http://basiapoznajerosje.wordpress.com/
БАСЯ ПОЗНАЁТ РОССИЮ
Часть 2
ПРОЩАНИЕ
Несколько дней тому назад я возвращалась из квартиры, где на следующий день собиралась устроить свою прощальную вечеринку, как раз закончила наводить там порядок. На город опустился туман, густой, как молоко, нет, скорее, как йогурт. Тишина, ночь и белая мгла производили пугающее и вместе с тем успокаивающее впечатление. Я чувствовала себя в машине, как в механическом коконе, защищающем меня от чуждой массы. Я ехала по давно знакомым мне улицам, но при видимости в 3 метра они казались мне совершенно неизвестными местами. Я не видела домов, мимо которых ехала, деревьев, не говоря уж о конце улицы. Я отдалась странному чувству, в котором было что-то от искушения. Искушения не останавливаться, ехать дальше, в безлюдные места, бесстрашно смотреть вперёд и вперёд, не думая о том, что может произойти или неожиданно встать передо мной на пути.
Я ехала по пустынной улице, в конце которой должна была быть кладбищенская часовня, а дальше кладбище. Я всё время ехала прямо, а часовни всё не было. Я засомневалась. Я знала наизусть каждый метр этой дороги, но вдруг испугалась, и была в сомнении до последней минуты, пока не увидела часовню. А когда увидела, то мне захотелось посмеяться над своей глупостью и над тем, что обычный туман так взволновал меня.
Я поехала дальше, включив радио на полную громкость. MGMT «Kids» пели, я успокаивалась. Изредка я обгоняла машины, которые двигались очень медленно и разрушали впечатление нереальности, но я всё-таки чувствовала себя, как во сне. Туман успокаивал и гипнотизировал. Мне казалось, что если я остановлюсь посреди дороги, врежусь в дерево или в витрину, то я просто проснусь. Иногда мне становилось страшно. Например, когда из-за угла что-то угрожающе сверкнуло. Я была уверена, что это какая-то машина коммунальных служб убирает отломившуюся ветку или чинит дорогу, но когда за углом я не увидела никакой машины, а сверкание продолжалось, меня затрясло. Через мгновение оказалось, что это всего лишь испорченный фонарь мигает в тумане. Я не видела его, пока не подъехала совсем близко, а до того были только потусторонние сверкания.
Музыка продолжала звучать, я впала в нечто вроде транса, туман давал мне ощущение безопасности и отделённости от мира. Я кружила по городу без всякой цели, лишь бы только не прерывать это странного бесчувствия на грани транса. Где-то в тумане скрывался настоящий убийца (в феврале 2009 в Познани преступник, осуждённый за изнасилование, но по решению суда выпущенный на свободу до утверждения приговора, убил двух человек и совершил самоубийство во время задержания – прим. перев.), который за несколько дней до этого убил двух человек и которого ещё не поймала полиция. Сознание того, что я, может быть, проезжаю мимо него, спрятавшегося, например, в полуразвалившемся сарае в садике по правой стороне от шоссе, парадоксальным образом усиливало моё ощущение нереальности происходящего.
Вернувшись домой, я была спокойна и расслаблена. Туман очаровал меня, заставил забыть о нём самом, заставил тихо, спокойно и одиноко стремиться вперёд и вперёд. Я осознавала, что путь мой может быть опасен, а я не смогу вовремя среагировать. Я помнила об убийце, рыскающем, быть может, по улицам, по которым я ехала. Однако, всё это казалось так нереально и так опасно, что мне не хотелось думать об этом. Если бы проблема возникла, мне пришлось бы на ходу принимать решение. Может, мне удалось бы разминуться с внезапно появившейся машиной или объехать брошенный на дороге мусорный бак. Я должна была быть уверена, что я отреагирую правильно, потому что иначе, парализованная страхом, я и шагу бы не сделала в тумане. В тумане, который так взволновал меня, утешил и позволил странным и неожиданным образом пережить незабываемые минуты.
С удивлением осознала я, что моё путешествие в Россию напоминает этот путь в тумане. Слишком многого я не знаю, слишком многого не способна вообразить, чтобы заранее огорчаться всеми трудностями, с которыми могу столкнуться. Но само путешествие, сознание того, что я туда еду, сейчас меня успокаивает и очень радует.
