Поэтические вечера

[gogain]

а я думал тут тока свои стихи публикуют (потому то мои и кажутся такими бездарными)

[Найтли]

Самуил Маршак

В столичном немолкнущем гуде,
Подобном падению вод,
Я слышу, как думают люди,
Идущие взад и вперед.

Проходит народ молчаливый,
Но даже сквозь уличный шум
Я слышу приливы, отливы
Весь мир обнимающих дум.

Пусть будет небом верхняя строка,
А во второй клубятся облака,
На нижнюю сквозь третью дождик льется,
И ловит капли детская рука.

Старайтесь сохранить тепло стыда.
Все, что вы в мире любите и чтите,
Нуждается всегда в его защите
Или исчезнуть может без следа.

Тепло стыда - тааак точно.

дальше что? А дальше - ничего...
Забудет тело имя и прозванье,-
Не существо, а только вещество.

Пусть будет так. Не жаль мне плоти тленной,
Хотя она седьмой десяток лет
Бессменно служит зеркалом вселенной,
Свидетелем, что существует свет.

Мне жаль моей любви, моих любимых.
Ваш краткий век, ушедшие друзья,
Исчезнет без следа в неисчислимых,
Несознанных веках небытия.

Вам все равно, взойдет ли вновь светило,
Рождая жизнь бурливую вдали,
Иль наше солнце навсегда остыло,
И жизни нет, и нет самой земли...

Здесь, на земле, вы прожили так мало,
Но в глубине открытых ваших глаз
Цвела земля, и небо расцветало,
И звездный мир сиял в зрачках у вас.

За краткий век страданий и усилий,
Тревог, печалей, радостей и дум
Вселенную вы сердцем отразили
И в музыку преобразили шум.

[Mistral]

Уж так заведено давно,
Виной тому не мы , не боги;
Влюбляться каждому дано,
Зато любить дано не многим.

Любовь, влюбленность - две сестры.
Как близнецы они похожи,
Увы, не каждый в жизни может
Узнать в них разные черты

Вдруг дрогнет сердце, вспыхнет кровь,
И в миг счастливый озаренья,
Мы принимаем за любовь
Слепой влюбленности мгновенье

Не говори, что ты остыл,
Что все проходит, как ни горько...
Кто разлюбил - тот не любил,
Тот был влюблен, влюблен и только

[Негра]

Доктор, я не больна, а точнее, больна, но не этим,
Я больна равнодушием текста просроченных книг,
Я забыла, как нужно молчать и хранить свою мысль в секрете,
А во всё остальном, доктор, я как ангел, (и чист, и светел),
Что взлетел в небеса от людей и оттуда глядит на них.

Доктор, я не права, а точнее, права, но не всюду,
Я теряю себя там, где всех остальных завожу в тупик,
Что-то бьётся внутри (один тик от Христа, один тук от Иуды),
Доктор, я не хочу никому ничего объяснять, и не буду,
У них в голове другие картинки, им непонятен такой язык,

Доктор, я не боюсь ничего, а точнее, боюсь, но не пули,
Не последней секунды своей перед местом, куда не хватило виз,
Я боюсь понимать, что все сказки придуманы, нас обманули,
И ещё меня люди пугают собой, доктор, выпиши мне пилюли,
У меня где-то в области сердца застряла жизнь.

если сможешь - останови, я сойду на станции,
у которой название - "каждый-себе-придумает",
мне так важно зачем-то с тобой сохранять дистанцию,
у вселенной для нас даже это уже продумано.
у вселенной - всегда синхронно с божественным замыслом
путеводные нити-верёвки для нас разбросаны,
мы с тобой получились похожими /или разными/,
и случайно/намеренно/ встретились в этой осени.
если сможешь - прими, присмотрись, это просто зеркало,
не спеши отрицать, осознай, прочитай послание,
ты случился однажды ангелом/человеком/, и
если сможешь, оставь меня лет через сто. заранее.

нашла в инете...

[Найтли]

А у меня чего то бродский период - слушаю и слушаю его...

Вещь. Коричневый цвет
Вещи. Чей контур стёрт.
Сумерки. Больше нет
Ничего. Натюрморт.

Смерть придёт и найдёт
Тело, чья гладь визит
Смерти, точно приход
Женщины, отразит.

Это абсурд, враньё:
Череп, скелет, коса.
Смерть придёт, у неё
Будут твои глаза.

О, облака
Балтики летом!
лучше вас в мире этом
я не видел пока.
Может, и в той
вы жизни клубитесь,
конь или витязь,
реже - святой.
Только Господь
вас видит с изнанки,
точно из нанки
рыхлую плоть.
То-то же я,
страхами крепок,
вижу в вас слепок
с небытия.
с жизни иной.
Путь над гранитом,
над знаменитым
мелкой волной
морем держа,
вы - изваянья
существованья
без рубежа.
Холм или храм,
профиль Толстого,
Рим, холостого
логова хлам,
тающий воск,
Старая Вена,
одновременно
айсберг и мозг,
райский анфас -
ах, кроме ветра,
нет геометра
в мире для вас!
В вас, кучевых,
перистых, беглых,
радость оседлых
и кочевых.
В вас мне ясна
разность, бессвязность,
сумма и разность
речи и сна.
Это от вас
я научился
верить в те числа -
в чистый отказ
от правоты,
веса и меры
в пользу химеры
и лепоты!
вами творим
остров, чей образ
больше, чем глобус,
тесный двоим.
Ваши дворцы-
местности счастья
плюс самовластья
сердца творцы.
Пенный каскад
ангелов, бальных
платьев, крахмальных
крах баррикад,
брак мотылька
и гималаев,
альп, разгуляев-
о, облака.
В чутком греху
небе ничейном
Балтики - чей там,
там,наверху,
внемлет призыв
ваша обитель?
Кто ваш строитель,
кто ваш Сизиф?
Кто там, вовне,
дав вам обличья,
звук из величья
вычел, зане
чудо всегда
ваше беззвучно.
Оптом, поштучно
ваши стада
движутся без
шума, как в играх,
движутся, выбрав
тех.кто исчез
в горней глуши
вместо предела.
Вы - легче тела,
легче души.

Не надо обо мне. Не надо ни о ком.
Заботься о себе, о всаднице матраца.
Я был не лишним ртом, но лишним языком,
подспудным грызуном словарного запаса.

Теперь в твоих глазах амбарного кота,
хранившего зерно от порчи и урона,
читается печаль, дремавшая тогда,
когда за мной гналась секира фараона.

С чего бы это вдруг? Серебряный висок?
Оскомина во рту от сладостей восточных?
Потусторонний звук? Но то шуршит песок,
пустыни талисман, в моих часах песочных.

