http://wyborcza.pl/1,76842,8288011.html?as=1&startsz=x
Teresa Torańska
Znajdź mi go
Тереса Тораньская:
Найди мне его
Семья трагически погибшей вице-маршалека Сейма Кристины Бохенек и министр здравоохранения Эва Копач во время церемонии на аэродроме, куда были привезены 34 гроба с телами жертв катастрофы президентского Туполева.
Следователи выспрашивали родственников об особых приметах – родинки, послеоперационные шрамы, зубные коронки. И показывали фотографии с фрагментами тела. Беседа с Эвой Копач, министром здравоохранения, которая в Москве сопровождала родственников жертв смоленской катастрофы.
Эва Копач
Место катастрофы под Смоленском
Тереса Тораньская::
- Гробы будут открывать, вы уже знаете?
Эва Копач:
- Зачем! Почему?
Тереса Тораньская::
- Скажу с горечью – потому что это характерное для нас занятие. Если не через год, то через 50 лет. Поэтому прошу рассказать о каждой подробности вашей поездки в Москву. Это важно.
Эва Копач:
- Было так: мы сидели в Управлении делами Совета Министров.
Тереса Тораньская::
- В субботу, 10 апреля.
Эва Копач:
- Вечером. После возвращения премьера из Смоленска. Мы встретились у него в кабинете.
Тереса Тораньская::
- Сколько вас было?
Эва Копач:
- Помню, что были Грась, Арабский, Остахович и я. Только те, кто мог быть чем-то полезен в ближайшие несколько часов.
Тереса Тораньская::
- Чем полезен?
Эва Копач:
- Никто не знал, как будут выглядеть ближайшие часы, какая информация будет поступать.
И вот мы встретились за круглым столом в кабинете премьера. Премьер Туск пришибленный. Мои коллеги, сильные мужчины, сидели с опущенными головами, совершенно окаменевшие. Все молчали. Никто не знал, что сказать. Да и о чём говорить?! Мрачная тишина. И вдруг входит Михал Бони и говорит, что звонят родственники жертв, хотят ехать в Москву и спрашивают, может ли премьер им в этом помочь.
Ранее на Совете Министров было принято решение, что семьи, которые приедут в Варшаву за телами своих близких, разместятся в гостинице «Новотель», о них позаботятся, окружат опекой психологов.
Тереса Тораньская::
- С психологами вы разговаривали в четыре часа дня.
Эва Копач:
- А перед этим с Авиационной Скорой Помощью и врачами. Все службы, которые могли быть чем-нибудь полезны, были задействованы с утра, сразу же после катастрофы. И либо уже работали, либо находились в состоянии готовности.
Премьер посмотрел на нас: вы представляете себе, в каком они состоянии? И спросил, должны ли они ехать одни?
Тереса Тораньская::
- В Москву?
Эва Копач:
- Да, потому что для них это будет дополнительное страдание.
Я сказала, что, согласно польскому праву, останки идентифицируют родственники. И что, хотя это не обязанность близких, если только они хотят, то должны быть там.
Тогда премьер сказал: сядут в самолёт, большинство из них не знает русского, и будут там, в Москве, совсем одни в своём горе.
Снова наступила тишина. Я сказала: ну, тогда я лечу с ними.
Тереса Тораньская::
- Вы знаете русский?
Эва Копач:
- Знаю. Тогда Арабский говорит: я с тобой.
Тереса Тораньская::
- Министр Арабский догадывался, что он там увидит?
Эва Копач:
- Нет.
Тереса Тораньская::
- А вы?
Эва Копач:
- Мне казалось, что знаю. В Шидловце, где я работала много лет, я была также и судебным медиком. Я видела много изуродованных тел. Я ездила на автомобильные и железнодорожные аварии, на самоубийства, убийства. Люди – я тогда это заметила, и мне это показалось поразительным – вешались или попадали под поезд, главным образом, ночью.
Премьер удостоверился: то есть вы едете завтра с самого утра? Да, с утра. Подготовим приём родственников, проверим места в гостиницах, ну, всё, что надо – сказала я. Это хорошо, - сказал он.