Прощальная вечеринка удалась. Хотя и не хватало одного много значившего для меня человека, хотя был и конфликт с другим человеком, всё, в общем, было ОК. Несколько маленьких шалостей (например, мы разрисовали друг друга маркерами, забавлялись с клейкой лентой и кормили друг друга тирамису) были достаточно сумасшедшими и незабываемыми деталями этой вечеринки, на которой я на долгие месяцы попрощалась с друзьями и знакомыми.
Сейчас 3:07. Час назад я убралась у себя в комнате. Приготовила вещи, осталось лишь сложить в чемодан. Я не впадаю в панику, хотя и опасаюсь того, что предстоит мне. Через несколько часов я отправляюсь в Москву. Не знаю, когда у меня в следующий раз будет доступ в Интернет, хорошо бы, как можно скорее.
А когда я включу компьютер и смогу написать очередной пост, это уже будет означать, что я благополучно добралась до Нижнего Новгорода и начинаю своё Великое Приключение biggrin.gif
http://basiapoznajerosje.files.wordp......w=450&h=337
ПУТЕШЕСТВИЕ
Первые минуты путешествия в Россию. «О, Боже, неужели это происходит на самом деле? Неужели я на самом деле еду в экспрессе Берлин – Москва, в крохотном купе, а минуту назад пыталась объясниться с довольно симпатичным русским проводником? Неужели я действительно еду навстречу неизвестности, рассчитывая только на собственные силы? И действительно ли это то, чего я на самом деле хочу?»
Я не стану начинать описание моего путешествия с жалоб и не стану сравнивать моё купе с тремя спальными местами с банкой сардинок. Очень маленькой баночкой с очень большим количеством сардинок. Я начну с того впечатления, которое произвела на проводника орава, явившаяся на вокзал проводить меня. Там были моя мама, брат и компания лучших друзей. Когда мы уже подбежали к вагону, а я выдирала из сумочки билет, русский махнул на них рукой и, улыбаясь, задал какой-то вопрос. Я не поняла, но догадалась, что он спрашивает, все ли они едут со мной. Я почувствовала себя очень счастливой и гордой оттого, что они у меня есть.
Потом он проводил меня и брата, волокущего часть багажа (чемодан – 24 кг, рюкзак – 14 кг, и ещё две тяжёлые сумки с едой), в купе.
В первую минуту паника лишь слегка встряхнула меня. Маленький коридорчик. Узенький, узюсенький. Выложенный красным ковром и такой малюсенький, что я буквально с трудом пропихнула через него свой чемодан. Когда я открыла светло-зелёную дверь своего купе и увидела, как оно выглядит внутри, паника охватила меня совершенно.
Купе было крохотное, крохотусенькое. На двух полках справа уже лежали какие-то женщины, а моя была опущена вдоль стены. Невероятно узкое пространство между нижней полкой и левой стеной было заполнено двумя чемоданами пассажиров, висящими над ними куртками и столиком в углу, у окна. На свободном месте, которое оставалось между нижней полкой и багажом, я едва уместилась, а мне ещё надо было как-то установить прислонённую к багажу лесенку и забраться на свою, самую верхнюю полку, которую уже успел опустить проводник. Но этим я могла заняться только после того, как разложу свой багаж. Отчаяние грубо приказало панике заткнуться. Мой брат ворвался на тот пятачок свободного пространства, который ещё оставался в купе, и каким-то чудом забросил чемодан на узкую полочку, которая висела на уровне самой верхней спальной полки. Самой большой проблемой оказалось протиснуть его между верхней полкой и краем полочки. После пропихивания достаточно было уже «только» забросить его на полочку. Проводник выставил Мартина, и я осталась одна с двумя тяжёлыми сумками с едой и большим рюкзаком.
Любезный проводник закинул рюкзак на мою полку, улыбаясь и спрашивая, где я буду лежать. Две остальные сумки я остатками сил засунула в нишу в стене над дверью и вернулась к выходу из вагона, милый русский открыл мне дверь вагона, чтобы я могла попрощаться с семьёй и друзьями.