Помол его жесток, крупицы -- тяжелы,
и кости в нем белей, чем просто перемыты.
Но лучше грызть его, чем губы от жары
облизывать в тени осевшей пирамиды.

Бродский.

[Найтли]

Со мной с утра не расставался Дождь.
- О, отвяжись! - я говорила грубо.
Он отступал, но преданно и грустно
вновь шел за мной, как маленькая дочь.

Дождь, как крыло, прирос к моей спине.
Его корила я:
- Стыдись, негодник!
К тебе в слезах взывает огородник!
Иди к цветам!
Что ты нашел во мне?

Меж тем вокруг стоял суровый зной.
Дождь был со мной, забыв про все на свете.
Вокруг меня приплясывали дети,
как около машины поливной.

Я, с хитростью в душе, вошла в кафе.
Я спряталась за стол, укрытый нишей.
Дождь за окном пристроился, как нищий,
и сквозь стекло желал пройти ко мне.

Я вышла. И была моя щека
наказана пощечиною влаги,
но тут же Дождь, в печали и отваге,
омыл мне губы запахом щенка.

Я думаю, что вид мой стал смешон.
Сырым платком я шею обвязала.
Дождь на моем плече, как обезьяна,
сидел.
И город этим был смущен.

Обрадованный слабостью моей,
он детским пальцем щекотал мне ухо.
Сгущалась засуха. Все было сухо.
И только я промокла до костей.

Отрывок "Сказка о дожде"
Белла Ахмадулина.

[Mistral]

Не о том разговор, как ты жил до сих пор,
Как ты был на решения скор,
Как ты лазал на спор через дачный забор
И препятствий не видел в упор..

Да, ты весело жил, да, ты счастливо рос,
Сладко елось тебе и спалось,
Только жизнь чередует жару и мороз,
Только жизнь состоит из полос...


И однажды затихнут друзей голоса,
Сгинут компасы и полюса,
И свинцово проляжет у ног полоса,
Испытаний твоих полоса...

Для того-то она и нужна, старина,
Для того-то она и дана,
Чтоб ты знал, какова тебе в жизни цена
С этих пор и на все времена.

Ты её одолей. Не тайком, не пешком,
Не в объезд - напрямик и пешком,
И не просто пешком, то бишь вялым шажком
А ползком, да ещё с вещмешком!...

И однажды сквозь тучи блеснут небеса
И в лицо тебе брызнет роса -
Это значит, что пройдена та полоса,
Ненавистная та полоса...

А теперь отдыхай и валяйся в траве,
В безмятежное небо смотри...
Только этих полос у судьбы в рукаве
Не одна, и не две, и не три....

Леонид Филатов 1984г

[Найтли]

Жираф

Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд
И руки особенно тонки, колени обняв.
Послушай: далёко, далёко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.

Ему грациозная стройность и нега дана,
И шкуру его украшает волшебный узор,
С которым равняться осмелится только луна,
Дробясь и качаясь на влаге широких озер.

Вдали он подобен цветным парусам корабля,
И бег его плавен, как радостный птичий полет.
Я знаю, что много чудесного видит земля,
Когда на закате он прячется в мраморный грот.

Я знаю веселые сказки таинственных стран
Про черную деву, про страсть молодого вождя,
Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман,
Ты верить не хочешь во что-нибудь, кроме дождя.

И как я тебе расскажу про тропический сад,
Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав..
Ты плачешь? Послушай... далёко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.

Николай Гумилев

[BadGirl]

Жизнь как бумеранг, поступки тоже,
Ты подумай. Знаешь, неспроста,
Сколько взял, столько вернуть и должен,
Все вернуть, что дали небеса.

Правду не сказал – оклеветают,
Оттолкнул любимую – держись!
Ты не в сказке, здесь исход не знают,
За слова свои теперь борись.

Умолчал – живи и жди подвоха,
Коль не объяснил – ты не поймешь
То, что будет важно ненароком,
Кого любишь, вновь ты не вернешь.

Коль обидел раз – удвоится обида,
Изменил – измены жди и сам,
Если не захочешь искупиться,
Будешь не прощен на небесах.

Знай, все в жизни вскоре возвратится,
Изменить не сможешь ты судьбу,
Лишь благим поступком заслонившись,
Бумеранга сменишь колею.

Вспомнишь ты меня гораздо позже,
Лишь тогда, когда вернет тебе
И поступки, и обиды, тобишь
То, что ты когда-то подарил судьбе. (с)

[Найтли]

НА ТВЕРСКОЙ

По дому бродит скука,
Не убрана постель.
Недавняя разлука
Заводит канитель.

Поеду на Тверскую
Унять тоску-печаль,
Сегодня я рискую -
Верёвка иль медаль.

- День добрый, как живёте,
Здоровьице-то как? -
На столике у тёти
Конфеты и коньяк.

И жёлтые букеты,
И гости до утра -
Ну что там мои беды,
Какая там хандра!

Я сяду на диванчик,
Спою смешной куплет.
- Какой хороший мальчик, -
Прощаясь, бросят вслед.

А тётенька-хозяйка
Нальёт на посошок.
И скажет: - Приезжай-ка
Ещё разок.

Александ Шаганов.

Николай Заболоцкий,
Портрет

Любите живопись, поэты!
Лишь ей, единственной, дано
Души изменчивой приметы
Переносить на полотно.
Ты помнишь, как из тьмы былого,
Едва закутана в атлас,
С портрета Рокотова снова
Смотрела Струйская на нас?
Ее глаза - как два тумана,
Полуулыбка, полуплач,
Ее глаза - как два обмана,
Покрытых мглою неудач.
Соединенье двух загадок,
Полувосторг, полуиспуг,
Безумной нежности припадок,
Предвосхищенье смертных мук.
Когда потемки наступают
И приближается гроза,
Со дна души моей мерцают
Ее прекрасные глаза.

О красоте человеческих лиц

Есть лица, подобные пышным порталам,
Где всюду великое чудится в малом.
Есть лица - подобия жалких лачуг,
Где варится печень и мокнет сычуг.
Иные холодные, мертвые лица
Закрыты решетками, словно темница.
Другие - как башни, в которых давно
Никто не живет и не смотрит в окно.
Но малую хижинку знал я когда-то,
Была неказиста она, небогата,
Зато из окошка ее на меня
Струилось дыханье весеннего дня.
Поистине мир и велик и чудесен!
Есть лица - подобья ликующих песен.
Из этих, как солнце, сияющих нот
Составлена песня небесных высот.
1955

Клялась ты -- до гроба
Быть милой моей.
Опомнившись, оба
Мы стали умней.
Опомнившись, оба
Мы поняли вдруг,
Что счастья до гроба
Не будет, мой друг.
Колеблется лебедь
На пламени вод.
Однако к земле ведь
И он уплывет.
И вновь одиноко
Заблещет вода,
И глянет ей в око
Ночная звезда.
1957

[Найтли]

ПЕРЕД ЛИСТОПАДОМ

Все разошлись. На прощанье осталась
Оторопь жёлтой листвы за окном,
Вот и осталась мне самая малость
Шороха осени в доме моём.

