http://klopotowski.salon24.pl/138934,konfrontacja-z-rosja
Krzysztof Kłopotowski
Konfrontacja z Rosją
Кшиштоф Клопотовский
Конфронтация с Россией
Наша конфронтация с Россией никогда не прекратится, хотя бывает разной степени напряжённости. Какими силами мы в ней располагаем? Экономику и политику я оставляю специалистам. Возьмём культуру. Фестиваль российских фильмов, который только что закончился в Варшаве, заставил меня задуматься.
Я посмотрел несколько фильмов из пары сотен, в том числе «Стиляги» Валерия Тодоровского и «Царя» Павла Лунгина. Первый рассказывает о запрещённой моде на Америку в начале оттепели после смерти Сталина. Это забавный перенос голливудского мюзикла в советские условия середины 50-х годов прошлого века. Русские, в конце концов, дожили до американизации. Другой показывает безумие царя Ивана Грозного, с которого Сталин брал пример. Там есть сила русского духа. Я припомнил также пару фильмов Андрея Тарковского на ретроспективе. Прекрасно!
Русские сегодня пьют кока-колу, танцуют и одеваются, как американцы, но сквозь этот жалкий показной блеск просвечивает извечный мистицизм. Возьмём «Царя». Это не просто исторический рассказ об объединении страны в одновременной борьбе с поляками. Это религиозный миф. Лунгин показывает Ивана Грозного как дьявола, борющегося за душу России с несгибаемым митрополитом Филиппом, творящим чудеса. Через весь фильм проходит мотив полубезумной сиротки, ходящей по стране с иконой Богородицы, которой она усмиряет медведей. В конце мы видим падение царя в ад одиночества, хотя всё происходит в реальности. Такая концентрация садизма и христианской святости сегодня в Европе возможна только в России. Я думаю, что никто, кроме русского, не смог бы серьёзно показать такие образы, не рискуя показаться смешным – из-за сомнения в собственной вере или же из страха перед реакцией публики.
Понаблюдаем за Лунгиным. В более раннем фильме «Остров» он рассказал о монахе, который добровольно стал кочегаром в монастырской котельной на 33 года, чтобы покаяться за преступление, совершённое в молодости. Взамен он получает дар ясновидца и целителя, как упоминавшийся уже митрополит Филипп. Таким образом выражается православная идея обожения человека. Как Христос отказался от Божественного величия, чтобы умереть на кресте, так человек должен отказаться от всего, чтобы приблизиться к святости. Божественное безумие «Острова» имеет, однако, трезвые политические границы. За какое преступление кается монах столько лет, сколько жил Христос? По время Второй мировой войны он предал немцам своего командира. Что, в России уже нет других причин для покаяния? В преступлениях коммунизма сознательно принимали участие миллионы людей. Если «Остров» выражает русскую душу сегодня, то он обнажает национальный эгоизм, выражающийся в отказе от столь необходимого покаяния. Кажется, иначе и быть не может, если хребтом государства является НКВД, начиная с премьера Путина.
Между тем мистицизм действует также и за границами России, заполняя метафизическую пустоту нынешней культуры. Лунгин – не только художник, имеющий все шансы стать великим, но и русский идеолог. Она кажется продолжателем Тарковского в условиях свободы, когда можно прямо говорить религиозным языком.
Жестокость и святость видны также и в «Андрее Рублёве», где Тарковский создаёт метафору вылепливания духа России из крови и буквально грязи. Таков смысл отливания колокола в конце фильма. Чёрно-белый фильм венчает цветной кадр с иконами Рублёва. В финале на нас смотрит с экрана неземное лицо Бога-Отца, потом мы видим коней, пасущихся под дождём на мокрых лугах. Это образ излияния Духа на святую землю России. А фильм был создан в период самого расцвета советского атеистического могущества, в 1966 году. В те годы было создано также великолепное «Восхождение» Ларисы Шепитько, где молодой офицер Красной Армии осуждён на Христовы муки.
Почему в России находятся художники – находились даже в СССР – которые способны являть в кино мистицизм гипнотической силы, а в Польше таких нет? Почему соединение христианства и патриотизма возможно в российском кинематографе – а в Польше кажется проблематичным? Следствие ли это слабости польского католицизма или же есть другие причины? Я не знаю, поэтому и спрашиваю. Ответ имеет значение для результатов нашей конфронтации с Россией.