Вернувшись в клаустрофобическое купе, я попыталась извиниться. Лежащая на средней полке блондинка сказала нечто вроде «Не понимаю», а женщина снизу вела себя так, словно была глухонемая. Выглядела она совсем никак. Непонятного фасона брюки, простые чёрные туфли на платформе, изношенные шлёпанцы с фиолетовыми бусинками на полу, красный свитер, прямые, редкие, серо-бежевые волосы до плеч. В лице не было ничего, что могло бы запомниться. Наверное, она показалась мне такой ещё и потому, что словно бы вовсе не заметила моих попыток завязать с ней разговор.
Перед поездкой я представляла себе удобное купе, примерно как польский первый класс в спальных вагонах. Я представляла себе походы в бар, чтение, сон, дорожные знакомства. Оказалось, что после мороки с вещами меня ждала морока с постельным бельём (обычным, не одноразовым), а потом я замертво свалилась на постель, и мне уже никуда не хотелось идти. Мои спутницы быстро заснули, я поняла это по спокойному дыханию и лёгкому похрапыванию. Я съела бутерброд, который запила холодной водой и который имел вкус размоченного картона (не бутерброд был виноват в этом, а обстоятельства и мои мрачные мысли). Я полистала «Elle», чтобы хоть на минутку забыть о клаустрофобическом купе и попытаться отвлечься от мыслей о железнодорожной катастрофе и моих шансах (я на самой верхней полке, окружена багажом) выбраться из перевернувшегося вагона, и погасила свет.
Я не могла уснуть. Было ужасно жарко, а я, кажется, впервые за эту зиму надела колготки под брюки. И плотную блузу. Я поворочалась с боку на бок и пришла к выводу, что несмотря на ужасающе малое пространство, сами по себе спальные полки весьма основательные. Не тряслись и не двигались. Давали комфорт маленького надёжного островка. Несмотря ни на что, я всё-таки была счастлива. Глупая улыбка не сходила с моего лица. Я еду в Москву! Я оказалась способна принять решение, собраться и отправиться в свой путь!
Около 3:00 пришёл проводник и объявил шёпотом что-то, из чего я поняла только, что сейчас мы будем «стоять и ехать, стоять и ехать». Я догадалась, что мы приближаемся к границе, к Бресту.
Минут через двадцать двери всех купе были широко открыты. Польские таможенники были в зелёной форме, они были молодые и довольно красивые. Они напомнили мне партизан, которые действовали в этих местах во время Второй мировой войны и которых я представляла по книгам и фильмам. Такие же довольно высокие, с бледными лицами, некоторые слегка небритые, фигуры нормальные, но скорее худощавые, не накачанные. Некоторые вели на поводке великолепных овчарок. Двое остановились у нашей двери, я подала свой паспорт, один лишь взглянул на него и вернул мне. Не знаю, почему, но я совсем не волновалась. Любая проверка, от дорожной службы до таможенника, выводит меня из равновесия, хотя я и знаю, что ничего плохого не сделала, но всё мое тело словно говорит, что я виновата – у меня нет билета, я контрабандой везу лишнюю пачку сигарет и т.д. На этот раз ничего такого не было.
А между тем на средней полке разыгрывалась драматическая сцена. Поляки разговаривали с молодой русской по-русски, но я поразительно много понимала. Спросили, откуда она едет. Оказалось, что из Берлина, где она ничего особенного не делала. Через минуту они задали вопрос, уже более резким тоном, почему нет никаких штампов в паспорте. Она совершенно спокойно ответила, что понятия не имеет, она летала на самолётах, и, если хотят, может показать им билет. Тем временем количество таможенников выросло до пяти, и сделалась небольшая суматоха. Тот, который вёл беседу, спросил её ещё раз, где она была. Сказала, что путешествовала по Греции и Германии. Он спросил, на какой срок она получила визу. «Два месяца», - ответила она. «20 дней!», - почти закричал таможенник, - «20 дней в Шенгенской зоне!». Девушка совершенно спокойно что-то объясняла, а таможенник отвечал ей всё более напряжённым голосом. Из того, что я поняла, выходило, что ей была выдана виза, позволяющая находиться в Шенгенской зоне 20 дней, с правом воспользоваться этой визой в течение двух месяцев. Не знаю, кто был прав. Факт тот, что через пару минут поляки спокойно, помогая ей нести багаж, вывели её из поезда.