Я поехала в гостиницу Сейма, села в своей комнате у телефона и начала собирать команду специалистов, с которыми полечу. Бывший вице-министр здравоохранения Анджей Влодарчик подсказал мне специалистов из Познани. Однако я не воспользовалась их помощью, потому что они не успели бы приехать к утру. Мне пришлось опираться на людей из Варшавы. Среди ночи я позвонила ректору Варшавской академии профессору Кравчику, попросила фамилии специалистов по судебной медицине. Он назвал, и мы начали им звонить. Я будила их ночью.
Тереса Тораньская::
- Кто-нибудь отказался?
Эва Копач:
- Никто.
Тереса Тораньская::
- Спросил про деньги?
Эва Копач:
- Нет, никто не спрашивал.
Самолёт должен был улететь в 8 часов утра. Я не спала ни минуты. Бросила в чемодан смену белья, что-то для спанья, туалетные принадлежности, два свитера, две майки, юбку.
Тереса Тораньская::
- Тоже чёрную, я видела по телевизору.
Эва Копач:
- У меня была. Потому что мой папа умер в марте прошлого года, и хотя траур кончился, я по инерции продолжала одеваться в чёрное, и в моём гардеробе было много тёмных вещей. Между прочим, все их мне потом пришлось выбросить. Их нельзя было носить. Вы когда-нибудь были в прозекторской?
Тереса Тораньская::
- Была.
Эва Копач:
- Тогда вы знаете, в чём дело.
Тереса Тораньская::
- Пропахли…
Эва Копач:
- Да, да. Я полетела в чёрном костюме и туфлях на каблуках. Совершенно не соображая. Я не взяла с собой никаких брюк и никакой удобной обуви. Я не подумала об этом. У меня опухли ноги. Но это было потом.
Тереса Тораньская::
- Все явились на аэродром?
Эва Копач:
- Все. Около 30 человек.
Тереса Тораньская::
- В том числе пять психологов, четверо судебных врачей из Управления Судебной Медицины, семеро судебных медиков и генетиков из полиции, а также министр Томащ Арабский из канцелярии Премьера и вице-министр Яцек Найдер из МИД.
Эва Копач:
- В Москве, в аэропорту нас ждали посол, сотрудники посольства и российская полиция, которая сопровождала наши машины. Мы сразу поехали в морг (автор пишет MORG, полагая, что это аббревиатура, обозначающая учреждение, - прим. перев.), в Центральное Бюро Судебно-Медицинской Экспертизы, Тарный проезд, 3.
Тереса Тораньская::
- Вы бывали там раньше?
Эва Копач:
- Никогда. Я вообще в первый раз была в Москве. Улички вокруг морга были почти пустые, на углах стояли милиционеры, а перед моргом – толпа журналистов. Морг – это комплекс зданий, огороженных. Это самый крупный в России и наверняка один из крупнейших в мире центров судебной медицины. Его недавно открыли.
Тереса Тораньская::
- Директор Бюро Экспертизы – Владимир Жаров.
Эва Копач:
- Нас встретили у главного входа. Была также госпожа Татьяна Голикова, министр здравоохранения. Высокая, стройная, со вкусом одетая, красивая и молодая. Но очень опытная. По образованию она экономистка, не врач, и в прошлом была заместителем министра финансов. При этом очень симпатичная и безумно коммуникабельная.
Мы вошли в большой холл. Все очень сердечные. Из холла вели коридоры в разные административные помещения. Я подозреваю, что в нормальных условиях они там принимают посетителей. Был кабинет директора Жарова и офисные помещения, а прямо напротив главного входа - лестница, ведущая в большой зал на втором этаже. Похож на лекционный зал для студентов. Были мягкие стулья, а также возвышение, где стояли столы и трибуна.
Нам сказали, какие правила у них действуют. Каждая семья будет опрошена следователем, который задаст множество вопросов, заключающихся в рутинной анкете, потом будут показывать ей снимки тел и, наконец, наступит идентификация останков.
Русские спросили нас, хотим ли мы увидеть, где будут допрашивать родственников жертв и где произойдёт идентификация останков.
Естественно. Мы прошли через небольшой дворик к отдельно стоящему зданию. Тоже большому, но несколько меньше первого. На первом этаже был – как и в первом здании – большой холл, очень красиво спроектированный, с красивыми плитками и большим количеством – не знаю – бежевого мрамора или песчаника. Из холла вели шесть пар высоких, почти до потолка, дубовых дверей. А у самого входа находилась лестница, ведущая в небольшие помещения разной величины, где российские следователи должны были разговаривать с родственниками. Всё, что мы видели, было очень прилично, эстетично, устроено с некоторой роскошью. И было ещё не очень больно.
