Этот пост о стариках. О тех, кому уже далеко за восемьдесят, чей возраст может быть переваливает за сотню лет. Этот пост об оставшихся осколках жестокого двадцатого века... Самого ужасного века в нашей истории...
Но как знать, может быть в самом начале века двадцатого так говорили о веке девятнадцатом, а наши потомки будут жестоким называть век двадцать первый. И так же будут писать о стариках, еще живых, тех, кто еще помнит прошлое, кто может рассказать, как оно было на самом деле, как время прошло через каждого из них и что оно сделало с ними...
Это пост о тех, кто помнит страшные времена наступившие после Первой мировой войны, голод, безработица, пост о тех, кто не забудет предвоенную Европу и марши вермахта по Парижу, здесь будет рассказано о тех, кто может вспомнить и наступление в Белоруссии и Украине, бои в Сталинграде и русский плен... О большом отступлении. О страхе перед наступающей Красной Армией, о боях за родину, которую оккупировали страны-союзники.
Пост о людях, которые сражались и на фронте и в тылу. О тех, кого в Германии называют «Проклятым поколением» .
Дом престарелых
Где в Германии можно встретить старичка или старушку и вдоволь с ними наговорится? Можно на лавочке в парке или возле реки, можно встретить таких на кладбище, где они ухаживают за аккуратными могилками предков, а можно таких старичков и старушек увидеть в домах престарелых...
Казалось бы ничего странного нет в том, что старички и старушки находятся в заведении где им, больным и немощным, а старость ко всем одинаково беспощадна, окажут соответсвующую помощь, обеспечат достойный уход, ну а когда земной путь человека подойдет к концу, отправят с почестями на кладбище. Очень часто, в Германии, можно видеть, что дома престарелых и кладбища разделяет небольшой забор. И старички из своих комнатушек могут наблюдать за местом куда они скоро отправятся в последний путь.
К некоторым старикам, которые находятся в таких домах, приезжают близкие, дети, внуки, платят наличными медицинскому персоналу, «за особое отношение», чтобы старика вовремя перевернули набок, вытерли попу, свозили погулять больше чем положено, уделили внимание его заботам и нуждам. Но есть большая часть стариков и старух, к которым никогда никто не придет, их никогда никто не навестит, ни дети, которые уже сами стали и бабушками и дедушками, ни внуки, ни правнуки, которые наверняка даже не подозревают, что их прадедушки и прабабушки еще живы. Для них, молодых, они просто история, от которой не осталось даже фотографии. Внукам и правнукам родители расскажут, что их бабуки и дедушки погибли при бомбежках Дрездена и Эссена, пропали на фронте или сгинули в русском плену, но никогда не признаются, что старики еще живы и находятся в доме престарелых, а в то, несчастное для Германии время, они были офицерами СС, рботали в Гестапо, открывали вентили газовых камер и сбрасывали бомбы на Лондон и Ленинград.
От них, офицеров и солдат СС и Вермахта, отказались собственные дети и ничего не хотят более иметь с теми, кто нес миру коричневую чуму. Отказ от отца, матери – это та плата, которую заплатили их матери и отцы, за их собственные восторженные приветствия фюрера и поднятую руку в нацистском приветствии, за равнодушие к сотням тысяч военнопленных умиравших в концлагерях, к миллионам евреев уничтоженых нацистами, за сотни посылок с вещами из Франции и Украины, за велосипеды из Нидерландов и сувениры из Норвегии...
Следующее поколение как бы пыталось доказать всему миру, но прежде всего самим себе, что ничего общего с «этими преступниками» не имеет. Это было с кем то друнгим, другими, но не с нами, а все потому, что правда о которой никому не хотелось рассказывать иногда была страшнее самых больших ужасов... Ну как можно поверить в то, что твой папа рстреливал военнопленных? Или в то, что он управлял гильотиной в тюрьме, казнил заключеных, несогласных с режимом национал-социаластов? Или как поверить в то, что отец организовывал поиски и уничтожение партизан в Белоруссии или в Югослаии?
А когда еще в школе говорят о преступлениях национал-социализма перед народами мира, когда тебя возят в лагеря смерти, в Бухенвальд и Дахау, когда в Освенциме, возле печей крематория тебе становится плохо, ты теряешь сознание, то не хочется верить, и даже думать, что это мог делать твой отец или дед, но каково это, когда ты точно знаешь, что именно отец этим и занимался, каково жить с таким знанием, в обществе, в стране, в мире, в мире, где тебя все равно все ненавидят. Ненавидят во Франции и Нидерландах, ненавидят в Чехии и Дании...
Начинаешь сам себя ненавидеть. И когда вырастаешь, когда становишься на ноги, тогда хочется убрать всю эту грязь со своих плеч, хочется быть чистым, незапятноным, пусть родители сами на себе несут эту тяжелую и наверное, непосильную ношу. Пусть живут сами, пусть сами раскаиваются в своих грехах...
Так в домах престарелых появляются старики, к которым никто не приходит... Обычно они заключают договор с руководством дома престарелых, что их, бедолаг, досматривают, а взамен дом престарелых получает в управление счета в банках Германии и часто в Швейцарии и Австрии, пенсию и многое другое. И затраты на такого старика или старуху небольшие. Дому престарелых, как правило пренадлежащего евангелической церкви, выгодно и старику хорошо...
А ухаживает за стариками персонал, набранный, очень часто из эмигрантов... Поляки и греки, русские и евреи моют жопы тем, кто может быть убивал их родителей, дедушек и бабушек...
Жестокая надсмешка судьбы...
9 мая. Другая сторона.
Ответить с цитированием