мировая война на всех ее этапах представлялась немцами как оборонительная, нацеленная на защиту отечества от коалиции врагов, с которой Германия столкнулась в Первую мировую. Идея оборонительной войны не возникла в коллективном сознании немцев сама по себе. Она являлась конструктом нацистских идеологов, созданным с целью успокоения совести «народного сообщества». При этом немцы на протяжении всей войны представляли себя жертвами —поражений Первой мировой, заговора союзников и евреев, «большевистских варваров». Когда же они сталкивались с настоящими жертвами их действий или бездействия — «восточными рабочими» или узниками концлагерей — в массовом сознании доминировали неприятие, отвращение и страх.
Наблюдение третье: Тотальный террор, как основа стойкости.
Начиная с февраля 1945 года, когда режим находился в состоянии агонии, произошла невиданная эскалация террора в отношении собственного населения и солдат вермахта. К примеру, введенные в это время военно-полевые суды, продолжали выносить смертные приговоры даже после капитуляции Германии. Абсолютное большинство граждан были дезориентированы и не могли помыслить о каком-либо массовом противостоянии властям.
“Машина смерти” нацистов продолжала функционировать в некоторых городах даже после капитуляции Рейха — смертные приговоры за “трусость” и “пораженческие настроения” выносились вплоть до 23 мая 1945 года. 15 февраля “наци номер два”, шеф рейхсканцелярии Мартин Борман объявил о введении военно-полевых судов: предположительно, ими было осуждено и казнено 20 000 (!) “паникёров и дезертиров”. Для сравнения — за всю Первую мировую войну осудили на смерть лишь 48 (сорок восемь!) немецких военнослужащих.
Едва Красная Армия приблизилась к городу Бромберг (ныне Быдгощ), оттуда сбежало полицейское и партийное руководство. Расправа не заставили себя ждать. Гиммлер приказал публично расстрелять начальника полиции Бромберга — штандартенфюрера СС Карла фон Залиша, а мэра города и главу региональной администрации отправить на фронт в штрафные батальоны.
Комендант города Шнайдемюль лично убил из “вальтера” четверых отступавших солдат вермахта, а потом приказал повесить на шеи трупов таблички с надписью “Трусы”. 16 апреля 1945 года РККА пошла на штурм Берлина, и из канцелярии фюрера тут же прозвучал приказ — если над любым городским зданием появится белый флаг, будут расстреляны все жители дома. Так что помимо повиновения, работал элементарный страх — захочешь сдаться, тебя уничтожат.
Наблюдение четвертое: Пугалки – они придут и вас съедят!
Геббельсовская пропаганда, используя образы «большевистских чудовищ» и «орд с Востока», раскручивала маховик страха перед приближающимися войсками Красной армии. Одним из знаковых пропагандистских образов стал Неммерсдорф — населенный пункт в Пруссии, где советские солдаты якобы с особой жестокостью совершили массовые убийства местных жителей. (Старгардт уделяет отдельное внимание созданию нацистами этого мифа.)
В результате в последние месяцы войны, возможно как никогда ранее, «народное сообщество» оказалось объято не только патриотическим порывом по спасению страны, но и ужасом. И последнего в ощущениях рядовых немцев было все же больше.
Наблюдение пятое: Соучастие населения в преступлениях режима.
Ещё один историк, Гетц Али в книге «Народное государство Гитлера: грабеж, расовая война и национальный социализм», к сожалению, пока не переведена на русский язык) убедительно доказал, что нацистский террор и холокост имели вполне рациональные, утилитарные причины.
Основные ресурсы воюющая Германия получала за счет завоевания и ограбления оккупированных стран, «неполноценных рас» и принудительного труда. Гитлер превратил германское государство в машину ограбления, а немцев — в бездумную орду получателей награбленного. Этот аспект часто упускают из виду. Но это недостающее звено многое объясняет. Далеко не все немцы, включая тех, кто был нацистом, получали свою долю от разбойничьих походов вермахта и от преступлений СС. Однако! И это очень важно – большая часть населения Германии было согласно было быть лояльным ТОЛЬКО ЗА ОБЕЩАНИЕ поделиться награбленным в будущем. То есть немцы не только соглашались с убийствами, сами охотно убивали, но и умирали за «гектар земли под Саратовым и пять русских рабов в скором будущем». Вот почему режим чудовищных массовых преступлений был в то же время и режимом огромной популярности. Этим же объясняется и отсутствие сколько-нибудь эффективного внутреннего сопротивления, равно как и последующего чувства вины.
