Barbara Fedyszak-Radziejowska
Jak kułak dusił lud

Барбара Федышак-Радзеёвская
Как кулак душил народ

В Европе нет другой такой влиятельной элиты, которая проявляла бы подобное нежелание узнать проблемы собственной деревни, пишет социолог.

Бюджетный дефицит, экономическая миграция, рост безработицы, проблемы с NFZ (Национальный Фонд Здравоохранения – прим. перев.) склоняют экспертов к поискам золотых средств и чудесных способов выхода из трудной ситуации. Как обычно в Польше, их внимание направляется в сторону деревни и крестьян, среди которых – как им кажется – скрываются миллиарды злотых, только протяни руку и возьми. Кроме KRUS (Крестьянский Страховой Фонд – прим. перев.), который вошёл в пословицы и стал темой для шуток в кабаре, многочисленным комментаторам и экспертам колют глаза непосредственные выплаты и ЕС-овские фонды, направляемые в деревню.

Лешек Бальцерович («Жечпосполита», 12.12.2009) на вопрос о том, где без толку пропадают государственные деньги, отвечает, что «в комплексе фондов, которые попадают в деревню. Следует проверить, насколько они уничтожают мотивацию и создают социальные ловушки». Следует признать, что Бальцерович последователен и верен своим взглядам. Когда он был министром финансов, подготавливавшим Польшу к переговорам с Евросоюзом, то написал в статье «Рационально о сельском хозяйстве» («Жечпосполита», 18.03.1999): «Если наши крестьяне пойдут антирыночным путём (а так и будет, если польское правительство станет бороться за непосредственные выплаты - BFR), то успех окажется пирровой победой крестьян и явным поражением для страны».

Переламывание стереотипов

Этот редкий в Европе и специфический для польской элиты способ поддержки польского правительства в переговорах с Евросоюзом был в то время очень популярен. Заголовки в прессе были полны добрых советов, обращённых к нашим переговорщикам. «Слишком много крестьян», «Отстаивать только самое важное», «Надо будет смириться с получением только части доплат», «Не топать у этой стены» и т.д.

Что интересно, также и положительный результат переговоров не понравился комментаторам. «Я не хочу быть неправильно понятой - я крестьянину не завидую, пусть себе пропьёт 7 тысяч в год, которые упали на него с неба, как манна. Но почему интеллигент не получит ничего? Над кем ещё в Польше глумятся так, как над интеллигентом?» - писала 5 января 2003 года Кристина Кофта в «Пшеглёнде». Так же оценил результаты переговоров Бронислав Лаговский («Пшеглёнд», 5.01.2003): «Если бы в польской деревне сохранились какие-то традиции, какие-то нравы, заслуживающие культивирования, если бы существовали какие-то формы жизни, заслуживающие охраны, перенесение этой политики (WPR) в нашу страну, было бы, по правде говоря, такой же нелепостью, как на Западе, но имело бы такое же, как там, социальное и культурное обоснование. Между тем польская деревня не так бедна, как о ней пишут, и не представляет собой ничего ценного с точки зрения традиций, культуры или нравственности. Напротив, она представляет собой печальное зрелище нравственного упадка и люмпенпролетаризации».

В такой атмосфере было нелегко и сейчас нелегко разговаривать о проблемах деревни. Конференция «Деревня и сельское хозяйство в восприятии общества: стереотипы, политика, достоверность», организованная Советом по вопросам Деревни и Сельского Хозяйства, является попыткой переломить стереотипы, которые дискуссию о 38 процентах поляков, живущих в деревне, сводят к идеологическим спорам, не затрагивающим сути вопроса. А проблем, о которых стоит и надо говорить, немало – политика развития сельских территорий, региональная политика, реформа KRUS, непосредственные выплаты, будущее Обшей Сельскохозяйственной Политики в ЕС и позиция Польши в этом вопросе. Все они важны для III Речи Посполитей и касаются не только крестьян и жителей деревни.

Между тем обсуждение идёт в атмосфере спора, в котором обе стороны взаимно обвиняют друг друга в том, что руководствуются только политическими интересами. Одни упрекают «популистские» партии в потакании крестьянскому электорату с «неверным менталитетом» и «необоснованными претензиями». Другие замечают точно такую же политическую корысть «просвещённых» партий, которые, дискредитируя крестьян и жителей деревни, ищут поддержку у молодых избирателей, живущих в крупных городах, убеждая их, что «победа города над отсталой деревней» - это рациональный и современный метод решения польских проблем.