Выпало лето холодной иголкой
Из онемелой руки тишины
И запропало в потёмках за полкой,
За штукатуркой мышиной стены.

Если считаться начнём, я не вправе
Даже на этот пожар за окном.
Верно, ещё рассыпается гравий
Под осторожным её каблуком.

Там, в заоконном тревожном покое,
Вне моего бытия и жилья,
В жёлтом, и синем, и красном - на что ей
Память моя? Что ей память моя?

НОЧНОЙ ДОЖДЬ

То были капли дождевые,
Летящие из света в тень.
По воле случая впервые
Мы встретились в ненастный день.

И только радуги в тумане
Вокруг неярких фонарей
Поведали тебе заране
О близости любви моей,

О том, что лето миновало,
Что жизнь тревожна и светла,
И как ты ни жила, но мало,
Так мало на земле жила.

Как слёзы, капли дождевые
Светились на лице твоём,
А я ещё не знал, какие
Безумства мы переживём.

Я голос твой далёкий слышу,
Друг другу нам нельзя помочь,
И дождь всю ночь стучит о крышу,
Как и тогда стучал всю ночь.

Арсений Тарковский

[Найтли]

Декабрь

... И был декабрь - как междометие,
Как малый вздох
В конце тифозного столетия,
В дыму эпох.

И ветер пел стоглавой фистулой,
И пять недель
Неутоленно и неистово
Мела метель.

И были вылизаны улицы,
И сер восток,
И тех, кто брезговал сутулиться,
Валило с ног.

И, над манерами холопьими
Взахлеб смеясь,
Швырял декабрь слепыми хлопьями
В лицо и в грязь.

И ночь несла не избавление,
А только сон,
И стыли тени и видения
Со всех сторон.

И город, тот, что был до ночи нем,
Лелеял вздох,
И плыл декабрь седым отточием
Иных эпох...

Денис Коротаев

[Найтли]

Не сложно

Не будет. Ничего уже не будет.
Ни после, ни сейчас, и ни потом.
На амбразуру можно только грудью,
Перед последним взорванным мостом.

Не важно. Ничего уже неважно.
Болит душа по каждой из потерь.
Сомнения похуже эпатажа,
Когда перед тобой чужая дверь.

Не сложно. Никогда не будет сложно
Не тем, кто только пробовал понять
Мотивы залезающих под кожу,
Кто жил другим, пока ходили вспять

Часы по стенам, годы - по запястьям,
По щиколоткам - ночи просто так
Когда измена - это безучастье,
Слеза - причастьем, веки - под пятак.

Не понял. Ничего никто не понял.
И хорошо. Пусть скроет мысли тьма.
Не спится... и опять у изголовья
Чужое горе моего ума.

Ир Соловьева-Сорокина

[Негра]

КРЫМ

Я больше не хочу в Тмутаракань; нет жизни для меня в Тмутаракани. В лубочную малиновую рань меня не затащить и на аркане. Мне больше это всё не по плечу — одноколейки да нескорый поезд... Но я и в мегаполис не хочу. Глаза бы не видали мегаполис. В деревне буду слишком на виду; везде — от Сахалина и до Бреста... Моей душе не близок Катманду: в его названье слышу непотребство. Жить в Польше? — но меня не любит лях, арабов до хрена в Александрии. На кампучийских рисовых полях всё дуже гарно, кроме малярии. Во Франции — заносчивый халдей, в Израиле кругом одни евреи. А в Эритрее кушают людей, я лучше обойдусь без Эритреи. В Гренландии неприхотливый быт, на Кубе слово молвить запретили... В Бангкоке наводнения и СПИД, на Амазонке — перебор рептилий. Фекалии легли на вечный Рим; южней его — сплошная «Коза Ностра»...

Поэтому мне ближе остров Крым (хоть он, по мненью многих, полуостров).

Здесь не полезет в голову Страбон, не тянет слушать оперу «Эрнани», поскольку здесь полнейший расслабон, не отягченный жаждою познаний. Здесь очень хорошо депрессий без, здесь далеки война и мирный атом... Здесь, разбивая лоб о волнорез, летит волна стремительным домкратом на шумный пляж, где тучные тела соседствуют с модельными телами, где радостным знакомствам несть числа (и прочим отношеньям меж полами). В песок зарылись люди, как кроты; им отпуск — и надежда, и отрада... Им просятся в иссушенные рты беременные гроздья винограда; забыт любой континентальный криз, забыты дом, заботы и поступки, пока с ума сводящий легкий бриз летит от Феодосии к Алупке. И здорово средь этой красоты, на этом ослепительном просторе вовсю кидать эвксинские понты, как камни в зеленеющее море.

Писателям здесь тоже ничего, и даже — не поверите! — поэтам. А то, что не бывал здесь Ивлин Во — так он и сам не раз жалел об этом. Качает шевелюрой кипарис, погодным соответствуя канонам, и вдохновенье, словно главный приз, является к нуждающимся в оном. Поэт в Крыму сверкает, как рубин; фантазиям его открыты двери, и создает он всяких черубин; придумает — да сам же в них поверит. И я б хотел сидеть на берегу, как многие Великие сидели, и убеждать себя, что я могу, и этот факт доказывать на деле созданием невероятных строк, что станут для людей небесной манной... А чуть поздней, когда наступит срок, я звучно их прочту своей желанной; и для нее взыграют краски дня от мощи поэтического слова...

Увы, но без стихов она меня не любит. Как Волошин — Гумилёва.

Но дело в том, что нет меня в Крыму, и горизонт мой слишком редко ясен. И в Бостоне я грустен, как Муму, которую несет к пруду Герасим. Сижу, на всех и каждого похож. Обжил отменно жёрдочку насеста... А кто-то всё твердит, что это ложь: считать, что человека красит место, что, дескать, всё как раз наоборот, что человек сильнее обстоятельств... Но лучше б он закрыл на время рот и с глаз свалил долой, по-рачьи пятясь. Мы все, пока свободою горим, о дальних странах сочиняем песни...

Сегодня мне опять приснился Крым. И будет сниться завтра. Хоть ты тресни.