Тереса Тораньская::
- Были пустые?
Эва Копач:
- Ну да, конечно. Из холла мы перешли в зал предъявления тел. Тоже очень чистый, приличный, как следует проветренный, с хорошим свежим запахом. В зале стоял каменный стол, из бежевого мрамора или песчаника, на который – я представила себе – ставят гроб, а в гроб кладут останки.
Я спросила, где тела. Сказали – ниже.
Тереса Тораньская::
- В подвале?
Эва Копач:
- Нет, этажом ниже, в отделе судебной медицины.
Тереса Тораньская::
- Там уже были все?
Эва Копач:
- Все, кого собрали ночью, а потом привезли найденные останки.
В подвальный этаж можно было спуститься на лифте или по лестнице. Мы пошли по лестнице. Вся группа. Я была готова к тому, что тела лежат на прозекторских столах.
Пол и стены до потолка выложены белым кафелем, тоже очень чисто и прилично. Если бы я все эти помещения оценивала как контролёр, который проверяет санитарное состояние и старается найти конструктивные недостатки, препятствующие их функциональности, то я не нашла бы никаких упущений. Всё соответствовало европейским нормам. Вдруг я поняла, что я одна.
Тереса Тораньская::
- Коллеги сбежали?
Эва Копач:
- Отступили наверх. Вид был угнетающий. Стоял ряд холодильных камер. Я никогда не видела их столько в одном помещении. А в воздухе чувствовался другой запах. Вы помните запах прозекторской?
Тереса Тораньская::
- Сладкий.
Эва Копач:
- Я рефлекторно открыла одну холодильную камеру. Были выдвигающиеся полки. Я выдвинула одну, вторую, третью. Закрыла. Это был не тот вид, которого я ожидала. Я подумала, что мне не повезло. Открыла другую холодильную камеру, было хуже, в третьей, четвёртой, пятой… всё хуже и хуже. Я вернулась наверх и объявила, что если русские врачи приступают к работе, то мои тоже готовы и могут начинать вместе с ними.
Тереса Тораньская::
- Что конкретно?
Эва Копач:
- Наши врачи, судебные медики были призваны в качестве экспертов при идентификации останков.
Тереса Тораньская:
- У них были фотографии жертв?
Эва Копач:
- Наше посольство их уже предоставило, в больших количествах, увеличенные. И они, сравнивая эти фотографии с фотографиями тел, которые подготовили русские, вместе с антропологами измеряли, осматривали и производили внизу первичную идентификацию для родственников.
Русские предложили нам свой образец гроба. Уже было всё приготовлено. Нормальный деревянный гроб с атласом внутри, который помещали в металлический ящик и запаивали. Ящик был высокий и раза в три больше от нормального гроба. Министр Найдер поблагодарил и сказал, что гробы будут наши, и что лучше всего итальянские, с другой конструкцией. Внутри будет металлический гроб, который запаивают, а сверху деревянная крышка.
Тереса Тораньская:
- Более красивый?
Эва Копач:
- Да, пожалуй. Если это – не будем обманываться – вообще имеет какое-то значение.
Тереса Тораньская:
- Для некоторых имеет. Вы ведь слышал о «москальском» гробе.
Эва Копач:
- Я не хочу этого комментировать. Министр Яцек Найдер связался с МИД-ом, и правительство решило немедленно закупить их в Италии.
Тереса Тораньская:
- С расходами не считались?
Эва Копач:
- Нет.
Мне показали комнату с приготовленной одеждой. Госпожа Голикова была горда, что они так обо всём подумали и обо всём позаботились. Русские подготовили комплекты одежды, дамской и мужской. На плечиках висели лиловые атласные блузки и женские, а также мужские костюмы. Очень элегантные. И всё новенькое, с ярлыками, в пластиковой упаковке.
Тереса Тораньская:
- И можно было купить?
Эва Копач:
- Нет, нет, бесплатно. Всё, что нам давали русские, было бесплатно. Мы также не платили за гостиницы и исследования.
Тереса Тораньская:
- Одежда пригодилась?
Эва Копач:
- Да. Ведь не все родственники приехали в Москву на идентификацию останков, а многие из тех, кто приехал, были в таком шоке, что ничего не привезли. Ведь одежда – эта последняя вещь, о которой думаешь.
