Очередь за хлебом в Ставрополе, на юге России. 4 марта 2009 года.

ПОКА ЖРАТВА ЕСТЬ, РУССКИЙ ЧЕЛОВЕК ВСЁ СТЕРПИТ

- Говоришь, что в магазинах появились макароны «Сталинские – Кризисные»? А где?
- В Санкт-Петербурге. Вроде бы дешёвые и серые какие-то. Развариваются в месиво.
- В 60-е годы были такие. Назывались вермишель. Для нас, детей, это был кошмар. Родители были в ссылке в Атасе. Мама будила нас в пятом часу утра, и мы шли в очередь за этими серыми макаронами. Казахстан зимой – это ужас по сравнению с нашей Сибирью. Мороза вроде никакого – 20, 25 градусов. Но ветер всё время такой, что голову отрывает. Стоишь два часа у магазина, чувствуешь, что кости замерзают. Мама потом размачивала эту вермишель в воде в кашицу и жарила оладьи.
- Они там, в Ленинграде, шутки шутят. Придумали какие-то «Кризисные» макароны для смеху. На что они, когда в магазинах всего полно. Не понимают, что кризис бывает тогда, когда жрать нечего. Пока жратва есть, русский человек всё стерпит.

СВЕТЛЫЙ ЕНОТ И МЕДВЕЖЬИ ГЛИСТЫ

Мустафовича – полу-татарина, полу-русского – я встретил в поезде, едущим из Лесосибирска в Красноярск, где кончаются рельсы, бегущие на север, на левом берегу Енисея. Впервые мы встретились накануне, в Зырянке, деревушке на восточной стороне могучей сибирской реки. Мы стояли на улице с Арнольдасом, сосланным после войны старым литовцем, и Володей Головой, который когда-то был капитаном спецназа КГБ, а теперь учится на попа. Арнольдас жаловался нам, что муж внучки забралу него все деньги на «технаря» (водка из разведённого технического спирта, популярного в российской провинции из-за цены – 50 рублей, то есть 5 злотых за бутылку) и выгнал из дома.

И тогда, как персонаж из совершенно другой истории, мимо нас прошёл Мустафович. С седой щетиной на лице. Согнувшийся под тяжестью рюкзака, набитого шкурками, из которого торчали стволы сложенной двустволки. Под мышкой – широкие лыжи, подбитые шкурой с лосиных ног, чтобы не скользили, когда поднимаешься на гору. Настоящий траппер.

Он прошёл мимо нас, словно не заметив стоявшего на его пути соседа, и не ответил литовцу на его приветствие.

- Традиция такая. Охотник должен молчать, - объяснял он мне уже в поезде.

Да и времени на разговоры нет. Надо помочь жене лущить кедровые орешки, готовить шкурки на продажу в Красноярске. Сезон кончается. Теперь у соболей гон. Самки целыми днями играют с самцами в салки, бегая с ними по таёжным полянам. Для охотника это время сбора урожая. Достаточно найти следы на снегу и умело поставить силки на утоптанной стёжке соболиной любви. Кто похитрее, может за один раз поймать обоих любовников.

А соболей в этом году много. Так же, как и медведей. Под Иркутском из года в год каждое лето горит тайга. Звери бегут на запад, к Енисею. В этом году в окрестностях Зырянки охотники застрелили уже 30 шатунов, бродячих медведей, которые к осени не успели как следует наесться, чтобы с полным желудком залечь спать на всю зиму, и теперь, голодные, выходят из тайги.

Однако, медвежье мясо в этом году в еду не годится. Нажрались какой-то гадости, и глисты у них завелись. В Городце, на том же правом берегу Енисея, что и Зырянка, в декабре умерли четверо охотников, которые пили «технаря», закусывая заражённой глистами медвежатиной. Опасным, конечно, оказалось мясо, потому что технический спирт тут пьют уже много лет, и никому от него вреда не было.

Да и соболь, хотя его много, тоже не слишком удался. У него светлая шкурка, за такую дают в Красноярске 2 тысячи рублей, а не 3 тысячи, как за тёмную.

Ужасно, особенно сейчас, когда кризис.

СОВЕТОЛОГИ С СЕКУНДОМЕРАМИ

Здесь, в 4 тысячах километров от столицы, взгляд на кризис совершенно иной, чем в Москве. Там эксперты с секундомером в руке ждут вечерних новостей, чтобы подсчитать, сколько секунд получит президент Дмитрий Медведев, а сколько премьер Владимир Путин. Они верят, что таким способом им удастся точно измерить, насколько широка вызванная кризисом трещина в правящей уже год страной тандемократии. И думают, что так им удастся узнать, кто в стране важнее – ещё Путин или уже Медведев. Снова процветает советология, то есть искусство распознавать расклад сил на вершине власти и предвидеть будущее по очерёдности выступлений вождей. Сейчас в «Вестях» на канале «Россия», как когда-то на трибуне Мавзолея Ленина.

