Путь к новой земле
Без избавления от мифов Украина не имеет будущего
Миф о приоритете экономики
Весь опыт истории опровергает укоренившуюся непробиваемую уверенность в приоритете экономики над политикой и идеологией. Россия в 1913 году была страной с самой динамично развивающейся экономикой в мире и достаточно высоким уровнем жизни, а во время войны единственная из всех воюющих держав не ввела карточки на продовольствие. Слух о недостатке хлеба в Петрограде (специально пущенный в дни Февраля), что якобы и стало непосредственной причиной революции, давно документально опровергнут. Тем не менее его повторяют снова и снова, как повторяют не менее злонамеренную дезинформацию о «подтасовках» на президентских выборах 2004 года.
Успех Февральской революции объяснялся совершенно иными причинами — заговорщицкий центр выработал детальный план, получил внушительное финансирование, подготовил «менеджеров революции» и создал влиятельную «пятую колонну» в органах власти, прежде всего силовых и судебных. Уровень благосостояния граждан никакого отношения к происходящему не имел и никого не интересовал.
Петроградский сценарий до мелочей повторился в Киеве. Никогда еще уровень жизни населения в постсоветской Украине не был так высок, никогда еще не открывались столь реальные перспективы экономического развития, как в 2004 году, но подготовка к путчу шла параллельно и независимо от процесса роста экономики.
Миф о вторичности гуманитарной сферы и духовности
Об этом с тревогой писали еще авторы «Вех», пытаясь донести до власти, что ее чрезмерный утилитаризм, надменное отстранение от духовной сферы, идеологический и религиозный формализм дадут возможность разыграться темным сторонам человеческого духа.
То же происходило и в Украине Леонида Кучмы почти до самого Майдана. Нашей наивностью «оранжевые» ученики Февраля воспользовались в полной мере. Если расставить точки над «і», то наверху считалось, что власть должна заниматься серьезными вещами — экономикой, развитием производства, социальными выплатами, рабочими местами, внешней политикой, а гуманитарная сфера — вторична.
Ради тактических целей, чтобы успокоить и купить гиперактивных истеричных националистов, власть обычно отдавала им важные гуманитарные посты и раздавала высшие награды и почетные титулы. А «cвідомі» не теряли даром времени — лихорадочно фаршировали доверенными кадрами академии и академические институты, вузы, издательства, электронные и печатные СМИ, учебные заведения.
Причем достаточно было сформировать основу. Дальше национал-радикалы начинали, подобно раковой опухоли, пускать метастазы — не покладая рук заполнять вакансии и организовывать для земляков новые. Каждый националист, внедренный в гуманитарную сферу, тянул за собой целый бандеровский выводок, и к 2004 году оплачиваемая государственными средствами «оранжевая» кадровая инфильтрация и информационная агрессия приобрели тотальный характер.
Так, в киевских вузах к перевороту количество студентов из западных областей несравнимо превышало число выходцев с юго-востока, и именно эти студенты первыми организованно вышли на Майдан под рефрен «киевляне(!) — за Ющенко».
Аналогичная ситуация была и перед февралем 17-го. На средства казны Земгор* и тому подобные паразитарные учреждения воспитывали в народе ненависть к правительству, распространяли тщательно психологически продуманную ложь о повальной коррупции «преступного антинародного режима». Помня «окаянные дни» Майдана, можно в полной мере осознать, что положение о цикличности исторического развития всегда проявляется безотказно.
Только первое правительство Виктора Януковича попыталось изменить ситуацию, сделать гуманитарную политику адекватной настроениям подавляющего большинства граждан Украины, но и этим мы занялись слишком поздно и отчасти нерешительно. Кроме того, действовали (хотя во многом и вынужденно) непоследовательно, и эту вину я не могу с себя снять.
В результате
и Российская империя, и Украина подошли к роковому рубежу в значительной мере духовно обезоруженными, и здесь разгадка той невероятной легкости, с которой власть была сдана разрушителям. Насколько нам понятна боль Василия Розанова, чей «Апокалипсис нашего времени» писался в 1918—1919 годах умиравшим от голода философом как религиозное осмысление революции: «
Русь слиняла в два дня. Самое большее — в три... Поразительно, что она разом рассыпалась вся, до подробностей, до частностей. И, собственно, подобного потрясения никогда не бывало, не исключая «Великого переселения народов». Там была — эпоха, «два или три века». Здесь — три дня, кажется даже два. Не осталось Царства, не осталось Церкви, не осталось войска, и не осталось рабочего класса. Что же осталось-то? Странным образом — буквально ничего».
Насколько быстро «слиняла» законная власть Украины во время путча — на нашей памяти. Деморализованная визгом, выдаваемым за мнение народа, проигнорировав то, что за ней было не только право, но и поддержка большинства населения и бюджетообразующих регионов, не чувствуя духовной силы к борьбе, она бесславно сдалась, подняла белый флаг без боя.
Миф о необходимости компромисса
Вся русская религиозная философия Серебряного века исходила из того, что заигрывание с силами разрушения и духовного разложения невозможно, оно ведет к гибели. Казалось бы, отвлеченное философское рассуждение обернулось для проигнорировавших его трагедией и в 1917-м, и в наши дни.