Александр Габриэль

Мне по жизни всегда тяжело с дураками, не понять мне победного их естества. Где ни встречу их - в Бостоне, в Риме, на Каме, - я ломаюсь. Пасую. Теряю слова. На их фоне литом я - разорванный в клочья. И летят в никуда, словно пух с тополей, все тревоги мои, все мои многоточья мимо тех, для кого одноточья милей. Дураки не умеют высчитывать шансы, им достаточно в спектре лишь пары цветов. Ну а я так затейливо верю в нюансы и так страшно к ответам простым не готов. Я нелепым галопом скачу по манежу; мне комфортно, как будто корове на льду... Семикратно подумав - я вряд ли отрежу. А отрезав - на "нет" от сомнений сойду. Хорошо им - красивым, простым, белобровым; направленья у них - только север и юг. На моих же дорогах свихнулся бы Броун, заблудившись на тропах, заверченных в круг. Тяжело на балу. Тяжело после бала. Неприглядна жара. Безобразны дожди. Вечный поиск решений... Хорошего мало в старом шахматном правиле: "Взялся - ходи".

В нервотрёпочных буднях, в их шуме и гаме, ежечасно с добром соревнуется зло. Мне по жизни всегда тяжело с дураками. Им, наверное, тоже со мной тяжело. Все беседы у нас - "До свиданья!" и "Здрасьте!"; мы друг друга навряд ли заденем плечом... Мой хронический вирус житейских несчастий их иммунным системам, считай, нипочем. В остальном - мы по тем же гуляем бульварам и глядим, как уходят июльские дни... Право, лепо ли мстить неразумным хазарам лишь за то, что не слишком разумны они?! Тут копи, не копи - а судьба раскулачит. Что ни делай, а в трюме откроется течь... Раз уж "счастье" и "разум" - антонимы, значит, вся игра изначально не стоила свеч. Но метания эти подспудны. Бесшумны. Единица, дрожа, изгибается в ноль. В обывательском крике: "Ты чё, больно вумный?!" к слову "ум" не случайно приставлена "боль". Болевые рецепторы резво затронув и освоив страданий земных буквари, вездесущие сто миллиардов нейронов планомерно взрывают меня изнутри.

Но покуда живу, никому не мешая, не встревая в бои, не плывя за буи, - мне осталась надежда. Одна. Небольшая. На нее лишь одну упованья мои. Надоело искать оправданья фальстартам и держаться за древки привычных знамён... Я умён - по обыденным чьим-то стандартам. По высоким стандартам - не слишком умён. Ну а значит - не всё так печально и тускло, и финал постановки не так уж и скор: я не знаю, о чем говорил Заратустра и не знаю, о чем промолчал Кьеркегор. Слишком рано смотреться в глубины колодца - оптимизма из чаши хлебнуть бы сперва... Мне по-прежнему Борхес никак не даётся, да от Пруста ужасно болит голова. От высокой культуры мне только убытки. Я не то чтобы неуч, всего лишь простак - и совсем соловею от музыки Шнитке, и Кандинский мне что-то не близок никак. Надоело кровавыми плакать стихами, полагаясь на прихоть тревог и молвы...

Дураки, я весь ваш. Всей душой. С потрохами.
И хочу быть счастливым, как счастливы вы.

Он же.

[jarett]

Колыбельная Пенелопы

Брату Ваго. (Вагаршаку Багдасаряну)

Не грусти, Телемах, не грусти.
Твой отец не собъется с пути.
Я накрою ноябрь сырой
Сотканной погребальной фатой.

Спит давно на предгорьях лоза,
У Эвмея в пещере коза
Тоже спит. Да и ты засыпай.
Баю-бай,Телемах, баю-бай...

Стихнет шторм на просторах морских,
Пьяный шум женихов уже стих.
Завяжи узелок на платке
Чтоб почуял отец вдалеке

Как меняется ветер. И вот
Парус сделал крутой поворот.
Скоро дом. Ну а ты засыпай.
Баю-бай,Телемах, баю-бай...

Скоро выпадет снег, редкий гость
На Итаке. Уймет грусть и злость,
Тишиной все покроет вокруг
Засыпай поскорей, милый друг.

Разбужу я тебя лишь весной
Как Улисс возвратится домой
В свой цветущий полуденный рай.
Баю-бай, Телемах, баю-бай.

25.11.12. Джаретт.

[Bond]

Влюбляться каждому дано,
Зато любить дано не многим.

Любовь, влюбленность - две сестры.
Как близнецы они похожи,
Увы, не каждый в жизни может
Узнать в них разные черты

А на до ли любить сестер и разбирать чертов похожесть ?
Влюбляться каждому дано.
Любить их, Жить. Благотворить.
Их только Бог заставить сможет.
А в неты вкладывать черты на осмеяние не надо.
Замкни уста.
Они живут.
Не ждут они аплодисментов.
И осмеяния не ждут.
Не ждут и всех других комментов...

Любви Любовь, но только в жизни раз.
Любовность - будет развлечением.
Не путай их.
Любовь - Любви !
Любовности - момент.
Любовности есть имя - сантименты...

[Bond]

И тех, кто брезговал сутулиться,
Валило с ног.

И, над манерами холопьими
Взахлеб смеясь,
Швырял декабрь слепыми хлопьями
В лицо и в грязь.

И ночь несла не избавление,
А только сон

Попал, Заразза...

[Найтли]

Попал, Заразза...

))
Дениса Коротаева называют одним из лучших поэтов конца столетия.
(1967-2003)

Яблочный спас - диадема на темени
Благословенной страды.
Кроет земля, разрешаясь от бремени,
Яблочным градом сады.

Гулко несутся по скату, по желобу,
Игристым соком полны,
Не доверяя ни возу, ни коробу
Эхо минувшей весны.

Выйди на улицу - стылую, зяблую,
Где не во сне - наяву
Падают звезды, как спелые яблоки,
Прямо в сырую траву.

Стой не дыша и смотри, зачарованный
Кратким безвластием лет,
Как под созвездием Малой Антоновки
Борются ночь и рассвет...

Давай сбежим от суеты
Туда, где бьет веселый бубен,
Туда, где Рокотов и Шубин
Творят во имя Красоты.

Давай отправимся туда,
Где звуки властны над равниной,
Где Чесноков и Гречанинов,
Челеста, флейта и дуда,

Где духов утренних жилье,
Таких загадочных и разных,
Но суета, увы, заразна,
А мы - носители ее.

Не доверяй свои мечты
Унынью, лени и рутине.
Пусть наше место в карантине -
Давай сбежим от суеты!..

Не просите быть любезным -
Не подам вам ни гроша -
От стояния над бездной
Пообветрилась душа.

Не просите быть хорошим,
Благородным удальцом -
Ежечасно видя рожи,
Не обвыкнуться с лицом.

Что-то сердце стало глухо
К благодати и добру:
Дайте мне с размаху в ухо -
Я вам оба оторву!..