Этот инцидент позволил мне понять одну вещь. У русских есть ещё одна причина ненавидеть нас. Мы пограничное государство Шенгенской зоны, это мы проверяем визы. Эта девушка могла спокойно и сколько угодно путешествовать по Германии и Греции, ну, может быть, ей могло не повезти, если бы у неё проверили документы. Однако, пересекая границу Шенгенской зоны со своей страной, по совершенно объективным причинам она должна была дать на проверку документы, и по совершенно объективным причинам проверяли их поляки. И это они были тем государством Шенгена, которое должно будет привлечь её к ответственности.
Следующая проверка была часа через два и прошла несколько более тревожно, а кончилась для меня более чем неприятно. У меня было такое впечатление, что таможенники на этот раз в разных формах, и я всё время пыталась понять, русские они или белорусы. Я слышала, как они болтают с обслуживающим персоналом поезда и как разговаривают о девушке из моего купе. Атмосфера среди них была свободнее, чем когда проверку проводили поляки.
Белорус, который вошёл в наше купе, был лысоватым мужчиной, как говорится, в расцвете сил, с большими, светлыми, умными глазами. Довольно высокий и с приятным голосом, он был полной противоположностью мрачного урода, которого я, не знаю почему, ожидала. Сначала он спросил о медицинской страховке на территории Белоруссии (купленной за 10 злотых на время проезда через эту страну, кроме нормальной российской страховки). Мне это показалось насмешкой, но я решила не делать поспешных выводов. Он взял мой паспорт и бросил на мою полку какую-то карточку.
Нечто подобное я уже заполняла при въезде на Украину. Вот только тогда я делала под чутким приглядом гида, да и было это два года тому назад. Карточка состояла из двух совершенно одинаковых частей с рубриками – имя, фамилия, номер визы, паспорта, цель поездки и даты въезда и выезда. Около каждой категории стояло - Республика Белоруссия \ Российская Федерация. Единственное, чем карточки отличались, это были буковки – А на одной и В на другой. Я решила, что раз проверка происходит на польско-белорусской границе, а при пересечении границы с Россией её уже не будет, то, наверняка, обозначение Республика Белоруссия дробь Российская Федерация логично.
Я не могла заполнить пункт с номером визы и номером паспорта, поскольку таможенник ещё не отдал мне его, а сам куда-то делся. В это время вошла худощавая брюнетка в больших очках и спросила, какую электронику я везу. А я спросила про мой паспорт. Она ответила, что я скоро получу его.
В течение нескольких минут я прочитала то, что было на другой стороне соединённых карточек (всё было по-русски и по-английски). Что надо отдать эту бумагу в соответствующее учреждение, чтобы зарегистрироваться на территории Республики Белоруссии\Российской Федерации. Я мало что поняла. Мне приходилось заполнять документ для Белоруссии, даже не останавливаясь в ней.
Вскоре пришёл большеглазый таможенник и поспешно забрал у меня карточки. Я хотела попросить другие, предчувствуя, что что-то я там напутала. Но он только взглянул и сказал, что не хватает номера визы. Я попросила мой паспорт. В то время, когда я переписывала номер паспорта и номер визы (я ещё удостоверилась, что речь идёт о белорусской визе, а он любезно подтвердил это), он постукивал пальцами по двери купе. Потом взял у меня карточки, приложил печать и обратился ко мне (по крайней мере, я так поняла): «Ну, Барбара, так ты проведёшь в России один день?».
В ту же минуту я поняла, что А и В были обозначениями для России и Белоруссии. Я должна была заполнить их отдельно для каждой страны и вычеркнуть соответственно «Российская Федерация» или «Республика Белоруссия». Чёрт!!!
На карточке, касающейся России, стояли даты 14.02-14.02 и цель поездки – «транзит», не говоря уж о номере белорусской визы…
- Могу ли я заполнить ещё раз?