В Москве всё больше сторонников приобретает теория, что детонатором политической войны наверху станет один из провинциальных городов, таких, как Лесосибирск, где, как подсказывает экономическая логика, неотвратимо зреют уже российские «гроздья гнева».

МОНОЛОВУШКА

Лесосибирск - как говорят в России, «моногород». Он возник ровно 35 лет назад на Енисее вокруг сначала одного, а потом трёх деревообрабатывающих комбинатов, мощных лесопилок и производства плит. Дальше на север – уже только сотни километров девственной тайги. На восток и на запад тоже только тайга.

Из 70 тысяч жителей 25 тысяч работают в деревообрабатывающей промышленности. Другой работы, кроме учреждений и магазинов, в которые приходят за покупками работники комбинатов, нет.
Даже дороги в городе и к ближайшим деревням здесь строят из щепы и опилок. Поверхность таких дорог мягкая и эластичная, но этим дорогам не страшны даже тяжёлые «Камазы» с прицепами, нагруженными брёвнами.

Когда я был здесь в начале лета, железнодорожные ветки были забиты готовыми к отправке вагонами с тёсом и сосновыми или лиственничными досками. Они ехали на юг – в Китай и на запад – на пограничный переход с Литвой и дальше, в Западную Европу.

Теперь и боковые ветки, и железнодорожный путь в направлении Красноярска опустели. Только на широких площадках комбинатов всё выше растут штабеля упакованных в плёнку пакетов ровно обрезанных досок. Светлое сосновое дерево, как пластик – слои ровные, согласно нормам – не более одного сучка на трёхметровой доске. Мечта каждого столяра или плотника.

Но комбинаты сегодня работают только на склад. Китай не хочет дерева, и Европа тоже больше не хочет. А на быстро меняющемся внутреннем рынке России тоже нет спроса.

В России, как подсчитал экономист Михаил Делягин, около 800 таких «моногородов». Они возникли во времена Сталина, Хрущёва или Брежнева. Эксперты предостерегают, что сегодня, когда под влиянием кризиса рынки перестали нуждаться в дереве, стали, угле, «моногорода», зависимые от конъюнктуры только в одной отрасли промышленности, становятся «моноловушками».

НОВОЧЕРКАССК 2009?

Социолог Евгений Гонтмахер ещё осенью опубликовал в газете «Ведомости» сценарий развития кризисной ситуации в России. Заголовок: «Новочеркасск 2009».

В одном из «моногородов» в далёкой провинции разоряется единственная фабрика. Другой работы нет, всё останавливается. Людям, которые потеряли заработок, некуда деваться, потому что вокруг только сотни километров тайги и болот.

У тех, кто хотел бы вырваться из ловушки, нет даже денег на билеты.
Отчаявшиеся безработные выходят на улицу. Начинаются беспорядки, такие же, как в 1962 году в Новочеркасске, на юге европейской части СССР, где танки расстреляли демонстрацию рабочих.

Однако, сейчас местная власть боится применить силу. Москва не находит другого выхода, как только обратиться к своим финансовым резервам и дать заказ на никому не нужную продукцию фабрики «моногорода».

Ситуация возвращается в норму. Фабрика работает, снова выплачиваются зарплаты.
Но беспорядки начинаются в других «моногородах». Волна бунтов поднимается в стране.

За публикацию этого сценария «Ведомости» получили предостережение от Министерства Информации. Оно решило, что текст содержит в себе «экстремистские элементы» и разжигает «социальную ненависть».

ЗАГОВОР ПРОТИВ ПУТИНА

Глеб Павловский, которого во времена Путина называли «главным политтехнологом Кремля», однако, отважился написать продолжение осуждённого властью сценария.
На вершинах российской власти, по его мнению, действует группа влиятельных заговорщиков, который хотят использовать социальные волнения, вызванные кризисом, для раскола правящего страной тандема президент-премьер. И свержения Путина.

Заговорщики могущественны. Их, по мнению Павловского, поддерживают «столичные круги», то есть люди из окружения Юрия Лужкова, мэра Москвы. Того самого, который в конце эпохи Бориса Ельцина открыто выступил против того, чтобы Кремль был отдан Путину.

Переворот, по версии Павловского, готовят также и некоторые влиятельные губернаторы. А за ними стоят ещё и молодые советники президента Медведедва, которые хотят любой ценой лишить людей Путина власти, а также доступа к огромным государственным деньгам, и, наконец-то, занять их место.

Заговорщики будут подстрекать к бунту жителей «моногородов» и, как это описывает кремлёвский эксперт, «свозить их автобусами» на площади региональных столиц, а может, даже к Кремлю.