[jarett]

У Серафимы Орловой потянул. в лучших традициях )))

Изумрудный город feat Нотр-Дам де Пари
Страшила:

Свет - от него цветёт моя солома,
Нет, утаю весеннюю истому,
Бред, полночный бред терзает сердце мне опять,
О фея Элли, я посмел тебя желать.
Мой тяжкий крест, моей безмозглости печать,
Лишь ум помог бы мне любовь завоевать.
Нет, смешное пугало с заплаткой на заду,
Страдаю я сильней, чем грешники в аду.
Пройдя преграды все и адовы круги,
Я душу Гудвину продал бы за мозги.

Железный Дровосек:

Рай, отворила в рай ты, фея, дверцу,
Дай, о великий Гудвин, дай мне сердце,
Знай, хоть заменило плоть железо, масло - кровь,
Я не забыл ещё, как чувствовать любовь.
Девчонкой маленькой преступно одержим,
Дитя Америки мою сгубило жизнь.
Жаль, судьбы насмешкой я в железо облачен,
На муки адские на веки обречен,
И точит ржавчина от слёз меня, увы,
Я душу Гудвину продам, чтоб стать живым.

Трусливый Лев:

Сон, запах маков на зловещем поле,
Стон вместо рыка - нет, постыдно горе!..
О, и как посмел бы этот мерзкий Людоед!..
От счастья в шаге был он, право, разве нет?..
Лесные боги, вы не в силах мне помочь,
Запретный голод не дано мне превозмочь.
Стой, не покидай меня, желанная еда,
И льва в ягнёнка превращает красота,
Я не решаюсь покуситься, но продам
Я душу Гудвину за смелости стакан.

Все вместе:

И днем и ночью лишь она передо мной,
И не Гингемы я боюсь - её одной.
Стой, не покидай меня безумная мечта,
И льва в ягнёнка превращает красота,
И после смерти мне не обрести покой,
Я душу Гудвину продам за ночь с тобой.
За ночь с тобой.

http://serafima-orlova.livejournal.com/155208.html

[Негра]

Смешной мальчик из Одессы пишет совсем не смешные, да и не детские стихи. Короче, мне нра...

заря, то ли опускалась на землю
то ли поднималась с земли
то ли двигалась по спирали
остатки вчерашнего дня дворники с утра собрали
и нет пути назад.
каждый день обостряется чувство
что ты приезжий на вокзале
у меня осталось только чуть чуть ночи
и вся жизнь впереди
одна шестимиллиардная солнца
и какие то остатки морали.

следы помады
не на мужском воротнике,
а на крепкой сигарете.

волосы, цвета меди
спадают, едва прикрывая глаза.

глаза - океаны
глаза - потоп
где же ной?

помни,
мы в ответе
за каждую
грустную леди,

курящую одну
за одной.

она говорит

он не то, что бы должен быть очень богатым,
но иметь последние девайсы
узкие левайсы
и конечно же машину
не будем же мы ездить
этим маленьким, узким,
общественным бусом

и не то что бы
он должен обладать каким-то
особым умом или вкусом
но цитировать,как минимум, полозкову
и конечно, не голосовать за путинавову.

и она не знала, что они давно уже половинки,
когда друг у друга время спросили,
стоя под агитстендом.
оказывается,
ангелы носят рваные вранглеры
с секонд хенда
и состоят в "единой россии".

мы с тобой сыграли в города.
ты уехала в свой.
я в свой.

сыграли по-взрослому. навсегда.
думали, все уляжется

по ночам ты слышишь вой
тебе не кажется.

[чемберлен]

понравилось

Женщина, которая уходила по частям.


Сначала она высыпала свой бисерный смех в круглую жестяную баночку из-под кинопленки и выслала почтой на деревню дедушке.



Потом сгребла в охапку душистые разноцветные сны и подарила одному хорошему человеку прямо на улице.



Затем пошла на вокзал, сняла ячейку в камере хранения и оставила в ней до лучших времен свое желание в хрустящем пакете, перевязанном ленточкой.



Настроения, которых был полон шкаф, сложила в сундук, аккуратно пересыпав нафталином, и оставила себе только одно, самое серое, дорожное.



Настал черед привычек: каждая из них была помещена в стеклянный флакон с притертой пробкой, флаконы выставлены в кофр, изнутри обитый бархатом, а кофр забыт в парикмахерской.



Она съела свою улыбку за завтраком, посыпав корицей, между ложкой творога и сдобной булочкой.



Нерожденные поцелуи раскрошила из окна голубям.



Она села за компьютер, заархивировала свой задорный смех и отправила кому-то по почте. После чего выключила компьютер и в потухшем экране оставила свою тихую улыбку.



Она достала из холодильника кубик льда, вдохнула в него всю свою нежность и бросила в микроволновку.



Свое легкое яблочное дыхание выпустила в воздушный шар и долго-долго смотрела, как он тает в вечернем небе.



Потом присела на дорожку, молча, сонно, равнодушно. Закрыла глаза, вспыхнула белым и исчезла…



Анна Ривелотэ

[Найтли]

Полетим с вечерней каплею росы,
Полетим туда, где нас ждёт море,
Полетим туда, где нас зимою
Превратят в снежинки сказочной красы

Полетим над самым праздничным дворцом,
Полетим над самым ясным местом,
Упадём в долине Эвереста,
Потечём с весенним радостным ручьём

Потечём по самым радостным лугам,
Потечём по городам Памира,
Соберём в своих глазах полмира,
Упадём к его возвышенным ногам

Полетим росою в утреннем луче,
Поглядим на всё глазами Будды,
Отдадим весь мир себе, как будто
Наша жизнь — простой рисунок на свече...

[Найтли]

Я не успел

Свет новый не единожды открыт,
А старый - весь разбили на квадраты.
К ногам упали тайны пирамид,
К чертям пошли гусары и пираты.

Пришла пора всезнающих невежд,
Все выстроено в стройные шеренги.
За новые идеи платят деньги,
И больше нет на "эврику" надежд.

Все мои скалы ветры гладко выбрили,
Я опоздал ломать себя на них.
Все золото мое в Клондайке выбрали,
Мой черный флаг в безветрии поник.

Под илом сгнили сказочные струги,
И Могикан последних замели.
Мои контрабандистские фелюги
Сухие ребра сушат на мели.

Висят кинжалы добрые в углу
Так плотно в ножнах, что не втиснусь между,
Мой плот папирусный - последнюю надежду -
Волна в щепы разбила о скалу.

Вон из рядов мои партнеры выбыли -
У них сбылись гаданья и мечты.
Все крупные очки они повыбили
И за собою подожгли мосты.

Азартных игр теперь наперечет.
Авантюристы всех мастей и рангов
По прериям пасут домашний скот,
Там кони пародируют мустангов.

