17.03.2009
Егор Холмогоров
РУССКАЯ ТРОЯ
Севастополь как зеркало русского национального мифа
Продолжение. Начало см. здесь: http://www.rpmonitor.ru/ru/detail_m.php?ID=9945
ЮЖНЫЙ ПАРАДИЗ Возвращение России в Крым после долгой и черной ночи правления там крымских ханов, угонявших русских людей в рабство тысячами и десятками тысяч в ходе ежегодных набегов, началось в конце XVIII века. В 1783 году по распоряжению Екатерины II Потемкин и Суворов присоединили Крымское ханство к России. Оно немедленно стало заселяться русскими людьми (кстати, в основном, выходцами из Великороссии). В нем начали создаваться новые города, верфи, сады и мануфактуры.
Это была не просто хозяйственная или военная необходимость. Это был образ Рая, который, как казалось Екатерине, а вместе с нею и всему русскому обществу, обрела на Юге Россия. «Царством млеко и мед точащим» именовался Крым в тогдашних русских одах. Потемкин верил, что он осуществит для России то, чего так и не смог осуществить Петр Великий, – основать столицу России на юге. По его мнению, Петр вынужден был построить Петербург на Севере лишь силой обстоятельств. «Петербург, поставленный у Балтики, – северная столица России, – пишет Потемкин Екатерине сразу после присоединения Крыма, – средняя – Москва, а Херсон Ахтиярский да будет столица полуденная моей Государыни. Пусть посмотрят, который Государь сделал лучший выбор».
Херсон Ахтиярский – это не Херсон на Днепре, основанный в 1778 году, а древний Херсонес и будущий Севастополь, основанный в Ахтиярской бухте, про которую тогдашние моряки говорили, что «лутчей в мире не сыскать». Здесь, на месте древнего Херсонеса, Потемкин мечтал увидеть свой Петербург, который он назвал «Севастополь», то есть «владычествующий, августейший город».
Как знать, быть может, проживи Потемкин и Екатерина подольше, имей они других наследников, одушевленных идеей возвращения России южных земель, и биография России в XIX веке была бы во многом иной, а геополитическая ось значительно сдвинулась бы к югу. Во всяком случае, в национальной нашей психологии совершенно очевидно, что мы испытываем голод по солнцу, его недостаток. Что русским и в самом деле нужно больше и земель и населения южнее, чем мы на самом деле живем, и то, что после 1991 года Крым, идеальный «Юг» России, оказался от нее отрезан, еще и с этой стороны вызывает почти физическую боль. Боль от недостатка «ультрафиолета», боль от потери русского Рая.
А пока та скорость, с которой развивался новоприсоединенный к России край и те энергичные меры, которые предпринимал для его развития князь Таврический Григорий Александрович Потемкин, вызывали зависть у врагов России. Именно отсюда и взялся черный миф про «потемкинские деревни», выдуманный иностранцами по поводу поездки Екатерины в Тавриду в 1787 году. Не в силах скрыть злобу по поводу быстрого укрепления России в Крыму, иностранцы не нашли ничего лучше, чем выдумывать клевету за клеветой, а также наущать Турцию нанести новый удар России. Сразу по завершении путешествия Екатерины Турция наносит, по наущению Франции, очередной удар России и начинается четырехлетняя русско-турецкая война. В ней Севастополь с первых лет своей жизни становится городом славы, городом легендарных Адмиралов.
ГОРОД АДМИРАЛОВ
Великие и славные дела совершал основанный Петром Великим флот на Балтике. Но, видимо, столь велика была внутренняя энергия Херсонеса-Корсуня Севастополя, что именно этот город, база Черноморского флота, стал местом, где один за другим выдвигались и достигали славы величайшие адмиралы русского флота. Основание этой традиции положил Федор Федорович Ушаков, прославленный Церковью как святой воин Феодор. Великий стратег и тактик, не потерявший в своих битвах ни единого корабля, был одним из отцов основателей Севастополя и Черноморского флота. Главным отцом-основателем – тем, кто привил флоту вкус к великим победам, к тому, что слова Петра Великого «небываемое бывает» являются для русского флота нормой и правилом.