- На улицах будут толпы, как в Киеве в 2004 году, - так Павловский развивает свой прогноз в недавнем интервью в «Московском Комсомольце».

Призрак «оранжевой революции» не случайно преследует «технолога». Пять лет тому назад он помогал Виктору Януковичу, соперничавшему с Виктором Ющенко в борьбе за президентское кресло.

Присланные тогда из Москвы целые полчища экспертов располагали неограниченным финансированием. Они утроили себе великолепный пресс-центр в Украинском Доме, всего в 300 метрах от киевского Майдана.

Вечером, когда на Майдане началась оранжевая революция, я видел, как все они, с Виктором Черномырдиным, послом России на Украине, во главе, запрыгивали в «Мерседесы» и удирали из центра города. Они знали, что из Львова и Тернополя уже едут в Киев автобусы с оранжевыми. К утру Украинский Дом уже был в руках пришельцев с запада Украины.

ДВЕ «ВОЛГИ» И ДОМ

- Вы там, в столицах, любите выдумывать разные глупые ужасы. То макароны, как при Сталине, то революции.
Мустафович смеётся над моим рассказом о бегущем к «Мерседесу» Черномырдине. Заспанный детина с верхней полки обкладывает нас матом, объясняя, что кино мы себе в «купейном» может устраивать, а не в «плацкартном».

С удовольствием бы, но «купейные» вагоны, то есть разделённые на четырёхместные отделения, из Лесосибирска не ходят. Пассажирам по карману только места в «плацкартных», то есть открытых вагонах со спальными местами, которые, говорят, были придуманы во время войны для перевозки раненых с фронта.

- Революцию я мог бы устроить в 1991 году, - уже тише говорит мужчина.

Тогда у него за спиной было почти 15 лет работы на золотом прииске около Кодимска на Ангаре, восточнее нынешнего Лесосибирска. А на счету в Сбербанке, то есть советском аналоге нашей Общественной Сберегательной Кассы, была накоплена огромная по тем временам сумма.
- Хватило бы на две новые «Волги» и приличный дом на Волге, - Мустафович наглядно демонстрирует, какие это были большие деньги.

Но тогда вдруг заморозили все счета. Люди целыми ночами стояли на морозе, чтобы утром узнать, что всё пропало. А из того, что они, тяжело работая, копили всю жизнь, они не получат ни копейки.

- При мне около банка в Красноярске от сердечного приступа умер ветеран Сталинграда. Стоял он такой солидный, прилично одетый. И вдруг упал. Я пытался ему помочь, расстегнул пальто, а под ним на пиджаке – боевые ордена. Тогда эти очереди могли бы пойти на площади, на баррикады. Но не пошли. Народ у нас терпеливый и уже почти забыл, как много тогда потерял, - качает головой мужчина.

ГОРОД НА ДОСКАХ

Другая, лучшая, чем сегодня, причина для скандала была в августе 1998 года.
- Тогда Ельцин морочил нам голову, что в стране всё в порядке, нашим сбережениям ничего не грозит. А через два дня был полный п…ц, - Мустафович впервые за весь наш длинный ночной разговор нецензурно выругался, вспомнив день, когда Россия обанкротилась, а банковские вклады россиян снова пропали.

Мустафович тогда возил на «Камазе» с прицепом брёвна на комбинат в Лесосибирске. И опять у него были сбережения – на этот раз в Альфа Банке. В октябре они с женой собирались ехать в Египет. С детства, когда он мёрз в очередях за серой вермишелью, ему мечталась африканская жара.

Но снова всё пропало. Все, кто хоть что-то имел в банке, опять потерял всё. А комбинат перестал платить. Нечем было, потому что не мог, как говорят в России, «реализовать» древесину, то есть обменять её на «реальные» деньги.

- Нам тогда платили досками. Я хорошо зарабатывал. Мне давали два пакета сосновых досок по три кубика каждый. Представь себе – в Лесосибирске в деревообрабатывающей промышленности работало около 20 тысяч человек, и у каждого груды досок – в гаражах, по дворам, в садах. Мы стерегли по ночам, чтобы не разворовали. Но зачем красть, если у каждого столько досок. И тогда появился у нас Саша Воробей из Минусинска. У него были связи с мельниками, которые не могли продать муку и крупу, а им нужна была, уж не знаю, зачем, мебель. К нам он привозил крупу, забирал доски, которые посылал в Калининград одному узбеку, тот занимался производством мебели. И всё закрутилось, - Мустафович объясняет простую схему бартера, благодаря которой доски кормили город.
Но добавляет, что кончилось всё трагически, потому что за торговлю древесиной взялись бандиты, которые Сашу Воробья утопили в проруби посреди Енисея.