И состоялись все мои дуэли,
Где б я почел участие за честь.
И выстрелы, и эхо - отгремели...
Их было много - всех не перечесть.

Спокойно обошлись без нашей помощи
Все те, кто дело сделали мое.
И по щекам отхлестанные сволочи
Фалангами ушли в небытие.

Я не успел произнести: "К барьеру!"
А я за залп в Дантеса все отдам.
Что мне осталось? Разве красть химеру
С туманного собора Норт-Дам?!

В других веках, годах и месяцах
Все женщины мои отжить успели,
Позанимали все мои постели,
Где б я хотел любить - и так, и в снах.

Захвачены все мои одры смертные,
Будь это снег, трава иль простыня.
Заплаканные сестры милосердия
В госпиталях обмыли не меня.

Ушли друзья сквозь вечность-решето.
Им всем досталась лета или прана.
Естественною смертию - никто:
Все противоестественно и рано.

Иные жизнь закончили свою,
Не осознав вины, не скинув платья.
И, выкрикнув хвалу, а не проклятье,
Спокойно чашу выпили свою.

Другие знали, ведали и прочее,
Но все они на взлете, в нужный год
Отправили, отпели, отпророчали...
Я не успел. Я прозевал свой взлет.

В. С. Высоцкий.

[I{OT]

Понедельник. Утро

Понедельник. Утро. Пытка.
Сон. Подъем. Ещё попытка.
Звон. Будильник. Кот некстати.
Поиск. Тапка под кроватью.
Окна. Форточка. Прохлада.
Вялость. Ванна. Лень, но надо!
Обливанье. Душ контрастный.
Мыло. Гель. Зубная паста.
Тюбик с кремом. Сухость кожи.
Глядя в зеркало: «О, Боже!»
Бигуди. Вихры. Укладка.
Кофе. Крепко и несладко!
Яйца всмятку. Бутерброды.
Радио. Прогноз погоды.
Муж. Вопросы без ответа.
Шкаф. Носок. Второго нету.
Пудра. Тени. Тушь. Помада.
Сумка. Деньги клянчит чадо.
Плащ. Сапожки. Шарфик. Мило!
Дождик. Слякоть. Зонт забыла!
Холодно. Плюс семь. Не шутка!
Бабки. Полная маршрутка.
Смесь духов. Тяжёлых. Сладких.
Пробки. Душно. Тесно. Гадко.
Хохот. Гул. Наплыв народа.
Остановка. Вздох. Свобода.
Стол. Компьютер. Кактус. Спамы.
Телефон. Звонки. Реклама.
Сделки. Шум. Разбор полетов.
Офис. Вздох. Когда суббота?
Интернет. «Ютуб» украдкой.
Чай. Остывший. Шоколадка.
Консультации. Клиенты.
Стресс. Рабочие моменты.
Вечер. Плащ. Опять маршрутка.
Магазин. Устала жутко!
Дом. Котлеты. Кухня. Ужин.
На диван – с котом. И мужем.
Телевизор. Много. Вредно.
Пульт опять исчез. Бесследно!
Чай «Ахмад». Сто раз. За вечер!
Интернет-знакомства. Встречи.
Философия. Беседы.
Поиск жизненного кредо.
Блок. Ахматова. И.Бродский.
Муза в позе идиотской.
Карандаш. Бумагу в руки.
Буквы. Строчки. Рифмы. Муки.
Кот некстати. Наважденье.
Злость. Клочки. Стиха рожденье.
Валерьянка. Полстакана.
Ночь. Окно. Луна. Нирвана.
Звон. Будильник. Сон. Напрасно.
Утро. Вторник. Жизнь прекрасна!

Юлия Вихарева

[Найтли]

Даниил Хармс

ФОКУСЫ

Средь нас на палочке деревянной
сидит кукушка в сюртуке
хранит платочек румяный
в своей чешуйчатой руке.
Мы все как бабушка тоскуем
разинув рты глядим вперед
на табуретку золотую -
и всех тотчас же страх берет.
Иван Матвеевич от страха
часы в карман переложил
А Софья Павловна старуха
сидела в сокращеньи жил
А Катя в форточку любуясь
звериной ножкой шевеля
холодным потом обливалась
и заворачивалась в шенкеля.
Из-под комода ехал всадник
лицом красивый как молитва,
он с малолетства был проказник,
ему подруга битва.
Числа не помня своего
Держал он курицу в зубах.
Иван Матвееча свело
загнав печенку меж рубах.
А Софья Павловна строга
сидела выставив затылок
оттуда выросли рога
и сто четырнадцать бутылок.
А Катя в галстуке своем
свистела в пальчик соловьем
стыдливо кутаясь в меха
кормила грудью жениха.
Но к ней кукушка наклонялась
как червь кукушка улыбалась
потом на ножки становилась
да так что Катя удивилась
от удивленья задрожала
И как тарелка убежала.

[Негра]

Knife Party

Искала тепла, понимания и похвал,
крутилась вечно, как белочка в колесе.
И каждый её потихонечку убивал,
а кто-то - так даже сразу и насовсем.

И каждый её так отчаянно веселил,
и каждый сильнее раскручивал колесо.

Один говорил: да ну, ты не соль земли,
а так, украшение жизни - для тех, кто соль.

Другой ни разу не называл своей
и на людях делал вид, что он конь в пальто.
А третий просто выкручивал руки ей
за то, что она, мол, фея, а он - никто.

Четвёртый к ней не приблизился ни на шаг,
досадовал пятый - "будешь плохая мать".
Шестой рассуждал:
нет, слишком уж хороша,
не я - значит, будет она меня убивать.

***

У них за окном - веток тонкие кружева
дрожат, и гуляют коты, и звенит трамвай.

Он любит.
И хочет, чтобы она - жила.
Она говорит: убивай меня, убивай.

Хотя бы слегка, иногда, в выходную ночь.
Хотя бы вот так, не взаправду, не наяву.

Когда у меня на горле холодный нож,
я только тогда и чувствую,
что живу.

[Найтли]

ИГОРЬ-СЕВЕРЯНИН

Высшая мудрость

Петру Ларионову

Я испытал все испытанья.
Я все познания познал.
Я изжелал свои желанья.
Я молодость отмолодал.

Давно все найдены, и снова
Потеряны мои пути ...
Одна отныне есть основа:
Простить и умолять:"прости".

Жизнь и отрадна, и страданна,
И всю ее принять сумей.
Мечта свята. Мысль окаянна.
Без мысли жизнь всегда живей.

Не разрешай проблем вселенной,
Не зная существа проблем.
Впивай душою вдохновенной
Святую музыку поэм.

Внемли страстям! природе! винам!
Устраивай бездумный пир!
И славь на языке орлином
Тебе - на время данный! - мир!

