- Да, этот человек - не дитя, - насмешливо сказал Бам-Гран. Он заговорил
медленно, чтобы я поспевал переводить, с несколько злой улыбкой,
обнажившей его белые зубы. - Я спрашиваю кабалерро Ершова, что имеет он
против меня?
- Что я имею? - вскричал Ершов. - А вот что: я прихожу домой в шесть
часов вечера. Я ломаю шкап, чтобы немного согреть свою конуру. Я пеку в
буржуйке картошку, мою посуду и стираю белье! Прислуги у меня нет. Жена
умерла. Дети заиндевели от грязи. Они ревут. Масла мало, мяса нет, - вой!
А вы мне говорите, что я должен получить раковину из океана и глазеть на
испанские вышивки! Я в океан ваш плюю! Я из розы папироску сверну! Я вашим
шелком законопачу оконные рамы! Я гитару продам, сапоги куплю! Я вас,
заморские птицы, на вертел насажу и, не ощипав, испеку! Я... эх! Вас нет,
так как я не позволю! Скройся, видение, и, аминь, рас-сыпься!
Он разошелся, загремел, стал топать ногами. Еще с минуту длилось
оцепенение, и затем, вздохнув, Бам-Гран выпрямился, тихо качая головой.
- Безумный! - сказал он. - Безумный! Так будет тебе то, чем взорвано твое
сердце: дрова и картофель, масло и мясо, белье и жена, но более - ничего!
Дело сделано. Оскорбление нанесено, и мы уходим, уходим, кабалерро Ершов,
в страну, где вы не будете никогда! Вы же, сеньор Каур, в любой день, как
пожелаете, явитесь ко мне, и я заплачу вам за ваш труд переводчика всем,
что вы пожелаете! Спросите цыган, и вам каждый из них скажет, как найти
Бам-Грана, которому нет причин больше скрывать себя. Прощай, ученый мир, и
да здравствует голубое море!
Так сказав, причем едва ли успел я произнести десять слов перевода, - он
нагнулся и взял гитару; его спутники сделали то же самое. Тихо и
высокомерно смеясь, они отошли к стене, став рядом, отставив ногу и подняв
лица. Их руки коснулись струн... Похолодев, услышал я быстрые, глухие
аккорды, резкий удар так хорошо знакомой мелодии: зазвенело "Фанданго".
Грянули, как поцелуй в сердце, крепкие струны, и в этот набегающий темп
вошло сухое щелканье кастаньет. Вдруг электричество погасло. Сильный
толчок в плечо заставил меня потерять равновесие. Я упал, вскрикнув от
резкой боли в виске, и среди гула, криков, беснования тьмы, сверкающей
громом гитар, лишился сознания.