- Niet.
- Прошу вас. Прошууууууу!!!!
- Niet, niet, - услышала я уже из коридора, и может, это только моя врождённая подозрительность, а может, я и в самом деле слышала в его голосе злорадство.
Я не расстроилась, я просто была ошеломлена. В одну минуту вспомнились мне все неприятные истории, связанные с регистрацией, паспортами, чиновниками и т.д. Кроме того, я уже несколько часов пыталась воспользоваться туалетом. А он был закрыт уже 3 часа, наверное, из-за проверки. Руководитель поезда, которого я спрашивала, отвечал только «Niet rabotajet», а когда спрашивала «Так когда же?», отвечал что-то такое, чего я не понимала.
Я решила искать туалет в других вагонах, наивно надеясь на то, что, может, не все заблокированы. После попытки вломиться в первый попавшийся из служебного купе вышла тёмно-рыжая коренастая пани и сказала что-то, я так поняла, что как только туалет заработает, она мне скажет, после чего она проводила меня в моё купе. Я обрадовалась этой минутной доброте, в каком-то смысле противоядию от кретина-таможенника.
И действительно, минут через 10 пани постучалась, шепнула мне, чтобы я шла за ней, я слетела с лесенки и отправилась за энергичной русской. Мы въезжали в какой-то ангар. Было темно, и пространство вокруг поезда казалось неприглядным и отталкивающим. Кое-где на путях стояли чумазые рабочие в ярких безрукавках и с какими-то ломами в руках. В общем, всё это напоминало окрестности между Познань-Дембец и Познань-Главный, только в три раза мрачнее и разорённее; там тоже иногда стоят рабочие, ожидая, пока пройдёт поезд, чтобы поковыряться на путях (то есть это я так думаю, что они этим занимаются). Русская остановилась и начала что-то объяснять мне, из чего я сделала вывод, что как только поезд остановится, то его поднимут вверх для смены колёс. Я слышала об этом ещё в Польше – русские пути уже польских. Я не очень понимала, зачем она вытащила меня из постели, я только хотела воспользоваться туалетом, и меня не интересовала операция по поднятию поезда.
Но я начала прислушиваться внимательнее, и до меня дошло, что женщина не столько предлагает, сколько старательно объясняет, как мне выйти из вагона и дойти до туалета, который находится в одном из неприглядных строений. Я ещё раз посмотрела на грязный ангар, на стоявших лениво на путях рабочих и на серое здание, к которому мы приближались. Мне хотелось убежать, но меня остановил энтузиазм русской и выражение её лица, которое выражало, что она раскрывает мне какую-то тайну и оказывает мне великую услугу (в каком-то смысле так и было…). Как только поезд остановился, она открыла дверь, ловко выскочила из вагона, таща за собой мешок с мусором и меня за руку, и указала нужную дверь в сером здании. Железнодорожные рабочие смотрели на меня со спокойным любопытством, а я, перескакивая через рельсы, дошлёпала в наполовину зашнурованных ботинках, в растянутой бузе и с растрёпанными волосами до грязного строения.
Туалет состоял из маленькой раковины без мыла и трёх кабинок, в каждой возвышение было покрыто кремовыми, не слишком чистыми кафельными плитками, а посередине была дыра. Я видела такие туалеты на Украине и должна признать, что они имеют большое достоинство – очень гигиеничны. Можно избежать множества ненужных микробов, поскольку, в принципе, не прикасаешься ни к чему, кроме двери кабинки.
Когда я покинула здание, мой вагон, к счастью, ещё стоял, а не висел в воздухе (смена колёс). Рабочие всё так же смотрели на меня, как и высокий человек в шляпе и важной шапке-ушанке (так в тексте – прим. перев.), стоявший около них. Я вскочила в вагон и пошла в своё купе за шоколадками. Мне хотелось как-то отблагодарить женщину, которая так мне помогла. Я нашла её и, несмотря на слабое сопротивление с её стороны, вручила ей мятные шоколадки After Eight, «прямо из Польши».