Наши врачи остались в Бюро Экспертизы, а мы с психологами и министром Арабским поехали в гостиницу встретиться с семьями. Я знала, что мой долг – хотя бы отчасти подготовить их к тому, что они увидят. Первая группа родственников прилетела в Москву в 11 часов вечера.
Тереса Тораньская:
- В воскресенье, 11 апреля.
Эва Копач:
- 116 человек. На следующий день прибыли ещё 80 человек.
Тереса Тораньская:
- Они приехали с ксендзом Блащиком и спасателями из Авиационной Скорой Помощи.
Эва Копач:
- Мы ждали их в гостинице. Это был пятизвёздочный отель, высокого уровня. Родственники приехали в гостиницу на автобусах. Я подходила с министром Арабским к каждому автобусу, здоровалась с ними и просила, чтобы как можно скорее зарегистрировались в рецепции, оставили в номерах багаж и спускались вниз, в конференц-зал.
Регистрация была упрощённая. Служащая в рецепции только записывала фамилию и давала ключ. Каждый, кто хотел спать отдельно, а не с остальными членами своей семьи, получал одноместный номер.
В гостинице на самом деле позаботились обо всём. Для нас был приготовлен большой конференц-зал, чтобы мы могли все собраться в одном месте и поговорить. А также, несмотря на позднее время, был открыт ресторан с горячими блюдами. Ресторан был открыт 24 часа в сутки во всё время нашего пребывания. В любое время можно было поесть чего-нибудь горячего. А когда появились сигналы со стороны родственников, что им требуются какие-то особые услуги, любое их желание исполнялось без всяких возражений. Хотя некоторые доставляли немало хлопот.
Тереса Тораньская:
- Например?
Эва Копач:
- Доступ в интернет. Кто-то непременно хотел иметь его в своём номере. А этому мешали какие-то технические проблемы, я не помню деталей. И через несколько часов он его получил.
Ночью я уговаривала всех, чтобы, несмотря на усталость и позднее время, они напились горячего чаю и что-нибудь съели. Завтра, говорила я, вас ждёт очень трудный день. Вам не следует забывать, убеждала я, о простейших действиях, о которых при таком напряжении чаще всего не думают. Каждый день я уговаривала их, что они должны есть, должны пить.
Мы встретились в конференц-зале. Я не могла скрывать от них, что то, с чем они завтра столкнутся, им будет очень трудно пережить. Я сказала им: послушайте, вы должны быть очень сильными. То, что я сегодня увидела, хотя я и работала в этой области и должна была свыкнуться со смертью, производит сильное впечатление. Вы должны быть в десять раз сильнее, чем я, потому что там вы увидите своих близких.
Я старалась объяснить им, что то, что они увидят, будет не то, чего они ожидают. Что во многих случаях это не будет целое тело.
Тереса Тораньская:
- А вообще можно к этому подготовить?
Эва Копач:
- Нет, нельзя, абсолютно. Я видела это по их реакции.
Тереса Тораньская:
- Какой она была?
Эва Копач:
- Не хочу называть имён. Во всяком случае, наши врачи и психологи были нужны.
Тереса Тораньская:
- У двух психологов случился нервный срыв.
Эва Копач:
- Да, они не выдержали нагрузки. На следующий день они вернулись в Польшу. Вместо них прилетели другие.
Тереса Тораньская:
- А вы?
Эва Копач:
- В минуты напряжения и максимальной концентрации адреналин выделяется из наших надпочечников в два раза быстрее, я действовала, как автомат.
Тереса Тораньская:
- Командир – называли вас русские.
Эва Копач:
- Мы работали командой. Без разницы – министр, врач, техник. Не было такого, чтобы кто-то обиделся, если к нему обратились неофициально.
Утром мы позавтракали, был шведский стол, и поехали с первой группой родственников в Бюро Экспертизы. Другие родственники должны были присоединиться к нам позже. Мы с министром Арабским разделили их на группы, чтобы им не пришлось ожидать в коридоре Бюро.
В отдел патоморфологии мы ехали около часа, он находится в 40 км от центра Москвы. Российская полиция обеспечила нам сопровождение, и наши автобусы имели преимущество на улицах, по которым мы ехали.
В холле первого здания стояли столики, и был буфет, работавший с того момента, как мы туда вошли, до момента, когда последний из нас выходил оттуда, а иногда это бывало в два, три часа ночи. Подавали также обед.