Между тем, вопрос куда более серьёзен. Как реформа KRUS, так и битва за непосредственные выплаты и будущее сельскохозяйственной политики Евросоюза – это реальные и важные проблемы, решение которых требует чувства ответственности за всё общество III Речи Посполитей. К сожалению, этому не способствует тот тон, в котором пишут СМИ о деревне и крестьянстве. Традиция такого отношения к деревенской и крестьянской жизни значительно старше и разнообразнее, чем кажется нынешним идеологам «крестьянского балласта».

Лишние мужики

В «Национальной Мысли» (№ 3 за 1936 год) писали о крестьянах: «Низы – это низы, и в жизни народа они исполняют, прежде всего, биологические функции». Для марксистов крестьяне были «мешком картошки» (Карл Маркс), «апатией и пассивной силой» (Фридрих Энгельс), которую следует «вырвать из изоляции и одурения», а аграрная программа (Карл Каутский) предусматривала «убийство крестьянской души» и усиление её «пролетарского» характера. Когда читаешь современные статьи о польской деревне, создаётся впечатление, что в этой области мало что изменилось.

Хорошим примером может служить статья Цезария Лазаревича «Отмирающий крестьянин» («Политика», № 38 за 2008 год). В ней много формулировок, которые по отношению к другим социальным группам показались бы, мягко говоря, неуместными, но по отношению к крестьянам можно почти всё. Автор в серьёзном публицистическом тексте о польских крестьянах пишет так: «4 миллиона лишних крестьян… Крестьяне как балласт… Крестьяне как тикающая социальная бомба… Крестьяне должны исчезнуть… 10,5 миллионов польских крестьян вскоре должны исчезнуть… Крестьянин – это мужик в резиновых сапогах, торчащий у деревенского магазина… Крестьянские недобитки вымирают…».

Даже в этих нескольких формулировках есть существенная ошибка – почему «должны исчезнуть 10,5 миллионов польских крестьян», если Государственное Статистическое Управление сообщает, что в сельском хозяйстве работает около 2, 2 миллиона?

Это несоответствие между предубеждениями автора и фактами заметны также в очаровательной статье Януша Майхерека «Газета Выборча», 26.03.2009) «Деревня отсталая, деревня невесёлая»). Число жителей деревни (почти 40 процентов) кажется Майхереку «тревожным», хотя я не уверена, что его точно так же «тревожит» экономический тигр ЕС, то есть Ирландия, с 39,6 % сельского населения, а также Финляндия (39,1%), Португалия (44,4%) или Словения (49,2%).

Автор сомневается в возможности модернизации Польши при «столь отсталой аграрной и социальной структуре». Его огорчает, что общество содержит «это деревенское население при помощи различных социальных доплат», среди которых особо выделяется «знаменитый и неприкосновенный KRUS». Хуже того, эти выплаты увеличила интеграция в ЕС, «к деньгам, текущим из кассы Евросоюза, польский бюджет непосредственно доплачивает многомиллиардные суммы». Тем самым «закрепляется отсталая аграрная и социальная структура. С 1989 года процент сельского населения даже не дрогнул».

Деревня, или повышение статуса

Это и в самом деле страшно. Что ни фраза, то ошибка. Приношу свои извинения журналисту Майхереку, но процент деревенского населения стабилен (а точнее, был стабилен) с 1980 (а не с 1989) года, в последние годы он дрогнул, но не в том направлении, которое желательно для журналиста Майхерека, из города в деревню переехали более 30 тысяч поляков. Демографические прогнозы предвидят продолжение этой новой тенденции. Почему?

Потому что городская элита переезжает в пригородные деревни в рамках повышения социального статуса, у модернизации может быть и такой облик. Растёт также процент респондентов, которые выбрали бы деревню как предпочтительное место жительства. Детей в деревне рождается больше, чем в городе.

И не только элита, но и менее зажиточные поляки несколько чаще (после вступления в ЕС), чем раньше, предпочитают деревню. Ответ на вопрос – почему, прост, с бедностью легче справиться в деревне. Собственный дом и земля, даже в ситуации нехватки денег, дают бОльшее чувство безопасности, бедность не столь чувствительна и унизительна.

Добавлю замечание относительно непосредственных выплат, до которых «доплачивает польский бюджет». Доплачивание – это, между прочим, наш обязательный вклад в общий бюджет Евросоюза. С 1 мая 2004 года по 31 декабря 2008 года он, действительно, составил немалую сумму – 12,4 миллиарда евро, но мы бы заплатили их и в том случае, если бы эти миллиарды ушли не к польским, а к ЕС-овским крестьянам. Добавим, что в то же время польские крестьяне получили от ЕС 8,5 миллиарда евро, а вместе с этими средствами вся ЕС-овская поддержка Польше составила 26,5 миллиарда евро. Неужели было бы гораздо более современно и прогрессивно, если бы выплачиваемые нами евро поддерживали исключительно сельское хозяйство старого Евросоюза?