Остальную часть путешествия я провела словно в летаргии. Спала, лежала с открытыми глазами, потягивалась. Мне не хотелось ни есть, ни пить, ни спускаться вниз, ни доставать косметичку, ни причёсываться после сна. За час до Москвы моя спутница отложила Акунина, которого читала всю дорогу, и начала упаковывать свою металлическую кружку и еду, которая в полиэтиленовом пакете стояла до сих пор на столе. Я тоже решила собраться, по крайней мере, сбросить багаж с верхней полочки вниз. И вдруг эта женщина очень мне помогла. Эта простая, обычная русская, улыбаясь, помогла мне спустить невероятно тяжёлый мой багаж, а затем сама вытащила мой чемодан к дверям вагона. Там уже стояла женщина, которая водила меня в туалет, она расставила мои вещи, схватила обе сумки с едой, и как только мы въехали на Белорусский вокзал, вынесла их на перрон. Ещё спрашивала, придёт ли «друг» помочь мне. Не знаю, почему она подумала про «друга». Может потому, что был Валентинов день?
На вокзале меня встретила пани Светлана, тёща моей учительницы русского языка, которая должна была пару дней опекать меня. Я представляла себе типичную старушку. На самом деле она выглядела и вела себя очень молодо и энергично. Она обняла меня, называя «моя девочка», поставила сумки с едой на свою тележку и мы пошли.
Белорусский вокзал напомнил мне главный вокзал в Кракове, хотя я была такой усталой и так озабочена багажом, что не могла как следует разглядеть его.
Не имеет смысла описывать дорогу до дома пани Светланы. Мы ехали в метро, потом на троллейбусе и, кажется, снова на метро. Я была не в себе. Я поверить не могла, что вот я в Москве, я была физически и психологически измучена дорогой, и в то же время в моей крови бурлил адреналин. Большое впечатление на меня произвёл спуск в метро. Длинные движущиеся ступени шли под таким углом, что мне казалось, стоит отпустить руку, вцепившуюся в поручень, и я слечу вниз. Миллионы ступеней (не только движущихся), которые я преодолевала с чемоданищем в руке, рюкзаком на спине и сумкой в другой руке, - это было свыше моих сил. Тающий снег, который тормозил колёсики чемодана, и температура плюс три градуса по Цельсию, а также моя пуховая куртка тоже не облегчали жизни.
Когда мы добрались до квартиры пани Светы, я бросила багаж на пол, куртку на вешалку и смогла, наконец, принять душ. Я почувствовала себя по-настоящему счастливой.
МОСКВА
Я ожидала трескучих морозов, а было плюс три градуса по Цельсию. Я ожидала попрошаек, которые пристают к иностранцам, а увидела всего троих, причём один выглядел как турист, которому не хватает на пиво, другой стоял в коридоре метро, небрежно опершись о стену с какой-то табличкой в руке и наушниками в ушах, и только пожилая женщина, закутанная в коричневое пальто, с нездорово красными щеками, выглядела действительно нуждающейся в помощи.
Москва, которую я увидела за эти три неполных дня, не показала мне своего настоящего лица. Когда на следующий день по приезде я в полдень вышла на улицу, осмотреть находящийся недалеко от центра квартал, в котором я жила, ничего особенного меня не поразило, кроме, конечно, надписей на кириллице. Широкие улицы, высокие дома, магазины и большое движение на шоссе были обычными для большого города. Удивили меня машины. У меня было такое впечатление, что каждая вторая или третья – это элегантный внедорожник, остальные (в которых я распознала «Лексусы», «Мерседесы» и «БМВ») производили такое же впечатление, остальные автомобили, может процентов 30, были обычные семейные машинки, на которых обычно ездят поляки, а также появляющиеся изредка странные средства передвижения, видимо, реликты ушедшей эпохи.
