Городской зрелищный филиал помещался в облупленном от времени особнякев глубине двора и знаменит был своими порфировыми колоннами в вестибюле.
Но не колонны поражали в этот день посетителей филиала, а то, что
происходило под ними.
Несколько посетителей стояли в оцепенении и глядели на плачущую
барышню, сидевшую за столиком, на котором лежала специальная зрелищная
литература, продаваемая барышней. В данный момент барышня никому ничего не
предлагала из этой литературы и на участливые вопросы только отмахивалась, а
в это время и сверху, и снизу, и с боков, из всех отделов филиала сыпался
телефонный звон, по крайней мере, двадцати надрывавшихся аппаратов.
Поплакав, барышня вдруг вздрогнула, истерически крикнула:
-- Вот опять! -- и неожиданно запела дрожащим сопрано:
Славное море священный Байкал...
Курьер, показавшийся на лестнице, погрозил кому-то кулаком и запел
вместе с барышней незвучным, тусклым баритоном:
Славен корабль, омулевая бочка!..
К голосу курьера присоединились дальние голоса, хор начал разрастаться,
и, наконец, песня загремела во всех углах филиала. В ближайшей комнате N 6,
где помещался счетно-проверочный отдел, особенно выделялась чья-то мощная с
хрипотцой октава. Аккомпанировал хору усиливающийся треск телефонных
аппаратов.
Гей, Баргузин... пошевеливай вал!.. --
орал курьер на лестнице.
Слезы текли по лицу девицы, она пыталась стиснуть зубы, но рот ее
раскрывался сам собою, и она пела на октаву выше курьера:
Молодцу быть недалечко!
Поражало безмолвных посетителей филиала то, что хористы, рассеянные в
разных местах, пели очень складно, как будто весь хор стоял, не спуская глаз
с невидимого дирижера.
Прохожие в Ваганьковском останавливались у решетки двора, удивляясь
веселью, царящему в филиале.
Как только первый куплет пришел к концу, пение стихло внезапно,
опять-таки как бы по жезлу дирижера. Курьер тихо выругался и скрылся. Тут
открылись парадные двери, и в них появился гражданин в летнем пальто, из-под
которого торчали полы белого халата, а с ним милиционер.
-- Примите меры, доктор, умоляю, -- истерически крикнула девица.
На лестницу выбежал секретарь филиала и, видимо, сгорая от стыда и
смущения, заговорил, заикаясь:
-- Видите ли, доктор, у нас случай массового какого-то гипноза... Так
вот, необходимо... -- он не докончил фразы, стал давиться словами и вдруг
запел тенором:
Шилка и Нерчинск...
-- Дурак! -- успела выкрикнуть девица, но не объяснила, кого ругает, а
вместо этого вывела насильственную руладу и сама запела про Шилку и
Нерчинск.
-- Держите себя в руках! Перестаньте петь! -- обратился доктор к
секретарю.
По всему было видно, что секретарь и сам бы отдал что угодно, чтобы
перестать петь, да перестать-то он не мог и вместе с хором донес до слуха
прохожих в переулке весть о том, что в дебрях его не тронул прожорливый
зверь и пуля стрелков не догнала!
Лишь только куплет кончился, девица первая получила порцию валерианки
от врача, а затем он побежал за секретарем к другим -- поить и их.
-- Простите, гражданочка, -- вдруг обратился Василий Степанович к
девице, -- кот к вам черный не заходил?
-- Какой там кот? -- в злобе закричала девица, -- осел у нас в филиале
сидит, осел! -- и, прибавив к этому: -- Пусть слышит! Я все расскажу, --
действительно рассказала о том, что случилось.
Сообщение от graff
С днем рождения, Бася!Городской зрелищный филиал помещался в облупленном от времени особнякев глубине двора и знаменит был своими порфировыми колоннами в вестибюле.
Ваши права