РУССКИЙ БУНТ

- Доски – это не так плохо, - я отвечаю Мустафовичу историей из Шахт под Ростовом-на-Дону.
Там шахтёрам в 1998 году платили гробами. Товар, вроде, ходовой, потому что в шахтах постоянно происходили аварии. Но, в конце концов, у всех уже были гробы, и оказалось, что спрос на них невелик. Шахтёры вышли на железнодорожные пути и заблокировали дорогу из Москвы на Кавказ. Угрожали, что схватят страну за горло, что пойдут на столицу и всё там разнесут.

К ним на пути приехал вице-премьер Борис Немцов, который сегодня стал оппозиционером и кричит, что власть не имеет права за деньги отнимать у народа свободу. Привёз чемодан наличных. Я видел, как шахтёры, бригада за бригадой, уходили с путей и шли за зарплатой к временным кассам.

Поезда на Кавказ пошли. О походе на Москву никто уже не говорил.

- Ещё Пушкин пугал «русским бунтом». Что он «слепой, кровавый и безжалостный». Но это было когда-то. Сталин, лагеря, очереди научили нас другому. Сегодня, если бунт – то осторожный, очень расчётливый и практичный. Кричишь, пока не откроют кассу, потом возьмёшь своё, и на этом конец, - объясняет Мустафович и признаётся, что после краха 1998 года он получил свои деньги на Египет.

- Не все. Я нашёл в банке человека. Он взял 20 процентов за услугу, но остальное выплатил. Точно так же помог и многим моим знакомым. Потихоньку уладить дело лучше, чем орать, выходить на улицу, поджигать машины, бить витрины.

ДВА МИЛЛИОНА СОБОЛЕЙ

Многие жители Лесосибирска и деревень на правом берегу Енисея говорили мне, что сегодня значительно лучше, чем хотя бы во время кризиса 11 лет назад.

Сейчас ничего не произошло внезапно. У кого есть накопления в банке, тот не потерял их. Тысяча рублей – это сегодня уже не 43, как ещё в августе, но всего лишь 28 долларов. Но здесь доллары никому не нужны, и даже таксисты берут их весьма неохотно.

- Самое важное, что сейчас у каждого есть время, чтобы приспособиться к новым условиям. Что-что, а уж это русский народ умеет. Мне, например, даже удобно, что как раз зимой нам всем сократили рабочую неделю до двух дней по семь часов. Платят нам уже не 10 тысяч, как до кризиса, а только 3 тысячи, но в охотничий сезон я, наверное, больше заработаю. Я сейчас, вообще, не хожу на работу. Мои часы на кране, я сейчас на кране работаю, берёт мой сменщик. И будет, наверняка, работать за меня до мая, - планирует мой спутник.

- Скольких безработных может спасти охота? Один только Лесосибирск, чтобы выжить в течение года, должен был бы прервать брачные игры двух миллионов соболей. Столько их, наверное, во всей тайге нету?

- Я охочусь. Арнольдас сейчас ловит налима и продаёт покупателям из Москвы налимью печенку. Это дорогой деликатес. Муж его внучки рубит и развозит дрова. Кто-то чинит машины. Любой, кто не спился окончательно, найдёт себе занятие до весны. А весной начнутся огороды. В 90-е годы вся Россия кормилась тем, что собрала в огородах. Земли у нас много. Ещё коммунисты дали каждому гражданину право на 6 соток.

- И этого хватит безработным?

- Каким безработным? Ты быль у нашего мэра, был в отдел занятости и знаешь, что работы у нас нет, но и безработицы тоже нет. Люди в отпусках, приходят на работу на два дня в неделю, но формально они трудоустроены, получают, хоть и маленькие, но всё-таки какие-то деньги. То же самое по всей России – на «Камазе» в Набережных Челнах, на «ВАЗе» в Тольятти. Машин не производят, но люди приходят на работу, играют в карты, наверняка, пьют водку и получают две трети нормальной ставки. Если бы вы поговорили с руководителями наших комбинатов, то узнали бы, что такова государственная политика – в «моногородах» не увольнять, платить хотя бы копейки, - объясняет Мустафович.

Действительно, ни с кем из руководства какого-либо из деревообрабатывающих комбинатов в Лесосибирске мне не удалось поговорить. Всех как ветром в Москву сдуло. Там, как говорится в России, они «выбивают» у власти деньги на поддержание жизни в своих фирмах. Власть пока что даёт.

Когда на вокзале в Красноярске я прощался со своим спутником, я спросил, что будет осенью, когда у людей кончится работа в огородах. А у государства – деньги, накопленные в те времена, когда газ и нефть были дорогие.

- Если станет плохо, в Кремль вернётся Путин. И снова всё будет в порядке. Люди в него верят, - сказал он и пошёл продавать шкурки
.