Из-за того, что я неправильно заполнила «migration card», я опасалась, что у меня будут проблемы с покупкой билета до Нижнего Новгорода, поэтому я хотела решить эту проблему как можно скорее. Железнодорожные билеты в России продаются по удостоверению личности, причём иностранцы составляют отдельный разряд потребителей. Когда я выбралась из подземного мира спешащих людей, монументальных коридоров московского метро, мрамора и миллионов ступенек, то я впервые увидела Курский вокзал. В путеводителе я читала, что это самый опасный вокзал в столице. Однако при свете дня, наполненный путешественниками, он произвёл на меня на самом деле большое впечатление. Вокзал новый, современных форм и в модернистских цветах. Преобладают сталь, стекло и белый цвет. Внутри выглядит как аэропорт. Я думаю, здесь спокойно поместились бы три Лавицы (Лавица – аэропорт в Познани, прим. перев.).
Народу внутри было не так уж много, но, я думаю, это только казалось так, потому что огромный зал с рядами касс и переходами к перронам мог поместить очень много людей. Кассирша деловито осмотрела мой паспорт, к счастью, не спросив о «migration card», и продала купейный билет. Я никогда раньше не путешествовала по железной дороге внутри России. Из рассказов я знаю, что можно ехать в так называемом плацкартном или в купе. Первый – это спальный вагон без стенок и без указания места в билете. Все друг друга видят, общаются, едят, разговаривают т.д. Конечно, такое путешествие может быть невероятно интересным, но с моими неподъёмными багажами и русским языком, который становился настоящим серьёзным препятствием, я решилась на купе, то есть вагон с нормальными отделениями, по 4 спальных места в каждом, с обозначением места в билете.
С билетом в руке я почувствовала себя куда увереннее, а дальнейшие прогулки по Москве обещали одни только удовольствия. Пани Светлана порекомендовала мне специальный автобус, который объезжает весь центр и останавливается поблизости от Красной Площади. Бредя по щиколотку в отвратительном тающем снегу, и удирая из-под колёс мчащихся автомобилей, мы дошли до остановки и с облегчением сели в автобус. Стоит напомнить, что в России никого не волнуют такие пустяки, как зелёный и красный свет. Машины ездят, как хотят, а прохожие напоминают кроликов, которые случайно выскочили с лужайки на шоссе.
Они вбегают на улицу, останавливаются посредине, чтобы пропустить машину, перед которой уже невозможно перебежать, пугливо оглядываются по сторонам и т.д., а между тем никому не причиняется никакого ущерба. Кажется, всё дорожное движения руководствуется своими правилами, которые надо почувствовать, у меня это получалось с большим трудом.
Автобус, на котором мы ехали, был почти пустой. Мы проехали через центр Москвы, я увидела Большой Театр и Лубянку, при виде которой я задрожала и почувствовала нечто вроде возбуждения, смешанного с ужасом. Знаменитый московский следственный изолятор, где когда-то палачи пытали узников, место, заслужившее мрачную славу, место смерти тысяч людей, ловушка, из которой чаще всего уже не было выхода. Здесь какое-то время сидел и Ходорковский. Недалеко находится здание Думы. Тёмно-серая, уродливая, огромная глыба, увенчанная гордо развевающимся государственным флагом, выглядела куда более грозно, чем бежевая, невинная Лубянка.
Мы переехали через Москва-реку, а через минуту я увидела стены Кремля. Когда человек видит нечто, что является символом многолетних мечтаний, он должен прыгать от радости. Меня же заполнило упоительное и удовлетворённое спокойствие, странная разновидность густого, полного счастья. Совершенно так, как будто я была точно в том месте и в то время, где должна быть сейчас. Все сомнения относительно поездки в Россию остались на вокзале в Познани. А сейчас, у стен Кремля, меня охватило чудесное чувство уверенности, что я выбрала правильный путь.
http://basiapoznajerosje.files.wordp......w=300&h=225
Стены Кремля.
Красный цвет кремлёвских стен оказался на самом деле прекрасен. Оставив в стороне символику и со всех сторон бьющую в глаза преогромными размерами мощь, скажу, что цвет этот трудно с чем-либо сравнить. Вдоль стен, на краю Александровского сада, установлены памятные плиты с названиями важнейших для русских битв Второй мировой войны. За последней плитой, у одной из башен, находится Могила Неизвестного Солдата, с «вечным огнём» и почётным караулом. Я вошла на Красную площадь, миновав памятник Жукову на странно выпяченном коне с ненатурально вздыбленным хвостом, словно его ветер несёт. Говорят, что москвичи смеются над этой статуей.
http://basiapoznajerosje.files.wordp......w=300&h=225
Могила Неизвестного Солдата, Кремль.
http://basiapoznajerosje.files.wordp......w=225&h=300
Памятник Жукову на фоне Исторического Музея.