Ещё одна поправка касается застоя аграрной структуры. Средняя площадь крестьянского хозяйства после присоединения к ЕС выросла с 8 га до 10 га, а процент крестьянских хозяйств, имеющих пахотную землю, упал между 2002 и 2007 годом с более чем 50% до 31%. Уже лишь каждое третье крестьянское хозяйство имеет сельскохозяйственный характер. Между тем, до присоединения к ЕС, между 1999 и 2002 годом, это уменьшение составляло всего один процент (с 52% до 51%).

Сегодня нет никакого сомнения – независимо от того, что мы думаем о ЕС-вской сельскохозяйственной политике – перемены в польской деревне начались в 2004 году, это и есть дата начала столь желанного для многих комментаторов-агрофобов «процесса модернизации деревни».

Через Брюссель в Польшу

Польская деревня начала в 2004 году своё возвращение в Польшу через Брюссель. Это видно по переменам в позиции и взглядах жителей деревни, в росте оптимизма крестьян, хотя и необязательно, в объявленном всеми газетами ошеломительном росте крестьянских доходов. Доходы эти, в связи с растущими производственными расходами, хотя основательно поправили материальную ситуацию крестьян, однако, не подняли их на более высокую ступень в структуре деревенского населения.

До присоединения к ЕС крестьяне занимали позицию «повыше» деревенских безработных и «пониже» неквалифицированных рабочих, после присоединения крестьяне сравнялись с деревенскими «квалифицированными рабочими». Сегодня наиболее зажиточны те хозяйства, которые соединяют обрабатывание земли с ведением какой-нибудь фирмы, работой учителя, специалиста или квалифицированного рабочего. Противникам KRUS объясняю, что эти группы застрахованы в ZUS (государственный страховой фонд – прим. перев.) и не считают себя крестьянами. Они подрабатывают в сельском хозяйстве, потому что где же и подрабатывать в деревне к зарплате, как не в своём хозяйстве.

У меня такое впечатление, что нет в Европе другой такой страны, где о миллионах своих граждан пишут языком высокомерия и маргинализации. Нет также другой такой европейской влиятельной элиты, которая проявляла бы такое непонимание смысла ЕС-овской сельскохозяйственной политики и такую неприязнь к познанию проблем собственной деревни. В польской прессе можно спокойно написать: « пенсии, назначенные Гереком… платят налогоплательщики, которые тогда были детьми» («Жечпосполита», 5.10. 2009), и никто не замечает ошибки. А ведь KRUS был создан в январе 1991 года, согласно закону, принятому в декабре 1990 года правительством Тадеуша Мазовецкого, в котором министром финансов был Лешек Бальцерович.

Это тогда «разоряющиеся предприятия – великие стройки социализма» в первую очередь увольняли людей «с двумя профессиями», то есть рабочих-крестьян (их оказалось более 600 тысяч), которые, возвращаясь в свои хозяйства, увеличивали число «лишних в сельском хозяйстве». Это было неразумно, но, скорее всего, неизбежно, потому что, возвращаясь в деревню, они освобождали бюджет от обязанности платить им пособие по безработице.

Наша «невыгодная аграрная структура» - это также дитя бессмысленной коммунистической реформы ПКНВ (Польский Комитет Национального Возрождения – прим. перев.), которая ликвидировала помещичьи имения и создала около миллиона крестьянских хозяйств площадью до 5 га. Таким образом, площадь крестьянского хозяйства возросла с довоенных 5 га до послевоенные 5,2 (!) га.

Я знаю, ничто так не наводит тоску на читателя, как сведения о сельском хозяйстве и польской деревне. Но я не вижу иного способа создать польское общество, способное стать субъектом, способное к социально-экономическому развитию, к модернизации (столь обожаемой прогрессистами), чем изучение наших истинных (а не выдумываемых СМИ) трудностей выхождения из коммунизма.

Бедное сельское хозяйство - это бедная страна.

Не следует забывать о том, что ЕС-овская сельскохозяйственная политика, которая создала эффективное европейское сельское хозяйство и богатую европейскую деревню, основана на римских трактатах (1958 года). Без подобной политики мы останемся страной бедного сельского хозяйства и бедной деревни, а значит, попросту бедной страной. Я глубоко убеждена в том, что идиотские стереотипы, оскорбительные для жителей деревни и крестьян, маргинализирующие их роль в польской истории (как глупенькое замечание Владислава Фрасынюка о мужиках, чаще добивающих повстанцев, нежели принимающих участие в борьбе за свободу) являются главным препятствием как в публичной дискуссии, так и в решении проблем. Гораздо более серьёзным, нежели так называемый менталитет, хотя если бы мнение о роли менталитета касалась бы элиты, то я могла бы, к сожалению, с ним согласиться.
http://ursa-tm.ru