Тереса Тораньская:
- Тоже бесплатно?
Эва Копач:
- Конечно. Там были напитки, фрукты, бутерброды и пирожные. А если кто-то не хотел есть вместе со всеми, то мог пройти в отдельную комнатку.
Тереса Тораньская:
- Вы что-нибудь ели?
Эва Копач:
- Мало.
В лекционном зале меня посадили за стол президиума рядом с директором центра и российским министром или замминистра здравоохранения. На столе лежали стопки снимков, обозначенных номерами, - это были снимки целых тел и фрагментов. Рядом сидели следователи, переводчики, психологи и сотрудники наших консульств.
Директор Бюро и представители российского министерства здравоохранения объяснили родственникам всю процедуру, через которую им придётся пройти. Что вот сейчас вы с переводчиком и помощником пойдёте в другое здание. Там каждая семья встретится со своим следователем. Он будет вам задавать вопросы, вы заполните бланк, расскажете различные подробности, касающиеся погибшего. Потом вам покажут фотографии и найденные при погибшем вещи – для идентификации. Предпоследним этапом будет осмотр тела, то есть идентификация погибшего, а в конце всех пригласят в первое здание сдать кровь для генетических исследований.
Тереса Тораньская:
- Это длилось часами.
Эва Копач:
- Утром первого дня прослушивания происходили в четырёх маленьких залах, и получился затор. Люди, ожидая своей очереди, нервничали. Каждый прилетел со вполне определённым заданием и хотел как можно быстрее найти своего близкого. После обеда увеличили число следователей, а наше посольство вызвало своих сотрудников из консульств сопредельных государств. Стало лучше.
Тереса Тораньская:
- Как именно?
Эва Копач:
- Прослушивание происходило в присутствии нашего врача и психолога, которые заботились о состоянии прослушиваемого. Переводчиками были большей частью студенты польской филологии из московского университета.
Тереса Тораньская:
- Следователи задавали родственникам, в частности, раздражавшие их вопросы: зачем покойный приехал в Россию.
Эва Копач:
- Бланк содержал стандартные вопросы. В любой стране бюрократия тягостна. Хотя и необходима. Следователи расспрашивали об особых приметах – родинки, послеоперационные шрамы, зубные коронки. То есть о приметах, которые никто кроме ближайших родственников не знает. И показывали снимки с соответствующими фрагментами тела. Эти снимки были выбраны нашими судебными медиками и русскими антропологами, которые ранее произвели предварительную идентификацию. Если семья распознавала в них своего близкого, её приглашали в зал опознаний.
И было так: семья ждала в холле, тело в пластиковом мешке перевозили на лифте в зал опознаний, укладывали на стол, потому что сначала гробов ещё не было, прикрывали его белой или зелёной простынёй, и тогда приглашали родственников. Тело показывали по частям, в присутствии российского следователя и прокурора, а также нашего спасателя из Авиационной Скорой Помощи и психолога.
Тереса Тораньская:
- Как по частям?
Эва Копач:
- То есть поэтапно. Руководствуясь ранее полученными показаниями родственников. Если они сказали, что на правой руке их близкого было родимое пятно или шрам, то сначала показывали эту руку. Если сказали, что над губой была родинка, показывали этот фрагмент лица. Я присутствовала почти на двадцати идентификациях и видела, с какой деликатностью и тщательностью обходились с родственниками. Чтобы они не пережили шок. Чтобы уберечь их от страшного зрелища. Русские судебные медики вели себя просто великолепно.
После идентификации родственники возвращались к следователю и подтверждали, что идентифицировали тело, что этот тот-то и тот-то, и подписывали протокол. Или заявляли, что не нашли своего близкого.
Тереса Тораньская:
- И тогда?
Эва Копач:
- Были случаи, когда родственники искали изо дня в день.
Тереса Тораньская:
- Внизу?!
Эва Копач:
- Ни в коем случае! Родственники вообще не входили в прозекторскую. Искали на снимках. И в нескольких случая было, к сожалению, так, что родственники не узнали своего близкого.
Мы говорили им – если не узнали, не спешите, ничего не подписывайте и ждите генетических исследований. Анализ ДНК исключает возможность ошибки, он даст вам стопроцентную уверенность.
Тереса Тораньская:
- Образцы были присланы из Польши?