Я думаю, что большинство людей, так же, как и я, входя на Площадь, чувствовали бы, что знают её давным-давно. Почти все телевизионные репортажи из Москвы происходят на фоне этого места. Книги, путеводители, альбомы тоже скрупулёзно его описывают.
По пути к встающему на горизонте сказочному собору Василия Блаженного я зашла в Казанский собор, простроенный в начале XVII века в благодарность Богородице за изгнание поляков из Москвы, затем он был снесён большевиками и восстановлен в 90-е годы. Несколько храмов, которые я до сих пор видела, произвели на меня похожее впечатление: золотые иконы буквально всюду, свечи и отопление, плюс специфический запах и молящиеся люди, которые перед каждым большим образом крестятся по нескольку раз и кланяются (например, если есть три образа Божьей Матери подряд, перед каждым из них молятся отдельно). Всё вместе производит очень уютное впечатление и абсолютную противоположность холодной серой атмосферы снаружи.
Знаменитый торговый дом ГУМ вместе с прилегающим к нему довольно большим катком производил впечатление роскоши и самым странным образом подходил и к стенам Кремля, и к собору Василия Блаженного.
http://basiapoznajerosje.files.wordp......w=300&h=225
ГУМ, то есть Государственный Универсальный Магазин.
Мавзолей Ленина, к сожалению, не был открыт, устрашала лишь сама чёрная глыба, окружённая кованым заграждением, а перед ней стояла довольно большая группа людей с фотоаппаратами.
http://basiapoznajerosje.files.wordp......w=300&h=225
Мавзолей Ленина
Собор Василия Блаженного точно такой разноцветный и сказочный, как на снимках или на телеэкране. Однако не только снаружи. Внутрь можно войти за 100 рублей, и, действительно, стоит это сделать. Центр храма состоит из нескольких помещений побольше и поменьше, соединённых коридорчиками и ступеньками. Очень яркие стены, покрытые рисунками цветов и другими разнообразными узорами, для меня больше ассоциировались со сказками из «1001 ночи», чем с русской традицией. Лишь находящиеся в главных залах иконы развеивали это впечатление.
http://basiapoznajerosje.files.wordp......w=300&h=224
Собор Василия Блаженного
На выходе из храма мне пришлось пережить достаточно неприятное происшествие. Женщина, проверяющая билеты, заметила фотоаппарат у меня в руках и потребовала какую-то доплату за снимки. Чуть не вырвала его у меня из рук и потребовала показать фотографии. К счастью, тем дело и кончилось, хотя хамство и дурные манеры – это ещё мягко сказано о её поведении.
Возвращение домой в метро дало мне возможность спокойно присмотреться к москвичам, которых, говорят, не увидишь на Красной Площади, среди посетителей, зато в подземке можно найти их без труда. Пожилые женщины были закутаны в пальто и шубы, поглядывающие исподлобья молодые девушки, очень стройные и худые, в шубках или ладно сидящих пальто, а также мужчины – среднего возраста, возвращающиеся с работы, и молодые, возвращающиеся из института или из школы. На вид они были, в общем-то, похожи на людей на улицах польских городов. Я, кажется, уже писала, что мне не хватает только цвета. У нас когда-то тоже так было. В Москве всё время так. Коричневое, чёрное, серое, серо-синее, лишь изредка бросится в глаза фиолетовый или голубой платок какой-нибудь молодой девушки. У меня не было возможности увидеть какое-то необыкновенное богатство, бриллианты и меха, я могу писать лишь о том, что увидела на улице. А насчёт мехов, которые я видела на улице, я не могу сказать, настоящие они были или нет, хотя мне показались настоящими.
На том и кончилось моё молниеносное знакомство с Москвой. Я наверняка ещё вернусь сюда, а пока что меня опять ждёт дорога, на этот раз прямо в Нижний Новгород.