[Найтли]

Роберт Льюис Стивенсон

ВЕРЕСКОВЫЙ МЕД
пер. С.Маршака

Из вереска напиток
Забыт давным-давно,
А был он слаще меда,
Пьянее, чем вино.

В котлах его варили
И пили всей семьей
Малютки-медовары
В пещерах под землей.

Пришел король шотландский
Безжалостный к врагам.
Погнал он бедных пиктов
К скалистым берегам.

На вересковом поле
На поле боевом
Лежал живой на мертвом
И мертвый на живом.

Лето в стране настало,
Вереск опять цветет,
Но некому готовить
Вересковый мед.

В своих могилах тесных
В горах родной земли
Малютки-медовары
Приют себе нашли.

Король по склону едет
Над морем на коне,
А рядом реют чайки
С дорогой на равне.

Король глядит угрюмо
И думает: "Кругом
Цветет медовый вереск,
А меда мы не пьем."

Но вот его вассалы
Заметили двоих -
Последних медоваров,
Оставшихся в живых.

Вышли они из-под камня,
Щурясь на белый свет, -
Старый горбатый карлик
И мальчик пятнадцати лет.

К берегу моря крутому
Их привели на допрос,
Но никто из пленных
Слова не произнес.

Сидел король шотландский
Не шевелясь в седле,
А маленькие люди
Стояли на земле.

Гневно король промолвил:
- Плетка обоих ждет,
Если не скажете, черти,
Как вы готовите мед!

Сын и отец смолчали,
Стоя у края скалы.
Вереск шумел над ними,
В море катились валы.

И вдруг голосок раздался:
- Слушай, шотландский король,
Поговорить с тобою
С глазу на глаз позволь.

Старость боится смерти,
Жизнь я изменой куплю,
Выдам заветную тайну,-
Карлик сказал королю.

Голос его воробьиный
Резко и четко звучал.
- Тайну давно бы я выдал,
Если бы сын не мешал.

Мальчику жизни не жалко,
Гибель ему нипочем.
Мне продавать свою совесть
Совестно будет при нем.

Пусть его крепко свяжут
И бросят в пучину вод
И я научу шотландцев
Готовить старинный мед.

Сильный шотландский воин
Мальчика крепко связал
И бросил в открытое море
С прибрежных отвесных скал.

Волны над ним сомкнулись,
Замер последний крик.
И эхом ему ответил
С обрыва отец-старик:

- Правду сказал я, шотландцы,
От сына я ждал беды,
Не верил я в стойкость юных,
Не бреющих бороды.

А мне костер не страшен,
Пусть со мною умрет
Моя святая тайна,
Мой вересковый мед.

На днях в кругу друзей вспоминали поэтику, которая нравилась в детстве-юности и ныне не разонравилась.
Оказалось, что в моём окружении "Вересковый мёд" лидирует.
А вам какие нравились стихи в юности?

[I{OT]

ВЕРЕСКОВЫЙ МЕД
пер. С.Маршака

Замечательные стихи, а эта строка:

But now in vain is the torture, Fire shall never avail: Here dies in my bosom The secret of Heather Ale.

- готовый девиз...
Мне, в своё время, попадались переводы которые сделал Николай Чуковский (1935), Владимир Рудин, Родион Горковенко, Ласточкин А. Ю., Е. Тарасова. Помню здорово запутался, чей же лучше - так и не определился... всё-таки оригинал:

[Найтли]

даже знала его наизусть-сейчас не верится)))

О! Вот мы как раз и вспоминали наизусть его - складывали из сохранившихся цитат в памяти - удалось)

[Найтли]

Пробираясь до калитки
Полем вдоль межи,
Дженни вымокла до нитки
Вечером во ржи.

да!
Я его в оригинале люблю)

[Найтли]

задавали) учили)

[Негра]

Ну, в детстве любила такое, например...

СВИДАНИЕ С МЕРТВЫМ ЖЕНИХОМ



Ее он любил когда-то,

Да взяли его в солдаты.

Ему сказала она:

«Зачем так печален взор твой?

Живой ты будешь иль мертвый —

Я стану ждать у окна,

Пока отгремит война».



За месяцем месяц мчится...

Вот всадник в окно стучится

Осенней порой ночной:

«Ты помнишь иль ты забыла,

Как прежде меня любила?

Садись на коня со мной!» —

«Я жду тебя, мой родной!»



Он обнял ее за шею

И вот уже вместе с нею

На черном летит коне.

«Не страшно ль тебе, родная?»

«О милый, ведь не одна я!

Чего же бояться мне

В своей ли, в чужой стране?»



Как жалобно ветры плачут,

Как мертвые быстро скачут.

Проехали шаткий мост,

К часовне ведет дорога.

Осталось скакать немного:

Белеет вдали погост

При свете холодных звезд.



«Любовь моя и отрада,

Навек нам расстаться надо», —

Невесте сказал жених.

И лег он в сырую землю:

Лишь мертвых земля приемлет

В объятья могил своих,

Но не берет живых.

ЛИЛОФЕЯ



В древнем царстве подводном жил-был водяной

Но манила его земля:

Он задумал сделать своей женой

Лилофею, дочь короля.



Он из красного золота выстроил мост

И, невесте богатства суля,

Вызывал на свиданье при блеске звезд

Лилофею, дочь короля.



Он коснулся белой ее руки,

Красоту королевны хваля,

И пошла за ним следом на дно реки

Лилофея, дочь короля.



И тогда схватил ее водяной

(Словно горло стянула петля):

«Не уйдешь ты отсюда! Ты будешь со мной,

Лилофея, дочь короля».



Миновало много ночей и дней...

В светлой горнице из хрусталя

Семерых родила ему сыновей

Лилофея, дочь короля.



Но однажды приснился ей странный сон:

Поле... Небо... Крик журавля...

И услышала тихий церковный звон

Лилофея, дочь короля.



«Отпусти, отпусти меня, водяной!

Погляди: о пощаде моля,

В униженье и в горе стоит пред тобой

Лилофея, дочь короля».



Но угрюмый супруг отвечает ей,

Плавниками в воде шевеля:

«Кто же вскормит моих семерых сыновей,

Лилофея, дочь короля?»



«Ах, не бойся, супруг, я вернусь назад,

Хоть мила и прекрасна земля.

Разве может покинуть невинных чад

Лилофея, дочь короля?»



И она восстала со дна реки

И в весенние вышла поля.

«Здравствуй, — в ноги ей кланялись стебельки,

Лилофея, дочь короля».



И вошла она тихо в господень храм,

Небеса о прощенье моля.

«Здравствуй, — люди склонились к ее ногам, —

Лилофея, дочь короля».



