кошкино
Когда Кокс был маленьким, он молчал. Совсем. Мы думали даже, что бедняга нем как карась. Но однажды он сказал "мю". Он сказал это тихо-тихо и только тогда, когда Питон случайно прилёг на него головой. "Мю-мю", - практически шепотом пискнул придавленный Кокс. И мы поняли что он ругается, и что у него есть голос. Только очень тихий.
Целый год Кокс использовал это своё "мю" для выражения всех своих котячьих недовольств, начиная от обиды (это если мы на него случайно наступали) и заканчивая недоумением (это если Агата отбирала у него кусочек телячьего сердца).
"Мю" - шептал Кокс и делал вибриссами трогательный "домик". "Мю-мю. Какие ж вы гады. Мю".
- Повезло нам с Коксом, - радовались Питон и я, припоминая покойного Пасика, что зычно и со вкусом пояснял, зачем нам в шесть утра надо делать "втамааайййаа-встамаай" и почему он считает нас абсолютными "муааааядауки", забывшими насыпать еды с вечера.
Рано радовались. Кокс, до недавнего времени прекрасно обходившийся "мю-мю", месяц назад раскрылся. Не знаю, что послужило поводом. Может быть забытая на веранде Агата? Или свечка, которую Кокс случайно понюхал.
Но год молчащий зверь вдруг обрел дар речи. И какой дар! Кокс начал петь.
Нет. Я не в состоянии передать все модуляции коксового голоса. Я не могу даже коньячном бреду повторить эти рулады, скопировать эти интонационные паттерны, описать фонетическое многообразие... Что там Пасецкий с его регулярным "муаааядауки"? Это как Киркорова сравнить с Шаляпиным? (впрочем о покойных мы не говорим плохо - я про Пасика).
Кокс по диапазону перебил всех моих знакомых котов, а также знакомых котов Питона. Он начинает свою партию с вышеописанного тончайшего "мю", взмывает горловым "уюююр" к небесам, замирает там на почти птичьих тонах, а потом начинает скользить голосом по октавам, органично меняя мажор на минор и обратно.. И воркует... воркует... воркует безостановочно, почти как Гришковец, только сцуко много громче, назойливее и непонятнее.
Откуда у котега, в младенчестве едва способного на скулящее "мю". прорезался такой голосина - я не знаю. Но факт есть факт. Кокс однажды запел, и петь ему нравится. Нет. Это не котячьи свадебные завывания, не мурлыкание счастливых кошек, не вопль кошек обиженных. Это именно что напевные такие ритмические монологи. Громкие, жутко длинные, и несомненно со смыслом. Правда! Точь в точь Гришковец.
Схожесть Коксового репертуара с "Асфальтом" еще и в том, что Кокс во время своих монологов регулярно обращается к аудитории. Как бы вступает в беседу. Как бы привлекает аудиторию к процессу и заставляет сопереживать.
Нууу... что видит, то и заставляет сопереживать.
Видит Кокс, к примеру, лоток. Садится перед лотком и поет ему долгую и грустную песню. Минут пять, между прочим, поет. Словно извиняется и витиевато поясняет причины и следствия. Поговорит с лотком и лишь потом делает свои дела. Таким же образом Кокс общается с игрушечной мышкой, с дверью, с утюгом, с цветочным горшком, с принтером, с чайником, с Агатой, с нами... Усаживается напротив и приступает к грустной балладе о своей жизни, мыслях и ближайших намерениях. И словно вопрошает жалостливо "ну, вот как мне теперь с этим жить"?
Это конечно прекрасно. Креатив я ценю. Но дело в том, что еженощно, а именно в четыре утра Коксу хочется пообщаться с ковром. Ковер, висящий надо кроватью, Коксова Прекрасная Дама. Особенно после того, как мы его (ковер) прибили к стене и Кокс не может заползти в прекрасное и уютное убежище между стеной и ковром и полазить там в свое удовольствие вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз, вверх... Поэтому в четыре утра Кокс долго трогает ковер лапой, потом осознает, что им больше никогда не слиться в экстазе и начинает свою Предрассветную Ковровую Оду.
"Мюуааурр. Ууурамюкр", - кричит Кокс, выплёскивая неутоленную страсть на равнодушный шерстяной объект со знаком качества на этикетке. "Мюуааурр ууурамюкр",скорее всего, означает "love u tender". Иначе, отчего на этом слове у Кокса делается такое дебильное выражение морды? "Муриооуао хрымииирг", - продолжает он, и тычется лбом в зеленый завиток. "Ууитрыыы ум".
"Уиитры ум" - как пить дать "never again". По крайней мере частота использования этого клише в коксовых песнях наводит меня на такую интерпретацию.
"Пррыымуах", - стонет Кокс, пытаясь разрушить голосом преграды в виде крупных гвоздей вбитых в кайму ковра. "Пррыымуах уиитры ум"... Это типа "see you never again"... Я так думаю. Однако, четыре утра - не лучшее время для лингвистических загадок. Поэтому я кидаю в Кокса подушкой и еще пять минут выслушиваю как он поясняет подушке как он "мюуаурр" этот прекрасный зеленый ковер, и как гадкие "хумауг" мешают ему сделать с ковром "хрымиирг"... И всё! Уиитры ум!
Подушка равнодушна. Ковер безмолвствует. А я пытаюсь усовестить Кокса еще тремя думочками и водяным пистолетом.
- Хумауг, мю-мю. - Обиженно выговаривает мне Кокс и уходит прочь грустный.
- Мюмю, мюмю... Еще бы я не была мюмю в четыре то утра, - согласно мямлю я и снова пытаюсь заснуть.
- Хумауг мю-мю. Уиитры ум. Хрымиигр ааам! - доносится из-за двери. Кокс поёт холодильнику о своей неразделенной любви. Громко поет. С чувством. Прям сопереживать хочется. Честное слово. А лучше убить.
Но не убью. Потому что а) уважаю креатив б) люблю зверушек в)никакая я не мюмю, а очень даже ангельчег и кошкофея.