Касательно широкой популярности товарища Сталина при жизни, он же сам еще при жизни все толково разложил по полочкам в интервью Лиону Фейхтвангеру.
А касательно популярности в народе после смерти, толково отписал Гоблин.Фейхтвангер. Я здесь всего 4—5 недель. Одно из первых впечатлений: некоторые формы выражения уважения и любви к вам кажутся мне преувеличенными и безвкусными. Вы производите впечатление человека простого и скромного. Не являются ли эти формы для вас излишним бременем?
Сталин. Я с вами целиком согласен. Неприятно, когда преувеличивают до гиперболических размеров. В экстаз приходят люди из-за пустяков. Из сотен приветствий я отвечаю только на 1—2, не разрешаю большинство их печатать, совсем не разрешаю печатать слишком восторженные приветствия, как только узнаю о них. В девяти десятых этих приветствий — действительно полная безвкусица. И мне они доставляют неприятные переживания.
Я хотел бы не оправдать — оправдать нельзя, а по-человечески объяснить, — откуда такой безудержный, доходящий до приторности восторг вокруг моей персоны. Видимо, у нас в стране удалось разрешить большую задачу, за которую поколения людей бились целые века — бабувисты, гебертисты, всякие секты французских, английских, германских революционеров. Видимо, разрешение этой задачи (ее лелеяли рабочие и крестьянские массы): освобождение от эксплоатации вызывает огромнейший восторг. Слишком люди рады, что удалось освободиться от эксплоатации. Буквально не знают, куда девать свою радость.
Очень большое дело — освобождение от эксплоатации, и массы это празднуют по-своему. Все это приписывают мне, — это, конечно, неверно, что может сделать один человек? Во мне они видят собирательное понятие и разводят вокруг меня костер восторгов телячьих.
Фейхтвангер. Как человек, сочувствующий СССР, я вижу и чувствую, что чувства любви и уважения к вам совершенно искренни и элементарны. Именно потому, что вас так любят и уважают, не можете ли вы прекратить своим словом эти формы проявления восторга, которые смущают некоторых ваших друзей за границей?
Сталин. Я пытался несколько раз это сделать. Но ничего не получается. Говоришь им — нехорошо, не годится это. Люди думают, что это я говорю из ложной скромности.
Хотели по поводу моего 55-летия поднять празднование. Я провел через ЦК ВКП(б) запрещение этого. Стали поступать жалобы, что я мешаю им праздновать, выразить свои чувства, что дело не во мне. Другие говорили, что я ломаюсь. Как воспретить эти проявления восторгов? Силой нельзя. Есть свобода выражения мнений. Можно просить по-дружески.
Это проявление известной некультурности. Со временем это надоест. Трудно помешать выражать свою радость. Жалко принимать строгие меры против рабочих и крестьян.
Очень уже велики победы. Раньше помещик и капиталист был демиургом, рабочих и крестьян не считали за людей. Теперь кабала с трудящихся снята. Огромная победа! Помещики и капиталисты изгнаны, рабочие и крестья-
не — хозяева жизни. Приходят в телячий восторг.
Народ у нас еще отстает по части общей культурности, поэтому выражение восторга получается такое. Законом, запретом нельзя тут что-либо сделать. Можно попасть в смешное положение. А то, что некоторых людей за границей это огорчает, тут ничего не поделаешь. Культура сразу не достигается. Мы много в этой области делаем: построили, например, за одни только 1935 и 1936 годы в городах свыше двух тыс. новых школ. Всеми мерами стараемся поднять культурность, Но результаты скажутся через 5—6 лет. Культурный подъем идет медленно. Восторги растут бурно и некрасиво.
Фейхтвангер. Я говорю не о чувстве любви и уважения со стороны рабочих и крестьянских масс, а о других случаях. Выставляемые в разных местах ваши бюсты — некрасивы, плохо сделаны. На выставке планировки Москвы, где все равно прежде всего думаешь о вас, — к чему там плохой бюст?38 На выставке Рембрандта, развернутой с большим вкусом, к чему там плохой бюст?