Эва Копач:
- У братьев и сестёр или детей погибшего кровь брали в Отделении Судебной Медицины в Москве, а если их там не было, Агентство Внутренней Безопасности находило генетический материал в квартирах жертв и обеспечивало его сохранность.
Иногда мы слышали от них горькие слова.
Тереса Тораньская:
- От родственников?
Эва Копач:
- Да. Просто они были очень подавлены. Очень.
Тереса Тораньская:
- Что то, что вы с ними делаете, бесчеловечно, правда?
Эва Копач:
- Они были обижены на весь мир. Я не хочу помнить этих слов. Я объясняю их огромным стрессом. Ведь то, что они пережили, было для них страшным испытанием.
Тереса Тораньская:
- Для вас тоже.
Эва Копач:
- Это правда.
Тереса Тораньская:
- И многие люди, давайте, наконец, скажем об этом, поехавшие в Москву добровольно, без всякого вознаграждения, чтобы помогать этим семьям, до сих пор не могут психологически прийти в себя.
Эва Копач:
- Я знаю об этом.
Тереса Тораньская:
- Они тоже получили травму на всю жизнь. И кроме одной или двух семей никто их даже не поблагодарил за это.
Эва Копач:
- Я их благодарила. А что касается родственников, ну, что ж, я стараюсь быть к ним очень снисходительной. Один человек, огорчивший меня, подошёл ко мне перед отъездом и сказал, что это были самые трудные минуты в его жизни. Я ответила, что понимаю, и что родственники имеют право так реагировать.
Тереса Тораньская:
- И сейчас тоже?
Эва Копач:
- Сейчас я ожидаю от них терпения. А также размышлений. Потому что даже если было что-то, что могло им не понравиться, с нашей или с российской стороны, то всё-таки атмосфера доброжелательности и сердечности, которой они были окружены, должна возместить эти организационные недостатки. Такая катастрофа – это было несчастье, которое не только было трудно вынести психологически, но и справиться с ним организационно. Охватить логистически! Всякий, кто сомневается, пусть подумает, мог ли бы он в реальности сделать это лучше.
Вечером и даже ночью я садилась с родственниками, чтобы ещё раз что-то обсудить, развеять сомнения, подготовить их к следующему дню. Одни уезжали в понедельник вечером, следующая группа улетала во вторник. Потом в среду, в четверг.
Тереса Тораньская:
- Без проблем идентифицировали 14 тел, 20 опознали по особым приметам. Остальные были деформированы либо расчленены.
Эва Копач:
- Не следует писать об этом.
Тереса Тораньская:
- Но ведь пишут. Через две недели после катастрофы одна газета сообщила, что под Смоленском найдена половина тела одной их жертв. Называлась фамилия.
Эва Копач:
- Полный бред! Я его видела! Министр Арабский тоже видел.
Тереса Тораньская:
- И писали, что кровь из него текла.
Эва Копач:
- Через 14 дней? Ну, нет! Люди пишут такой бред, что в голове не укладывается.
Тереса Тораньская:
- Не без участия политиков.
Эва Копач:
- Очень жаль. Я думаю, что воображение этих людей, которые высказывают несправедливые суждения, и которых не было тогда в Москве или Смоленске, не может представить им даже малейшей доли того, что мы там видели.
Тереса Тораньская:
- Производилось ли вскрытие останков?
Эва Копач:
- Сразу после того, как мы туда прибыли, мы узнали от русских врачей, что вскрытия были произведены. Это подтвердили польские врачи, осмотрев характерные следы на телах. Я сам видела тела с типичными после вскрытия швами. Русские врачи заверили также, что взяты образцы для токсикологического анализа.
Тереса Тораньская:
- Сколько было взято образцов ДНК? Сотни, тысячи?
Эва Копач:
- Много, очень много.
Тереса Тораньская:
- Потому что каждую часть…?
Эва Копач:
- Каждую.
Тереса Тораньская:
- В Польше у нас были бы условия, чтобы провести все эти исследования?
Эва Копач:
- Нам пришлось бы делать это в нескольких центрах. Мы не в состоянии были бы сделать это в одном месте.
Тереса Тораньская:
- Родственникам пришлось бы ездить по всей Польше?
Эва Копач:
- Прежде всего, пришлось бы ждать. В Москве все тела были перевезены в одно место, где хватало и холода, и прозекторских столов для проведения вскрытий. И, несмотря на это, идентификация последних 21 тела заняла почти две недели. У нас это длилось бы значительно дольше.