Разрушители готовность к переговорам однозначно воспринимают как слабость, получают уверенность в безнаказанности.
Дорога к бесплодному компромиссу привела в Феврале монархию к крушению. Вместо подавления мятежа (как это сделало бы любое дееспособное правительство), после вялых попыток наведения порядка монарх и совет министров оказались в полном параличе. Для сравнения: когда вскоре в некоторых французских воинских частях поднялись волнения, демократическая европейская власть подавила их безжалостно, не останавливаясь перед расстрелами. Во Франции понимали, что малейшая уступка приведет к поражению в войне, и действовали без ложных сантиментов. Российская власть, напротив, решила пойти по пути наименьшего сопротивления, тем самым сделав катастрофу государства неизбежной.
И есть какая-то закономерность в том, что военные и политические деятели, более всего настаивавшие на уступках заговорщикам, трагически закончили жизненный путь — или погибнув от руки ими же приведенного к власти зла, или в эмиграции, проклинаемые современниками за предательство. Генерал-адъютант Николай Рузский, сыгравший ключевую роль в отречении императора, никогда бы не поверил, что пройдет совсем немного времени — и его садистски убьют революционные солдаты в Пятигорске. Не думал и великий князь Михаил Александрович, что безответственным отказом занять престол обрекает на мученическую смерть не только себя, но и близких.
По той же наклонной плоскости события развивались и в Украине. Вместо исполнения долга, защиты Конституции и прав граждан забывшая о долге власть предпочла нарушить закон и уступать, уступать, уступать... Закономерно, что в итоге она сдала все и всех.
«Оранжевые», как классические бесы революции, не довольствуются частью — им всегда нужно все. Идущий с ними на переговоры — заведомо проигрывает. Причем, опять-таки, проигрывает все. Украинские антинационалистические политики, обманутые миражом «национального согласия», проиграли все и в 2004-м, и в 2007-м. Но самое ужасное, что вместе с ними проиграли миллионы поверивших им людей.
Миф национального единства
Миф признания национального единства самоцелью неразрывно связан с предыдущим мифом, но имеет значительно более глобальный характер и претендует на доктринальность. Если «компромисс» лицемерно обосновывается боязнью «пролития крови» (очень напоминающей неприятие крови инквизиторами, отправлявшими осужденных на аутодафе), то «национальное единство» преподносится как национальная идея.
Доктрина направлена своим острием против основы русской религиозной философии, единого для творивших ее мыслителей христианского ядра. Для них не требовала доказательств та истина, что
национальное единство должно основываться исключительно на морально-нравственных ценностях. Оно не может достигаться синтезом сил созидания и разрушения, в котором разрушение всегда возьмет вверх.
У нас не может быть никаких общих идей с гордящимися палачеством предков, потомками карателей шуцманшафтбатальонов СС, не может быть общих идей с ксенофобами и национал-фашистами.
Сокровища погибших царств
Розанов под впечатлением краха государства и его фундаментальных ценностей писал следующее: «
Не довольно ли писать о нашей вонючей Революции, — и о прогнившем насквозь Царстве, — которые воистину стоят друг друга. И — вернуться к временам стройным, к временам ответственным, к временам страшным».
Относительно наступления времен «ответственных и страшных» самый парадоксальный русский философ был предельно прав. Мы тоже переживаем время, когда приходится платить полною мерой за все иллюзии, вольные и невольные ошибки, близорукость и нерешительность. Нельзя не согласиться и с определением революции как «вонючей», что с еще большим основанием можно отнести к Майдану.
Что же касается ушедшего царства — эпитет явно несправедлив. Только оказавшись в изгнании, российская элита поняла, что представляла из себя погибшая страна, насколько неизмеримо велика потеря. Так и мы только после майданного переворота осознали, что потеряли и насколько лживы были обвинения в адрес свергнутой власти.
Иван Бунин считал, что только революция дала возможность оценить степень достоверности обвинений государственного строя, готовивших почву для переворота: «
Нападите врасплох на любой старый дом, где десятки лет жила многочисленная семья, перебейте или возьмите в полон хозяев, домоправителей, слуг, захватите семейные архивы, начните их разбор и вообще розыски о жизни этой семьи, этого дома, — сколько откроется темного, греховного, неправедного... Так врасплох, совершенно врасплох был захвачен и российский старый дом. И что же открылось? Истинно диву надо даваться, какие пустяки открылись! А ведь захватили этот дом как раз при том строе, из которого сделали истинно мировой жупел. Что открыли? Изумительно: ровно ничего!
«Ровно ничего» — это сухой остаток всей шумной кампании, призванной убедить мир в преступности государственного руководства царской России. Временное правительство, изо всех сил пытаясь доказать, что переворот был вызван национальными интересами, учредило так называемую Чрезвычайную следственную комиссию для расследования противозаконных по должности действий бывших министров, главноуправляющих и прочих высших должностных лиц как гражданских, так и военного и морского ведомств (ЧСК). Она стала уникальным в истории внеправовым органом, цель которого прямо состояла в поиске компромата для осуждения бывших царских сановников, военачальников, правоохранителей. Несмотря на гигантские усилия, комиссия не установила никаких «преступлений старого режима», но опыт демократических чекистов (как и предыдущей психологической подготовки массового сознания к мятежу) был востребован «оранжевыми» фарисеями.