Победы Ушакова у Фидониси, Тендры, Калиакрии, затем взятие Корфу, поставили Ушакова по праву на первое место среди адмиралов тогдашней эпохи. Чтобы перебить его славу, западным интерпретаторам истории приходится прибегать к откровенной лжи. Для них Ушаков – «ученик Нельсона», хотя к моменту первой победы Ушакова у Филониси, показавшей его тактику во всем блеске, Нельсон еще был командиром фрегата, а первое крупное дело Нельсона относилось лишь к 1797 году. Если и сравнивать достижения двух великих адмиралов, то очевидно, что те высоты, которые брал Ушаков, – например, взятие крепости Корфу с моря, Нельсону, два года осаждавшему Мальту, оказались попросту недоступны.
Беда и Ушакова, и русского флота, и Севастополя была в другом. В том трагическом непонимании и невнимании к флоту, которое с завидной регулярностью проявляло всероссийское начальство, включая самих императоров. Павел I переименовал Севастополь назад в татарский Ахтияр (имя вернулось городу лишь в 1826 году). Александр I, правивший Россией в основном через посредство английских шпионов, иногда сменявшихся французскими или польскими, цинично не скрывал, что понимает во флоте не больше, чем «слепой в красках». В александровское царствование Ушакова отставили от флота и отправили за Можай. Та же участь постигла соратника и соперника Ушакова – Дмитрия Николаевича Сенявина, защитника Ионических островов и победителя в Афонском сражении. Сами Ионические острова были отданы Наполеону, а когда после его разгрома появилась возможность средиземноморские владения вернуть, вместо этого Александр взял Польшу и выдал ей оскорбившую всех русских Конституцию. Командование флотом назначалось точно для наибольшего над ним издевательства. Сперва – адмирал Чичагов, считавший, что флот России не нужен. Затем – французский эмигрант маркиз де Траверсе, не бывший особенно уверенным и в том, нужна ли сама Россия. В результате флот к концу царствования Александра был приведен в то самое «мнимое существование», из которого Александр хвастливо обещал его вывести.
И вновь ангелами-хранителями флота были адмиралы и офицеры-энтузиасты, такие, как соратник Сенявина в борьбе за Ионические острова адмирал Грейг. Он оживил деятельность черноморских портов, построил морские батареи, казармы. Состарившегося и «ко всему сделавшегося равнодушным» Грейга в 1832 году сменил Михаил Петрович Лазарев, настоящий создатель Севастополя, каким мы его знаем, – выдающийся исследователь, один из открывателей Антарктиды, герой Наваринского сражения.
Неутомимой деятельности Лазарева Севастополь обязан был своей славой. Лазарев готовил флот к победоносному занятию Босфора в случае войны с турками. Его флот сыграл огромную роль в успешном покорении русскими Кавказа, высаживая десанты на важнейших направлениях войны с горцами. Совершенствовалось оружие, корабли, создавались первые пароходы. Город отстраивался – и как город, и как морская база: доки, батареи, укрепления, казармы, госпиталя, водопровод, офицерская библиотека. То, что город оказался способен выдержать многомесячную осаду в ходе Крымской войны, во многом объясняется именно совершенством созданной Лазаревым инфраструктуры. Единственное, чего он не мог предугадать, так это того, что благодаря бездарности сухопутного командования, Севастополь окажется в осаде с суши, а не с моря.
Но главный подвиг Лазарева – это создание особой породы адмиралов, офицеров и матросов, таких, для которых на свете не было ничего превыше морской службы, таких, для которых Севастополь был не просто базой, а родиной и святыней. Нахимов, Корнилов, Истомин, Бутаков, десятки и сотни их соратников были птенцами «лазаревской» школы. Суровый моряк Лазарев, тем не менее, никогда не допускал на флоте даже мысли о возможности «палочной» дисциплины, муштры, основанной на унижении матроса. «Лазаревские» матросы на защите Севастополя поражали сухопутных солдат и офицеров удивительным сочетанием «вольности обхождения» и исключительной стойкости, жертвенности и инициативы, были воплощением лучших качеств русского человека.
СИМВОЛ РУССКОЙ СУДЬБЫ
Не вина, как мы уже сказали, адмирала Лазарева и его учеников, что Севастополь в 1854 году, с началом Крымской войны, стал не базой для победоносных действий на Босфоре и решения вековых задач России на южном направлении, а полем главной битвы, «русской Троей», как называли его англичане. Крымскую войну часто представляют как некое свидетельство беспомощности Российской Империи, как «позорное поражение царизма», память о котором скрашивает только героическая оборона Севастополя.