Тереса Тораньская:
- Потому что в Москве можно было все их разложить на столах и складывать?
Эва Копач:
- Я не хочу и не могу входить в подробности. Но когда я слышу разные голоса, я думаю: Боже, эти люди вообще не понимают, что такое авиакатастрофа.
Тереса Тораньская:
- Так, может, следует им это объяснить?
Эва Копач:
- Сергей – доцент из патоморфологии, антрополог, очень способный и, что очень редко бывает в этой профессии, жизнерадостный, часами всматривался в фотографии и исчезал внизу. Возвращался, и по его поведению я знала, нашёл ли он. Мне очень важно было найти одного из моих друзей. Я просила: найди мне его, я пойду с тобой, вместе поищем. Нет, я сам, говорил он. А когда я уезжала в четверг, он сказал: Эва, я тебе обещаю.
(Плачет)
Я не могла спать. Я спала час, может, час сорок. У меня опухли ноги.
Тереса Тораньская:
- В Москве?
Эва Копач:
- Да. Были ночи, когда только час, час сорок. И по двадцать часов на ногах. Это был тяжёлый труд не только в смысле эмоциональных усилий, но и физических тоже.
Тереса Тораньская:
- В среду привезли на военном самолёте CASA 30 гробов, в четверг – 34.
Эва Копач:
- Я прилетела со спасателями на четыре часа раньше, на рейсовом самолёте.
Тереса Тораньская:
- А в пятницу вы нормально пошли в министерство на работу.
Эва Копач:
- Я делала всё, чтобы уснуть. Не пила кофе, не пила крепкого чаю. Я была чудовищно усталой, физически у меня всё болело, и я не спала.
Тереса Тораньская:
- Таблетки не помогали?
Эва Копач:
- Нет, я не принимаю никаких таблеток, я противница глотания успокаивающих лекарств. Само должно пройти. Через три дня я не могла стоять на ногах. И отошло. Я выключила телефон, легла и провалилась в сон. Я спала 14 часов. И на следующий день была совершенно невменяемая. Только тогда. И тут до меня дошло, что говорят в Польше об этой катастрофе. Мы там жили в замкнутом мирке, мы были сконцентрированы на том, что делаем. Никто не строил домыслов и не создавал теорий заговора. Мы не осознавали, что в Польше что-то идёт в параноидальном направлении, и что кто-то эту паранойю раскручивает. Я встретилась с парнями из моей команды, а они мне: Боже, там, в Москве, кажется, было лучше, чем здесь. Через четыре дня снова надо было лететь в Москву. Ненадолго, только на два дня. Я полетела 21 апреля, в среду, вернулась в пятницу. С несколькими людьми я поехала за последними 21 телом. Очередная доза адреналина.
Сергей увидел меня и крикнул: «Эва, я нашёл». Я побежала к нему…
Не могу, простите.
Тереса Тораньская:
- Это вы простите за то, что спрашиваю.
Эва Копач:
- Он выглядел так, как будто спал
Тереса Тораньская:
- Уже не было родственников.
Эва Копач:
- Я ходила вниз, в прозекторскую. Там был лабиринт коридоров и залов с прозекторскими столами, несколько сот квадратных метров. В каждом зале всё ещё шла тяжёлая работа. А столько дней прошло после катастрофы.
Тереса Тораньская:
- Почти две недели.
Эва Копач:
- Русские врачи предостерегали меня: когда почувствуете во рту сладкий привкус, немедленно уходите наверх.
Тереса Тораньская:
- Проветриться?
Эва Копач:
- Отдохнуть. Они говорили (улыбается): Ты, Эва, пойди покури.
Тереса Тораньская:
- Потому что в прозекторской нельзя курить?
Эва Копач:
- Нет, нельзя, только снаружи. Я поднималась наверх, выкуривала две-три сигареты, прогуливалась, было пусто, и возвращалась.
А потом было укладывание останков в гробы. В этом участвовала комиссия, состоящая из поляков из нашего посольства и русских. Каждое тело было обозначено табличкой с фамилией. Всё это также фотографировалось. Момент закрывания гроба тоже был увековечен нашим техником из польской военной прокуратуры.
Я была при этом. Я исполнила просьбы родственников. Они передали мне семейные реликвии, чтобы положить их в гроб. Я положила.
Ответить с цитированием