Сталин. Вопрос закономерен. Я имел в виду широкие массы, а не бюрократов из различных учреждений. Что касается бюрократов, то о них нельзя сказать, что у них нет вкуса. Они боятся, если не будет бюста Сталина, то их либо газета, либо начальник обругает, либо посетитель удивится. Это область карьеризма, своеобразная форма “самозащиты” бюрократов: чтобы не трогали, надо бюст Сталина выставить.
Ко всякой партии, которая побеждает, примазываются чуждые элементы, карьеристы. Они стараются защитить себя по принципу мимикрии — бюсты выставляют, лозунги пишут, в которые сами не верят. Что касается плохого качества бюстов, то это делается не только намеренно (я знаю, это бывает), но и по неумению выбрать. Я видел, например, в первомайской демонстрации портреты мои и моих товарищей: похожие на всех чертей. Несут люди с восторгом и не понимают, что портреты не годятся. Нельзя издать приказ, чтобы выставляли хорошие бюсты — ну их к чорту! Некогда заниматься такими вещами, у нас есть другие дела и заботы, на эти бюсты и не смотришь.
Дмитрий Пучков ака. Гоблин.
http://oper.ru/news/read.php?t=1051603204
Тупорылым отчего-то кажется, что в СССР никто не знал о том, кто такой был Сталин, что во времена его правления происходило и как жила страна. Ничего не знали: ни как сами жили в колхозах, ни как сами пахали на стройках коммунизма, ни как сами воевали войну, и как сами забили немцев в Берлине. Ничего не знали. Сегодняшним тупорылым невдомёк, как функционирует общество, в котором они живут. Тупорылые твёрдо уверены в том, что знаниями обладают только они, потому что им вчера по телевизору рассказали. Но, как это ни странно, о прелестях сталинизма в СССР знали все.
Но была одна интересная особенность. В кабинах практически всех грузовиков висел портрет Сталина. Причём висел портрет всегда лицом наружу. То есть висел не для водителя, а для окружающих. Повторяю: все знали, кто такой был Сталин и как при нём было тяжко. Все знали, как Никита Сергеевич Хрущёв "разоблачил" Сталина. Все знали, что КПСС не одобряет массу всякого, Сталиным содеянного, и решительно от него отмежевалась. И при этом портреты Сталина были повсюду.
Зачем пролетарий подвешивал в своей машине портрет Сталина — лицом наружу? Был ли пролетарий ярым сталинистом? Хотел ли пролетарий вернуться в тридцатые годы? Хотел ли он засадить "полстраны" в лагеря? Ничего этого пролетарий не хотел. Пролетарий хотел высказаться. Пролетарий был твёрдо уверен, что при Сталине был — порядок. Что воров — сажали, что предателей — стреляли, что изменников — вешали. Что когда "сажали за опоздание на работу", о прогулах речи не шло. Что когда было надо, вся страна поднималась как один.
Понятно, что на самом деле всё было несколько не так, как это казалось и кажется пролетарию. Но чего он хотел сказать-то, показав общественности суровый лик Вождя Народов? Пролетарий всего лишь хотел сказать обществу: наведите порядок! Остановите ворьё, мошенников и подонков! Ведь он же — мог! И в знак протеста против бардака подвешивал портрет Сталина — лицом к народу. Прав был пролетарий? В главном, безусловно, прав: ворьё, предателей и мошенников надо ловить и наказывать. Что помнит пролетарий про то время? Точнее, что хочет помнить пролетарий про то время? Только самое главное: был порядок, была справедливость. Примерно как у Высоцкого в песне:
Было время — и были подвалы,
Было дело — и цены снижали,
И текли куда надо каналы,
И в конце куда надо впадали.
Чего хочет пролетарий сегодня, когда говорит про Сталина? Ровно того же самого: порядка и справедливости.
Малолетний д*бил, конечно, завизжит: так это что получается, в СССР не воровали, что ли?! Малолетнему д*билу сложно понять, что речь идёт как раз про СССР, и про то, что пролетарию не нравилось именно в нём, в СССР. То, что пролетарию может что-то не нравится в демократической России — за гранью понимания малолетнего д*била, ибо он живёт в земном раю и счастлив тем, что его страну разворовали до тла. При этом, что характерно, малолетнему д*билу с разворованного ничего не перепало. Д*билу объяснили, что надо быть счастливым просто потому, что СССР больше нет — и д*бил счастлив. Что неудивительно для д*била.