Прибежала мать, прибежал отец:

«Ты пришла, нашу скорбь исцеля,

Так пойдем же скорее в родной дворец,

Лилофея, дочь короля!»



Все светилось, сияло вблизи и вдали,

Пело небо, и пела земля,

Когда слуги в родительский дом привели

Лилофею, дочь короля.



Гости ели и пили всю ночь напролет,

Сердце сладким вином веселя:

Возвратилась домой из безжалостных вод

Лилофея, дочь короля.



Вдруг в окно кто-то яблоко бросил на стол:

То, внезапно сойдя с корабля,

Ищет, требует, кличет незримый посол

Лилофею, дочь короля.



«Пусть в огне это яблоко нынче сгорит!» —

Приговор свой исполнить веля,

Оробевшей служанке, смеясь, говорит

Лилофея, дочь короля.



Но невидимый кто-то ответствует ей:

«В светлой горнице из хрусталя

Семерых ты оставила мне сыновей,

Лилофея, дочь короля».



«Ты троих заберешь, я возьму четверых,

Пусть им родиной будет земля!» —

Так она сыновей поделила своих,

Лилофея, дочь короля.



«Я троих заберу и троих я отдам.

Но, сокровище честно деля,

Мы седьмого должны разрубить пополам,

Лилофея, дочь короля.



Всё поделим: и ноги и руки его.

Ты возьмешь половину и я.

Что ж молчишь? Неужель ты страшишься чего,

Лилофея, дочь короля?»



«Иль ты думал, мне сердце из камня дано?..

Ах, прощайте, цветы и поля!

Чем дитя погубить, лучше канет на дно

Лилофея, дочь короля».

ПРО СТРАНУ ШЛАРАФФИЮ



На белом свете есть одна

Весьма чудесная страна.

И не солгу, ей-богу,

Что сам туда бы побежал,

Когда бы знал дорогу.



Страну Шлараффией зовут.

Одни лентяи там живут

За сахарной горою.

А как быстрее к ним попасть,

Я вам секрет открою.



Кто хочет, пусть в один присест

Ту гору сахарную съест,

Затем на тропку выйдет

И ровно через пять минут

Шлараффию увидит.



Там стены башен и домов

Из кренделей и пирогов.

И в каждом закоулке

Растут на липах и дубах

Поджаристые булки.



Пирожным, пышкам — счету нет.

Не надо никаких монет —

Бесплатно все дается.

А если выпить захотел —

Вино в любом колодце.



Вокруг домов (таков приказ)

Стоят заборы из колбас —

Закуска под рукою,

Пасется прямо на лугу

Отменное жаркое.



Страна, как видим, неплоха:

В озерах плещется уха,

И рыбка не в обиде,

В сеть попадая к рыбаку

Уже в вареном виде.



Летают по небу — ей-ей! —

Там стаи жареных гусей.

И — верите ли? — сразу

Они лентяям прямо в рот

Влетают по заказу.



А что за свиньи в той стране!

С ножом и вилкою в спине

Взывают к вам: «Дружочек,

Отведать просим ветчины.

Отрежь себе кусочек!»



Пусть сыровары нас простят —

Там сыром улицы мостят,

И воробьиной стае

Незаменимая еда

Такая мостовая.



А летом — чудо из чудес! —

Не дождь, а мед бежит с небес

По всем холмам и склонам.

Что скажешь! Сладкое житье

В Шлараффии сластенам!



Шумит зима белым-бела —

Муку и сахар намела,

Мукой посыпан ельник.

Вот то-то будет пир горой,

Когда придет сочельник.



Весною каждая река

Полна парного молока,

А на лесной опушке

Растут на ветках, на сучках

Тарелки, ложки, кружки.



Едва взыграет аппетит,

Всяк искупаться норовит.

И неспроста девицы

В шлараффской чудо-стороне

Пышны и круглолицы...



Ну, а почет особый там

Закоренелым должникам.

Едва просрочишь дату,

Заимодавец должнику

Двойную тащит плату.



А шаромыжники, лгуны!

Их превозносят до луны,

Встречают их приветом.

Но только требуется: лгать

И не краснеть при этом.



Считают там за благодать

Побольше в карты проиграть:

По местному закону

Тот, кто продулся в пух и в прах,

Все забирает с кону.

Зайди в любой шлараффский бор

О диво! Разгорится взор:

Висят на каждой ветке

Камзолы, шляпы, башмаки,

Атласные жилетки.



Вот это, понимаю, край!

Что приглянулось — выбирай.

Все по последней моде!

А платья, кружева, платки

Есть в каждом огороде.



Приходят люди на базар,

Товар меняют на товар.

Супругу дорогую,

Коль надоела, приводи —

Сменяешь на другую.



Течет за городом река —

Не широка, не глубока.

Столетний дед с одышкой

Ныряет в воду стариком,

А вынырнет парнишкой.



Когда поеду в ту страну,

Я захвачу с собой жену:

Пусть в речку окунется

И вновь невестой молодой

Немедля обернется.



Кого вконец заела лень,

Кто спит в постели целый день,

Часов двенадцать кряду,

Тому вручает магистрат

Почетную награду.



Но если ты трудолюбив,

Прилежен, бодр и не ленив,

Тогда, согласно правил,

Тотчас потребуют, чтоб ты

Шлараффский край оставил.



Дурак, болтун и ротозей

Имеют звания князей,

А главный лежебока,

Провозглашенный королем,

В народе чтим глубоко...



...Все это нынешней зимой

Мне рассказал один немой,

А подтвердил публично

Слепой, который этот край

Недавно видел лично.



И у меня сомнений нет.

Так вот вам, лодыри, совет:

Зря небо не коптите,

А всей компанией честной

В Шлараффию катите!

СПОР МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ


Так Жизнь сказала:

— Мир этот — мой,

С весельем, песнями, кутерьмой.

Я — солнце в небе, я — свет дневной. —

Так Жизнь сказала:

— Мир этот — мой! —

Так Смерть сказала:

— Мир этот — мой.

Я все окутаю вечной тьмой.

Умолкнут песни в ночи немой. —

Так Смерть сказала:

— Мир этот — мой! —

Так Жизнь сказала:

— Мир этот — мой!

Хоть из гранита гробницы строй,

Не похоронишь любви святой. —

Так Жизнь сказала:

— Мир этот — мой! —

Так Смерть сказала:

— Мир этот — мой!

Иду с войною я и чумой.

В могилу ляжет весь род людской. —

Так Смерть сказала:

— Мир этот — мой! —

Так Жизнь сказала:

— Мир этот — мой!

Распашет кладбище плуг стальной.

Взойдет колосьями перегной. —

Так Жизнь сказала:

— Мир этот — мой!

Это из лирики вагантов в переводе Гинзбурга