В Германии все самые страшные преступления делались руками частных лиц и бизнеса при поддержке абсолютного большинства населения.
Газовые камеры придумали частные лица, конвейер для лагерных крематориев — тоже. Циклон «B» поставляли в лагерь две частные компании: Tesch & Stabenow и Degesch, которым после войны не удалось доказать, что они не знали предназначения газа.
Когда немцы объявили тендер на постройку крематориев для лагерей Аушвица, среди частных фирм произошла давка — так хотели получить контракт. Компания J. A. Topf & Söhne получила заказ на пять печей для сжигания тел в Аушвице и жаловалась, что это мало: могли бы заказать больше. Все, что было создано в Германии для массового уничтожения людей, придумали и сделали бизнесмены. Они так старались получить государственные деньги, что постоянно придумывали усовершенствования.
Известно, что частная немецкая фирма из Данцига разработала котел для варки мыла из человеческого жира. Компания Didier-Werke изобрела вилку на поршнях для подачи трупов в печь. Немецкий бизнес также соревновался за право эксплуатировать лагерных заключенных. Вокруг лагерей смерти строились частные заводы, конкуренция была бешеная, у концернов IG Farben даже имелась собственная «служба безопасности» по разгону конкурентов: так много было желающих заполучить на работу узников из Аушвица-Освенцима.
«Мы не знали ничего о зверствах нацистов»:
Старгардт с письмами самих немцев в руках демонстрирует, что немецкие обыватели были прекрасно осведомлены о происходящем на Восточном фронте, получая тысячи писем, фотографий с намеками или прямыми доказательствами. Они были очевидцами создания и функционирования концлагерей в рейхе. Реализация холокоста была представлена в массовом сознании слухами, но в целом являлась для населения секретом Полишинеля.
Мало того, когда в 1943 году произошла значительная эскалация бомбардировок городов рейха, немцы в письмах друг другу объясняли это не чем иным, как «возмездием» за то, что они сделали с евреями (Старгард, как настоящий американец, убежден, что никакого геноцида на территории СССР не было).
Автор описывает, как граждане Третьего рейха годами рационализировали происходящее, убеждая себя, что террор против идеологических врагов на благо «народного сообщества» необходим. Также использовались вполне привычные «успокоительные» средства — СРЕДСТВА МАССОВОЙ ИНФОРМАЦИИ, кинематограф, литература, музыка, изобразительное искусство, религия, — которые придумывали нужные сюжеты, помогали отвлечься и найти оправдание собственным поступкам или действиям руководства рейха.
Наркомания, как оружие.
9 ноября 1939 года молодой солдат вермахта, служивший в только что завоеванной Польше, отправил родителям письмо: «Нам приходится тяжко. Надеюсь, вы поймете, что не могу писать вам слишком часто. Это письмо я отправляю главным образом для того, чтобы попросить немного первитина».
Выпускаемый в Германии препарат первитин — стимулятор нервной энергии — был секретным оружием вермахта. 20 мая 1940 года солдат опять обратился к семье с той же просьбой: «Может быть, вы могли бы прислать мне побольше первитина, чтобы у меня был запас?»
19 июля новое письмо: «Если это возможно, пришлите мне еще первитина».
Солдат, писавший эти письма, стал знаменитым писателем. Это Генрих Бёлль, первый немец, удостоенный после войны Нобелевской премии по литературе.
Среди тех, кто имел доступ к аптечке, развился морфинизм. В первую очередь наркоманами становились сами медики. В 1945 году в четыре раза чаще, чем в начале войны. Один из офицеров-медиков вспоминал, как они боролись со стрессами: «Утро начинали стаканом коньяка. Днем делали две инъекции морфина. Вечером хватало кокаина».
Ну вот, теперь вы знаете, как дело было в прошлом и можете экстрополировать исторические события на день настоящий – будете удивлены количеством совпадений.
Ответить с цитированием
Сообщение от Valtapan
Текст свернут. нажмите + чтобы посмотреть 