На самом деле, если Крымская война и была ошибкой, то исключительно дипломатической. Дипломатии Николая I не удалось предотвратить формирование европейской коалиции, в которую вошли Англия, Франция, Сардиния и трусливо предательствовавшая Австрия, и которая поставила своей целью сокрушить гегемонию России в Европе.
Возможно ли было вообще такой коалиции не допустить? Может быть, и нет, поскольку ненависть всей «прогрессивной» Европы к России была исключительно велика. Но, оказавшись один на один с Европой, Россия, ее армия и флот продемонстрировали удивительные боевые качества. Ни на Балтике, ни у Петропавловска-Камчатского коалиция не смогла нанести удара. На Кавказе русские войска били турок, и вся борьба сосредоточилась вокруг Севастополя.
Город не был готов к тому, что бездарный главнокомандующий Меньшиков проиграет первое же сражение на суше и Севастополь окажется беззащитен. Однако то, что произошло дальше, иначе как чудом не назовешь. За сентябрь 1854 года Севастополь был окружен линией укреплений, остававшихся неприступными почти целый год. Мужество матросов, солдат и простых горожан, инженерный гений Тотлебена, организаторский талант адмирала Корнилова, вдохновляющее влияние Нахимова – все вместе собрались, чтобы сделать Севастополь неприступным.
Дальше «жизнь кончилась, началось житие», как писал Лесков. Закончилась обычная война и началась легенда о людях, которые совершали невозможное, находясь в осаде, в меньшинстве, под непрерывным обстрелом, в самом эпицентре «травматической эпидемии», как называл войну спасавший раненых в Севастополе великий хирург Пирогов. При первой же бомбардировке Севастополя погиб адмирал Корнилов, спасший город от внезапного взятия. Его последними словами были: «Так отстаивайте же Севастополь».
Англичане и французы не раз и не два отчаивались взять город. Только исправный шпионаж и поддержка «либеральных» кругов России позволяли им знать о том, что после смерти императора Николая I в феврале 1855-го правящие круги России не намерены продолжать войну, ищут пути к достижению мира и компромисса с Европой.
Развернись история иначе, не будь в рядах самого русского сухопутного командования откровенных трусов и изменников (вроде поляка генерала Жабокритского, в решающий день штурма ослабившего оборону Малахова кургана), Севастополь навсегда остался бы неприступным. Но, в любом случае, он остался непобежденным.
Символом этой непобежденности был адмирал Нахимов. Ученик Лазарева, блестящий победитель в Синопском сражении, он с первого дня обороны Севастополя не скрывал, что никогда не уйдет из города живым.
Он был душой великой обороны, ее знаменем, и с того момента, когда участь города, к сожалению, от него не зависевшая, если говорить о стратегическом ходе войны, все же была предрешена, искал только смерти. «Видали вы подлость? Готовят мост через бухту! Ни живым, ни мертвым отсюда я не выйду!». Он единственный из высших чинов демонстративно носил эполеты, хорошо заметные англо-французским снайперам и в итоге погиб именно от снайперской пули.
С этого времени, с этих одиннадцати месяцев осады, Севастополь утратил для русских звание просто города. Он превратился в настоящую икону – икону русского мужества, русского героизма, русской стойкости и русского ума. Всего того лучшего, что только есть в русском человеке. Он стал иконой русской судьбы в ее всесветном и всеисторическом измерении.
Без всякого сомнения, судьба нашего народа такова – стоять до Конца Времен, до последней черты Истории. Стоять, зная о том, что всеми пророчествами торжество врага предречено, – и все-таки, стоять до последнего. И этой стойкостью, и этой отвагой, как последним оружием, победить – победить тогда, когда история перейдет за свою заветную черту и станет вечностью. Все герои русской истории, все для нее – Нахимовы, Корниловы, Истомины, Тотлебены, Васильчиковы, Хрущовы, Хрулевы, матросы Кошки, Даши Севастопольские и Пироговы.
В Севастопольской обороне, как в зеркале, Россия увидела свой национальный миф, увидела саму себя.
Русская Троя
Ответить с цитированием